Семья и регулирование рождаемости

 

Сам Иисус накануне Своей смерти на кресте в незабываемый момент Тайной Вечери напомнил о радости деторождения: Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир (Ин. 16, 21). Все родители знают, что «скорбь», которая так часто забывается после рождения ребенка, есть не только физическое страдание матери, но и исток таких, например, беспокойств, как денежное положение семьи, о котором родители обычно думают еще до появления детей. Через все это обычно проходит каждая семья, когда новое живое существо, беспомощное и доверившееся вам, появляется в семье и нуждается в вашей любви и заботе.

Здесь хочется отметить отношение Иисуса к детям: Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф. 18, 2–3). Можно ли понять все глубинное значение этого предостережения Господа, по всей вероятности, наиболее сокровенного во всем Евангелии, если родители намеренно лишают себя счастья иметь детей?

Деторождение и воспитание детей — величайшая радость и подлинно Божие благословение. Не существует христианского брака без чистого и горячего желания обоих родителей обладать этой радостью, делить ее друг с другом. Брак, в котором дети нежелательны, основан на поврежденной эгоистической и похотливой любви. Давая жизнь другим, человек подражает творческому акту Бога, и, отказываясь от этого, он не только отвергает своего Творца, но искажает и свое собственное естество, потому что без желания подражать Творцу жизни и Отцу всяческих человек перестает быть «образом и подобием Божиим».

Но выше мы видели, что христианский взгляд на брак существенно отличался от ветхозаветно–иудаистского именно тем, что для древних евреев брак имел значение лишь как средство продолжения рода, в то время как для христиан брак является самоцелью, союзом двух существ в любви, отражающим союз между Христом и Церковью. И действительно, нигде — ни в Евангелии, ни у Апостола Павла, ни в святоотеческой литературе — мы не найдем оправдания брака детьми. В своей великолепной 20–й гомилии на Послание к Ефесянам святой Иоанн Златоуст определяет брак как «союз» и «тайну» и лишь изредка упоминает о деторождении (см. ниже. Приложение).

Современное христианское мышление, католические воззрения на вопрос крайне запутанны. Папская энциклика, запрещающая искусственный контроль над деторождением, мало помогает разъяснению вопроса, как и обильные к ней комментарии, часто ее искажающие, а то и просто извращающие.

В вопросе о половой жизни и браке в западном мышлении до последнего времени почти всецело господствовало учение Блаженного Августина (IV–V вв.). Августин рассматривал половую жизнь и естественный половой инстинкт человека как источник, через который вина первородного греха Адама передавалась его потомкам. Поэтому брак считался греховным, а половая жизнь могла быть оправдана лишь через деторождение. Следовательно, если деторождение искусственно предотвращается, сексуальные отношения становятся по существу своему греховными даже в законном браке.

Православная Церковь так же признает святость Августина, как и Католическая, но его догматический авторитет не имеет привкуса непогрешимости, как на Западе. Если в восточной монашеской литературе половая жизнь иногда и отождествляется с грехом, то в целом Предание Церкви прочно придерживается решений Гангрского Собора (см. ниже, Приложение), который категорически отверг учение, осуждающее брак. Половой инстинкт, в его извращенной и падшей форме, часто сливается с грехом, но он все же не является тем источником, через который греховность распространяется на все поколения человечества. Брак как таковой сакраментален, то есть отношения мужчины и женщины искуплены Крестом Христовым, преображены благодатью Духа и превращены любовью в вечные узы.

Если половая жизнь равнозначна греху, если только деторождение может искупить эту вину, то брак и продолжение рода по сравнению с целибатом — то же, что жалкий суррогат по сравнению с подлинным христианским идеалом. В этом смысле супружеские отношения практически не имеют положительного христианского значения; та супружеская пара, которая избегает деторождения, является определенно греховной, — если принять взгляд Августина на половую жизнь и брак. Даже если бы недавняя папская энциклика «Humanae vitae», запрещающая контроль над деторождением, не основывалась на учении Августина, а отражала положительный взгляд на ценность человеческой жизни, все равно на деле представление о греховности половой жизни, господствовавшее в католическом мышлении прошлого, хоть и косвенно, но мешает современному церковному руководству изменить свою позицию в вопросе о контроле над зачатием.

Православная Церковь за всю свою историю никогда не связывала себя определенными высказываниями по данному вопросу. Но это вовсе не значит, что проблема контроля над зачатием и деторождением абсолютно безразлична для православных и не имеет отношения к их жизни. Мы уже видели, что христианское отношение к браку подразумевает: — деторождение естественно и свято, является неизбежной частью христианского брака; — дать новую жизнь — привилегия человека, дарованная ему Богом, привилегия, от которой он не имеет права отказываться, если хочет сохранить «образ и подобие Божие», предоставленные ему при творении.

Папская энциклика замечательна подтверждением обоих этих тезисов, а потому не следует ею пренебрегать лишь оттого, что она папская.

Но в споре о планировании семьи есть и другие аспекты, широко обсуждаемые в современном мире. Например, чтобы «жизнь», даруемая родителями их детям, носила вполне человеческий характер, она не должна ограничиваться физическим существованием; следует включить в нее и родительскую заботу, и образование, и достаточное материальное обеспечение. Готовясь к рождению детей, родители должны быть готовы к исполнению и этих обязанностей. Однако бывают экономические, социальные и психологические ситуации, в которых ясно, что никаких гарантий дать нельзя. Иногда мы почти с полной уверенностью можем сказать, что следующему поколению придется пережить и голод, и психологическую нищету.

В таких ситуациях особенно важное значение имеет вопрос планирования семьи, вопрос, старый как мир. Безусловно, любая форма аборта, т. е. преднамеренного уничтожения утробного плода, признается христианами убийством и всегда осуждается Церковью. Но является ли воздержание единственно приемлемым выходом? Не является ли само воздержание формой ограничения богодарованной силы деяния и продления жизни? Как Новый Завет, так и церковное Предание считают воздержание приемлемой формой планирования семьи. Современное католическое учение также советует периодическое воздержание, запрещая «искусственные» средства, например, пилюли. Но существует ли на самом деле различие между средствами, которые обычно подразделяют на «искусственные» и «естественные»? Имеется ли какой–либо медицинский контроль за «искусственным» контролированием человеческих функций? Не будет ли оно поэтому признано греховным? И, наконец, вопрос, имеющий серьезную богословскую основу: можно ли считать все «естественное» — «хорошим»? Ведь еще Апостол Павел говорил, что воздержание может вести к «разжиганию». Способна ли наука сделать контроль над деторождением таким же естественным, как контроль над питанием, жилищем, здоровьем?

Чтобы правильно решить вопрос о контроле над рождаемостью, недостаточно удовлетворительно ответить на все эти вопросы. Даже если бы отдельные церковные власти и попытались одобрить такой контроль, в целом он никогда не получил бы признания. Во всяком случае, православная церковная традиция никогда не руководствовалась принципом разработки стандартных формул по спорным вопросам морали. Не может быть универсальных предписаний о необходимости воздержания; решающей остается личная решимость, неизбежная для одних брачных пар, но вовсе не являющаяся необходимостью для других. Это особенно верно в отношении противозачаточных средств.

Вопрос о контроле над зачатием и о его приемлемых формах может быть решен строго индивидуальным порядком каждой христианской семьей. Только сами супруги могут принять единственно правильное решение, если они серьезно относятся к христианским обязанностям и глубоко веруют в Промысл Божий, избегая чрезмерной заботы о материальном обеспечении {Не собирайте себе сокровищ на земле — Мф. 6, 19), видя в детях великую радость и дар Божий; при условии, если их супружеская любовь не носит чисто плотского и эгоистического характера, если они постоянно помнят, что любовь, низведенная до уровня секса, перестает быть любовью. Например, в обеспеченном американском обществе практически нет смысла избегать рождения детей в первые два года брака. Во всяком случае, совет умного духовника может сыграть большую роль для совершения правильного «первого шага» в брачной жизни.

 

Духовенство и брак

 

Новый Завет упоминает, что по крайней мере некоторые из апостолов, включая Апостола Петра, были женаты. Наличие жены считалось вполне нормальным для тех, кто принимал священство, и не препятствовало их служению: Но епископ должен быть непорочен, одной жены муж, целомудрен, благочинен, честен… хорошо управляющий домом своим, детей содержащий в послушании со всякою честностью (1 Тим. 3, 2–4).

Древние каноны разрешали людям, намеревавшимся принять сан священника или епископа, пребывать в браке, если их союз носил вполне христианский характер. «Кто по святом крещении двумя браками обязан был или наложницу имел, тот не может быть епископом, ни пресвитером, ни диаконом, ни членом священного чина» (Апостольское правило 17). Мы видели, что второй брак разрешался только мирянам. Вышеприведенное правило полностью исключает его для духовенства, ибо рукоположение предполагает готовность человека для проповеди полноты христианской жизни и в особенности христианского взгляда на единственность брака как подобия союза Христа и Церкви. Строгие требования относятся и к жене священника: «Взявший в супружество вдову, или разведенную женщину, или блудницу, или рабу, или актрису [17], не может быть епископом или пресвитером, или диаконом, или вообще в числе духовенства» (Апостольское правило 18). И здесь видно понимание безусловной моногамии как христианского идеала, единственно достойного скрепления священной печатью Евхаристии и достижения священной полноты. Вспомним, что вторые браки Церковью не благословлялись.

Это требование не распространяется на гражданские браки, заключенные до крещения, т. е. вне Церкви. Мы видели, что подобные союзы не считались браками и не были препятствием для рукоположения человека, вступавшего затем в брак в лоне Церкви.

Все церковные каноны утверждают, что женатые мужчины могут стать членами клира, но что духовенство высших степеней не имеет права на вступление в брак после посвящения; Анкирский Собор в IV веке еще позволял диаконам жениться, если во время рукоположения они заявляли о таком намерении (правило 10). Официально эта практика были отменена императором Юстинианом в 123–й его новелле; «Пятошестой» (Шестой Вселенский) Собор утвердил, как и в других случаях, императорский закон: «Поскольку сказано в Апостольских правилах, что из производимых в клир безбрачных только чтецы и певцы могут вступать в брак, то и мы, соблюдая это, определяем: пусть отныне ни иподиакон, ни диакон, ни пресвитер не имеют позволения, по совершении над ними рукоположения, вступать в брачное сожительство: но если кто осмелится так поступить, да будет извержен…» (правило 6).

Это каноническое законодательство руководилось на духе канонов, требующих от кандидатов в священнослужители зрелости и верности. В древней и средневековой Церкви бытовало правило, запрещающее совершение рукоположения над человеком, не достигшим тридцатилетнего возраста (Шестой Вселенский Собор, правило 14). Если в настоящее время Церковь отступает от этого канона и рукополагает людей и моложе, это ни в коей мере не снимает требования духовной зрелости. Мужчине, желающему вступить в брак, ищущему себе жену, всегда не хватает твердости духа, независимо от возраста. Вполне законное и неизбежное стремление нравиться, забота о внешности естественны для мужчины в такое время, но не приличествуют человеку, чьим заботам вверено попечение о человеческих душах, кто должен посвятить себя единственной задаче — проповеди Царства Божьего. Отсюда правило Церкви: к диаконскому и священническому служению допускаются только те, кто сделал твердый и окончательный выбор между браком и целибатом.

Безусловно запрет жениться после посвящения носит иной характер, чем требование к священнику быть женатым один раз, не на вдове и не на разведенной. Первый запрет вызван необходимостью соблюдения пастырского достоинства и дисциплины; последнее направлено на достижение абсолютной моногамии клира и охраняет библейское и догматическое учение о браке. Главная причина запрета вдовому священнику вступать в новый брак (запрет, часто влекущий за собой личную трагедию) — то, что Церковь признает сакраментальным, единственным вечный союз мужа с женой и поэтому не может не требовать от своих священнослужителей сохранения той чистоты жизни, которую они проповедуют другим через свое служение. Твердая позиция Православной Церкви по этому чрезвычайно важному вопросу является самым ярким свидетельством того, что она остается верной учению о браке, заключенному в Новом Завете, хотя ее «икономия» допускает второй и третий браки для мирян.

Более позднее каноническое право предписывает посвященным в епископский сан не вступать в брак. Это правило, введенное с чисто дисциплинарной целью и основанное на законе императора Юстиниана, было подтверждено Шестым («Пято–шестым») Вселенским Собором. Оно не ограничивает стремление епископов к целибату, но допускает избрание на это высокое служение и тех, кто, будучи в браке, разлучится со своими женами: «Жена производимого в епископское достоинство, предварительно разлучившись со своим мужем, по общему согласию, по рукоположении его во епископа, пусть вступит в монастырь, созданный далеко от обитания этого епископа, и пусть пользуется содержанием от епископа» (правило 48). В настоящее время разводы по обоюдному согласию супругов для достижения мужем епископского сана, к счастью, крайне редки, и епископ чаще всего избирается из числа вдовых священных или иеромонахов. Древняя церковная традиция, как свидетельствует сороковое Апостольское правило, знала многих епископов, состоявших в браке: например, святого Григория, епископа Нисского, брата святого Василия Великого (IV век) и многих современных ему епископов.

Законодательство императора, запрещавшее посвящение в епископский сан состоявших в браке священников, было издано в то время, когда элита христианского общества уже в немалой степени состояла из монашествующего духовенства. Кроме того, этот закон исходил из убеждения, что епископ вступал в мистический брак со своей епархией и что его служение требовало от него отдачи всех сил Церкви.

В настоящее время канонические правила относительно посвящения в епископский сан слишком строги. Однако нет никакой уверенности, что изменение этого правила — осуществленное, например, печально известной обновленческой группировкой в 1922 г. — послужит средством и гарантией постановления в епископы лучших людей общества. По крайней мере нынешняя практика препятствует любому клирику достичь епископского сана, чем своеобразно охраняет харизматический принцип его избрания. В любом случае возможность возвращения к древней христианской практике избрания епископа из числа женатого духовенства зависит от решения нового Вселенского Собора Православной Церкви.

При этом следует сказать, что в целом пастырские и дисциплинарные ограничения Церкви относительно брака после рукоположения и монашествующего епископата не нарушили чистоты православной традиции. Брак не рассматривается этими ограничениями как некое неполноценное состояние: он благословен Богом. «Поэтому, — провозглашает Шестой Вселенский Собор, — если кто, поступая вопреки Апостольским правилам, посмеет кого–либо из священных, т.е пресвитеров, или диаконов, или иподиаконов лишать союза и общения с законною женою, да будет извержен. Подобно, если кто, пресвитер или диакон, под видом благоговения, изгонит жену свою, да будет отлучен…» (правило 13; см. также 4–е правило Гангрского Собора). Поэтому в православии совершенно невозможны проблемы, перед которыми стоит теперь Римская церковь, в течение многих веков придерживавшаяся взглядов Блаженного Августина на брак, ныне широко оспариваемых, и буквально навязавшая целибат клиру. В России еще совсем недавно приходским священником могло быть только лицо, состоящее в браке, а монашествующее духовенство занимало учебные и административные посты в Церкви. Современная практика отличается еще большей гибкостью и дает возможность многим иеромонахам вести приходскую пастырскую деятельность.

Во всяком случае, вне зависимости от оттенков церковной дисциплины, Православная Церковь твердо считает брачные узы духовенства положительной нормой церковной жизни, если сохраняются принципы единственности и сакраментальности брака.

 

⇐ Предыдущая12345678Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: