Интеллектуальная собственность как совокупность прав и структурное образование в системе права

 

Понятие интеллектуальной собственности. Одним из объектов гражданских прав является интеллектуальная собственность (ст. 128 ГК). С 1 января 2008 г. данным термином в российском законодательстве обозначаются результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации юридических лиц, товаров, работ, услуг и предприятий, которым предоставляется правовая охрана. Иными словами, интеллектуальной собственностью в Российской Федерации признаются сами произведения науки, литературы и искусства, изобретения, фирменные наименования, товарные знаки и иные охраняемые правом результаты интеллектуальной деятельности.

Такое понимание интеллектуальной собственности расходится с традиционной для мировой практики трактовкой интеллектуальной собственности как совокупности прав на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации. Кроме того, оно противоречит пункту VIII ст. 2 Конвенции, учреждающей Всемирную организацию интеллектуальной собственности (ВОИС), от 14 июля 1967 г.*(110) (далее - Конвенция об учреждении ВОИС), в котором указывается, что интеллектуальная собственность включает права, относящиеся к литературным, художественным и научным произведениям, изобретениям, товарным знакам и иным объектам.

Собственно говоря, до недавнего времени российское законодательство придерживалось такого же подхода. Однако с вступлением в силу части четвертой Гражданского кодекса права на результаты интеллектуальной деятельности стали именоваться особыми интеллектуальными правами (ст. 1226 ГК).

Чтобы разобраться в том, оправдано ли такое законодательное решение, целесообразно хотя бы вкратце осветить генезис понятия "интеллектуальная собственность" и дискуссию, которая ведется вокруг него уже много лет.

Происхождение самого термина "интеллектуальная собственность" обычно связывается с французским законодательством конца XVIII в., что во многом является справедливым. Действительно, традиция проприетарного подхода к авторскому и патентному праву не только родилась во Франции, но и опиралась в своей основе на теорию естественного права, которая получила наиболее последовательное развитие именно в трудах французских философов-просветителей (Вольтер, Дидро, Гольбах, Гельвеций, Руссо). В соответствии с данной теорией право создателя любого творческого результата, будь то литературное произведение или изобретение, является его неотъемлемым, природным правом, возникает из самой природы творческой деятельности и существует независимо от признания этого права государственной властью. Возникающее у творца право на достигнутый результат сродни праву собственности, которое проявляется у лица, трудом которого создана материальная вещь. Как и право собственности, право на результат творческой деятельности обеспечивает его обладателю исключительную возможность распоряжаться этим результатом по своему усмотрению, с устранением всех третьих лиц от вмешательства в исключительную сферу правообладателя.

Указанные теоретические воззрения на природу авторского и патентного прав были последовательно воплощены в законах революционной Франции. Так, во вводной части французского Патентного закона от 7 января 1791 г. говорилось, что "всякая новая идея, провозглашение и осуществление которой может быть полезным для общества, принадлежит тому, кто ее создал, и было бы ограничением прав человека не рассматривать новое промышленное изобретение как собственность его творца"*(111). Логическим следствием такого подхода стало закрепление во французском законодательстве понятий литературной и промышленной собственности.

Справедливости ради нужно, однако, отметить, что еще раньше идея об авторском праве как "самом священном виде собственности" была воплощена в законах некоторых штатов США. Так, в Законе штата Массачусетс от 17 марта 1789 г. указывалось, что "нет собственности, принадлежащей человеку более, чем та, которая является результатом его умственного труда"*(112). Аналогичные конструкции были закреплены также в законодательстве Саксонии, Пруссии, Дании, Норвегии и ряда других стран.

Разумеется, приравнивание авторских и патентных прав к праву собственности было бы неверным связывать лишь с теорией естественного права. В своей глубинной основе подобный подход был продиктован потребностями развития капиталистических отношений. Если до изобретения печатного станка и появления мануфактур произведение и его материальный носитель (рукопись, скульптура, картина) были практически неотделимы друг от друга, а на внедрение в производство технических новшеств уходили десятилетия, то в последующем положение дел существенно изменилось. Теперь любая рукопись, а затем и другие материальные носители произведений могли быть быстро и относительно дешево размножены, а технические новинки, использование которых приносило владельцам мануфактур ощутимые преимущества перед конкурентами, внедрялись в производство значительно быстрее, чем прежде.

Однако издание книг и внедрение изобретений всегда требовали максимальных затрат средств и усилий именно от тех, кто делал это первыми. Им приходилось так или иначе оплачивать труд создателей произведений и технических новинок, нести затраты по подготовке книг к изданию и доведению технических решений до работающего состояния и т.п. Безусловно, выходя первыми на рынок со своими товарами, они получали известные преимущества перед другими лицами. Но нередко эти преимущества сводились на нет и даже не обеспечивали владельцам типографий и мануфактур покрытие тех затрат, которые они несли на подготовительной стадии. Обычно это случалось тогда, когда изданные книги и внедренные в производство технические новинки уже в готовом для использования виде присваивались конкурентами, которые, естественно, не несли подобных затрат и, следовательно, могли предложить публике свой товар по более дешевым ценам.

Постепенно такое положение стало серьезным тормозом технического прогресса и распространения культурных ценностей. Возникла объективная потребность в признании и защите со стороны закона интересов лиц, которые вкладывали средства и труд в сферу художественного и технического творчества и первыми доводили до сведения общества новые идеи и образы. Первоначально охрана интересов таких лиц обеспечивалась с помощью системы привилегий, которые верховная власть выдавала отдельным издателям и владельцам мануфактур. Однако по мере того, как возрастало влияние буржуазии на государственную власть, система привилегий, выдаваемых милостью властей, сменяется законами, признающими за авторами и их правопреемниками независимое от кого бы то ни было исключительное право на использование принадлежащих им произведений и технических новинок в течение установленного законом срока.

Родиной первых авторского и патентного законов в их современном смысле по праву считается Англия. Именно здесь еще в 1623 г. при короле Якове Стюарте был принят Статут о монополиях, которым провозглашалось исключительное и независимое от воли короля право каждого, кто создаст и применит техническое новшество, монопольно пользоваться в течение 14 лет выгодами и преимуществами, доставляемыми таким новшеством. В 1710 г. в Англии появляется и первый авторский закон, известный под названием "Статут королевы Анны", которым автору предоставлялось исключительное право на публикацию произведения в течение 14 лет с момента его создания с возможностью продления этого срока еще на 14 лет при жизни автора. Вслед за Англией патентные и авторские законы были приняты в ряде других европейских стран и в США.

Оценивая значение этих первых законов, следует отметить, что основной их целью было ограждение интересов издателей и промышленников. Как правило, именно они, а не авторы и изобретатели поставляли на рынок результаты творческого труда и потому нуждались в монополии на их реализацию. Права непосредственных создателей творческих достижений интересовали их лишь постольку, поскольку эти права могли быть приобретены ими для использования в монопольном режиме. И здесь как нельзя более кстати оказалась теория естественного права, признающая за творцом произведения или технического решения право собственности на достигнутый творческий результат. Бесспорно, что от такого признания выиграли в немалой степени и сами авторы, которые получили возможность продавать пользователям результаты своего труда. Наиболее близкими, понятными и пригодными для этих целей и к тому же теоретически обоснованными явились понятия литературной (художественной) и промышленной собственности, которые позднее были объединены в конструкцию интеллектуальной собственности.

Подход к авторскому и патентному праву как к собственности получил наибольшее распространение в XIX в. Авторские и патентные законы большинства европейских стран в той или в иной степени приравнивали права создателей творческих достижений к праву собственности, а иногда и прямо относили их к движимому имуществу. В 1883 г. была принята Парижская конвенция по охране промышленной собственности, которая продолжает оставаться важнейшим международным соглашением в области охраны промышленных прав.

Традиция проприетарного подхода к авторскому и патентному праву достаточно сильна и в настоящее время. Термин "интеллектуальная собственность" широко используется в законодательстве, в научной литературе и в практике многих стран. В 1967 г. в Стокгольме была подписана Конвенция об учреждении ВОИС, в соответствии с которой объектами охраны являются права, относящиеся к конкретным результатам творческой деятельности в производственной, научной и художественной областях.

Однако, несмотря на свое широкое распространение, понятие интеллектуальной собственности*(113) практически сразу же с момента своего появления подверглось критике со стороны многих ученых. Противники данного понятия обычно указывали и продолжают подчеркивать в настоящее время, что нельзя отождествлять правовой режим материальных вещей и нематериальных объектов, каковыми являются по своей сути авторские произведения и различные технические новшества; что в отличие от права собственности, которое в принципе бессрочно и не подвержено каким-либо территориальным ограничениям, права авторов, изобретателей и их правопреемников изначально ограничены во времени и в пространстве; что авторские и патентные права защищаются с помощью иных правовых средств по сравнению с теми, которые применяются для защиты права собственности; что право на творческий результат неразрывно связано с личностью его создателя и т.п.

Реагируя на эти, в общем-то справедливые замечания, сторонники понятия "интеллектуальная собственность" стали подчеркивать, что в данном случае речь идет о собственности особого рода, которая требует специального регулирования ввиду нематериального характера ее объектов, которыми являются неосязаемые и бестелесные вещи - произведения науки, литературы и искусства, изобретения, товарные знаки и т.п.

Свое логическое завершение подобный подход нашел в теории интеллектуальных прав, в соответствии с которой права авторов, изобретателей, патентообладателей и т.д. должны быть признаны правами sui generis, т.е. правами особого рода, находящимися вне классического деления гражданских прав на вещные, обязательственные и личные. Так, один из создателей данной теории, бельгийский юрист Пикард, писал, что права на изобретение, промышленный образец и полезную модель, товарный знак, фирменное наименование и т.д. составляют особую интеллектуальную собственность и право на нее существенно отличается от права собственности на вещь. Теория особых интеллектуальных прав, многие сторонники которой вообще выступают против использования термина "интеллектуальная собственность", является в наши дни одной из наиболее распространенных.

В настоящее время практически никто не ставит под сомнение двойственную природу авторских и изобретательских прав. С одной стороны, создателю творческого результата принадлежит право на его использование, которое носит исключительный характер и, в принципе, может свободно передаваться другим лицам (предоставляться разрешение на использование результата). Данное право относится к числу имущественных прав и по целому ряду признаков действительно сходно с правом собственности. С другой стороны, автор обладает совокупностью личных неимущественных (моральных) прав, таких как право авторства, право на авторское имя и т.д., которые не могут отчуждаться от их обладателя в силу самой их природы. При этом между имущественными и личными правами не существует непреодолимой грани; напротив, они теснейшим образом взаимосвязаны и переплетены, образуя неразрывное единство.

Обозначение указанной совокупности прав термином "интеллектуальная собственность", конечно, является условным и своего рода данью исторической традиции. Сейчас мало кто из тех специалистов, которые используют рассматриваемое понятие для обозначения совокупности прав, которыми обладают создатели творческих и иных интеллектуальных достижений и их правопреемники, допускает распространение на результаты интеллектуальной деятельности правового режима, применяемого к имуществу. Поэтому те критические нападки, которым по-прежнему, как и столетие назад, подвергается понятие интеллектуальной собственности, используемое в современном законодательстве и юридической литературе, как правило, не достигают своей цели. Сама живучесть термина "интеллектуальная собственность", каким бы неточным он ни казался при ближайшем рассмотрении, лучше, чем что-либо другое, доказывает адекватность данного названия для той совокупности исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности, которая возникает у их создателей и правообладателей.

В нашей стране термин "интеллектуальная собственность", считавшийся неприемлемым с конца XIX в., вновь вошел в научный оборот и в законодательство в начале 90-х гг. ХХ в. Окончательно он был узаконен Конституцией РФ 1993 г., согласно которой "интеллектуальная собственность охраняется законом" (ст. 44). Однако с началом работы над проектом Гражданского кодекса, который должен был включать положения об интеллектуальной собственности, дискуссия о допустимости использования в законодательстве этого понятия разгорелась с новой силой.

В ходе данной дискуссии выявились два основных подхода к рассматриваемому понятию. Одни ученые выступали за закрепление в законе данного понятия и не усматривали в его использовании каких-либо элементов ненаучного подхода, учитывая его условность и конкретное содержание. По мнению других ученых, данный термин является изначально неточным и ненаучным, в связи с чем он может применяться лишь в политических актах, но никак не в правовых нормах, имеющих практическую направленность. В итоге, приняв часть четвертую Гражданского кодекса, законодатель согласился со вторым из названных подходов.

Поскольку в Конституции РФ содержание понятия "интеллектуальная собственность" не раскрывается, составители проекта части четвертой Гражданского кодекса сочли возможным приспособить его для обозначения результатов интеллектуальной деятельности и приравненных к ним средств индивидуализации, а не самих прав на эти результаты, как это принято во всем мире*(114).

Что касается прав на результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации, то они, как отмечено выше, объявлены составителями проекта части четвертой Кодекса интеллектуальными правами. В свою очередь, эти интеллектуальные права включают в себя исключительное право, являющееся имущественным правом, а в случаях, предусмотренных настоящим Кодексом, также личные неимущественные права и иные права (право следования, право доступа и др.) (ст. 1226 ГК).

Возникает закономерный вопрос: к чему привело такое законодательное решение и стало ли от этого наше законодательство об интеллектуальной собственности более совершенным? Разумеется, практические его итоги подводить еще рано. Однако уже сейчас можно констатировать некоторые бесспорные моменты*(115).

На то обстоятельство, что российское понимание интеллектуальной собственности отныне расходится с общемировым и к тому же противоречит Конвенции об учреждении ВОИС, выше уже было обращено внимание. Россия в очередной раз пытается идти своим самобытным путем, что является ее безусловным правом, если, конечно, отвлечься от принятых ею международных обязательств и забыть о наличии ст. 15 в Конституции РФ. Однако сфера правовой охраны интеллектуальной собственности - отнюдь не та область, в которой требуется проявление этой самобытности, тем более что похвастаться какими-либо особыми достижениями в этой области мы не можем. Принятое решение идет вразрез с активным процессом унификации законодательства об интеллектуальной собственности, которым охвачены все остальные страны.

Далее, как показывает анализ части четвертой Гражданского кодекса, так называемые интеллектуальные права на деле оказываются избыточным понятием, поскольку в Кодексе данное понятие практически не используется. С его введением произошло лишь удвоение терминов, поскольку интеллектуальные права на произведения науки, литературы и искусства в дальнейшем называются авторскими (п. 1 ст. 1255 ГК), на исполнения, фонограммы и другие аналогичные объекты - смежными (п. 1 ст. 1303 ГК); на изобретения, полезные модели и промышленные образцы - патентными (п. 1 ст. 1345 ГК) и т.д.

Еще больше сомнений вызывает целесообразность введения в законодательство понятия "исключительное право", которым охватывается право использовать результат интеллектуальной деятельности и средство индивидуализации по своему усмотрению любым не противоречащим закону способом (п. 1 ст. 1229 ГК). Дело даже не в том, что сам термин "исключительное право" является менее понятным для простых участников оборота, чем термин "интеллектуальная собственность". Он не только изначально неточен (в чем постоянно упрекают термин "интеллектуальная собственность"), но еще и вводит в заблуждение, ибо создает иллюзию того, что исключительным правом является лишь некое имущественное право на использование результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации. На самом деле исключительным характером, причем еще в большей степени, обладают личные неимущественные права создателей объектов интеллектуальной собственности. Кроме того, свойство исключительности присуще многим другим субъективным гражданским правам, не имеющим никакого отношения к интеллектуальной собственности (традиционное право собственности, права на жизнь, здоровье и другие личные блага).

Позицию составителей проекта Кодекса еще можно было бы как-то объяснить, если бы понятие "исключительное право" заменяло собой ненавистное им понятие "интеллектуальная собственность" и было адекватно ему по содержанию, т.е. охватывало всю совокупность личных и имущественных прав на объекты интеллектуальной собственности. В данном случае дискуссия принимала бы сугубо терминологический характер и тем самым себя бы исчерпала. Однако, как видно из ст. 1229 ГК, ничего, кроме возможности использовать результат интеллектуальной деятельности и средство индивидуализации по своему усмотрению любым не противоречащим закону способом, а также распоряжаться им, содержанием данного права не охватывается.

Закономерно возникает вопрос: зачем в таком случае вообще нужна конструкция некого исключительного права, если то, что им обозначается, уже имеет название - право на использование результата интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации?

Если цель состояла в разграничении личных и имущественных прав создателей результатов интеллектуальной деятельности, то она является недостижимой и, более того, ошибочной. Известно, что личные и имущественные прав в рассматриваемой сфере неразрывно связаны друг с другом, а некоторые из них не могут быть с очевидностью признаны имущественными или личными. Отдельные права, традиционно относимые к числу личных, например право на обнародование произведения, могут переходить к другим лицам; напротив, имущественные права на некоторые объекты интеллектуальной собственности, например права на использование фирменного наименования и наименования места происхождения товара, не могут отчуждаться в обычном режиме. Поэтому более правильным является не искусственное деление так называемых интеллектуальных прав на личные и имущественные, а отказ от их жесткого подразделения законом на указанные виды, поскольку от такого деления больше вреда, чем пользы.

