О центре и основах общей монархической организации. 1 глава

Париж 7 декабря 1922 г.

Дорогой Петр Бернгардович!

Пищу по экстренному вопросу, требующему срочного решения до 31-го декабря. Возникла мысль о выдвижении на Нобелевскую премию к январю 1923 г., вместо рекламируемого большевистской стороны Горького, кого-нибудь с нашей стороны из русских писателей. Прямо говоря — Бунина. По статусу премии могут выдвигать кандидатов: 1) Академия Наук, 2) Лауреаты премии и 3) профессора литературы и истории. Мы могли бы в известной мере использовать все эти возможности. По пункту 3-му, напр., П.Г. Виноградов или П.Н. Кондаков могли бы подписаться на представлении или порознь или вместе. По пункту 2-му можно было бы обратиться к Ромэну Роллану, хотя и «другу» Горького, но все же вероятно достаточному джентльмену, чтобы не отказать в посредстве представить на премию достаточно ценимого Бунина. По пункту 1-му, может быть, нам следовало бы иметь дерзновение выступить или от лица всего академического Союза или от Русского Института в Праге. А для верности, может быть, нужно было бы соединить все эти три способа вместе. Пусть бы Кондаков и Виноградов представили Бунина от себя, одновременно Парижская Академическая группа уговорила бы Р. Роллана представить Бунина от его имени. И — наша Пражская «Академия Наук» сделала бы независимое представление в Стокгольме. Так или иначе, но я повергаю через Вас на усмотрение Праги весь этот вопрос и буду ждать Вашего скорого отклика. <...>

№ 21. Из писем С.С. Ольденбурга П.Б. Струве [110]

22 июля 1921 г.

<...> Шансы на свержение большевиков сейчас очень невелики. Внутри Советской России, пока у большевиков не исчерпаны получки из заграницы, голод делает Советскую власть единственным «кормильцем» и бунты в городах — маловероятны. Вне ее — ослабевает психологическое антибольшев. напряжение, в связи, с одной стороны — с голодом и агитацией по поводу него, с другой — прибытием товаров, и через них появляющимися надеждами на «эволюцию», на возможность наживы и т.д. Не исключена возможность дополнительной смуты в умах через конфликты большевиков с окраинными государствами. Все это в ближайшие месяцы проявится с огромной силой, и в значительной мере видоизменит существующие группировки. «Поел. Нов.» идут к сотрудничеству с большевиками «брусиловскими» путями. Расцветает и национал-большевизм. <...>

Что же делать? Сейчас одна возможность не дать себя откинуть куда-то по воле волн, стоять на том, что этот прилив спадет, и крушение большевизма станет опять разительным. Готовить идеологию и беречь «армию порядка».

11 августа 1921 г.

<...> «Воля России» и «Поел. Нов.» начинают мечтать о международных планах восстановления. Плохо в них верю и отношусь к ним с известной опаской. При иностранном господстве будут насаждаться в России нежизненные формы, и трудно ожидать тогда самобытного творчества. <...>

<...> После московского воззвания эсеров «Поел. Нов.» круто переменили тон. Соглашательские тенденции они теперь стали отрицать. Надолго ли этот поворот — покажет будущее. Вообще сейчас контуры блоков заволакиваются опять туманом. Эсеры — в антибольшевистском лагере. Это не особенное приобретение, — они не сила — но сейчас — это факт. И сейчас не время с ними резко бороться. Но все же на идейные уступки им идти нельзя, это только бы ослабило в будущем.

8 сентября 1921 г.

<...> Собираюсь написать Савицкому об евразийском сборнике. Основные положения при этом следующие:

Соглашаюсь с тем, что в двадцатом веке европейская культура переживает глубокий кризис; а так же, что для возрождения России нужна новая идеология, что недостаточно отрицания и вражды к большевизму. Но в отличие от авторов сборника, считаю русскую культуру ветвью европейской, которая не только «германо-романская» для меня, как и другие, она имеет своеобразие, тут и азиатские психологические черты и византийское культурное наследие (хотя и почти выветрившееся); но все же связь с европейской культурой нераздельная. (Пример: хотя бы «Борис Годунов» куда ближе к Шекспиру, чем к индийской драме; психологически ближе; и если от русской культуры отсечь Пушкина, то в чем же ее выражение?)

Другое существенное отличие — оценка происходящего в России. Я не считаю, что там «искание и борение, взыскание града нездешнего». Я вижу страшную, азиатскую пассивность (— да, кое в чем есть азиатские черты, но в данном случае в них не спасение, а беда), распыление создавшегося, одичание, и надо всем — чуждую России власть, развивающую действительно огромную энергию, — но направленную всецело во зло. Положительных процессов не вижу ни в пассивной массе, ни в активном коммунизме. Может быть, и даже вероятно, описать в психологии; страшный опыт раскрывает ложь старых учений. И я сравнил бы происходящее с сыпным тифом; переболевший получает иммунитет, — но и последствия бывают тяжелые.

Нужна идейная переоценка ценностей. Для нее русский опыт и переболевшие, излеченные элементы русского общества — благодарная почва. Но переоценка нужна во всем объеме европейской культуры — и не в виду попытки отречься от нее; такая попытка настолько же бесплодна, как насаждение какой-то особой пролетарской культуры. Если России суждено сыграть роль в возрождении европейской культуры — она ее выполнит, не продолжая традиций славянофилов (от некоторых, уже слишком сейчас несообразных лозунгов которых отрекаются и евразийцы), а восприняв и переработав идеи исторической школы права, и де Мэстра, и Гобино, и Бисмарка, и Леонтьева. Иными словами, «великий Ренессанс» должен осуществляться в мировом масштабе; или он неосуществим — и тогда, так как неисчерпанных, молодых народов на земле больше нет (русский народ тоже имеет за собою десять веков исторического бытия) — мировая культура обречена на безнадежный упадок и умирание. <...>

6 декабря 1921 г.

<...> В «Грядущей России» удалось, что называется, овладеть положением. <...> Газета выправилась и ведет определенную линию. <...> Основы нашей линии: Festhalten [111] за блок с правыми, открытая дверь для блока налево — но только включающего всю правую; резкое отрицание национал-большевистского уклона, стремление избегать грызни с ближайшими соседями — и определенная враждебность к «республиканской прессе» — «Поел. Нов.» и «Гол. России». Международно-политических вопросов касаемся мало, но когда касаемся, то в осторожно прогерманском духе (а раньше бывало, и в неосторожно!). Личные нападки стремлюсь элиминировать <...> Насколько удастся выдержать эту линию, притом без антисемитизма, в общемонархическом органе — еще не знаю, но возможно, что при деятельной работе удастся.

В одном вопросе, где мои чувства всегда сходились с правыми, мы также заняли определенную позицию, и это очень укрепило наше положение в монархическом движении: в вопросе о легитимизме. Для меня это было всегда делом непосредственного чувства. Но кроме того, мне совершенно ясно, что если на каком-нибудь принципе для определения будущего монарха можно сойтись — то только на принципе законной монархии, на исторической преемственности. Если это не объединит всех, то другое не объединит никого. В легитимизме — идея; это — все русская история, это воплощение всей жизни нации. <...>

Насколько самый принцип легитимизма считаю долженствующим стоять вне спора минимумом для монархизма — настолько стараюсь избежать немедленной фиксации на кандидате. Юридически вопрос спорный; ряд формальных оснований — в пользу Владимировичей, но в виду их непопулярности, даже при разрешении юридического вопроса в их пользу, речь будет идти только о втором поколении, с тем или иным регентом (Ник. Ник. [112]? Врангель?) — Это только Вам. — Что же, и в 1613 г. избрали отрока! <...>

<...> Чувствую, что становлюсь необходимой частью монархического движения. Так как я верю в его будущее для России, то думаю, что правильно посвятить ему главные свои усилия. Очень многие теперь склонны выжидать, не предрешать, и т.д. Правильно ли это? Никогда, или почти никогда, пришедшие позже не приобретают того влияния в движении, как его создатели. Отпечаток всегда оставят первые участники — более глубокий. Тем, что монархическое движение оставляют в руках правого крыла — делают это движение правее. Но может быть это все неизбежно.

Правые — во многом люди другого мира, других представлений. Их мало знают, и они мало знают других. Одну из самых важных своих задач я вижу в том, чтобы поскольку это возможно поддерживать связь взаимного понимания между правыми и группами, стоящими левее меня. <...>

2 апреля 1922 г.

<...> На конференции [113] было 30-35 человек, из них не более 10 приезжих — Париж, Белград, Венгрия, разные города Германии — Константинопль прислал мандаты, делегат из Дании не прибыл по болезни — но в общем я считаю ее удавшейся. <...> дано было представление, что «центр» существует, а мы убедились в том, что П.Н.В. [114] сочувствует нам и что наша задача — быть соединительным звеном между крайне правыми и кругами Нац. К-та [115] встречает полное его сочувствие. <...>

Большое несчастье смерть В.Д. Набокова [116], она лишает и нас ближайшего по духу союзника. Из-за всего этого дела немецкая полиция сочла нужным заарестовать всю нашу конференцию, привезти в полицей-призидиум, часа через три-четыре всех выпустили. <...> Конференцию по требованию полиции пришлось закончить негласно, заседали еще два часа в ресторанах, в уменьшенном (за счет «здешнего» элемента) составе. Много интересного вынес <...> от знакомства с ген. Бискупским, человеком несомненно умным и с большой волей. — Правые смотрели очень кисло на нашу конференцию, хотя на приветственную чашку чая пришли Римский-Корсаков и главный «идеолог» правых Н.Д. Тальберг. Мы же сохранили полную корректность и послали от конференции приветствие Высшему Монархическому Совету. <...>

5 июля 1922 г.

<...> Имеете ли Вы устряловский сборник «Русская жизнь» [117] <...>? Если нет, пришлю. Это издание честных национал-большевиков. <...> Впечатление добросовестной, но априорно оптимистической мысли и малой осведомленности о положении в Советской России и ее роли в Европе. <...> Но во всяком случае это издание ничего общего не имеет со «Сменой Вех» и «Накануне». <...>

27 апреля 1922 г.

<...> Большой — принципиальный — вопрос, который может вдруг обостриться — это вопрос об условиях сотрудничества русских национальных сил с иноземными врагами большевиков. Мне кажется, что неправильно отрицание такого сотрудничества — это было бы умывание рук — но, конечно, сотрудничество возможно и целесообразно только на определенных условиях. Эту тему мы будем обсуждать, вероятно, и в комитете. Основные условия: 1) декларация, что борьба ведется против большевиков, а не России, и что не преследуются цели отторжения русских земель; 2) признание того или иного русского центра — по примеру Чехо-Слов. Комитета в Лондоне — и обязательство помимо него не заключать мира с большевиками; 3) предоставление самим русским союзным силам решения всех вопросов внутреннего устройства России. — В случае принятия подобных условий можно быть в союзе с кем угодно, без них — торопиться с выступлением не следует. Центр, конечно, скорее всего можно бы создать вокруг Врангеля. <...>

31 мая 1922 г.

<...> Несколько представил себе немецкую точку зрения. Ее итог: большевиками пугать Антанту — притом большевиками не как «мировой революцией», а как «Россией». Поэтому сейчас им бы не хотелось, чтобы большевики свалились, иначе не будет у них пугала — они боятся антанто-фильского правительства или явной анархии. Правые немцы несколько боятся, что это произведет отрицательное впечатление на русских, и всячески их стараются задобрить, но в печати определенно выступать не решаются. Со своей точки зрения они может быть и правы, но могут и проиграть, так как поворот симпатий от них идет здесь всеобщий. Франции дается еще шанс — может быть, последний — создать себе большого союзника. Думаю, однако, что форма ее государственного устройства органически препятствует ей принимать смелые решения; у власти в ней все-таки не Maurras! [118] <...>

10 июня 1922 г.

<...> Деятельность фашистов является огромным благотворным фактором — каковы бы ни были отдельные проявления. Это «революция» только по приемам, — вроде того, как Вы писали, что и русское белое движение должно было стать революционным по методам; — так вот фашисты сумели! <...> меня м.б. фашисты не вполне удовлетворяют своей амонархичностью <...>

15 июля 1922 г.

<...> Что было бы лучше: их (большевиков. — Сост.) крушение в конфликте или дальнейшее гниение в безнадежной для них обстановке? пожалуй, крушение в конфликте — дальнейшее гниение уж очень убийственно для России. <...>

12 сентября 1922 г.

<...> Был у Кусковой, имел с ней довольно длительный разговор. Она по поводу «Трудов конференции» (я ей прислал их) отозвалась так «Все это настолько культурно, разумно, демократично: парламент, широкое избирательное право и т.д.; но на кой черт Вам при этом нужен монарх?» На эту тему говорили без особого взаимного понимания. Она и Прокопович говорили, что в государственных вопросах (?) допускается только чистейший рационализм, я же наоборот стоял на том, что без элемента веры никакая власть существовать не может. <...>

8 октября 1922 г.

<...> Это время видел некоторых высланных. Франка увижу сегодня. Одно из основных впечатлений — какая-то забитость и запуганность. При самом искреннем антибольшевизме — большая путаница представлений. Да оно иначе и быть не могло: самое крепкое зрение не может вполне сохраниться, если целыми годами видеть все сквозь кривые стекла! — Какая цель большевиков? Если они только хотели устранить неудобных людей, — они имеют вообще столько других к тому путей... Может быть, они выслали заграницу гл. обр. тех, кто, будучи заведомым противником большевизма, держится на тактику борьбы таких взглядов, которые большевикам кажутся не опасными? Распространению которых в зарубежных кругах — они только рады? Конечно, для этого нужно предположить с их стороны большую тонкость психологического расчета — насколько это правильно, судить трудно. <...>

30 января 1923 г.

<...> Тон «Грядущей России» в еврейском вопросе (это самое трудное! иногда я думал из-за этого лучше и не браться. Какой злостный вопрос — здесь имеешь против себя «стихи» обычных единомышленников — и за себя — собственно даже не за, а где-то сбоку в виде зрителей — обычных противников). <...>

<...> Мои коллеги справа очень хотят привлечь евразийцев, особенно почему-то Флоровского и Н.С. Трубецкого — что Вы об этом думаете?

<...> Что сейчас самое важное? Мне кажется, в данный момент — воспитание монархической интеллигенции. <...> Самое важное — создание идейных кадров. В этом отношении я придаю большое значение тому, что удалось сблизить Ильина с нашими здешними кругами. До чего это трудная работа — согласовать людей разного круга и разного характера! Пока идет ничего себе. <...> Задача: во вне показывать культурный рост и завоевания монархизма, а внутри — приучать к принципу noblesse oblige [119]. <...>

19 мая 1923 г.

<...> Что касается зарубежных настроений, то здесь и нервность, и известный разброд. Сильная большевистская пропаганда (есть уличенные агенты) ведется в «антиинтервенционистском смысле»; уверяют, что там все стали и монархистами, и националистами, но будут с большевиками против иностранцев — так как боятся... Пуанкарэ (?) и взыскания долгов. — С другой стороны, нехотя и не очень искренне, но самые правые идут на национальный фронт, при условии возглавления Н.Н. <...>

20 декабря 1924 г.

<...> Здесь был Главнокомандующий. Он произвел на меня хорошее впечатление, в общем. Человек волевой, ставящий не прогнозы, а цели. Его концепция — все та же, крестовый поход. От участия в банкете уклонились представители В.М.С. [120], так как устроители боясь контрвыступления кирилловцев, не допустили тоста за Н.Н. [121] <...>

8 марта 1925 г.

<...> В русских делах правые немцы держатся не очень удовлетворительно. Оживают у них надежды на «нео-нэп» и на советско-польские раздоры. В то же время несколько повысился интерес и к зарубежным кругам, но, пока что, не как антитеза отношению к советам, а в порядке общего благоволения к «русским». <...>

Здесь известную деятельность развивали кириллисты, но денег у них мало и еще меньше людей. <...> Ильин очень определенно настроен против них. Также и Высший Совет, значение которого чрезвычайно упало в Германии. Наоборот, Национальное объединение все-таки создалось в конце концов, хотя не очень по существу единодушное. Во главе оказались те, кого здесь все считают так называемыми «белыми масонами». Что-то в этом роде тут есть, и это, как все малопонятное, вызывает известное недоверие <...>

8 сентября 1925 г.

<...> Прежде всего <...> принципиальный вопрос: нужны ли вообще «платформы»? Объединить все равно можно только на борьбе с большевиками и — может быть, на имени В.К. [122] И этого должно быть достаточно. <...> Власти нужна программа, но сложному составному движению, еще к власти не пришедшему — программа только помеха, по-моему. Итак, я считаю, что съезду вообще не нужна программа — а только два постулата:

1) борьба до конца; 2) Вождь. <...>

Я боюсь, что «Возрождение» собьется на линию Нац. К-та, линию по своему полезную, но не «вдохновляющую». Быть левым флангом национального фронта <...> это задача, по-моему, мало завидная! Ведь надо иметь в виду, что в борьбе с большевиками Нац. К-т не центр, а крайняя левая фронта, а милюковцы, рано или поздно, будут в стане противника. — Правых надо учить — я согласен. Невежество и непонимание реальностей — их главный порок. Но ведь делать это можно только изнутри, а если стать вне правого лагеря, то все поучения будут об стенку горох. Сейчас еще может быть не поздно охватить правую массу. <...>

Что можно сделать? Это Вам виднее. Может быть, допускать более правые статьи, хотя бы не передовые. Может быть, и в передовых надо меньше хвалить демократию, хотя бы и либеральную. Но было бы ужасно, если бы и «Возрождение» было подвинуто (?) на тот узкоколейный путь, по которому движется Национ. К-т, всю относительную полезность которого я вовсе не отрицаю, ибо состою же в нем! — а иначе давно ушел бы. <...>

21 сентября 1925 г.

<...> Вы спрашиваете впечатление о собрании 13 сентября. У меня хорошее впечатление, было многолюдно, импозантно, — как выражается Арк. Альдр. [123] — «великодержавная эмиграция». <...> Что касается инцидента с выборами, который вызвал такое раздражение Третьякова и Кº, мне он представляется совершенно не существенным. Если, что нужно и стоит отметить, то факт неуместной <...> обидчивости Третьякова. <...> Правые считали, что их искусственно, путем подбора, низводят на положение небольшого меньшинства. Это сказалось в составлении списка инициативной группы: принимали всех предложенных справа, но сейчас же, «для равновесия», прибавляли 2-3 «своих» — почему комитет и разросся до 72. Тогда правые, на собрании, решили произвести, без особого шума, известный протест <...>

<...> Вообще у некоторых, особенно Тр. и П. [124], больше вражды к правым, чем желания чтобы нечто вышло <...> Правые вовсе не агрессивны, но считают, что их искусственно принижают, а левые смертельно боятся правых и приписывают им всякие злые умыслы. <...>

№ 22. Письмо председателя Высшего Монархического Совета Н.Е. Маркова Е.К. Миллеру [125]

[июль 1923 г.]

Многоуважаемый Евгений Карлович.

В ответе на письмо Ваше № 3400 от 25-го июня сего года считаю долгом изложить взгляд Высшего Монархического Совета по возбужденному Вами вопросу. Оговариваюсь, что мне пока неизвестно в точности, какие именно предложения делали сербские монархические организации ряду офицерских союзов, о чем Вам сообщал Барон Врангель. В этом сообщении соединены два утверждения: во-первых, будто монархистами распространяются слухи о готовности великого Князя возглавить монархическое объединение под лозунгом «За веру. Царя и Отечество» и, во-вторых, будто бы Великий Князь ожидает поддержки со стороны армии и общественности.

Первое утверждение можно и должно опровергнуть, ибо Великий Князь действительно ни под этим лозунгом, ни под каким иным своей готовности возглавить всенародное движение не обусловливал. Что касается до второго утверждения, то не подлежит сомнению, что выступление Великого Князя обусловливается его убеждением в том, что действительно народ как в России, так и за рубежом желает и просит Великого Князя спасти Россию. Отсюда логически вытекает, что без получения доказательств поддержки со стороны армии и общественности этих важнейших составных элементов народа, Великий Князь и не выступит. Значит, все благомыслящие люди должны влиять и на армию И на общественность, вообще на всех, чтобы все другие поддерживали Великого Князя. Усматривать в сем недопустимую политику я никак не могу.

Сообщаемые Вами слова Великого Князя о том, что армия должна быть вне политики, я понимаю как выражение общего принципа, а не как запрещение военным людям выражать свою преданность и беззаветную готовность идти за своим природным вождем на спасение гибнущего отечества.

Патриотические заявления и выражения преданности и послушания своим Августейшим Шефам всегда и во всех армиях допускались и посылались Шефам непосредственно, и никому из начальствующих лиц доброго старого времени не приходило в голову усматривать в этаких выявлениях верноподданности недопустимой в армии политики или нарушения дисциплины, тем не менее ввиду того, что Командование Русской Армии смотрит на этот вопрос иначе и в приветственных обращениях к Великому Князю Николаю Николаевичу усматривает нечто нежелательное. Высший Монархический Совет, обсудив Ваше письмо, постановил разъяснить нашим балканским организациям, что после заявления генерала Барона Врангеля о подчинении командуемой им Армии Великому Князю Николаю Николаевичу нет уже надобности в том, чтобы входящие в состав этой Армии части делали непосредственные верноподданнические заявления Великому Князю.

Исполнив со стесненным сердцем это постановление, я обращаюсь к Вам как к истинно русскому патриоту с горячей просьбой: употребить Ваше влияние на генерала Барона Врангеля и убедить его не становиться из-за весьма спорных формальных побуждений против стихийного устремления русских сердец. Военная дисциплина только выиграет, если командир Армии не только не воспрепятствует, но сам разрешит и посоветует частям заявить им преданность Великому Князю.

Прошу принять уверение в искреннем моем уважении.
Подпись.

№ 23. Основные положения Декларации Русского Народно-Монархического Союза Конституционных Монархистов, принятые на Делегатском Собрании 16-19 мая 1924 года. [126] [127]

1. Первым условием восстановления в России правового порядка и возрождения к жизни ее творческих сил является свержение ига большевиков и того режима, который установлен захватом власти III Интернационалом. Союз, не допуская никаких соглашений с большевиками и считая все упования на их эволюцию несбыточными, готов сотрудничать со всеми политическими и экономическими группами, которые, ставя спасение России выше своих партийных или классовых интересов, признают, как и Союз, соглашательство недопустимым и направляют свои усилия к свержению большевиков.

2. Вождем русского национального освободительного движения Союз признает Верховного Главнокомандующего Великого Князя Николая Николаевича и отдает себя, для спасения Родины, в Его полное распоряжение.

3. Союз содействует всеми зависящими от него способами сохранения в целости водворенных за границами России кадров русских войск, которые явятся драгоценным вкладом в объединенные под Верховным Главным Командованием Е.И.В. Великого Князя Николая Николаевича вооруженные силы воскресшей России.

4. Возрождение России, как мощного государства, объединяющего центр С окраинами, может быть достигнуто лишь при восстановлении России на ее исторических началах и при соответствии формы государственного правления народному мировоззрению, т.е. с восстановлением Монархии и Законодательных Учреждений, народом избранных, и с ответственным перед Монархом Правительством. Лишь Верховная власть, олицетворенная Монархом, способна стать выше классовых и партийных интересов и лишь, опираясь на свободно избранных представителей народа. Монарх может управлять им, своевременно удовлетворяя его жизненные потребности.

5. Союз находит, что спор и разногласия в монархической среде по вопросам престолонаследия ведут лишь к ослаблению монархического объединения в момент, когда требуется крепчайшая его сплоченность, и полагает, что вопрос о наследии Престола, неотъемлемо согласно Основных Законов Российской Империи, ДОМУ РОМАНОВЫХ принадлежащего, разрешится тогда, когда всенародно будет установлено, что Престол свободен и законная Монархия возродилась.

6. Будущее государственное устройство, опираясь на национальную самодеятельность коренного русского населения, должно быть основано на широком местном и областном самоуправлении, с согласованием начал госуд<арственного> единства с культурными стремлениями различных народов и племен, населяющих Россию и разделяющих ее исторические судьбы, и с установлением начал равноправия вне зависимости от религиозных и племенных отличий. Казачеству должен быть сохранен его бытовой уклад и принадлежащие ему искони вольности.

7. Русское Государство должно пребывать в теснейшем историческом союзе с Православною Церковью, устроенной на соборных началах, возглавляемой Святейшим Патриархом Московским и Всея Руси. Основными Законами должна быть обеспечена свобода исповедания всем инославным и иноверным.

8. Право частной собственности должно быть экономической и юридической основой восстановления России, так как оно является главным побуждением к труду и, тем самым, источником народного благосостояния.

9. Признавая, что от жизненного разрешения земельного вопроса будет зависеть прочность социального строя возрождающейся России, и считаясь с фактом, хотя и насильственного, перехода частной земли из одних рук в другие. Союз полагает, что земельный вопрос должен быть разрешен в государственных интересах и вне зависимости от интересов частных, на основе укрепления за крестьянами хозяйственно-использованных ими земель и признания за прежними собственниками права на получение вознаграждения при посредстве государства.