Судьба лирического субъекта как циклообразующий фактор

Первое, что обращает на себя внимание при рассмотрении субъектного ряда цикла «В пригороде Содома» - это одиночество лирической героини(см. приложение 4).

Одиночество героини — это независимость от других людей, но не от самой себя. Жить с собой в ладу не удается. И не потому, что все вокруг плохо, а потому что именно разлад с собой и есть то состояние души, которое и позволяет оставаться человеку живым и чувствующим. Поэзия, поэтическое творчество в этой ситуации воспринимается героиней как расплата и становится её судьбой, наказанием и спасением.

Оказывается, это так тяжело — сочувствовать людям и неодушевленным вещам, которые обладают способностью к памяти. Собеседники поэта — существа, лишенные самостоятельного голоса, обреченные на молчание. Их голосом становится голос поэта.

Какие бы роли, какие бы маски ни примеряла бы на себя героиня цикла, она предстает перед читателем в двух своих основных ипостасях – поэта и женщины.

«Поэтическая» составляющая образа лирического субъекта.

Лирический субъект цикла «В пригороде Содома» — поэт сдержанный, сопровождающий читателя в пределах личного — личной памяти, личного взгляда, личного ощущения. Не отрицание своего “я”, не совпадение с “я” того, кто слушает, а возможность понимания и угадывания — родственной души, похожего восприятия, доверия и способности к неотторжению. Для нее и смерть — не уход туда, откуда не возвращаются, а переход к светлому состоянию, не глубокий тоннель, а высокий стебель, ведущий не к провалу, а к вершине.

Замечать существование мелочей, уметь разглядеть в общем частности, в большом — подробность и отдельность. Внимательность к тому, что дано природой, — к дождю, ветру, дереву. Голос поэта — это и есть голос травы, тишины, это непраздный разговор с понимающим собеседником. Это разговор о той самой вести, которую приносит ветер или шелестит дерево. Не осуждай — ты живешь среди них и стоишь вровень с ними.

Но она может быть жесткой, жестокой к себе. Ясность зрения, глубина видения сочетаются с трезвостью взгляда и отстранением от увиденного. Растворяясь в мире, поэт все же остается самим собой, отдельным и отделенным, сохраняя оболочку своего существования и не нарушая цельности того предмета, на который направлено внимание. Живой интерес к происходящему вне — за окном, за дверью, за порогом. Поэт не испугается приближения, не заслонится рукой, листом бумаги, башней из слоновой кости, ее душа раскрыта происходящему. Может, оттого ей так и больно, что глубина проникновения чужого взгляда или прикосновения не регулируется сознательно. Принимается все, как дыхание, иначе — не получается. Нет не важных или не личных вещей. Все имеет право на существование — и тоска, и боль, и одиночество. И важен не поиск виноватых, а осознание данного состояния и себя в нем если не как блага, то как неизбежности, которую нужно принять. Не смириться, а прожить ее по максимуму, пройти насквозь.

Инна Лиснянская не встает на позиции пророка и не пытается стать учителем жизни. Она называет себя «кукловодом». Её творчество - это только рассказ о том, что видит и чувствует она, это способ самоопределения, возможность разговаривать со временем на его языке.

«Человеческая» составляющая образа лирического субъекта.

Лирической героине цикла приходится то стоять “У содомских ворот”, то становиться на время служанкой в доме Лота; она - то чистый ангел, то – «лоза, втоптанная в грязь».

Мир, который она видит, есть не что иное, как отражение ее же собственного состояния: те же тоска, тревога, печаль. Поиск себя превращается в осознание вины перед жизнью, перед людьми, доходящей до отчаяния. Человек оказывается зажатым между временем и памятью, в оболочке сомнения.

В чем сила и в чем слабость героини цикла? Перед нами женщина, чувствующая, страдающая, то отчаивающаяся, то вновь обретающая себя. На протяжении цикла она несколько раз сравнивает себя с женой Лота. Но что же произошло с женой Лота? Жена же Лотова оглянулась позади его, и стала соляным столпом. (Быт. 19, 26)

В окрестности Мертвого моря есть соляные столпы, напоминающие человеческие изображения; один из них (его до сих пор показывают паломникам) очень похож на женскую фигуру. Это, по преданию, и есть жена Лотова, которая превратилась в соляной столп: она задержалась, и, видимо, осадки каких-то веществ покрыли ее и затвердели на ней. Христос говорит, предупреждая о будущих бедствиях:

В тот день, кто будет на кровле, а вещи его в доме, тот не сходи взять их; и кто будет на поле, также не обращайся назад: Вспоминайте жену Лотову. (Лук. 17, 31-32) Она наказана за явное пренебрежение словом Божьим: при исходе из Содома оглядываться было запрещено (Быт. 19, 17).

У Анны Ахматовой есть стихотворение о Лотовой жене, где библейский сюжет повернут совершенно неожиданной стороной: жене Лота невозможно расстаться с городом, где она прожила всю жизнь, настолько она любит его; и заканчивается стихотворение так:

Кто женщину эту оплакивать будет?

Не меньшей ли мнится она из утрат?

Лишь сердце мое никогда не забудет

Отдавшую жизнь за единственный взгляд.

Но это поэтическое переосмысление сюжета. Библейское же отношение к Лотовой жене совсем иное...

Героиня И. Лиснянской считает себя в тысячу раз грешней, чем жена Лота, потому что она не оглянулась на страдающий город, смогла перешагнуть через чужое горе. С точки зрения лирической героини, поэт не может себе этого позволить.

Специфику лирического цикла исследователи видят в том, что свою судьбу в нем имеет не только лирический субъект, но и внеположный ему окружающий мир. "И если "судьба" лирического субъекта поэтического цикла предстает во многом как судьба глубоко индивидуализированная, зыбкая, частная и потому непредсказуемая, то "судьба" мира предстает как судьба всеобщая, универсальная, существующая по своим собственным значимым и объективным законам. На таком сопоставлении частного и общего, подвижного и устойчивого, субъективного и объективного и возникает художественная образность лирического цикла".

§ 4. Мотивы, как фактор, обусловивший идейно-тематическое единство цикла И. Лиснянской «В пригороде Содома »

 

Идейно-тематическое единство цикла обусловлено системой взаимопереплетающихся лейтмотивов – памяти (как возможности связать разные эпохи), страдания (огонь как символ страдания, посылаемого в наказание за грехи, грехи, Содом), спасения (птицы, понимаемые как добрые вестники, дождь, побеждающий огонь), поэтического творчества (слова, позволяющие поэту выполнять свою миссию, пророк, куклы) (см. приложение 5).

Важнейшими циклообразующими элементам становится складывающийся на наших глазах от стихотворения к стихотворению глубоко личностный образ поэта и рассмотренные нами образные детали и “ключевые” слова, помогающие вырастать этому главному и воспринимать его в органической связи с живой природой и всем окружающим миром.

Мотивы взаимодействуют между собой и эволюционируют на протяжении всего цикла. Однако ведущую роль в циклообразовании в нашем случае играет мотив поэтического творчества.

Первое и последние стихотворения цикла “сфокусированы” на личность поэта, носящего в себе и глубоко переживающего в своей душе, судьбе и творчестве все природные и общественные трагедии.

Этот мотив в цикле обладает круговой динамикой. Философская идея круга, бесконечности, повторяемости, вечности, взаимозависимости и взаимосвязанности мироздания, выраженная в этой динамике, на уровне формы художественного произведения реализуется как цикл стихотворений. Таким образом, структура цикла «В пригороде Содома» связана с выражаемыми в нем авторскими идеями.

Центрирующую функцию мотива творчества необходимо учитывать при интерпретации как лирического цикла в целом, так и отдельных входящих в него стихотворений.

Однако, необходимо отметить и тот факт, что композиция цикла «В пригороде Содома» основана на взаимодействии центростремительных и центробежных мотивов.

Литературоведы отмечают, что в литературе 20 века сформировалась новая целостность лирического цикла: на смену центробежным приходят центростремительные тенденции в построении циклической формы, на смену одноцентричности - многоцентричность, на смену логичности - ассоциативность.

Заключение

Циклизация была характерна для искусства в разные исторические эпохи, в то же время есть периоды времени и разновидности искусства, когда цикл приобретает наибольшее распространение. В настоящей работе мы рассмотрели особенности лирического цикла в поэзии начала 21 века.

Изучив теорию циклизации в поэзии, мы сделали вывод о том, что большинство современных исследователей лирического цикла подчёркивают правомерность его рассмотрения как самостоятельного специфического жанрового образования. В своей работе мы рассмотрели цикл И. Лиснянской как жанровое образование, в котором особую роль обретают циклообразующие связи.

В качестве ведущих мы определили следующие циклообразующие связи:

- композиционная роль библейских образов (Содом, Лот, жена Лота);

- особо организованное художественное время и пространство цикла;

- лирический сюжет, в основе которого судьба лирического субъекта цикла (женщины, поэта);

- роль мотивов и лейтмотивов, являющихся основой идейно-тематического единства цикла.

На связь с библейскими образами указывает прежде всего заглавие “В пригороде Содома”, которое дает начало развитие мотиву наказания Содома за грехи его жителей. Мотив гибели Содома развивается в цикле в двух направлениях: через систему реминисценций из Ветхого Завета и через систему поэтических образов, связанных с рассматриваемой библейской притчей («ангелы», «грех», «пожар», «непослушание», «Жена Лота»).

Образность библейской притчи о Содоме и Гоморре является важным текстообразующим элементом, однако рассматривать её как ведущий циклообразующий элемент нельзя. Как мы видим, образ Содома появляется во 2 – 9 стихотворениях цикла, его нет в первом стихотворении ив трех последних. Автор не использует этот образ в качестве «закольцовывающей» композиционной скрепы.

Значимость мотива Содома как циклообразующего элемента реализуется в полной мере на метафорическом уровне. Поэтесса за историей Содома видит не просто историческое событие, которое произошло много тысячелетий назад. Для неё это метафора современного мира, современного общества.

Художественное время (содомское прошлое, настоящее нового Содома, будущее содомских грешников) и художественное пространство цикла («пространство реальности» и «библейское пространство») организованы на основе принципов взаимосвязи, взаимопроникновения, разомкнутости границ.

Пространственные миры (реальный и библейский)организованы по принципу параллелизма, который подчеркивает взаимопроникновение миров в многомерном пространстве творчества. Именно мотивы творчества и странничества объединяют рассматриваемые миры.

Сквозной темой цикла становится тема поэтического творчества. Причем творчество понимается И. Лиснянской как путешествие в пространстве и времени, объединяющее миры и эпохи. Такое понимание одной из центральных тем цикла становится важным циклообразующим фактором.

Понаблюдав за приметами различных эпох, воссозданных в цикле “В пригороде Содома”, приметами прошлого и настоящего, мы пришли к выводу о том, что поэтесса И. Лиснянская пытается философски осмыслить пережитое, разобраться в сложном, неоднозначном сегодняшнем, нынешнем “Содоме”, путем “наведения мостов” между не стыкующимися, но такими похожими во все времена - эпохами... Мотив памяти становится элементом, связующим различные временные пласты, создающим новую вневременную художественную реальность, которую мы видим в трех последних стихотворениях цикла.

Судьба лирического субъекта цикла – основа лирического сюжета – это путь познания лирической героиней своего места (как поэта и женщины) в современном мире, в Вечности, во Вселенной.

Идейно-тематическое единство цикла обусловлено системой взаимопереплетающихся лейтмотивов – памяти (как возможности связать разные эпохи), страдания (огонь как символ страдания, посылаемого в наказание за грехи, грехи, Содом), спасения (птицы, понимаемые как добрые вестники, дождь, побеждающий огонь), поэтического творчества (слова, позволяющие поэту выполнять свою миссию, пророк, куклы),

Важнейшими циклообразующими элементам становится складывающийся на наших глазах от стихотворения к стихотворению глубоко личностный образ поэта и рассмотренные нами образные детали и “ключевые” слова, помогающие вырастать этому главному и воспринимать его в органической связи с живой природой и всем окружающим миром.

Мотивы взаимодействуют между собой и эволюционируют на протяжении всего цикла. Однако ведущую роль в циклообразовании в рассматриваемом цикле играет мотив поэтического творчества.

Цикл воспринимается как динамическое эстетическое явление. Погружаясь в осмысление мотивов и образов, читатель обращает внимание на все новые циклообразующие связи и скрепы, но восприятие цикла как художественной суперструктуры происходит в читательском сознании только при наличии читательской цикловоспринимающей готовности, а такая готовность активизируется в современную эпоху, когда цикл становится доминирующей формой художественного выражения.

Проведенное исследование позволило нам ответить на вопрос о причине широкого распространения этого явления в литературе рубежа 20 – 21 вв. Приведем основные причины:

1. Компенсаторная функция цикла. Когда разрушаются традиционные формы целостности, цикл как бы удерживает художественные произведения от распада, выполняет объединяющую функцию, связывая воедино различные произведения. Так развивается цикличность художественного мышления, когда автор задумывает и создает свое произведение в рамках более широкого контекста из нескольких произведений.

2. Архетипическая функция цикла. В периоды кризисов, когда ставятся под сомнение устоявшиеся представления, реализуется процесс возвращения искусства к первоосновам, к глубинным проявлениям человеческой культуры, мифам и архетипам. Цикл связан с архетипами колеса, цепи, круга, кольца, шара, сферы, общее значение которых может быть сведено к нескольким основным смысловым пластам: единство, нераздельность, целостность; вечная повторяемость и круговой характер всего сущего. Современное циклическое художественное мышление охотно возвращается к мифологическим образам в поисках новой целостности в наиболее архаических мифологических образах.

3. Коммуникативная функция цикла. Цикл представляет собой коммуникативное событие, в котором сообщаются в полилоге, с одной стороны, части между собой, а, с другой стороны, - части и целое. Цикл становится осуществлением процессов диалога и коммуникации на уровне композиции и архитектоники художественного произведения.

Таким образом, широкое распространение циклизации в современную эпоху связано с тем, что цикл становится наиболее адекватной формой бытия литературного произведения, композиционной формой, в наибольшей степени соответствующей глубинным процессам, протекающим в природе искусства в двадцатом веке, и моделью реализации этих процессов.

Список литературы

1. Акопян Л.Г. Лирический цикл как тип текста // Семантические и коммуникативные категории текста: (Типология и функционирование). - Ереван, 1990.

2. Бек Т. Тайновдохновенная речь // Литературная газета. — 2003. — № 29.

3. Гареева Л. Н. Вопросы теории цикла (лирического и прозаического) // "Стихотворения в прозе" И.С. Тургенева: Вопросы поэтики. - Ижевск: УдГУ, 2004. - с. 19-27; 81-82.

4. Дарвин М.Н. Русский лирический цикл: Проблемы истории и теории. Красноярск, 1988.

5. Дарвин М.Н. Художественная циклизация лирических произведений. – Кемерово, 1997.

6. Ермошина Г. Между памятью и временем // Знамя. — 2003.

7. Липгарт А. Бесстрашие музыки. Поэт И. Лиснянская // Дружба Народов, 1998, №5.

8. Ляпина Л. Проблема целостности лирического цикла//Л.Ляпина. Целостность художественного произведения и проблемы его анализа в школьном и вузовском изучении литературы. – Донецк, 1977.

9. Ляпина Л. Циклизация в русской литературе XIX века. – Спб., 1999.

10. Мощенко В. “А все-таки жизнь всех жалоб умней”. Инна Лиснянская. “Музыка и берег”//"Литературная газета", 2000. -№ 32-33 (5800) 3-15 августа 2000 г.

11. Немзер А. Всяк при своём // Время новостей. — 2002. — 26 декабря.

12. Орлицкий Ю.Б. Стих и проза в русской литературе. – Воронеж, 1991.

13. Полищук Д. Книжная полка Д. Полищука // Новый мир, 2005, № 8.

14. Постникова О. Русские писатели 20 века. — М., 2000.

15. Сапогов В.А. О некоторых структурных особенностях лирического цикла А. Блока // В.А. Сапогов. Язык и стиль художественного произведения. - М., 1966.

16. Спроге Л.В. Лирический цикл в дооктябрьской поэзии А. Блока и проблемы циклообразования у русских символистов. Автореферат. - Тарту, 1988.

17. Фоменко И.В. Поэтика лирического цикла. Автореф. дисс. … канд. филол. наук. - М., 1990.

18. Яницкий Л. Циклизация как коммуникативная стратегия в современной

 

Приложение 1

Птичья почта   Только подумай, за что мне такое счастье — Угол иметь в лесу и письменный стол И наблюдать, какие певчие страсти Держит в зеленых объятьях березовый ствол. Сосны скрипят, как птиц перелетных снасти, И серафический слышится мне глагол. Время делю я всего на четыре части Года: мне страшен вечности произвол.   Вряд ли б смогло по истории сдать экзамен Дерево, даже пригодное для икон. По-настоящему прошлому верен камень — В память свою, как человек, влюблен. Памяти опыт, как всякий опыт, печален — Больше от следствий не жду никаких причин, — Нет ничего свежее древних развалин, Нет ничего древнее свежих руин.   Крошево дня вкруг памятных мест, а ночь-то В мраморном крошеве звезд. Под летнюю сень Сведенья эти приносит мне птичья почта, Хоть воспеваю только наглядный день. Господи Боже, спасибо Тебе за то, что Угол мне дал в лесу и письменный пень.	При содомских воротах   Не минуй мои ворота, заходи, я накормлю, Даже водкой напою, даже песенку спою Про Содом тот многогрешный, тот, который так люблю, Что никак я не спалю память бедную мою.   Там была я при воротах виноградною лозой — Лунной ягодой светясь, я над ангелом вилась И пред дьяволом стелилась. Но Господнею грозой Не спалилась, а спаслась, стражей втоптанная в грязь.   След от праведника глубже, чем от гневного огня, — И от лужи до песка шла я многие века. Но по городу Содому, где сгорела вся родня, Одинокая тоска хуже камня у виска.   Нет, минуй мои ворота, не заглядывай в мой дом,  Где я разумом больна  от навязчивого сна. А Содом стоит на месте, хоть оброс железным мхом  Да стеклом из-под вина,  не допитого до дна.	Театр одного актера Кажется, живу я по привычке — Наподобие часов. Но когда меж птичьих голосов Пролетает голос электрички, Вижу, как в проходах поездов,   В тех вагонах, где не слишком густо, Порывая с ремеслом, Нищенство становится искусством И играет времени излом, Где горит без пламени Содом.   Кто имущий здесь, а кто убогий С жуткой былью на устах? — И не важно здесь, что бард безногий В тамбуре был на своих ногах И затаптывал табачный прах.   Кто не знает про суму и посох? Но вот этот, этот на колесах Одного народа театр Вышибет из глаз твоих раскосых Не слезу уже, а едкий натр. Кто проситель здесь и кто даритель? Что есть — почва, что — сума? Неужели я — сторонний зритель И меж птиц, поющих задарма, Не схожу ни с ритма, ни с ума?

 

Карнавал Начинается хоровод С танца маленьких лебедей. Веселись, содомский народ, В трубы дуй, в барабаны бей!   Веселись, обнищалый люд, Скоморошьи маски надень, Будет в небе тебе салют, Будет память на черный день!   В паре с бабой баба идет, А мужик идет с мужиком, В волосах серпантин цветет Наркотическим лепестком.   Веселись, народ, веселись, Что еще остается нам? Разойдись, народ, разойдись, Разойдись по своим шатрам!

* * *   Где стена крепостная и где глашатая медь? Где озерная отмель и цитруса позолота? Оглянувшись на прошлое, можно окаменеть, Как случилось совсем недавно с женою Лота.   От всего Содома остался столп соляной — То ли городу памятник, то ли Господней воле. Получается — взгляд назад может стать виной, А одна слеза — может стелою стать из соли.   Человечеству страшный пример подают небеса — Так разрушена Троя и взорвана Хиросима. Да и где пограничная, собственно, полоса Между тем, что прошло, и тем, что проходит мимо,   Между тем, что проходит, и тем, что еще грядет? Разве лучше содомских грядущие горожане? Неужели на семьдесят градусов поворот Головы неповинной — великое ослушанье?   Я греховней супруги Лотовой в тыщу раз — Но вопросы мои заметут, как следы на дороге, — А куда, не скажу — на обочинах автотрасс Дьявол в смокинге черном и ангел в лиловом смоге.

Дым В рюкзачок впихнула я манатки, Погасила лампу в коридоре И ушла из дому без оглядки. За спиною полыхало море И земля пожаром нефтяным — Тенью от него стелился дым.   Я была служанкой в доме Лота, (Но об этом умолчал историк), Лот мне указал не на ворота, А на сточный выход через дворик, Я же, вылезшая из дерьма, Не сошла ни с тропки, ни с ума.   Да, я уходила без оглядки На людские вопли, что надсадней Треска бревен и кирпичной кладки. Чем правдивей — тем невероятней: Дым один шел впереди меня В неизвестность нынешнего дня.   И сейчас, склонясь над мемуаром, Ни одной строкой не поперхнулась, Только дым, отброшенный пожаром, Тенью стал и совестью моей, — Я на город свой не оглянулась, Я содомских грешников грешней.

 

В пригороде Содома Память — горящая спичка в соломе, Но на соломе давно мне не спится — Ужасы снятся. Падшие ангелы в новом Содоме, Если не воры и не убийцы — Сущие ангцы.   Боже, почто обратил ты в уголь Город, которым не правили воры Или убийцы? — Чтобы твой ужас не шел на убыль! — Звездные мне отвечают просторы Голосом птицы...   А серафим с обгорелой ключицей Водит по воздуху, как по странице, Пальцем увечным: Бог увидал, что пожар — не в науку, И заменил Он мгновенную муку Трепетом вечным.

Последний сон В мелкий дождик Илья-пророк облака на днях истолок — Дождь идет, толченым стеклом освещая мой потолок, Или то хрусталь над столом третьи сутки уже горит, Или сплю я бредовым сном, но блестящим, как антрацит.   Кем-то брошен на мой порог умирающий голубок — Черным углем из-под крыла кровеносный мерцает ток. Нет, не голубь — я умерла, нет, не вестник, а я мертва! Бьет и дождик в колокола, что желанная весть жива.   Даже дождик наискосок — сну безумному поперек — О спасенье благовестит!.. До весны еще долгий срок — Еще осень нам предстоит, еще будет зима навзрыд Завывать над одной из плит, где содомский мой сон зарыт.

Короткая переписка

Он:

Дорогая, ты время и место перевираешь,

Очередность событий и города,

В пригороде Содома заранее открываешь

Еще не рожденным волхвам свои ворота.

 

Неужто факт и число ничего не значат?

Неужто вымыслу вовсе удержу нет?

Неужто мифы твои с Клио судачат,

Перемежая с Ветхим Новый Завет?

 

Не забегай вперед на тысячелетья,

А вспоминай подробности. Впрочем, ты

Упредила в прошлой записке советы эти

Не без присущей тебе затейливой прямоты:

 

“Услышав эхо колокола в посуде,

Я точно помню — с какого пригорка звон,

А вспоминать — не значит ли, что, по сути,

Памяти ты лишен”?

Она:

Жизнь удлинилась, строку разогнав,

Дыхание сократив.

Более факта, ты полностью прав,

Меня привлекает миф.

 

Вышел Иона из чрева кита,

Где за трое суток продрог.

Я отворю ему ворота,

Пускай отдохнет пророк.

 

Белье просушу, напою вином

Мускатным, густым на вкус,

Пусть он забудется вещим сном

Длиною в китовый ус.

 

Пусть снятся ему трое суток Христа.

Этот же самый срок

Провел Иона во чреве кита

И Воскресенье предрек.