Если целью введения в законодательство понятия "исключительное право" было создание условий для обеспечении гражданского оборота имущественных прав на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации, то она не только не достигнута, но и существенно отдалилась. В самом деле, по всей части четвертой Гражданского кодекса последовательно проводится идея о том, что исключительное право может отчуждаться только в полном объеме (см. ст. 1234, 1285, 1307, 1365 и др.). Поэтому если потенциального пользователя произведения интересует, например, приобретение у правообладателя лишь права на переработку произведения или право на передачу его в эфир, он сможет приобрести данное право только одновременно со всеми другими имущественными правомочиями, в которых он вовсе не нуждается и которые далеко не всегда готов уступить ему правообладатель. При этом лицензионный договор, который позволяет получить разрешение на конкретный способ использования произведения, по целому ряду причин может оказаться для сторон неприемлемым. Ответ на вопрос, сдерживает ли это гражданский оборот прав на объекты интеллектуальной собственности или способствует его развитию, не заставит себя долго ждать.

К сожалению, составители проекта Кодекса ни в ходе его обсуждения, ни в настоящее время не дали вразумительных пояснений, в чем же состоит ценность понятия "исключительное право". Вся их риторика свелась к критике понятия "интеллектуальная собственность" без попытки разобраться в том, что же в действительности охватывается данным понятием в соответствии с современным взглядами на него.

Подводя промежуточный итог сказанному, отметим, что сведение понятия "интеллектуальная собственность" к результатам интеллектуальной деятельности и средствам индивидуализации и введение в оборот надуманных понятий "интеллектуальные права" и "исключительное право" является ошибочным законодательным решением. Против данного решения в ходе подготовки проекта части четвертой Гражданского кодекса выступало большинство ученых и правообладателей*(116). Тем не менее данное решение было фактически навязано российскому обществу узкой группой лиц, сумевших заручиться поддержкой властных структур.

Исходя из того, что:

понятие интеллектуальной собственности, закрепленное Гражданским кодексом, противоречит тому, как данное понятие трактуется Конвенцией об учреждении ВОИС;

Российская Федерация является участницей данной Конвенции;

ст. 15 Конституции РФ и ст. 7 ГК устанавливают приоритет норм международных договоров Российской Федерации перед правилами, предусмотренными гражданским законодательством, - под интеллектуальной собственностью в настоящем разделе учебника понимается совокупность личных и имущественных прав на результаты интеллектуальной, в первую очередь творческой деятельности, а также на приравненные к ним средства индивидуализации юридических лиц, товаров, работ, услуг и предприятий.

Объекты интеллектуальной собственности. Статья 1225 ГК содержит исчерпывающий перечень конкретных объектов правовой охраны, подпадающих под понятие интеллектуальной собственности. Данный подход согласуется с идеей включения всего законодательства об интеллектуальной собственности в состав Гражданского кодекса. Однако поскольку сама эта идея является порочной и практически неосуществимой, ошибочным следует признать и данное законодательное решение.

Более правильно этот вопрос решался утратившей силу ст. 138 ГК, из которой следовало, что правовая охрана результатов интеллектуальной деятельности и других приравненных к ним объектов обеспечивается "в случаях и в порядке, установленных настоящим Кодексом и другими законами". Это означало, что для отнесения того или иного результата интеллектуальной деятельности или иного объекта к интеллектуальной собственности требуется прямое указание на это того или иного закона. Поскольку правовое регулирование отношений интеллектуальной собственности обеспечивалось в тот период не Гражданским кодексом, а специальными законами, существовала возможность более гибкого и оперативного решения вопросов о признании объектами интеллектуальной собственности тех результатов интеллектуальной деятельности, которые в этом нуждались.

Как показывает мировой и отечественный опыт последних трех десятилетий, число и виды охраняемых результатов интеллектуальной деятельности постоянно расширяются. Так, за последние годы круг охраняемых в Российской Федерации объектов интеллектуальной собственности пополнился полезными моделями, наименованиями мест происхождения товаров, топологиями интегральных микросхем, программами для ЭВМ, базами данных, секретами производства, объектами смежных прав и т.д. Напротив, такие результаты интеллектуальной деятельности, как открытия и рационализаторские предложения, практически лишились правовой охраны. Это свидетельствует о том, что конкретный состав объектов интеллектуальной собственности не находится в застывшем состоянии, а, напротив, постоянно уточняется и конкретизируется.

В этих условиях закрепление в Гражданском кодексе исчерпывающего перечня результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации, которым предоставляется правовая охрана, является ошибочным. И дело даже не в том, что Гражданский кодекс по определению традиционно считался нормативным актом, отличающимся от обычных законов повышенной стабильностью. Принесение данного качества Кодекса в жертву амбициям разработчиков проекта кажется мелочью по сравнению с тем, что они не учли, что помимо перечисленных в ст. 1225 ГК объектов правовой охраной в Российской Федерации охраняются иные результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации, о которых говорится в других действующих правовых актах. Так, никто не отменял охрану рационализаторских предложений, которая успешно осуществляется на некоторых предприятиях. Правовой охраной в соответствии с действующим законодательством пользуются названия средств массовой информации, лекарственных средств, морских и речных судов, некоммерческих организаций, международных неправительственных организаций, доменных имен и т.д.

Конечно, едва ли следовало включать в Гражданский кодекс правила обо всех этих охраняемых законом объектах интеллектуальной собственности, поскольку уместнее осуществлять регулирование связанных с ними отношений соответствующими законами. Однако предусмотреть саму возможность их правовой охраны было необходимо, поскольку в настоящее время все они оказались в некотором подвешенном состоянии. В частности, вполне прогнозируемой стала ситуация, когда лицо, зарегистрировавшее за собой товарный знак, совпадающий, например, с названием известного средства массовой информации или приглянувшимся ему доменным именем, предъявит обладателям данных средств индивидуализации требование о прекращении их дальнейшего использования и выплате компенсации за нарушение его исключительного права. Ведь согласно Гражданскому кодексу указанные средства индивидуализации, в отличие от товарного знака, интеллектуальной собственностью не являются. Вряд ли создание возможности для подобных захватов было целью составителей проекта Кодекса, но именно к такому результату приводит конструкция ст. 1225 ГК.

Таким образом, правильнее считать, что в ст. 1225 ГК, несмотря на ее формулировку и вполне определенно выраженное желание составителей проекта Кодекса, названы лишь основные объекты интеллектуальной собственности, пользующиеся правовой охраной в Российской Федерации*(117). Наряду с ними в России охраняются также иные результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации, о которых говорится в других, помимо Гражданского кодекса, законах.

При этом важно отметить, что предоставление правовой охраны лишь тем объектам, которые названы в том или ином законе, на сегодняшний день оправдано, поскольку, во-первых, пока еще отсутствуют реальные возможности для обеспечения правовой охраны любых интеллектуальных достижений, и, во-вторых, предоставление охраны некоторым результатам интеллектуальной деятельности вряд ли целесообразно по чисто практическим соображениям. Так, не вызывает сомнений правомерность постановки вопроса о введении правовой охраны научных идей, гипотез, теорий и иных подобных научных результатов*(118). Проблема, однако, состоит в том, как создать соответствующий правовой механизм, не прибегая к коренной ломке сложившихся правовых институтов и не ставя препятствий для развития научно-технического прогресса. Пока попытки отдельных ученых и законодателей решить эту проблему какими-либо значительными успехами не увенчались.

Примером объекта, охрана которого вполне может быть обеспечена в традиционных законодательных рамках, но вряд ли целесообразна на современном этапе, может служить видеозапись. В принципиальном плане видеозаписи ничем не отличаются от звукозаписей, охраняемых в качестве одного из объектов смежных прав, и с теоретической точки зрения, безусловно, должны быть причислены к объектам интеллектуальной собственности. Однако в настоящее время в большинстве стран, предусматривающих охрану смежных прав, видеозаписи объектами смежных прав не признаются. Не обеспечивается их охрана и Международной (Римской) конвенцией об охране интересов артистов-исполнителей, производителей фонограмм и вещательных организаций 1961 г. В этих условиях введение в российское законодательство специальной охраны видеозаписей*(119) нецелесообразно, тем более с учетом того, что на них распространяются общие нормы авторского права.

Следует подчеркнуть, что конкретный перечень объектов интеллектуальной собственности, охраняемых в той или иной стране, определяется ее внутренним законодательством с учетом принятых ею международных обязательств. Конвенция об учреждении ВОИС содержит лишь примерный круг объектов интеллектуальной собственности и не налагает на участников данной Конвенции обязательств обеспечить в своих странах охрану всех перечисленных в ней объектов. Но поскольку большинство стран мира участвует в таких конвенциях, как Бернская конвенция об охране литературных и художественных произведений 1886 г. (далее - Бернская конвенция), Международная конвенция об охране интересов артистов-исполнителей, производителей фонограмм и вещательных организаций 1961 г. (далее - Римская конвенция), Парижская конвенция по охране промышленной собственности 1883 г. (далее - Парижская конвенция), Договор об интеллектуальной собственности в отношении интегральных микросхем 1980 г. (далее - Вашингтонский договор) и др.*(120), повсеместно должны охраняться произведения науки, литературы и искусства; исполнительская деятельность артистов, звукозаписи, радио- и телевизионные передачи; изобретения и промышленные образцы; товарные знаки, знаки обслуживания и фирменные наименования; топологии интегральных микросхем и некоторые другие объекты. Что же касается таких объектов интеллектуальной собственности, как научные открытия, коммерческие обозначения, полезные модели и др., то любое государство вправе предоставлять им правовую охрану.

Современные стандарты в отношении охраноспособности результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации для участников Всемирной торговой организации (далее - ВТО) заданы Соглашением о торговых аспектах прав интеллектуальной собственности 1994 г. (далее - Соглашение ТРИПС)*(121). При этом участники Соглашения свободны в определении соответствующих методов реализации положений данного Соглашения в рамках своей правовой системы и практики.

Подводя итог сказанному, можно констатировать, что объектами интеллектуальной собственности являются результаты интеллектуальной и в первую очередь творческой деятельности, а также приравненные к ним средства индивидуализации, конкретный перечень которых устанавливается законодательством соответствующей страны с учетом принятых ею международных обязательств.

Основные институты права интеллектуальной собственности. Термин "интеллектуальная собственность", как и термин "собственность", является многозначным. Он применяется не только для обозначения совокупности прав на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации, но и в качестве названия тех правовых норм, которые посвящены регулированию отношений, связанных с созданием, использованием и охраной результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации. Иными словами, речь в данном случае идет о понятии "право интеллектуальной собственности" в объективном смысле.

Данное понятие выступает в качестве обобщающего по отношению к таким встречающимся в международных актах, законодательстве многих стран и юридической литературе понятиям, как "литературная и художественная собственность" и "промышленная собственность". Последние обозначают соответственно авторское право, нормы которого распространяются также на результаты научного творчества ("научная собственность") и объекты так называемых смежных с авторскими прав, и патентное право вместе с примыкающим к нему законодательством об охране средств индивидуализации юридических лиц, товаров, работ, услуг и предприятий.

Однако эти две составляющие не исчерпывают собой всего содержания понятия "право интеллектуальной собственности". Существует немало результатов интеллектуальной деятельности, которые пользуются правовой охраной, но вне рамок авторского и патентного права и законодательства о средствах индивидуализации. К ним, в частности, относятся топологии интегральных микросхем, секреты производства, селекционные достижения и некоторые другие объекты правовой охраны. Поэтому понятие интеллектуальной собственности шире по объему, чем понятия литературной (художественной) собственности и промышленной собственности, вместе взятые.

Отношения, связанные с возникновением и осуществлением прав на результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации входят в предмет регулирования гражданского права (п. 1 ст. 2 ГК)*(122). Нормы, сосредоточенные ныне в части четвертой Гражданского кодекса, вместе с некоторыми правилами, которые содержатся в других частях Кодекса, отдельных законах и развивающих их положения подзаконных актах, образуют в совокупности особую подотрасль российского гражданского права - право интеллектуальной собственности. Указанное правовое образование стоит в одном ряду с такими подотраслями, как охрана личных неимущественных прав, право собственности, обязательственное и наследственное право.

В настоящее время данная подотрасль имеет общую часть, представленную главой 69 ГК, которая содержит нормы общего характера, и специальную часть, состоящую из глав с 70 по 77, посвященных правовой охране отдельных объектов интеллектуальной собственности.

С учетом общности ряда объектов интеллектуальной собственности, структуры части четвертой Кодекса, а также сложившейся системы международных источников указанная подотрасль подразделяется на четыре относительно самостоятельных института. Нес

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: