 |
Глава 2. Проблемы христианизации
|
|
|
|
Крещение удмуртов
Проникновение в удмуртский край христиан, а, следовательно, вместе с ними и христианской цивилизации шло в основном вдоль двух крупных водных магистралей – Камы и Вятки. Уже в XII веке здесь появились единичные христиане. Они селились починками из одного-двух дворов среди удмуртских деревень, в которых было по 30 и более дворов. После основания русских колоний на Вятке христианство начало постепенно проникать и в среду удмуртов. Одним из первых дел русских пришельцев была постройка церквей и часовен в наиболее безопасных пунктах. Появились города: Вятка, Слободской, Шестаков; погосты: Сырьянский, Волковский, Ильинский, Никольский и др. Соседство с русским населением, считает П.Н. Луппов, положило начало знакомству удмуртов с христианской религией[41].
Очевидно, что между вотяками и русскими к половине XVI века уже установилось некоторое общение, благодаря которому русские, как более культурные люди в сравнение с вотяками производили на последних влияние, русифицировали их, что отчасти сказывается и на русских именах некоторых вотяков. Русское соседство для вотяков имело и то значение, что познакомило их с внешней стороной христианской религии и вообще подготовило их к перемене религии.[42]
К 1557 году относится первый документально подтверждаемый случай крещения удмуртов. К Ивану IV обратилось 17 удмуртских семей, и в грамоте от 25 февраля 1557 года Иван грозный жалует 17 семей удмуртов Сырьинской волости Слободского уезда Вятской земли – «…Ожмека Черного да Зубаря Дуина, да брата его Чужека, да… со товарищи жаловать льготой: три года подати не платить, за что они обязались учинить вверх Вятки реки на речке Василкове слободу и церковь…»[43]. Крестьяне после трех лет вынуждены были и подать платить, и церковь содержать со священником и всем причтом, что было весьма накладно.
|
|
|
Итак, 1557 год формально можно считать началом христианизации удмуртов, хотя, по существу, она началась двумя столетиями позже.
Первые серьезные попытки привлечения вятских инородцев в лоно православной церкви были предприняты лишь с XVIII века, когда правительством и духовенством начала проводиться целая система энергичных мер по христианизации удмуртов-язычников: в удмуртские деревни стали посылаться миссионеры, строиться первые православные храмы, для обучения азам церковной грамотности начали открываться школы. Таким образом, в XVIII веке вятское и казанское духовенство стало предпринимать уже организованные попытки по обращению удмуртов в православие. XVIII век стал веком насильственной христианизации удмуртов в числе других народов Поволжья. Вятская земля становится важнейшей продовольственной, транспортной и людской базой для реформ Петра I. Крестьяне поднимали бунты. Чтобы духовно подчинить бунтующих, правительство в 1720, 1721 и 1722 гг. издало указы об освобождении принявших христианство от податей и повинностей, от обязательной рекрутской службы на три года. На практике эти льготы дополнялись освобождением пожелавших креститься от уголовной ответственности за преступления, даже самые тягчайшие, вплоть до убийства. Однако и эти очень ощутимые льготы давали малозаметные результаты до тех пор, пока в сентябре 1740 года не последовал указ о переложении податей и повинностей, от которых освобождались новокрещены, на оставшихся «в языческом суеверии».
11 сентября 1740 года был издан высочайший указ, по которому в городе Казани учреждалась особая Новокрещенская контора, на которую возлагалась задача обращения в православие народов Поволжья и Прикамья. Указ предписывал предоставлять инородцам, принявшим христианство, льготы в платеже податей и отбывании рекрутской повинности в течение трех лет. Размеры подушной подати некрещеных удмуртов вскоре возросли в три раза, и метод кнута оказался гораздо более действенным средством привития христианства.[44]
|
|
|
Чтобы успешно утверждать новокрещеных в православии, указ предлагал выселять их из прежних мест жительства, если там оставались некрещеные, поощрять браки новокрещеных с русскими[45]. В соответствии с этим указом Казанская контора иноверческих дел стала направлять миссионеров в удмуртские, татарские, чувашские и марийские деревни для проповедования там «слова божия». Уже в 1741 году миссионеры основали первый чисто удмуртский приход в селе Елово. Создались предпосылки для сложения удмуртской национальной церкви. Началась подготовка первых удмуртов-причетников, затем и иереев, а также работа над переводами Евангелия и богослужебной литературы. Именно священники и только в миссионерских целях создавали словари и грамматики удмуртского языка. Первая из них была издана заботами митрополита Казанского Вениамина[46].
Началось массовое крещение удмуртов. В XVIII веке миссионерские акции могли проходить с привлечением «воинской силы» в лице гренадеров – отставных солдат. Солдаты обходили деревни и сгоняли население в наиболее крупную. Там зачитывался царский указ о крещении. Переводчик излагал указ по-удмуртски, разъяснял кратко его, объявлял обещание государства на три года освободить крестившихся от повинностей. Затем солдаты заставляли каждого подойти к члену Новокрещенской конторы и поставить в книге против своей фамилии родовой знак – пус, так как все удмурты были неграмотны. Поставившему пус надевался крест. Обряд крещения на этом заканчивался. Из числа богатых удмуртов назначали сотских, церковного старосту, который собирал средства для строительства церкви в этом селе. Он же следил, чтобы в домах имелись иконы, семьи ходили в церковь, соблюдали церковные обряды. Того, кто отказывался креститься, усмиряли: сажали в тюрьму, били батогами, в «железо и цепи сажали».[47] В присутствии солдат вятскому священнику Феодору Ившину и архимандриту Сильвестру из Казанской новокрещенской конторы удалось окрестить до пяти тысяч человек. В результате были организованы удмуртские приходы: Дебесский, Понинский, Глазовский, Уканский и Балезинский[48]. Данное обстоятельство свидетельствует о наличии принуждения в деле христианизации удмуртов. О принудительном характере христианизации удмуртов свидетельствуют осуществлявшиеся на территории края вырубка священных рощ, уничтожение капищ и сжигание идолов, изъятие котлов для ритуальных пиршеств, разгон молящихся, физическое наказание для тех, кто отказывался принять крещение[49].
|
|
|
Борьбу церкви и государства с язычеством в удмуртском крае уместно сравнить с протекавшей здесь же борьбой с приверженцами старообрядчества, т. к. одним из направлений христианизации удмуртского края было также крещение людей, ушедших в раскол. Официальные власти и служители культа рассматривали старообрядцев как вероотступников и считали необходимым принимать все возможные меры (как культурно-просветительские, так и карательные – на разных этапах российской истории) для их воссоединения с господствующей церковью. Миссионерам было поручено провести с ними увещевательные и назидательные беседы. Однако они имели успеха: никто из крестьян не изменил своих религиозных воззрений. Центрами сосредоточения староверов стали Сунский и Верхосунский приходы Нолинского уезда. Впоследствии старообрядцы появятся и в других уездах. В частности в XVIII веке староверие получит большое распространение на территории Сарапульского, Глазовского и Малмыжского уездов. При этом численность старообрядцев будет неуклонно расти. Местное православное духовенство, анализируя сложившуюся ситуацию, выделяло следующие причины развития староверия на Вятской земле. В первую очередь, этому способствовала слишком большая территория церковных приходов, вследствие чего многие прихожане крайне редко имели возможность общаться со своим священником, а значит, редко исполняли христианский долг исповеди и святого причастия. Во-вторых, укрепляла старообрядцев в вере их сплоченность. Чувства коллективизма, взаимовыручки всегда помогали им выстоять и претерпеть обрушившиеся на них гонения со стороны как светских, так и духовных властей. В-третьих, распространению старообрядчества способствовали материальные выгоды его приверженцев, их лучшая обеспеченность по сравнению с адептами официальной церкви. Старообрядческое духовенство оказывалось материально более обеспеченным, чем православные служители культа. В-четвертых, развитию старообрядчества, по мнению священнослужителей Русской православной церкви, способствовал догматизм староверов, их низкий образовательный уровень. Пятой причиной распространения староверия являлся недостаток образования православных священников. Они не всегда в совершенстве знали идеологию старообрядчества и особенности учения местных староверов, поскольку последние часто уклонялись от бесед.
|
|
|
Помимо вышеперечисленных факторов важную роль сыграл также рост феодальной эксплуатации крестьян на протяжении XVII – XVIII вв. В связи с этим необходимо учесть следующую особенность развития феодальных отношений на Вятской земле. В указанный период большую часть населения края составляли черносошные крестьяне, которые несли повинности в пользу государства. Поместное землевладение было развито слабо. Главным образом, оно охватывало южные уезды (Яранский, Уржумский, Малмыжский). Вследствие этого крепостничество не получило здесь широкого распространения. Так, в конце XVIII века количество крепостных составляло лишь 2 %от общей численности населения губернии. Это, в свою очередь, способствовало существенному притоку на Вятскую землю крестьян из центральных регионов страны, бежавших от произвола своих помещиков. Знакомясь здесь со старообрядцами, подвергшимся гонениям со стороны официальных властей, они охотно воспринимали их вероучение и разделяли его в знак протеста против усиления крепостного гнета.[50]
На ход миссионерского дела оказала влияние податная льгота. После указа 1740 года подати за новокрещеных должны были платить оставшиеся в язычестве. Каждое обращение в православие мужчины увеличивало податное бремя оставшимся инородцам. Данное обстоятельство ставило удмуртов, марийцев и других, сохранявших свои дохристианские верования, перед выбором: либо разориться от непосильных обложений, либо принять крещение и объявить себя православными. После 1740 года удмурты, язычествовавшие до того времени в течение целых столетий, были окрещены. Считается, что основная масса удмуртского населения приняла крещение в XVIII веке, однако процесс христианизации не был завершен окончательно и продолжался вплоть до конца XIX века. Но довольствоваться этими результатами было невозможно, т. к. удмурты, обращавшиеся в христианство только из-за внешних льгот и привилегий или даже вследствие принуждения, были совершенно равнодушными к своей новой вере. Большинство новокрещеных уклонялись от присутствия в храмах во время богослужения, в церковь ходили редко, посты не соблюдались, так как они совпадали со временем жертвоприношений. В этой непростой ситуации значительная часть удмуртов превратилась в двоеверов-бикультуралов. При внешнем «маскирующем» следовании христианским обрядам они полулегально сохраняли веру в языческих богов. Двойная вера была вынужденным маневром[51]. Догматы христианского вероучения не были поняты и приняты удмуртами не только из-за этноязыкового барьера и насильственных, жестоких методов церковнослужителей и властей, но, думается, неуспех христианизации во многом объяснялся отсутствием подготовленной социально-экономической и идеологической базы для усвоения новой религии.
|
|
|
Таким образом, после крещения удмуртов предстояла еще более трудная задача: утверждение новокрещеных в христианской вере. Необходимо было развить в удмуртах любовь к новой вере, научить их христианским догматам и обрядам. В XVIII веке под утверждением в христианской вере правительство предусматривало обучение новокрещеных молитвам, символу веры, приучение ходить в церковь к богослужению, принимать таинства, соблюдать посты, выполнять христианские обычаи. Реализация этих мер на практике отводилась духовенству, которое должно было также просвещать новокрещеных. Обучению правительство придавало весьма большое значение, как одному из наиболее действенных средств к утверждению новокрещеных в христианской вере. Церковь была первым и основным, а долгое время единственным организатором народного образования в Удмуртии. Все светские учебные заведения также подчинялись традициям православной культуры. Священно- и церковнослужители с их высоким образовательным уровнем и большим опытом духовно-нравственного воспитания являлись просветителями для прихожан.
В XVIII веке обращались в христианство взрослые инородцы и их малолетние дети; те и другие в большинстве случаев не знали ни догматического, ни нравственного учения, ни обрядов новой веры и потому нуждались в утверждении в христианской вере и духовном просвещении одинаково, взрослые даже более, чем дети. В целях утверждения новокрещеных в христианской вере правительство предприняло ряд мер: для взрослого населения старалось организовать устное наставление в некоторых догматах и обрядах христианской веры, для детей – обучение начальной грамоте.[52] Меры к распространению грамотности среди инородцев правительством были приняты в самом начале XVIII века. Обучение удмуртского народа грамоте сделалось предметом особых специальных работ центрального духовного управления и епархиального начальства[53]. Первые школы в Вятском крае были организованы при монастырях и архиерейских домах. В основном набирались сюда дети церковнослужителей, новокрещеных удмуртов, чуваш, татар и русских, населявших Казанский край.
Новокрещенская контора для привлечения в школы объявила о льготах для инородцев после принятия крещения: они освобождались на три года от части податей и повинностей, от долгов по кабалам, от тяжелейшей рекрутской повинности, при заключении браков с них не брали «лазаретных» сборов. Наборы учеников в первые новокрещенские школы были малочисленными, так как инородцы не хотели отдавать детей в школы, несмотря на то, что новокрещенская контора обеспечивала их питанием и одеждой. Итоги деятельности духовного ведомства к концу XVIII века в области просвещения и школьного дела среди удмуртов были мало успешными. Даже элементарно грамотные люди среди удмуртов насчитывались единицами.[54] Неприятие религии и церкви нерусским населением во многом объяснялось внедрением чужого и чуждого языка. Новокрещены не в полной мере выполняли христианские обязанности, у основной массы удмуртов сохранялось традиционное мировоззрение и элементы традиционных верований, распространялось двоеверие, частыми были случаи отхода от православия. Прежняя религиозность удмуртов продолжала у части населения сохраняться скрытно. Люди тайно совершали моления своим богам, прежним образом поклонялись предкам. Православие не стало частью самосознания основной массы крещеных удмуртов. Оно воспринималось как чуждое их образу жизни явление, навязанное им извне. Существовал взгляд на православие как на веру русскую, подходящую только для русских, а также – как официальную, государственную религию, которая не подходит для семейно-бытовой жизни.
В XIX веке идет вторая волна насильственной христианизации. К удмуртам посылаются православные миссионеры. Для ведения миссионерской деятельности среди удмуртов требовалась религиозная литература на удмуртском языке. Священники удмуртских приходов г. Глазова в 1803 году переводят на удмуртский язык символ веры, десятисловие, краткий катехизис, 50 псалмов и 14 молитв. В 1816 году священник с. Елово Захарий Кротов представляет в Вятскую епархию свою грамматику удмуртского языка.
Работа над переводами евангелий от Матфея на сарапульском наречии и от Марка на глазовском наречии началась после открытия Вятского библейского общества (1818) и длилась до выхода в свет четверть столетия. В «Известиях о библейских обществах» отмечается, что в переводе этих евангелий участвовали сведущие в удмуртском языке семь священнослужителей: Афанасий Шкляев, Иоанн Платунов, Стефан Онисимов, Никифор Невоструев, Павел Тронин, Николай Утробин и Захарий Кротов; а также городской глава г. Глазова 2-й гильдии купец из удмуртов Иван Волков (Известия. 1824, с.119)[55]. В конце 1823 года Вятский комитет приступил к их напечатанию и разослал первые семь страниц евангелия от Матфея для праздничного богослужения в 27 удмуртских приходов. В 1838 году священник с.Балезино П. Редников осуществил перевод евангелия от Матфея на глазовское наречие. В 1844 году Синод дал указание Вятскому Неофиту напечатать в типографии Казанского университета евангелия от Матфея и Марка на глазовском диалекте в количестве 500 экземпляров и от Матфея на сарапульском наречии – в количестве 700 экземпляров[56].
Служба в православной церкви велась на церковно-славянском языке, непонятном русским, а тем более удмуртам. Во второй половине XIX века по инициативе Н.И. Ильминского начинается обучение инородцев на их родном языке для подготовки священников из местного населения. Он разработал единую систему христианизации и русификации народов Поволжья, которая осуществлялась с 60-х гг. и до конца XIX века. Система Николая Ивановича Ильминского отвечала новым общественно-политическим условиям и получила признание на официальном уровне. Она включала в себя, прежде всего, введение в богослужебную практику и в пастырскую деятельность «инородческих» языков, появление священнослужителей из числа нерусских народов, создание школы, предназначенной для детей «инородцев», в которых обучение велось с использованием их родных языков.[57] Была предпринята широкая программа действий: перевод на местные языки церковной литературы, подготовка священнослужителей из представителей народов Поволжья, открытие школ, где велось обучение преимущественно на родном языке. В результате признания системы Ильминского основой миссионерской деятельности в России появились новые формы и методы миссионерской деятельности, модернизировались уже используемые. Но даже в конце 60-х гг. в 19 волостях Глазовского, 8 волостях Елабужского, 16 волостях Малмыжского и 22 волостях Сарапульского уездов с преимущественно удмуртским населением совсем не было школ. В 70-е гг. XIX из 22 734 учащихся в Вятской губернии удмуртов было всего 875 человек, в конце 80-х гг. удмурты составили 5,3% всех учащихся, в начале XX века они составили 11,7% - 12 308 человек.[58]
В целом «система Ильминского», несмотря на некоторые успехи в деле христианизации и русификации инородцев, не оправдала возлагавшихся на нее надежд. Реализация системы Ильминского в миссионерской сфере происходила не в полном объеме, значительная часть духовенства не использовала ее в своей деятельности по ряду причин, одной из которых было незнание большинством священнослужителей местных языков. Все же основной причиной, препятствовавшей широкому применению данной системы, было то, что она реализовывалась в условиях новой линии в национальной политике, характеризовавшейся усилением русификаторских тенденций.
С целью утверждения новокрещеных в христианской вере создавались православные приходы. Так с открытием Покровской церкви и организацией православного прихода в селе Святогорское, приходу которого посвящено данное исследование, русской православной церкви удалось расширить свое влияние на местное население. Здесь служители церкви вели свою деятельность по утверждению христианской веры среди населения. В результате Покровская церковь в селе Святогорское стала просветительским и культурным центром для прихожан.
По мнению Б.И. Каракулова, христианизация во многом способствовала развитию письменности у удмуртов. Письменность была фундаментом национальной культуры, который воздвигался церковью. Письменность являлась главной движущей силой процесса появления в удмуртском крае художественной литературы, профессионального искусства, просвещения. Большинство всей удмуртоязычной литературы дореволюционного периода обязано своим появлением Церкви.
Как справедливо отмечает Е.Ф. Шумилов[59], национальная литература и национальная интеллигенция не смогли бы зародиться без того первоначального импульса, который несли с собой удмуртоязычные книги, брошюры и листовки, издаваемые различными православными обществами. Они поднимали грамотность населения и распространяли православную культуру.
Христианизация дала самый мощный импульс структурному обогащению удмуртского языка, что неизбежно влекло за собой дальнейшее развитие мышления удмуртов, приобщала к мировой культуре и цивилизации. Мировая религия утверждала идею государственной власти, так или иначе, готовя удмуртов к осознанию необходимости и собственной государственности, недоступной и непонятной для языческих групп. Велось планомерное втягивание удмуртов в цивилизацию, а соответственно и в государственные дела. Функции национального дворянства в удмуртских условиях взяло на себя удмуртское духовенство. Постепенно нарабатывался опыт самоуправления. Через приобщение к мировой религии и необходимости обслуживать особые запросы церкви, в искусстве Удмуртии возникли и утвердились новые материалы (кирпич, стекло, масло), техники (полихромная резьба, золочение, живопись, гравировка, печатная графика и книгопечатание, лепка, золотое шитье), приемы (партесное пение, уличная планировка, архитектурное проектирование, купольные конструкции), жанры (картины, рисунки, настенные росписи) формы публичной деятельности (концерты, спектакли и выставки).
Таким образом, христианство на территорию современной Удмуртии стало проникать еще в XII веке. К XVI веку относится первый документально подтверждаемый случай крещения удмуртов. С XVIII века этот процесс приобрел масштабный государственный характер, когда вятское и казанское духовенство стало предпринимать уже организованные попытки по обращению удмуртов в православие. XVIII век стал веком насильственной христианизации удмуртов в числе других народов Поволжья. Удмурты крещение принимали формально, продолжая следовать языческому культу. С целью утверждения новокрещеных в христианской вере велось обучение новокрещеных молитвам, символу веры, грамоте, создавались православные приходы.
Заключение
Христианизация дала самый мощный импульс структурному обогащению удмуртского языка, что неизбежно влекло за собой дальнейшее развитие мышления удмуртов, приобщала к мировой культуре и цивилизации. Мировая религия утверждала идею государственной власти, так или иначе, готовя удмуртов к осознанию необходимости и собственной государственности, недоступной и непонятной для языческих групп.Таков в самом кратком, очерковом рассмотрении один из финно-угорских этносов северо-западного Приуралья. Издревле живя в географическом, этнокультурном цивилизационном пограничье, на стыке Европы и Азии, Великого Леса и Великой Степи, в ареале активного взаимодействия славянско-христианского и тюркско-мусульманского миров, удмуртам удалось сохранить свое имя, язык, свою древнюю самобытную культуру. Вместе с остальными народами они прошагали тысячелетний путь развития. За многие века они создали и развивают богатый, неповторимый самодостаточный комплекс этнокультуры, выработали свою сложную систему мироощущения и миропонимания. Вписались в мировую цивилизацию, пусть даже не всегда поспевая с ее пугающими темпами. Это негромкий и даже тихий народ. Он никому не объявлял войны, никого не покорял, не завоевывал. По-крестьянски много и основательно трудился. Жил, как мог, на своей не очень богатой земле.
Развитие удмуртского этноса, как и всех народов нашего многострадального Отечества, в новейшее время характеризуется большой сложностью и противоречивостью. Коренной перелом в жизни удмуртов произошел в 1917 г., вернее в 20-30-е гг., когда в результате коллективизации исторически в одночасье был нарушен вековой неспешный темпоритм жизни удмуртского крестьянского мира, стали ломаться традиционные устои, деформироваться система жизнеобеспечения, духовная и материальная культура. Искусственно, порой и насильственно осуществлялись ускоренные масштабные социально-экономические преобразования, ложившиеся часто непомерным бременем на удмуртского крестьянина. Трудности мирной жизни многократно усилились тяготами и лишениями военного времени. Помимо Гражданской и Великой Отечественной войн, велась непонятная для большинства народа «внутренняя война», когда в результате массовых репрессий гибли лучшие представители народа: так под корень была уничтожена почти вся только-только нарождающаяся удмуртская интеллигенция. В результате труднейших испытаний удмуртский этнос тяжело заболел: истощились физические и духовные силы народа, появились безверие и неверие в перспективы развития, этнический нигилизм, социальная апатия, уход в пассивные формы протеста (алкоголизм, печально знаменитый феномен удмуртского суицида) и т. д. Однако в последнее время появились надежды на лучшее.
|
|
|
