Отражение психологических знаний о труде в сказках, легендах, заговорах, обрядах

 

В сказках передавались народные представления о роли труда в жизни человека, превозносилось трудолюбие и мас­терство. Достаточно вспомнить всем известные с детства об­разы Марьи-искусницы, Василисы-Прекрасной, Царевны-Ля­гушки, Иванушки, ухаживавшем за Коньком-Горбунком и др. Как показали результаты сравнительного лингвистического и этнографического анализа, в сказках и преданиях остались следы глубокой древности - эпохи охотничьего хозяйства в каменном веке. Так, Н. В. Новиков [53] проанализировал эпи­зод боя богатыря с чудищем на «калиновом мосту», который встречается в разных сказках в 20 сюжетах. В этих сюжетах отмечались такие признаки: мифическое чудовище идет по калиновому мосту (хотя все знают, что калина – кустарник и его ветки гибкие, не выдержат и человека, тогда как чуди­ще огромно и непомерно сильно); «змий о 12 головах и 12 хо­ботах», «бежит - земля дрожит»; своих противников «вби­вает в землю»; после схватки - чудище бывает под «мостом»; чудище «огнем пышет». Автор сделал предположение, что здесь описана сцена битвы с мамонтом, когда загоняли мамон­тов в ямы, бросали в него горячие головни, от которых могла загореться его шерсть. Следует учесть, что одно поколение (дед рассказывает внукам) занимало порядка 50 лет, кре­стьян-сказочников середины XIX в. отделяли реальные собы­тия охоты на мамонтов порядка 240 поколений, а для Сиби­ри - 150 поколений. Схватки же с мамонтами происходили на глазах живых участников в течение по крайней мере 500 по­колений. Б. А. Рыбаков [72] предполагает, что этот сюжет не был самостоятельной сказкой, но скорее был связан с риту­альным действием, полезным в подготовке молодых охотни­ков. Однако по своему эмоциональному воздействию этот эпизод выделялся и хорошо запоминался, обрастал другим контекстом, включался в другие сюжеты.

Как отмечал В. Я. Пропп [66], в основе волшебных сла­вянских сказок лежали чаще всего колдовские обряды ини­циации - посвящения юношей в охотники, которые сопро­вождались не только проверкой их готовности по силе, лов­кости, но и приобщением к мифологическому содержанию об­ряда, как считают историки и этнографы, - главным святы­ням племени. Такие рассказы, предания хранили старики, и до поры до времени они были для молодых под запретом. Все это можно интерпретировать как синтетический аналог диагностических и воспитательных процедур.

Однако сказки и легенды отражали также представления людей о природе, окружающих предметах и о себе, связанные с существенными новыми завоеваниями, достижениями в об­ласти труда, в хозяйственной жизни.

Так, в народном сознании с деяниями бога Сварога - небесного бога, который бросил на землю кузнечные клещи, отражено начало железной эпохи, пришедшей на смену «брон­зовой». Стали изготовлять железное оружие и орудия труда (топоры, плуги, серпы и пр.) [72].

Эпоха освоения железа (которую относят на территории восточных славян к XI-Х вв. до н. э.) породила легенду о кузнецах - змееборцах Кузьме и Демьяне: «Кузьма - Демь­ян, говорят старые люди, был первым человеком у бога, ког­да создавался мир. Этот Кузьма - Демьян был первым в ми­ре кузнецом и сделал первый в мире плуг» [71. С. 489].

Божественные кузнецы делали первые орудия для земле­дельцев - серпы, плуги, могли выковать меч и, обладая ог­ромной силой, убили Змея. Подробнее легенда о кузнецах-змееборцах выглядит так: «Когда-то давно, когда еще мало было людей, повадился в одну страну летать страшныйЗмейи брал себе по очереди людей на съедение. Дошла очередь до княжеской дочери. Бежит она мимо кузницы, где куют Кузьма и Демьян. Кузнецы спрятали ее в своей кузне с же­лезной дверью. Прилетело ужасное чудовище и стало требо­вать выдачи княжеской дочери. Кузнецы предложили Змею пролизать языком железную дверь, обещая посадить на язык его жертву. Змей пролизал дверь, а Кузьма схватил его рас­каленными клещами за язык. Затем Змея впрягли в специаль­но скованной для этой цели плуг и пропахали на нем огром­ную борозду («Змиев вал») от Днепра до самого Черного мо­ря. Борозда эта в высоту была 3 сажени. Змей просил пить, когда на нем пахали, но пить ему не давали, а кормили со­леными коржами. Когда Змей дорвался до моря, то пил и пил до тех пор, пока не лопнул. Когда же он лопнул, из его тела разметались во все стороны различные змеи, гадюки, черви, мухи, комары. Вот за это-то и почитают Кузьму и Демь­яна, что они уничтожили Змея» [71. С. 490J. Как показали исследования [71], эта легенда отражает реальные бои праславян, живших на Приднепровье в IX-VIII вв. до н. э., кото­рые отразили набеги киммерийцев, благодаря освоению же­леза, развитию кузнечного ремесла, изготовлению железных орудий для труда и битв. Кроме того, в эту эпоху действи­тельно были построены огромные по своим масштабам (вы­соте и протяженности) оборонительные сооружения, остатки которых сохранились до сих пор в виде земляного вала. Куз­нечное ремесло, железоделательный промысел на многие ве­ка определил успехи в земледелии. Зерно выращивали на экспорт. Кузнецов почитали как людей сильных, которые уп­равляются с огнем, загадочным материалом - железом, та­инственным образом выплавляемым из болотной земли. Поэ­тому кузнецов считали людьми в то же время и опасными (ведунами, колдунами), у них просили благословения на свадьбах и защиты от болезней.

Культ кузнецов-змееборцев был настолько силен в сла­вянском язычестве, что христианская религия оставила их на­роду, обратив в святых Кузьму и Демьяна - покровителей кузнечного дела и свадеб.

Б. А. Рыбаков доказал, что освоение железа было широко распространено в лесостепи и лесной зоне Восточной Европы, ибо запасы болотной руды - основного источника железа были повсеместны. Речь идет именно о болотной руде, имею­щей относительно низкую температуру плавления. Железо можно было выварить в глиняном горшке. Тем самым ему удалось опровергнуть существовавшее мнение о том, что Древ­няя Русь пользовалась только привозными металлическими изделиями. Да, так было во времена бронзового века, ибо ближайшие месторождения меди и олова - в Приуралье и Закавказье. Поэтому бронзовые изделия приходилось везти за тридевять земель, ехать за ними как за «жар-птицей».

Не случайно именно с освоением варки железа и кузнеч­ного дела особое внимание было привлечено к «силе» ветра, воздуха, дыма. Ведь и варка железа и особенно кузнечный процесс требовали нагнетания воздуха в горн мехами. Имен­но кислород воздуха обеспечивал более высокую температуру в горне и успех в изменении свойств металлических изделий, придании им нужной формы и последующей закалке в воз­душной струе воздуха [71]. Этот производственный трудовой процесс, его мифологизация, обожествление способствовали развитию определенной формы анимизма - представлений о «воздушной» природе души живых и мертвых.

Обрядовые хозяйственные ритуалы ежегодно повторялись, так как воспроизводилась потребность в такого рода дейст­виях, имевших общественно значимую ценность.

В разные годы погодные условия в наших широтах сущест­венно меняются, весна могла быть ранней, поздней, сухой, с повышенной влажностью, заморозками и пр. Поэтому важно было ориентироваться не столько на календарь, сколько на признаки погодные, на поведение животных, диких растений и пр. Поэтому в обрядах сельских работ нет жестких кален­дарных сроков. Моменты начала пахоты, сева, жатвы, сеноко­са начинались по решению общины, ее старейшин. Так, в Ка­лужской губернии (XIX в.) зачин делался по решению общины при пахоте, севе и жатве, первом выгоне скота в поле весной [22]. В Белоруссии в некоторых местах начала XX в. сохра­нились старые обряды, в частности, связанные со сменой вре­мен года и ожидаемыми работами: в конце зимы, когда солн­це поворачивает на лето, в обряде «рождественской коляды» делают так: «Хозяин берет горшок с кутьей (кушанье из варе­ных зерен), это первобытное блюдо относится к тем време­нам, когда еще не умели размалывать зерен, обходит с ним 3 раза кругом двора и 3 раза стучит в окно. Хозяйка спра­шивает: «Кто там стукае?» Хозяин отвечает: «Сам бог стукае с цеплою, мокрою вясною, с горячим небурливым летом, с сухой и корыстною (прибыльною) осенью». Хозяйка: «Про­симо же до хаты» [51. С. 28]. В хату зовут далее Мороз есть кутью, чтобы он не морозил огородных посадок, посевов в по­ле, зовут «Ржу» и «Бель», портящие колосья, чтобы они при­шли теперь, а не летом, приговаривая: «Хлеба нашего не уби­вайте, а на моховом болоте перебывайте, а коли приедете к нам у летку железными метлами очи выцарапаем» [51. С. 29]. Весной обрядность - самая яркая и живучая. В древности весну видели в форме перелетных птиц (жаворонков, аистов, ласточек и др.). Чтобы весна не запоздала, еще в марте ее начинали кликать, звать: «Вылети сизая галочка, вынеси золоты ключи, замкни холодную зимоньку, отмкни теплое летечко»[51. С. 29].

На масленицу, обозначавшую конец проводов зимы, уст­раивались хороводы, песни, «верчения» - танцы, и торже­ственно сжигали соломенное чучело - «Зиму».

Весной зародился и до сих пор жив обряд - печь пироги в виде птиц-жаворонков и съедать их. Смысл этого обряда состоит в том, что лучшим средством овладения благодетель­ной силой священного существа является его съедение. По­этому приношение жертвы (едят своих тотемов, в данном случае пироги в виде птиц) означало поедание Весны. Мо­мент спаривания домашних животных весной («Великоидный цикл весенних обрядов») тоже выбирался не случайно, но по общему решению. Перед этим ответственным событи­ем селяне выгоняли злых духов из избы, хозяйственных по­строек, устраивали очищение, мытье, бани, окуривали дом и постройки дымом можжевельника, ударяли по домочадцам и животным веником из вербы [51. С. 31].

Весенние обряды требовали привлечения волхвов, умев­ших вступать в общение со злыми и добрыми духами посред­ством «вертимого плясания» [51. С. 32]. Именно весной рас­пространялись эпидемии и эпизоотии, что отражалось в на­родном сознании в форме оживания злых духов. И именно весной нужно было установить добрый контакт с полезными тайными силами, от которых зависит хороший урожай. Поэ­тому духов кликали, жгли на нарах «калиновые вогнища», чтобы душистым дымом привлечь хороших духов [51. С. 32]*.

 

* Вероятно, калина была священным растением со времен охоты на мамонтов.

 

В конце весенних полевых работ устраивали богатый жертвенный пир, посвященный богу хлеба. Перед жатвой праздновали праздник Купалы - старого языческого боже­ства, бога земных плодов. В начале жатвы ему приносили жертвы в виде сыра и хлеба [51. С. 33]. В XIX в. для начала жатвы русские крестьяне выбирали женщину, обычно ста­рушку-вдову, «известную своей тихой и безупречно нравствен­ной жизнью». Ее просили от всего мира начать жатву. Она отвечала неопределенно: «Добрые люди найдутся - за­жнут». В вечер зажина в деревне никто не работал. Создава­лась напряженная и торжественная обстановка ожидания важного события. Избранная женщина зажигала у себя в доме свечу перед иконами и, положив несколько земных по­клонов, отправлялась жать, пробираясь к своей полосе так, чтобы ее никто не заметил. В поле, положив опять земные поклоны, она делала три снопа, складывала их крестообраз­но друг на друга, возвращалась домой, молилась и гасила свечу. Это было сигналом о том, что зажин состоялся, сигнал распространялся по деревне. А утром все женщины шли на жатву [22. С. 121].

И наконец, по окончании сбора урожая в начале осени, в сентябре, устраивался праздник, уходящий корнями в эпоху язычества, жертвенный пир в честь божества Рода и Рожаниц, пир во славу урожая собранного и урожая будущего го­да. При этом устраивались «бесовские» пляски, пение, с ко­торым христианские миссионеры долго не могли справиться и оставили этот праздник как «Рождество Богородицы» [72; 51].

Одним из способов фиксации некоторых отношений к про­цессу и результату труда являются «профессиональные», на­пример строительные, обряды. При постройке (закладке) до­ма в жертву приносился петух или даже конь. Полагают, что эта жертва имела значение оберега дома и жильцов от злых духов и, что интересно, служила «выкупом» за срубленные для постройки деревья (своего рода «экологическая идея» - фиксация аналога современной идеи долга «производствен­ника» перед природой) [27. С. 20].

В отличие от коллективных форм земледельческих обря­дов широкое распространение в хозяйственной мифологии имели индивидуальные формы - заговоры, обереги как эле­мент словесного сопровождения языческого заклинательного, магического обряда. Заговоры существовали на все случаи жизни, и в том числе на удачную охоту, на охрану скота от лесных зверей, от болезней. Основа «силы» заговора состоя­ла в связи с носителями зла («упырями», «вампирами») или «берегинями», если речь шла об охране добра. Сами дейст­вия, сопровождающие заговор, осуществлялись в местах, где водились нужные «тайные силы»: в лесу, у могил, и пр. Действия человека, проводящего заговор, носили характер, противоположный обычным действиям его в быту: «Стану, не благословясь, пойду, не перекрестясь, не воротами - собачь­ими дырами, тараканьими тропами, не в чисто поле, а в тем­ный лес...» [72. С. 1361. «Умоюсь не водою, не росою, утрусь не тканым, не пряденым - утрусь кобыльим хвостом...» [26. С. 6; цит. по: 72. С. 1361 Такое поведение вполне сочеталось с противопоставлением правильного, доброго начала в жиз­ни - злому, опальному, коварному.

Для магических действий (заговоров, оберегов, обрядов) характерна обязательность выполнения всех элементов этой процедуры. Сценарий магического обряда оберега скота при первом весеннем выгоне в поле приводит Е. Н. Елеонская [26. С. 136]: «Канун Егорова дни в ночь скотине во хлеве не клади ничего. Добуди косача (тетерева), да с косачем куриче яйцо; да свечу без огне с вечера положи пред Егоря. Как лю­ди уснут - один или два человека вас (как ко Егорю приде) - трижды поклон. Да возьми топор, да косача и яйцо и свечю возьми и зажги, то же в руки подними и неси на посо­лонь; а топор в правой руке по земли тяни, а в другой руке свечю отнеси и косача за горло и яйцо да поди трижды и го­вори: «Пусть около моего скоту железный тын стал от земли до небеси от зверя и от волку и от всякого зверя, по земле ходящего, и от леса». И обойди трижды. Пришед к Егорю, свеча с огнем поставить и яйцо по сторому, а косача убить ножыком тылем и говорить: «Тебе, святый Егорий, черной баран от меня и от моего скота и ты, святый Егорий, стере­ги и береги мой скот...» [26. С. 136].

По описаниям белорусских обрядов начала XX в. перед выгоном скота в поле весной его окуривали священным рас­тением - можжевельником, ударяли вербой (тоже имев­шей особую «силу») и заклинали, обращаясь к солнцу и месяцу с просьбой сохранить скот «от стрелы вогненной, от зверя бегучего, от гада ползучего, от змеи попилухи», от по­левых, лесных и водяных духов [51.С. 31 ].

В заговоре охотника от лихих людей перечислялись все возможные способы навредить охотнику вредоносною способ­ностью «товарищей мысли» и «завидливого глаза»: «И втай смотрящих, и въявь смотрящих, и с хвоста смотрящих, из избы смотрящих, из окна смотрящих... И чтобы меня раба божия никто не мог ни поткнуть, не испортить, ни думою по­думать, ни мыслию помыслить...» [12. С. 37; цит. по: 72. С. 141].

Такого рода перечисления были накопленным в истори­ческом опыте «репертуаром» возможных вредных действий, источников опасности, а особый обряд, реквизит, место долж­ны были создать особое эмоциональное состояние крестьяни­на (ибо он взаимодействовал с могучими тайными «силами»), и это особое состояние способствовало запоминанию «репер­туара опасностей» и действий против них, которые полезно было хранить в народной памяти и передавать новым поко­лениям. Более тщательный анализ содержания оберегов и заговоров позволил бы, вероятно, выделить среди псевдоопас­ностей и реально существовавшие причины несчастий и хо­зяйственных бед.

Материалом для такого анализа могли бы послужить эт­нографические описания хозяйственных обрядов XIX - нача­ла XX в. и старинные руководства по черной магии XVI - XVIII вв., содержащие подробные сценарии самых разнооб­разных магических действий [12; 26; 48 и др.].

 

* * *

 

Итак, поскольку земледельческий труд носил коллектив­ный характер в сельском общине, важно было иметь формы организации коллективного труда и гарантии против ошибок, которые могли привести к неурожаю, гибели посева, скота. Поэтому нужны были формы коллективного руководства, обеспечивавшие выделение в качестве руководителей - лю­дей, пользовавшихся уважением, мудрых, опытных и знаю­щих. Для обеспечения отклонений от выработанных веками, оптимальных способов и последовательностей действий нуж­на также была особая организационная форма. Кроме того, для поддержания и воспроизводства таких организационных способов важно было, чтобы люди не противодействовали им, а, напротив, поддерживали и испытывали положительные эмоциональные переживания. В условиях отсутствия пись­менности обряды, их живой красочный, эмоционально насы­щенный порядок проведения, характерные действия, с ними связанные, позволяли лучше запоминать последовательность хозяйственных процедур, а магическая форма обрядов требо­вала от людей обязательности их точного выполнения, так как всякая мелочь имела смысл (была не случайной, но заве­щанной предками) и вместе с чисто культовыми элементами обрядовые действия содержали и элемент технологически не­обходимых для успеха хозяйственных начинаний. Система об­рядов, оберегов, заговоров выполняла для неграмотного тру­женика земли функцию технологического (в широком смысле слова) справочника. Особенностью этого «справочника» яв­лялось то, что он не просто информировал, что именно пора уже делать, чего опасаться, но и стимулировал, вовлекал ре­шительно каждого в соответствующий круг забот и действий, создавал не просто ориентировку, но и личностное отношение к делу.

По мере изменения способов хозяйствования обрядовые действия утрачивали свое прямое прагматическое назначение и либо вовсе исчезали из народной жизни, либо имели уже чисто ритуальное мифическое толкование, либо обряды ни­как не объяснялись, что тоже устраивало людей, если они сохраняли обряд за его красочность и особые эмоциональные впечатления, которые он им доставлял, превращаясь в «бесов­ские игры», танцы с «бесовским верчением» и пр.; т. е. изна­чально необходимые (для воспроизводства хозяйственной сто­роны жизнедеятельности) ритуалы, обрядовые действия ста­новились основой народного танцевального искусства, игр, развлечений, форм проведения досуга. Сейчас есть и толстые и тонкие справочники, но, увы, как всякому известно, прихо­дится напрягать силы научных учреждений, чтобы понять, «куда делось» или «как обеспечить» уважение подрастаю­щих поколений и взрослых к земле, природе, труду селянина. Честь тому, кто изобретет хороший психологический (психо­регулятивный) эквивалент производственным мифам, обря­дам, оберегам и т. д.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: