Современное словоупотребление

За два столетия, прошедших после Дю Маре, тенденция заменять глаголы существительными приобрела такие масштабы, которые даже он сам едва ли мог предвидеть. Вот типичный, хотя, возможно, и несколько утрированный, пример из современного языка. Представим себе, что некто, нуждающийся в помощи психоаналитика, начинает свою беседу с ним со следующего заявления: «Доктор, у меня есть проблема, у меня бессонница. Хотя я имею прекрасный дом, чудесных детей и у меня счастливый брак, я испытываю беспокойство». Несколько десятилетий назад вместо «у меня есть проблема» этот пациент, вероятно, сказал бы «я обеспокоен», вместо «у меня бессонница» — «я не могу заснуть», а вместо «у меня счастливый брак» — «я счастлив в браке».

Современный стиль речи свидетельствует о наличии высокой степени отчуждения. Когда я говорю «у меня есть проблема» вместо «я обеспокоен», субъективный опыт как бы исключается: «Я» как субъект переживания заменяется на объект обладания. Я преобразовал свое чувство в некий объект, которым я владею, а именно в проблему. Но слово «проблема» — это абстрактное обозначение всякого рода трудностей, с которыми мы сталкиваемся. Я не могу иметь проблему, потому что это не вещь, которой можно обладать, в то время как проблема мною владеть может. Иными словами, я сам себя превратил в «проблему», и вот теперь мое творение владеет мною. Такой способ выражения обнаруживает скрытое, бессознательное отчуждение.

Можно, конечно, возразить, что бессонница — это такой же симптом физического состояния, как боль в горле или зубная боль, и потому мы вроде бы вправе сказать «у меня бессонница», как и «у меня болит горло». И все же некоторое различие здесь есть: боль в горле или зубная боль — это телесные ощущения, которые могут быть более или менее сильными, однако психическая сторона в них выражена слабо. У меня может быть больное горло, поскольку у меня есть горло, и может быть зубная боль, потому что есть зубы. Бессонница же, напротив, является не телесным ощущением, а неким состоянием психики, когда человек не может уснуть. Если я говорю «у меня бессонница» вместо «я не могу уснуть», то я, таким образом, обнаруживаю свое желание избавиться от ощущения тревоги, беспокойства и напряжения, которые не дают мне уснуть, и бороться с явлением психического порядка так, как если бы это был симптом физического состояния.

Приведу еще один пример: выражение «у меня огромная любовь к вам» бессмысленно. Любовь — это не вещь, которой можно обладать, а процесс, некая внутренняя деятельность, субъектом которой является сам человек. Я могу любить, могу быть влюблен, но любя, я ничем не обладаю. На самом деле, чем меньше я имею, тем больше я способен любить.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ТЕРМИНОВ

«Иметь» — на первый взгляд простое слово. Каждое человеческое существо что-нибудь имеет: тело, одежду, кров и так далее, вплоть до того, чем обладают современные мужчины и женщины: автомобиль, телевизор, стиральная машина и многое другое. Жить, ничего не имея, практически невозможно. Почему же в таком случае обладание должно быть проблемой? Тем не менее история слова «иметь» свидетельствует о том, что оно представляет собой подлинную проблему. Те, кто считает, что «иметь» является самой естественной категорией человеческого существования, будут, возможно, удивлены, узнав, что во многих языках слово «иметь» вообще отсутствует. В древнееврейском языке, например, выражение «я имею» должно быть передано косвенной формой jesh li («это относится ко мне»). Фактически языки, в которых обладание выражается именно таким образом, превалируют. Интересно отметить, что в развитии многих языков конструкция «это относится ко мне» впоследствии заменялась конструкцией «я имею», однако, как указал Эмиль Бенвенист, обратный процесс не наблюдался.

[11]

Этот факт наводит на мысль, что развитие слова «иметь» связано с развитием частной собственности, причем эта связь отсутствует в обществах, где собственность имеет преимущественно функциональное назначение, то есть ею владеют в целях использования. В какой степени обоснована эта гипотеза, покажут дальнейшие социолингвистические исследования.

Если понятие «обладание» является, по-видимому, сравнительно простым, то, напротив, понятие «бытие», или такая его форма, как «быть», является гораздо более сложным и трудным для понимания. С точки зрения грамматики глагол «быть» может употребляться в разном качестве:

(1) в качестве связки, как, например, в английском: «I am tall» («Я [12]высокий»), «I am white» («Я [13]белый»), «I am poor» («Я [14]бедный»), то есть грамматического показателя тождества (во многих языках нет слова «быть», употребляемого в таком смысле: в испанском языке проводится различие между постоянными свойствами, которые относятся к сущности предмета (ser), и случайными свойствами, которые сущности предмета не выражают (estar);

(2) в качестве вспомогательного глагола для образования формы страдательного залога, как, например, в английском языке: «I am beaten» («Я избит»), где «Я» является объектом, а не субъектом действия (ср. с «I beat» — «Я бью»);

(3) в значении «существовать» — и в этом случае, как показал Бенвенист, его следует отличать от глагола «быть», употребляемого в качестве связки для обозначения тождества: «Эти два слова сосуществовали и всегда могут сосуществовать, будучи совершенно различными» [15].

Исследование Бенвениста проливает новый свет на значение «быть» как самостоятельного глагола, а не глагола-связки. «Быть» в индоевропейских языках представлено корнем es-, имеющим значение «иметь существование, принадлежать действительности». «Существование» и «действительность» определяются как «нечто достоверное, непротиворечивое, истинное» [16]. (В санскрите sant — «существующий, действительный, хороший, истинный», превосходная степень sattama, «самый лучший».) «Быть», таким образом, по своему этимологическому корню означает нечто большее, нежели констатация тождества между субъектом и атрибутом; это нечто большее, чем описательный термин. «Быть» обозначает реальность существования того, кто или что есть; оно констатирует его или ее достоверность и истинность. Утверждение, что кто-то или что-то есть, относится к сущности лица или вещи, а не к его или ее видимости.

Этот предварительный обзор значений слов «иметь» и «быть» позволяет сделать следующие выводы.

1. Под обладанием и бытием я понимаю не некие отдельные качества субъекта, примером которых могут быть такие утверждения, как «у меня есть автомобиль» или «я белый», или «я счастлив», а два основных способа существования, два разных вида самоориентации и ориентации в мире, две различные структуры характера, преобладание одной из которых определяет все, что человек думает, чувствует и делает.

2. При существовании по принципу обладания мое отношение к миру выражается в стремлении сделать его объектом владения и обладания, в стремлении превратить все и всех, в том числе и самого себя, в свою собственность.

3. Что касается бытия как способа существования, то следует различать две его формы. Одна из них является противоположностью обладания, как это показано на примере Дю Маре, и означает жизнелюбие и подлинную причастность к миру. Другая форма бытия — это противоположность видимости, она относится к истинной природе, истинной реальности личности или вещи в отличие от обманчивой видимости, как это показано на примере этимологии слова «быть» (Бенвенист).