Потребность быть психотерапевтом

Потребность быть психотерапевтом

Точно так же понятие психотерапевтического материализма применимо и к самому психотерапевту. Как я думаю, истинная психотерапия имеет место тогда, когда психотерапевт пуст, когда все его присутствие и осознание находятся вместе с пациентом, так что при этом оказывается налицо та интимная связь подлинного понимания, которая бывает столь редкой и столь питательной. Только тогда психотерапевт на мгновенье становится опустошенным от своих потребностей, в особенности от потребности быть хорошим психотерапевтом или человеком высшего порядка, – только тогда он или она способны на полное соприкосновение с пациентом, с данными психотерапии – с чувствами, мыслями и образами, пробужденными у психотерапевта его клиентом.

Во время такого тотального контакта я только ретроспективно узнаю, что находился вместе с клиентом, вижу это лишь косвенно. Иначе говоря, мне приходится заново создавать и переделывать свое переживание, чтобы привести его в соответствие с дуалистической необходимостью субъективно-предикативной вербализации. В такие моменты нет сознавания " я", отличного от другого человека. Человек и мгновенье – вот все, что существует для меня в этот редкий момент полного контакта. Я ничего не делаю. Кажется, появляются какие-то слова; они как будто текут сквозь меня. Клиент тронут; он может заплакать; вспышка прозрения, значительное облегчение, интеграция. Или же клиенту вообще нет нужды отвечать как-то по-особому; все же я знаю, что " это" произошло. Я радостно хватаюсь за этот случай: я достиг того, чего постоянно добивался. Я " почувствовал" то единство со своим клиентом, которое, как я убежден, представляет собой сущность хорошей психотерапии.

В то же мгновенье, когда я более не нахожусь в состоянии единения, когда я более не пребываю в полной связи с клиентом, когда я выношу суждение о том, что произошло, терапевтические взаимоотношения закончились. Они пришли к концу в силу моей потребности видеть в себе " хорошего психотерапевта", в силу потребности прибавить этот случай к моему собранию доказательств того, что я – такая достойная, целостная личность, а другие люди растут благодаря контакту со мной.

И вот как раз этот внутренний, противоречивый процесс, в котором " я" приписывает себе то, что является результатом только полного присутствия в данном моменте – и потому оказывается на мгновенье лишенным " я", – я называю " психотерапевтическим материализмом". Это тонкая форма невроза.

Стремление к росту

Здесь на пути к цели, которую я наметил для себя, возникает кажущееся непреодолимым препятствие. Как смогу я когда-нибудь стать просветленным, или вполне целостным человеком, или пустым, если все мои усилия представляют собой всего лишь другой, более тонкий способ утверждения существования и подлинности моего " я" т. е. как раз того аспекта, который я стараюсь преодолеть?

Гуманисты долго твердили нам, что природная склонность человека направлена к росту. Однако психотерапевтический материализм – это одно из подтверждений " я", которое стоит прямо на пути роста. Все такие суждения и стремления имеют двойственный характер: пока я сужу о своих чувствах или о состояниях своего сознания, я нахожусь вне роста, я не могу быть целиком захваченным ростом. Отсюда видно, что такие суждения и стремления суть антитезис достижения его цели антитезис единства.

Мне приходит на ум образ. Передо мной берег океана; цепь скал выступает над водой и скрывается под ней; этот подводный утес, узкий и мощный, как бы рассекает воду на два отдельных видимых тела. На каждой стороне плещут волны; их движения представляются двумя потоками, устремленными друг к другу; с каждым порывом они стремятся преодолеть этот утес, который мешает им соединиться в едином порыве. И вот когда я в достаточной мере суживаю свое поле зрения, оно напоминает мне этот подводный утес. Но вот, просто отступив назад и расширив поле зрения до всеохватывающей перспективы, расширив сознание, я вижу, что это разделение волн утесом есть всего лишь иллюзия; ибо обе волны – часть одного океана и всегда были едины, хотя кажутся раздельными только вследствие моего отбора восприятий и представления о стараниях, направленных на то, чтобы стать единым.

Мне ясно, что это – подходящая метафора. Теперь для меня этот утес – то, что я диагностировал как свой " психотерапевтический материализм", непреодолимое препятствие на пути к психологической интеграции. Однако, когда я по-настоящему " вижу", я вижу себя уже целостным, вижу, что мне нечего преодолевать.

В такие мгновенья пустоты, освобожденности, полного контакта с другим человеком, я знаю, что я – все, чем могу быть. Ценность этих мгновений " неделанья" заключается не в том, как далеко они уводят меня по направлению к моему идеалу совершенного психотерапевта (или совершенного человека); такие мгновенья суть не более и не менее, чем полное бытие. И они не имеют цены.