 |
Гордость Басты и хитрость Сажерука
|
|
|
|
СОРОКА
Однако они пробудили его от грёз своими речами, своим жестоким, блестящим оружием.
Т. X. Уайт. Книга Мерлина
(перевод С. Ильина)
Ранним утром Мегги услышала голос Басты в коридоре. Ещё раньше служанка принесла завтрак. Мегги спросила её, что случилось ночью, что это были за выстрелы, но девушка только посмотрела на неё с ужасом, помотала головой и скорее выскочила за дверь. Наверное, она считала Мегги ведьмой. К завтраку Мегги не притронулась.
Фенолио тоже не завтракал. Он писал. Он писал без остановки, исписывал лист за листом, рвал то, что написал, начинал сначала, откладывал в сторонку исписанный лист и тянулся за новым, морщился, рвал его – и начинал все сызнова. Так прошло уже много часов, а неразорванных страниц набралось только три. Всего три. Услышав голос Басты, он поспешно спрятал их под матрац, а порванные затолкал ногой под кровать.
– Мегги, скорее! Помоги мне их собрать! – прошептал он. – Он не должен видеть эти листы, ни одного, понимаешь?
Мегги машинально послушалась, но думала только об одном: зачем пришёл Баста? Может быть, у него есть для неё новости? Может быть, он хочет увидеть, какое будет у неё лицо при известии, что ей незачем больше дожидаться Мо?
Фенолио снова сел за стол и положил перед собой чистый лист, поспешно царапая на нём что-то. В этот момент дверь отворилась.
Мегги задержала дыхание, как будто она могла задержать этим и слова – слова, которые слетят сейчас с языка Басты и разорвут ей сердце.
Фенолио отложил ручку и встал с ней рядом.
– В чём дело? – спросил он.
– Я пришёл за девчонкой, – сказал Баста. – Её вызывает Мортола. – В голосе его звучало раздражение. Он явно считал ниже своего достоинства заниматься такой чепухой.
|
|
|
Мортола? Сорока? Мегги посмотрела на Фенолио. Что бы это значило? Но старик только растерянно пожал плечами.
– Наша голубка должна заглянуть в книгу, которую ей предстоит читать сегодня вечером, – пояснил Баста. – Чтоб она не запиналась, как Дариус, и не испортила дела. – Он нетерпеливым жестом подозвал Мегги: – Да шевелись же ты!
Мегги шагнула было к нему, но остановилась.
– Сперва я хочу узнать, что произошло ночью. Я слышала выстрелы.
Баста улыбнулся.
– Ах, это! – Зубы у него были такие же белые, как рубашка. – Кажется, твой отец хотел тебя навестить, но Кокерель не пустил его в дом.
Мегги так и замерла на месте, словно остолбенела. Баста схватил её за локоть и потащил за собой. Фенолио пытался увязаться за ними, но Баста захлопнул дверь у него перед носом. Фенолио что-то крикнул вслед, но Мегги не расслышала. В ушах у неё так шумело, будто вся её кровь в бешеном порыве билась о барабанную перепонку.
– Ему удалось удрать, если тебя это утешает, – сказал Баста, подталкивая её к лестнице. – Но это, если вдуматься, не так уж важно. Кошки, по которым стреляет Кокерель, тоже иногда уползают, но потом их все равно находят где-нибудь дохлыми.
Мегги из всех сил пнула его по голени и кинулась вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, но Баста быстро её догнал. С перекошенным от боли лицом он схватил её за волосы и подтащил к себе.
– Больше так не делай, милашка, – прошипел он ей в лицо. – Радуйся, что ты сегодня выступаешь в главной роли на нашем празднике, а то бы я свернул твою тонкую шейку тут же на месте.
Мегги больше и не пыталась. Да если б и захотела, то не смогла бы: Баста так и не выпустил её волосы. Он тащил её за собой, как непослушную собаку. У Мегги от боли выступили слёзы на глазах, но она отвернула голову, чтобы Баста этого не видел.
Он привёл её в подвал. В этой части дома она никогда не была. Потолок здесь был низкий, ещё ниже, чем в том застенке, куда сперва заперли её, Мо и Элинор. Стены были выбелены, как в верхней части дома, и так же много было дверей. Большую часть их, похоже, давно не открывали. На некоторых висели тяжёлые замки. Мегги подумала о сейфах, про которые ей рассказывал Сажерук, и о золоте, которое Мо вычитал Каприкорну в церкви. «Они промахнулись, – думала она. – Конечно, промахнулись. Хромоногий совсем не умеет целиться».
|
|
|
Наконец они остановились у одной из дверей. Она была из другого дерева, чем прочие, с красивыми естественными разводами, как тигриный мех. Древесина отливала красным в свете голой электрической лампочки, освещавшей подвал.
Баста тихо сказал Мегги, прежде чем постучать:
– Если ты, голубушка, вздумаешь вести себя с Мортолой так же нагло, как со мной, она подвесит тебя в сетке под потолком церкви, и ты будешь там висеть, пока не начнёшь от голода глодать верёвки. По сравнению с ней сердце у меня мягкое, как у плюшевой игрушки, которую маленьким девочкам кладут в кроватку, чтобы лучше спалось.
Мегги почувствовала на своём лице его пахнущее мятой дыхание. Она, наверное, никогда больше не сможет взять в рот ничего, что пахнет мятой.
Комната Сороки была такого размера, что могла бы служить бальной залой. Стены, красные, как и в церкви, были почти сплошь завешаны картинами в золочёных рамках. Здесь были дома и люди, теснившиеся на стене, как толпа на маленькой площади. В самом центре висел портрет Каприкорна. Он был в такой же золотой раме, но намного крупнее. Художник был так же мало искушён в своём ремесле, как скульптор, сделавший статую Каприкорна в церкви. Лицо Каприкорна на этом портрете было круглее и мягче, чем в действительности, а странно женственный рот висел под слишком коротким и широким носом, как экзотический плод. Только глаза художник сумел передать верно. Совсем как настоящие, они смотрели на Мегги сверху вниз без всякого выражения. Так смотрят на лягушку, которую собираются потрошить, чтобы рассмотреть её внутренности. В деревне Каприкорна она поняла: самое страшное, что может быть написано на человеческом лице, – отсутствие жалости.
Сорока сидела неестественно прямо в зелёном бархатном кресле с высокой спинкой, установленном под портретом сына. По её виду заметно было, что сидеть она не привыкла, – женщина, которая всегда трудилась не покладая рук, без дела чувствует себя неуютно. Но собственное тело, видимо, вынуждало её иногда присесть в это громоздкое, слишком для неё большое кресло. Мегги заметила, как нависают над ступнями её отёкшие щиколотки, как бесформенны ноги ниже острых колен. Сорока поймала её взгляд и оправила подол юбки.
|
|
|
– Он сказал тебе, зачем я тебя вызвала? – Она с трудом поднялась.
Мегги видела, как она оперлась ладонью о стоявший рядом столик и стиснула зубы. Басте радостно было наблюдать её слабость, на губах у него заиграла улыбка, но тут Сорока взглянула на него, и под её ледяным взглядом улыбка тут же погасла. Она нетерпеливо подозвала Мегги. Девочка замешкалась на мгновение, и Баста подтолкнул её в спину.
– Иди сюда, я тебе кое-что покажу.
Сорока медленной, но уверенной походкой подошла к пузатому комоду, слишком тяжёлому для своих изящно изогнутых ножек. На комоде, между двумя бледно-жёлтыми лампами, стояла деревянная шкатулка. Она была сплошь покрыта узором из крошечных дырочек.
Когда Сорока подняла крышку, Мегги отпрянула. В шкатулке лежали две змейки, тонкие, как ящерицы, и не длиннее, чем рука Мегги от локтя до кисти.
– У меня в комнате всегда очень тепло, чтобы они не засыпали, – пояснила Сорока, открывая верхний ящик комода и доставая оттуда перчатку. Перчатка была из прочной чёрной кожи и такая жёсткая, что она с трудом просунула туда узкую руку. – Твой друг Сажерук здорово подвёл Резу, поручив ей искать книгу, – продолжала она, засовывая руку в шкатулку и крепко схватив змейку пониже плоской головы. – Поди сюда, живее! – прикрикнула она на Басту, протягивая ему извивающуюся тварь.
Мегги видела по лицу Басты, как всё его существо восстаёт против этого, но всё же он подошёл и взял змею в руки. Он держал извивающееся чешуйчатое тельце как можно дальше от себя.
– Видишь, Баста не любит моих змеек, – с улыбкой заметила Сорока. – Он их никогда не любил. Впрочем, это не удивительно: насколько я знаю, Баста, кроме своего ножа, вообще ничего не любит. А ещё он верит, что змеи приносят несчастье, хотя это, конечно, полная чушь.
|
|
|
Мортола протянула Басте вторую змею. Мегги увидела крошечные ядовитые зубы в открывшейся пасти. На мгновение ей стало чуть ли не жалко Басту.
– Ну, что скажешь? Хороший тайник, правда? – Сорока в третий раз сунула руку в шкатулку.
Теперь она достала оттуда книгу. Мегги догадалась бы, что это за книга, даже если бы никогда раньше не видела яркой обложки.
– В этой шкатулке у меня часто хранятся ценные вещи, – продолжала Сорока. – Что в ней лежит, знают только Баста и Каприкорн. Бедная Реза обыскала много комнат, она храбрая женщина, но до моей шкатулки так и не добралась. Хотя она любит змей, я не встречала человека, который боялся бы их меньше. А ведь её змея однажды кусала. Правда, Баста? – Сорока стянула перчатку и бросила на него насмешливый взгляд. – Баста любит пугать змеёй женщин, которые ему отказывают. Но с Резой у него ничего не вышло. Что там была за история? Кажется, она положила её тебе под дверь, Баста?
Баста молчал. Змеи все ещё извивались у него в руках. Одна обвилась хвостом вокруг его локтя.
– Клади их обратно! – приказала Сорока. – Только осторожно. – И она вернулась с книгой в кресло. – Садись! – скомандовала она, указывая на низкий табурет рядом с креслом.
Мегги села. Она незаметно осматривалась по сторонам. Комната Мортолы казалась ей набитым доверху сундуком с сокровищами. Здесь всего было слишком много: золотых подсвечников, ламп, ковров, картин, ваз, фарфоровых статуэток, искусственных цветов и позолоченных колокольчиков.
Сорока поглядела на неё насмешливо. В своём невзрачном чёрном платье она выглядела в большом кресле как кукушка, забравшаяся в гнездо к другой птице.
– Роскошная комната для служанки, правда? – сказала она гордо. – Каприкорн меня ценит.
– Он отвёл тебе жильё в подвале! – возразила Мегги. – А ведь ты его мать.
Почему она не проглотила эти слова? Надо было поймать их и скорее загнать обратно за ограду зубов. Сорока взглянула на неё с такой ненавистью, что Мегги уже ощущала её костлявые пальцы у себя на горле. Но Мортола осталась сидеть и только смотрела на неё неподвижными птичьими глазами.
– Кто тебе сказал? Старый колдун?
Мегги крепко сжала губы и посмотрела на Басту. Он, кажется, ничего не слышал, он как раз укладывал вторую змею в шкатулку. Знал ли он секрет Каприкорна? Мегги не успела поразмышлять об этом – Мортола положила ей на колени книжку.
|
|
|
– Если ты хоть слово скажешь об этом кому бы то ни было здесь или где-нибудь ещё, – прошипела Сорока, – я в следующий раз приготовлю тебе угощение своими руками. Немного экстракта аконита, несколько ягод тиса и, пожалуй, потереть немного цикуты в соус – как ты находишь? Уверяю тебя, после еды ты почувствуешь себя не очень хорошо. А теперь читай.
Мегги посмотрела на книжку, лежавшую у неё на коленях. Тогда, в церкви, в руках Каприкорна она не могла разобрать картинку на обложке. Теперь представился случай рассмотреть её поближе. Фоном служил пейзаж, похожий на подретушированную фотографию холмов вокруг деревни Каприкорна. На фоне пейзажа выступало сердце, чёрное сердце в красных языках пламени.
– Открывай давай! – прикрикнула на неё Сорока. Мегги послушно открыла страницу, начинавшуюся большой буквой К, на которой сидела куница с рожками. Сколько прошло времени с тех пор, как она стояла в библиотеке Элинор и смотрела на ту же страницу? Вечность, целая жизнь?
– Это не та страница. Листай дальше, – приказала Сорока. – До страницы с загнутым уголком.
Мегги молча повиновалась. На этой странице не было картинки, и даже на соседней не было. Она машинально разгладила уголок. Мо терпеть не мог, когда загибают страницы.
– Ты что делаешь? Хочешь, чтобы я потом не смогла найти нужное место? – возмутилась Сорока. – Начинай со второго абзаца, только не вздумай читать вслух. Я не хочу вдруг увидеть Призрака у себя комнате.
– И докуда? Докуда я должна дочитать вечером?
– Почём я знаю? – Сорока нагнулась и почесала левую ногу. – Сколько ты обычно читаешь, чтобы выманить этих фей, оловянных солдатиков и прочую шушеру?
Мегги понурила голову. Бедняжка Динь-Динь.
– Трудно сказать, – пробормотала она. – Бывает по-разному. Иногда всё получается быстро, а иногда только через много страниц или вообще не получается.
– Просмотри всю главу – этого, наверное, хватит? А про «вообще не получается» я даже слышать не хочу. – Сорока почесала другую ногу (ноги у неё были забинтованы, эластичный бинт обрисовывался под тёмными чулками). – Что ты так смотришь? – резко сказала она. – Может быть, вычитаешь мне средство от этого? Может быть, ты знаешь, маленькая ведьма, такую сказку, где найдётся средство от старости и смерти?
– Нет, – сказала Мегги совсем тихо.
– Тогда не глазей на меня, как дура, а смотри в книжку. Внимательно читай каждое слово. Сегодня вечером не должно быть ни одной запинки, заминки, оговорки. Каприкорн должен получить в точности то, чего хочет. Я позабочусь об этом.
Мегги заскользила глазами по строчкам. Она не понимала ни слова из того, что читает, в голове у неё был только Мо и ночные выстрелы. Но она притворилась, что читает, и некоторое время сидела так под пристальным взглядом Мортолы. Потом она подняла голову и закрыла книгу.
– Все, – сказал она.
– Уже? – Сорока недоверчиво уставилась на неё.
Мегги не ответила. Она смотрела на Басту. Тот со скучающим видом облокотился о кресло Мортолы.
– Я не стану читать сегодня вечером, – сказала она. – Ночью вы застрелили моего отца. Мне Баста сказал. Я ничего читать не буду.
Сорока обернулась к Басте.
– Это ещё что такое? – сердито спросила она. – Ты думаешь, девочка будет читать лучше, если ты разобьёшь её глупое сердчишко? Признайся ей, что вы промахнулись. Живее!
Баста опустил глаза, как мальчик, которого мама поймала на нехорошей проделке.
– Да я ей так и сказал, – пробурчал он. – Кокерель плохой стрелок. Её отца даже не задело.
Мегги от облегчения прикрыла глаза. Ей стало тепло и хорошо. Всё было хорошо, а что не было хорошо, то скоро будет! Счастье придало ей смелости.
– И вот ещё что… – сказала она.
Чего бояться? Она им нужна. Только она могла вычитать им Призрака, а больше никто, кроме Мо, но Мо они пока не поймали. Они его и не поймают, пусть не надеются.
– Что такое? – Сорока провела рукой по туго затянутым в пучок волосам. Интересно, как она выглядела раньше, когда ей было столько лет, сколько сейчас Мегги? Неужели у неё всегда были такие узкие губы?
– Я не буду читать, если мне не позволят ещё раз увидеть Сажерука. Прежде чем… – Она не закончила.
– Зачем?
«Чтобы сказать ему, что мы попытаемся его спасти, – думала Мегги. – А ещё потому, что там вместе с ним, наверное, моя мама». Но вслух она этого, конечно, не сказала.
– Я хочу попросить у него прощения, – ответила она. – Он ведь помог нам тогда.
Рот Мортолы искривился насмешливой улыбкой:
– До чего трогательно!
«Я посмотрю на неё ещё раз вблизи, – думала Мегги. – Может быть, это всё же не она. Может быть…»
– А если я откажу? – Сорока смотрела на неё, как кошка, играющая с глупым маленьким мышонком.
Но Мегги ждала этого вопроса.
– Тогда я прикушу язык! – сказала она. – Так прикушу, что он распухнет и вечером я не смогу ничего читать.
Сорока откинулась в кресле и рассмеялась:
– Слыхал, Баста? А малышка-то не так глупа. Баста молча кивнул.
Мортола глядела на Мегги почти приветливо.
– Я хочу сказать тебе одну вещь. Твоё глупое пожелание я исполню. А вот что касается чтения сегодня вечером – взгляни-ка на мои фотографии.
Мегги огляделась по сторонам.
– Посмотри на них хорошенько. Видишь все эти лица? Каждый из этих людей в своё время поссорился с Каприкорном – и с тех пор ни об одном из них больше не слыхали. Домов, которые ты видишь на этих фотографиях, тоже больше нет, ни один не уцелел, все их пожрал огонь. Сегодня вечером, когда будешь читать, вспомни эти фотографии, маленькая ведьма. И если ты начнёшь запинаться или вздумаешь вовсе молчать, скоро и твоё лицо будет глядеть здесь из такой же красивой золотой рамки. А если справишься со своей задачей как следует, мы отпустим тебя к отцу. Почему бы и нет? Если сегодня вечером ты будешь читать, как ангел, ты увидишь его снова. Мне рассказывали, что твой голос превращает всякое слово в бархат и шёлк, в плоть и кровь. Вот так и читай, а не дрожа и запинаясь, как этот болван Дариус. Поняла?
Мегги взглянула ей прямо в лицо.
– Поняла, – сказала она тихо, хотя ни минуты не сомневалась, что Сорока лжёт.
Они никогда не отпустят её к Мо. Придётся уж ему самому за ней прийти.
ГОРДОСТЬ БАСТЫ И ХИТРОСТЬ САЖЕРУКА
– А вообще-то интересно, попадём мы в сказку или песню? Ну да, конечно, мы и сейчас, но я не о том, а знаете: все чтоб словами рассказано, вечерком у камина, или ещё лучше – прочитано вслух из большой такой книжищи с красными и чёрными буквицами, через много-много лет. Отец усядется и скажет: «А ну-ка, почитаем про Фродо и про Кольцо! » А сын ему: «Ой, давай, папа, это же моя любимая история! »
Дж. Р. Р. Толкиен. Властелин Колец
(перевод В. Муравьёва)
Баста непрерывно бранился, пока тащил Мегги через площадь к церкви.
– Прикусишь язык? С каких пор старуха поддаётся на такие штуки? И кто теперь должен вести наглую девчонку в склеп? Баста, кто же ещё? Я здесь вообще кто? Единственная мужская прислуга?
– Склеп?
Мегги думала, что пленники все ещё висят в сетках, но, войдя в церковь, они никого не увидели. Баста торопливо волочил её за собой дальше сквозь строй колонн.
– Да, склеп! – рявкнул он на неё. – Там сложены у нас мертвецы и те, кто скоро ими станет. Вот спуск. Да поживей, у меня есть дела поважнее, чем нянчить дочурку Волшебного Языка.
Спуск, на который он показал, вёл круто вниз, в темноту. Ступеньки были стёртые и разной высоты, так что Мегги на каждом шагу спотыкалась. Внизу было так темно, что Мегги не сразу заметила, что лестница кончилась, и пыталась нащупать ногой следующую ступеньку, когда Баста пинком подтолкнул её вперёд. Она услышала его брань:
– Это ещё что такое? Почему чёртов фонарь опять погас?
Чиркнула спичка, и из мрака возникло лицо Басты.
– Гости к тебе, Сажерук, – насмешливо объявил он, зажигая фонарь. – Дочурка Волшебного Языка хочет с тобой попрощаться. Её отец затащил тебя в этот мир, а дочка позаботится о том, чтобы сегодня вечером ты его покинул. Я бы её сюда не пустил, но Сорока стала уж больно добренькой на старости лет. Похоже, ты нравишься малышке. Интересно чем? Вряд ли красотой лица!
Смех Басты раскатился в сырых стенах мерзким эхом.
Мегги подошла к решётке, за которой стоял Сажерук. Она быстро взглянула на него и перевела взгляд дальше, за его плечо. Служанка Каприкорна сидела на каменном саркофаге. Даже в скудном свете фонаря Басты лицо её можно было узнать. Это было лицо с фотографии Мо. Только волосы стали темнее и улыбка погасла.
Когда Мегги подошла к решётке, её мама подняла голову и смотрела на неё не отрываясь, как будто во всём мире для неё больше ничего не существовало.
– Мортола пустила её сюда? – сказал Сажерук. – Прямо не верится.
– Малышка пригрозила, что прикусит себе язык.
Баста всё ещё стоял на лестнице. Он сжимал в кулаке кроличью лапку, которую носил на шее как амулет.
– Я хотела попросить у тебя прощения. – Мегги обращалась к Сажеруку, но смотрела при этом на мать, которая всё ещё сидела на саркофаге.
– За что? – Сажерук улыбнулся своей странной улыбкой.
– За сегодняшний вечер. За то, что я всё-таки буду читать.
Как рассказать им обоим о плане Фенолио? Ну как?
– Ну ладно, прощения ты попросила, – сказал Баста с нетерпением. – Пойдём, здесь так сыро, что голосок твой совсем охрипнет.
Но Мегги даже не обернулась. Она изо всех сил вцепилась в решётку.
– Нет, – сказала она. – Я хочу побыть ещё. – Может быть, ей придёт наконец что-нибудь в голову, какая-нибудь фраза, не вызывающая подозрений. – Я тут ещё кое-что вычитала, – сказала она Сажеруку. – Оловянного солдатика.
– Правда? – Сажерук снова улыбнулся. Странно, сейчас его улыбка не показалась ей ни загадочной, ни надменной. – Значит, сегодня вечером все наверняка пройдёт отлично, да?
Он пристально посмотрел на неё, и Мегги попыталась глазами сказать ему: «Мы вас спасём! Всё будет не так, как задумал Каприкорн! Честное слово! »
Сажерук внимательно вглядывался в её лицо, стараясь понять. Он вопросительно поднял брови. Потом взглянул на Басту.
– Эй, Баста, как поживает фея? – спросил он. – Она ещё жива или уже не выдержала твоего присутствия и померла?
Мегги глядела, как мать подходит ближе осторожными, робкими шагами, будто ступает по битому стеклу.
– Ещё жива, – недовольно буркнул Баста. – Звенит без конца, так что спать невозможно. Если так будет продолжаться, я попрошу Плосконоса свернуть ей шею. Он это ловко делает с голубями, которые ему всю машину загадили.
Мегги увидела, как мать незаметно достала из кармана платья бумажку и вложила в ладонь Сажеруку.
– За это вам обоим самое малое десять лет счастья не видать, – заверил его Сажерук. – Можешь мне поверить. Уж в феях-то я разбираюсь. Эй, что это у тебя за спиной?
Баста обернулся, как ужаленный. Молниеносным движением Сажерук просунул руку сквозь решётку и вложил записку в ладонь Мегги.
– Чёрт! – выругался Баста. – Только попробуй ещё раз, я тебе… – Он повернулся как раз в тот момент, когда пальцы Мегги сжимались вокруг клочка бумаги. – Смотри-ка, записка!
Мегги изо всех сил сжимала кулак, но Баста без труда разогнул её пальцы. Потом он уставился на крошечные буквы, написанные её матерью.
– А ну, читай! – рявкнул он и ткнул ей в лицо записку.
Мегги отрицательно покачала головой.
– Читай! – Баста угрожающе понизил голос. – Или хочешь получить на морде такой же красивый узор, как у этого твоего дружка?
– Да прочти уж, Мегги, – сказал Сажерук. – Этот подонок и так знает, что я без хорошего вина жить не могу.
– Вина? – Баста расхохотался. – Ты просил девчонку раздобыть тебе вина? А где ж она его возьмёт?
Мегги смотрела на записку. Она запоминала каждое слово, пока не выучила все наизусть. «Девять лет – это очень много. Я каждый год отмечала твой день рождения. Ты ещё красивее, чем я себе представляла».
Она услышала смех Басты.
– Да, это на тебя похоже, Сажерук, – сказал он. – Ты надеешься утопить свой страх в вине. Но для этого тебе сейчас и целой бочки не хватит.
Сажерук пожал плечами.
– Попытка не пытка, – сказал он.
Наверное, при этом у него был слишком довольный вид. Баста нахмурился и пристально посмотрел в испещрённое шрамами лицо.
– С другой стороны, – медленно произнёс он, – ты всегда был хитрой лисой. Не многовато ли тут букв для бутылки вина? Как ты думаешь, милашка? – Он снова сунул записку Мегги под нос. – Ты мне сама её прочтёшь или пойти показать Сороке?
Мегги выхватила записку так быстро, что успела спрятать руку за спину, а Баста ещё смотрел на свои пустые пальцы.
– А ну отдай, маленькая стерва! – зашипел он в ярости. – Давай сюда записку, а то я тебе пальцы вместе с ней отрежу.
Но Мегги отступила на шаг и прижалась спиной к решётке.
– Нет! – крикнула она и одной рукой вцепилась в прутья у себя за спиной, а другой прижала к ним записку.
Сажерук смекнул сразу. Она почувствовала, как он вытянул бумажку из её пальцев.
Баста так ударил её по лицу, что она стукнулась головой о решётку. Кто-то сзади погладил её по волосам. Оглушённая, она обернулась и увидела прямо перед собой лицо матери. «Сейчас он заметит, – подумала она, – сейчас он обо всём догадается». Но Баста смотрел только на Сажерука, который из-за решётки размахивал у него перед носом запиской, как червяком перед голодной птичкой.
– Ну как? – Сажерук отступил на шаг в глубь камеры. – Зайдёшь ко мне или будешь дальше драться с девочкой?
Баста застыл на месте, как ребёнок, которому вдруг ни с того ни с сего дали затрещину. Потом он схватил Мегги за локоть и подтащил к себе. Девочка почувствовала на горле прикосновение чего-то холодного. Она и не видя догадывалась, что это.
Её мать вскрикнула и ухватилась за Сажерука. Но он только выше приподнял записку.
– Я так и знал! – сказал он. – Ты трус, Баста. Легче приставить ребёнку нож к горлу, чем зайти ко мне сюда. Вот если бы с тобой был Плосконос – широкая спина и здоровые кулаки, – тогда другое дело, но его здесь нет. Ну, заходи же, у тебя ведь нож! А я с голыми руками – и мне их, как ты знаешь, всегда было жалко на драки.
Мегги почувствовала, как разжимаются руки Басты. Клинок уже не впивался ей в кожу. Она сглотнула и потрогала горло. Ей казалось, что на руке должна остаться кровь, но крови не было. Баста отпихнул её с такой силой, что девочка покачнулась и упала на сырой каменный пол. Потом он сунул руку в карман и извлёк оттуда связку ключей. От ярости он задыхался, как будто перед этим долго и быстро бежал. Дрожащими пальцами он вставил ключ в замочную скважину.
Сажерук наблюдал за ним с невозмутимым видом. Он кивнул матери Мегги, чтобы она отошла от решётки подальше, и сам отступил на несколько шагов с изяществом танцора. По лицу его нельзя было понять, боится он или нет, только шрамы выступали на коже ярче обычного.
– Это что такое? – сказал он, когда Баста вошёл в камеру, наставив на него нож. – Убери эту штуку. Если ты меня убьёшь, ты испортишь Каприкорну все удовольствие. Вряд ли он тебе это простит.
Да, он боялся. Мегги слышала это по голосу. К тому же он говорил слишком быстро.
– Зачем же убивать? – прошипел Баста, закрывая за собой дверь камеры.
Сажерук отступил к каменному саркофагу.
– А, ты решил добавить мне узоров на лице? – Он говорил тихо, почти шёпотом. Но теперь в его голосе было что-то новое: ненависть, отвращение, ярость. – Не думай, что это будет так же просто, как в прошлый раз, – проговорил он. – Я с тех пор выучился кое-чему полезному.
– Да что ты говоришь? – Баста стоял уже в шаге от него. – Чему бы это? Твоего друга огня здесь нет, так что он тебе не поможет. И даже твоя вонючая куница далеко.
– Я имел в виду слова! – Сажерук прикоснулся к саркофагу. – Я тебе не рассказывал? Феи научили меня насылать проклятие. Они пожалели меня за исполосованное лицо, они знают, как плохо я умею драться. Я тебя проклинаю, Баста! Клянусь костями мертвеца в этом гробу. Бьюсь об заклад, там давно уже лежит не какой-то священник, а один из тех, кто попался вам в руки и исчез, правда?
Баста промолчал, но его молчание было красноречивее всяких слов.
– Ну конечно. Эти старые гробы – отличный тайник. – Сажерук провёл ладонью по треснувшей крышке, словно надеялся теплом руки вернуть мертвеца к жизни. – Его дух будет терзать тебя, Баста. – Сажерук произнёс это, как заклинание. – Он будет на каждом шагу нашёптывать тебе на ухо моё имя…
Мегги видела, как Баста схватился за кроличью лапку.
– Эта штука тебе не поможет! – Сажерук не убирал ладони с саркофага. – Баста, бедняжка! У тебя уже начинается жар? И дрожь в руках и ногах?
Баста замахнулся ножом в его сторону, но Сажерук легко увернулся.
– Отдай мне записку, которую ты дал девчонке! – Баста выкрикнул ему это прямо в лицо, но Сажерук невозмутимо положил записку в брючный карман.
Мегги будто приросла к месту. Краем глаза она видела, как её мама сунула руку в карман платья. Она достала оттуда серый камешек размером чуть больше перепелиного яйца.
Сажерук провёл ладонями по крышке саркофага и выставил их навстречу Басте.
– Потрогать тебя ими? – спросил он. – Что будет, если потрогать гроб, в котором лежит убитый? Скажи-ка. Ты ведь в этих вещах разбираешься.
Он снова отступил в сторону, словно обходя партнёра в танце.
– Я обрежу твои вонючие руки, если ты до меня дотронешься! – прорычал Баста, побагровев от гнева. – Я обрежу тебе пальцы по одному, а потом доберусь и до языка.
Он ещё раз сделал выпад в его сторону, разрезав воздух блестящим клинком, но Сажерук снова увернулся. Он все быстрее танцевал вокруг Басты, изгибался, отступал и снова приближался, но неожиданно сам загнал себя в ловушку этим отчаянным танцем. За ним была только голая стена, справа от него – решётка, а прямо на него шёл Баста.
В этот момент мать Мегги подняла руку. Камешек попал Басте в голову. Он удивлённо обернулся, посмотрел на неё, словно пытаясь вспомнить, кто она такая, и пощупал голову в том месте, откуда сочилась кровь. Мегги не успела заметить, что сделал Сажерук, но только нож Басты вдруг оказался у него в руках. Баста смотрел на знакомый клинок ошарашенно, как будто не мог взять в толк, что тот коварно обратился против своего хозяина.
– Ну как, приятно? – Сажерук медленно подвёл остриё ножа к животу Басты. – Чувствуешь, какое мягкое у тебя тело? Человеческое тело – вещь хрупкая, и заменить его нечем. Как вы там поступаете с кошками и белками? Плосконос обожает про это рассказывать…
– Я не охочусь за белками. – Голос Басты звучал хрипло. Багровый румянец гнева сбежал с его лица.
Страх не бывает румяным. Страх бледен, как лицо мертвеца. – Что ты собираешься делать? – с трудом выговорил он. Он дышал тяжело, словно его душило что-то. – Думаешь, тебе удастся живым уйти из деревни? Они пристрелят тебя раньше, чем ты перейдёшь площадь.
– Ну, это всё же лучше, чем встреча с Призраком, – возразил Сажерук. – Кроме того, все они из рук вон плохо стреляют.
Мать Мегги подошла к нему. Она сделала пальцем движение, будто пишет по воздуху. Сажерук достал из кармана записку и дал ей. Баста следил за бумажкой глазами, как будто хотел взглядом притянуть её к себе. Реза что-то написала на ней и вернула Сажеруку. Он наморщил лоб и стал читать.
– Подождать, пока стемнеет? Нет, я не хочу ждать. Но девочке, может быть, лучше остаться здесь. – Он посмотрел на Мегги. – Ей Каприкорн ничего не сделает. Она ведь его новый Волшебный Язык. А потом придёт её отец и заберёт её. – Сажерук сунул записку обратно в брючный карман и провёл остриём ножа вдоль пуговиц на рубашке Басты – пуговицы лязгали от прикосновения металла. – Иди к лестнице, Реза, – сказал он. – Я закончу здесь это дельце, а потом мы пойдём восвояси через площадь, как обычная влюблённая парочка.
Реза нерешительно открыла дверь камеры. Она вышла из-за решётки и взяла Мегги за руку. Пальцы у неё были холодные и немного шершавые – чужие пальцы, зато лицо было знакомое, хотя на фотографии оно выглядело моложе и не таким озабоченным.
– Реза! Мы не можем взять её с собой! – Сажерук схватил Басту за локоть и прижал его спиной к стене. – Её отец убьёт меня, если её там застрелят. А теперь отвернись и прикрой ей глаза – ты же не хочешь, чтобы она видела…
Нож дрогнул в его руке. Реза с ужасом посмотрела на него и резко помотала головой, но Сажерук притворился, что не замечает её.
– Бей посильнее, Грязнорук! – прошипел Баста, вцепляясь руками в каменную стену позади себя. – Убивать – не такое простое дело. Чтобы делать его хорошо, нужен опыт.
– Чушь! – Сажерук схватил его за куртку и завёл ему под подбородок нож, как сделал Баста с Мо тогда, в церкви. – Каждый дурак может убить. Это так же легко, как бросить книгу в огонь, ударом ноги распахнуть дверь или напугать ребёнка.
Мегги начала бить дрожь – почему, она сама не знала. Мать её шагнула было к решётке, но, увидев окаменевшее лицо Сажерука, замерла на месте. Потом она повернулась, притянула голову Мегги к себе на грудь и крепко обняла её. Её запах напомнил Мегги что-то давно забытое, она прикрыла глаза и попыталась ни о чём не думать: ни о Сажеруке, ни о ноже, ни о побелевшем лице Басты… А потом на несколько страшных мгновений у неё осталось только одно желание – увидеть Басту мёртвым на сыром каменном полу, неподвижным, как сломанная кукла, безобразный, бессмысленный предмет, всегда немного страшный… Нож приблизился вплотную к белой рубашке Басты, как вдруг Сажерук вытянул связку ключей у него из кармана и отступил на шаг.
– Что поделаешь, ты прав: я не умею убивать, – сказал он, пятясь прочь из камеры. – И не стану ради тебя учиться.
По лицу Басты расплылась злорадная улыбка, но Сажерук не обратил на это внимания. Он запер решётку, взял Резу за руку и потянул её к лестнице.
– Пусти её! – сказал он, видя, что она не выпускает Мегги из объятий. – Честное слово, ей ничего не грозит, а взять её с собой мы не можем!
Но Реза только покачала головой, обнимая Мегги за плечи.
– Эй, Сажерук! – крикнул Баста. – Я знал, что ты не ударишь. Отдай мой нож. Тебе от него все равно проку не будет.
Сажерук не слушал его.
– Они убьют тебя, если ты останешься, – сказал он, но руку Резы не выпустил.
– Эй, вы, там наверху! – заорал Баста. – Сюда! Тревога! Узники пытаются сбежать!
Мегги с ужасом посмотрела на Сажерука.
– Что же ты не заткнул ему рот?
– А чем, принцесса? – откликнулся Сажерук. Реза притянула Мегги к себе и погладила по голове.
– Пристрелят, пристрелят, они вас пристрелят! – Баста захлёбывался криком. – Эй-эй-эй! Тревога! – выкрикнул он ещё раз, изо всех сил тряся решётку.
Наверху послышались шаги. Сажерук в последний раз взглянул на Резу. Потом тихонько чертыхнулся, повернулся и бросился наверх по стёртым ступеням.
Звука открываемой наверху двери Мегги не слышала. Все заглушал непрерывный крик Басты. В отчаянии она бросилась к нему, ей хотелось ударить его сквозь решётку прямо в орущую физиономию.
Потом снова послышались шаги, приглушённые крики… Что же им теперь делать? Кто-то торопливо спускался по лестнице. Сажерук? Но из темноты возникло совсем другое лицо – это был Плосконос. За ним со ступенек сбежал ещё один чернокурточник, совсем мальчишка на вид, с круглым безбородым лицом. Однако он тут же наставил ружьё на Мегги и её мать.
– Эй, Баста, как ты попал за решётку? – недоуменно спросил Плосконос.
– Выпусти меня, остолоп чёртов! – заорал на него Баста сквозь прутья решётки. – Сажерук смылся!
– Сажерук! – Плосконос утёр лицо рукавом. – Значит, ты был-таки прав, юнец. Баста, этот малый только что подбежал ко мне и сказал, что видел Огнежора наверху за колонной.
– И ты за ним не погнался? Ты что, действительно такой кретин, как кажешься? – Баста притиснул лицо к решётке, как будто надеялся пролезть сквозь прутья.
– Эй, думай, что говоришь, понял? – Плосконос подошёл к решётке и с явным удовольствием уставился на Басту. – Стало быть, Грязнорук снова тебя положил на обе лопатки. Каприкорну это, боюсь, не понравится.
– Пошли за ним погоню! – рявкнул Баста. – А то скажу Каприкорну, что ты его выпустил.
Плосконос достал из кармана носовой платок и обстоятельно высморкался.
– Да неужели? А кто сидит на его месте за решёткой – я или ты? Далеко ему не уйти. У нас на автостоянке двое часовых, на площади ещё трое, а его лицо ни с чем не спутаешь, уж об этом ты позаботился, правда? – И он засмеялся своим лающим смехом. – Знаешь, я, кажется, начинаю привыкать к этому зрелищу. Ты отлично смотришься за решёткой. Не нагличаешь и не машешь ножом у людей перед носом.
– Да отопрёшь ты, наконец, эту чёртову дверь? – заорал Баста. – Или я должен сперва подкоротить твой уродский нос?
Плосконос скрестил руки.
– Я не могу её отпереть, – заметил он скучливым голосом. – Сажерук захватил ключи с собой. Или ты их где-нибудь тут видишь?
Он вопросительно обернулся к юноше, который всё ещё держал под прицелом Мегги и её мать. Тот отрицательно покачал головой. Плосконос ухмыльнулся во все своё расплющенное лицо.
– Вот, он их тоже не видит. Что ж, придётся сходить к Мортоле. Может быть, у неё есть запасной ключ.
– Прекрати ухмыляться! – крикнул Баста – А то я тебе губы обрежу!
– Да что ты говоришь! Что-то я не вижу твоего ножичка. Неужто Сажерук снова его у тебя увёл? Если так пойдёт дальше, у него скоро соберётся целая коллекция! – Плосконос повернулся к Басте спиной и сказал, указывая на соседнюю камеру: – Запри туда женщину и сторожи её,
|
|
|
