Глиняные дощечки из Вавилона

КОЛЛЕДЖ СВ. СУИТИНА НОТТИНГЕМСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ Ньюорк-он-Трент Ноттингем

21 октября, 1934 года.

Профессору Франклину Колдуэллу, Начальнику Британской научной экспедиции, Хилла, Месопотамия.

Уважаемый профессор!

Пять глиняных дощечек, обнаруженных во время Ваших недавних раскопок в руинах Вавилона, прибыли тем же судном, что и Ваше письмо. Я был безмерно счастлив и провел несколько волшебных часов над расшифровкой записей. Мне следовало бы сразу же ответить Вам, но я задержался до окончания работы над переводом надписей, которые и прилагаю.

Дощечки прибыли в целости и сохранности благодаря Вашим усилиям по их консервации и превосходной упаковке.

Вы будете в не меньшей степени, чем все сотрудники нашей лаборатории, поражены теми историями, которые отражены в этих рукописях. Многие ожидали, что это будут романтические легенды о любви и храбрости. Что-то вроде «Тысячи и одной ночи». Но когда читаешь о проблемах некоего Дабазира, который никак не мог расплатиться с долгами, невольно ловишь себя на мысли о том, что за пять тысяч лет мир почти не изменился.

Странно, но эти старинные записи словно дразнят меня. Будучи профессором колледжа, я вроде бы должен обладать определенным практицизмом. И тут вдруг из покрытых пылью веков руин Вавилона возникает призрак некоего старикана, который учит меня платить по долгам и заботиться о пополнении своего кошелька.

Что ж, тем интереснее представить, будут ли древние заповеди столь же актуальны сегодня, как в Вавилоне. Мы с миссис Шрусбери намерены испытать это на нашем бюджете и надеемся на благоприятный результат.

Желаю Вам огромной удачи в Ваших благородных изысканиях и с нетерпением ожидаю возможности оказать Вам помощь.

Искренне Ваш Алфред Шрусбери, Департамент археологии.

Дощечка № 1

«Сейчас, в полнолуние, я, Дабазир, недавно вернувшийся из сирийского рабства, полный решимости заплатить мои многочисленные долги и стать уважаемым гражданином моего родного города Вавилона, оставляю на этой глине запись о делах своих, которые намерен совершить во имя исполнения самых высоких желаний.

Следуя мудрому совету моего друга Матона, ростовщика, я собираюсь из должника превратиться в уважаемого человека. План, который я составил для себя, ставит три цели. В их осуществлении — моя надежда.

Во-первых, я должен позаботиться о будущем процветании.

Поэтому одну десятую часть всего, что я заработаю, я буду откладывать. Матон не напрасно говорит: «Человек, который держит в своем кошельке золото и серебро, отложенные на будущее, — достойный семьянин и верный слуга своему царю».

«Человек, у которого в кошельке лишь несколько медяков, равнодушен к своей семье и царю».

«Человек, у которого кошелек пуст, жесток по отношению к своей семье и нелоялен царю, поскольку сердце у него черствое».

«Вот почему человек, мечтающий добиться успеха, должен сделать так, чтобы в его кошельке не переводилось золото, — тогда в его сердце будет жива и любовь к семье, и верность царю».

Во-вторых, я должен обеспечить свою жену, которая с радостью согласилась вернуться ко мне. Ибо Матон говорит, что забота о верной жене придает мужчине силы и решимость добиться поставленной цели.

Вот почему семь десятых того, что я заработаю, я использую на обустройство нашего дома, одежду и еду, не забыв, разумеется, и о некоторых удовольствиях, без которых жизнь наша была бы скучна и не полна. Но мы обязательно будем следить за тем, чтобы наши расходы не превышали предусмотренной суммы. В этом и заключается секрет будущего успеха моего плана. Я должен жить в рамках тех средств, которые сам для себя обозначил».

Дощечка № 2

«В-третьих, я планирую платить долги из части заработанных денег.

Поэтому каждый раз в полнолуние две десятых своего заработка я буду честно и поровну делить между всеми, кому я должен и кто мне доверил свои сбережения. Тогда в положенный срок мои долги будут справедливо оплачены.

Сейчас я напишу имена всех своих кредиторов:

Фару, ткач, 2 серебряные, 6 медяков. Синжар, плотник, 1 серебряный. Ахмар, мой друг, 3 серебряные, 1 медяк. Занкар, мой друг, 4 серебряные, 7 медяков. Аскамир, мой друг, 1 серебряный, 3 медяка. Харинзир, ювелир, 6 серебряных, 2 медяка. Диарбекер, друг моего отца, 4 серебряные, 1 медяк.

Алкахад, домовладелец, 14 серебряных. Матон, ростовщик, 9 серебряных. Бирежик, крестьянин, 1 серебряный, 7 медяков».

(Дальше неразборчиво. Восстановить не удается.)

Дощечка № 3

«Этим кредиторам я должен в общей сложности сто девятнадцать серебряных монет и сто сорок одну медную. Из-за такого долга я по молодости и покинул родной город в поисках лучшей жизни в других краях, а моя жена вынуждена была вернуться к своему отцу. Но ничего, кроме разочарований и бед, не нашел я в дальних странах, и приключения мои закончились рабством.

Теперь, когда Матон подсказал мне, как выплатить долги, мне становится ясно, как глуп я был, убегая от них.

Вот почему я вернулся к своим кредиторам и сказал, что сейчас мне нечем заплатить, но, следуя составленному плану, обязуюсь отдавать часть заработанного в положенный срок. Я просил их набраться терпения, ибо со временем должен был вернуть все долги до последней монеты.

Ахмар, мой лучший друг, как я считал всегда, жестоко посмеялся надо мной, и я ушел от него в ярости. Бирежик, крестьянин, умолял, чтобы я отдал ему долг в первую очередь, потому что совсем обнищал. Алкахад, домовладелец, тоже "был крайне недоволен и пригрозил мне неприятностями, если я не верну деньги.

Все остальные поддержали меня, согласившись с моим планом. И теперь, когда я нахожусь на правильном пути, я ясно осознаю, что гораздо легче возвращать долги, чем бегать от них».

Дощечка № 4

«И вновь полнолуние. Я тяжело работал все это время, но мысль моя была светла. Моя добрая жена поддерживает меня во всех моих начинаниях. Благодаря моим стараниям и решимости за последний месяц я заработал на торговле верблюдами девятнадцать серебряных монет.

Эти деньги я разделил согласно плану. Одну десятую отложил, семь десятых мы с женой потратили на ведение хозяйства. Две десятых я распределил между кредиторами поровну.

Ахмара я не застал, но оставил деньги его жене. Бирежик был так рад, что даже поцеловал мою руку. Только старый Алкахад все хмурился и сказал, что я должен платить быстрее. На что я ответил, что быстрее смогу работать, если только буду спокоен и сыт. Все остальные благодарили меня и хвалили за мои усилия.

Поэтому к концу месяца мой общий долг снизился почти на четыре серебряные монеты, а еще у меня отложены две монеты, на которые никто не вправе претендовать. На сердце у меня радостно, как никогда.

Опять полная луна ярко светит в небе. Я работал много, но не добился успеха. Мне удалось купить лишь нескольких верблюдов. И заработал я всего одиннадцать серебряных монет. Несмотря на это, мы с женой не отступаем от плана и согласились сократить наши расходы на хозяйство и еду. Я вновь распределил деньги по плану. Меня удивило, что Ахмар не злился, получая от меня такую маленькую часть долга. Бижерик тоже. Алкахад поначалу впал в ярость, но, когда я предложил ему отказаться от этой суммы, утихомирился. Остальные, как всегда, были рады даже этим крохам.

Полная луна в небе, и меня переполняет радость. Я купил превосходное стадо верблюдов, поэтому мой заработок составил сорок две серебряные монеты. В этом месяце мы с женой купили много необходимых вещей. И хорошо питались.

Более восьми серебряных монет раздал я кредиторам. Даже Алкахад не протестовал.

До чего же мудрый мой план, который позволяет и платить долги, и откладывать деньги для себя!

С тех пор как я начал вести записи, три раза вставала полная луна. И каждый раз я платил себе одну десятую часть того, что заработал. Каждый раз мы с женой тратили на хозяйство семь десятых моего заработка, хотя временами этого едва хватало на жизнь. И каждый раз я платил своим кредиторам две десятые заработанного.

В моем кошельке сейчас двадцать одна серебряная монета, и принадлежит это богатство только мне. Вот почему я могу смело глядеть в глаза людям и гордо ходить по улицам родного города.

Моя жена исправно ведет хозяйство. Мы счастливы.

Мой план бесценный. Разве не он помог рабу превратиться в свободного человека?»

Дощечка № 5

«На небе вновь полная луна, и я вспомнил, что давно не вел записей. Двенадцать полных лун прошли по небу за это время. Но сегодня я не забуду сделать запись, поскольку я только что отдал последний долг. Сегодня мы с женой отметим это событие грандиозным праздником. Мы добились цели.

Мой последний визит к кредиторам запомнится мне надолго. Ахмар умолял меня о прощении за грубость, уверяя меня в том, что видит во мне своего лучшего друга.

Алкахад в конце концов тоже оказался не таким уж злобным стариком. Он сказал: «Когда-то ты был слаб и мягок, как кусок глины, а сейчас стал подобен бронзе, способной выдержать любой натиск. Если когда-нибудь тебе понадобятся деньги, обращайся ко мне».

И не только он удостоил меня своим уважением. Многие горожане стали иначе разговаривать со мной. А моя добрая жена смотрит на меня с особой теплотой, и я вижу, что она мною гордится.

И все же я благодарен своему плану, который помог мне добиться успеха. Он дал мне возможность расплатиться с кредиторами и обзавестись собственным богатством. Я рекомендую его всем,

кто мечтает преуспеть в этой жизни. Раз уж он из раба сделал человека, который смог вернуть все свои долги, разве не поможет он человеку добиться независимости? Жизнь моя продолжается, и я убежден, что мой план сделает меня по-настоящему богатым».

КОЛЛЕДЖ СВ. СУИТИНА НОТТИНГЕМСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ Ньюорк-он-Трент Ноттингем

7 ноября, 1936 года.

Профессору Франклину Колдуэллу, Начальнику Британской научной экспедиции, Хилла, Месопотамия.

Уважаемый профессор!

Если в ходе дальнейших раскопок руин Вавилона Вам встретится призрак старика Дабазира, торговца верблюдами, сделайте одолжение. Скажите ему, что его записи на глиняных дощечках заслужили огромную благодарность от профессорской четы из современной Англии.

Помните, год назад я писал Вам о том, что мы с миссис Шрусбери собирались последовать его плану, чтобы расплатиться с долгами и накопить небольшое богатство. Возможно, Вы и догадывались о наших финансовых трудностях, которые мы, правда, тщательно скрывали даже от близких друзей.

Старые долги годами унижали нас, и мы пребывали в постоянном страхе за то, что кто-то из кредиторов может выступить со скандальными разоблачениями. Мы старались выплачивать долги, экономили на каждом шиллинге, но ситуация не улучшалась. Дошло до того, что мы были вынуждены делать свои покупки только в тех магазинах, где нам давали кредит.

Все это напоминало порочный круг. Наши усилия казались безнадежными. Мы не могли переехать в более дешевую квартиру, поскольку еще не рассчитались за старое жилье. Создавалось впечатление, что ситуация уже не изменится к лучшему.

И вот тогда-то и произошло наше заочное знакомство со старым торговцем из Вавилона, с его планом, который мы сразу же захотели воплотить в жизнь. Он здорово подстегнул нас. Мы тотчас составили список всех своих долгов, и я лично обошел всех своих кредиторов, ознакомив их с тем, что собираюсь предпринять.

Я доходчиво объяснил им, какими финансовыми возможностями обладаю и как стану выплачивать долги, откладывая для этих целей двадцать процентов своего заработка ежемесячно. Выходило, что за два года я мог вполне рассчитаться со всеми, кому был должен.

Надо сказать, что кредиторы повели себя достойно. Наш бакалейщик, мудрый старикан, предложил нам такую схему возврата долга: «Вы будете платить за свои покупки и возвращать меньшую часть долга. Это лучше, чем если бы вы продолжали брать все продукты в кредит, как делали раньше».

Итак, оповестив всех кредиторов о том, что будем отдавать долги в соответствии с планом, мы с женой стали думать, как нам прожить на оставшиеся семьдесят процентов заработка. Дело в том, что десять процентов мы были твердо намерены откладывать. Мысль о том, что в скором времени эти проценты обернутся нашим благосостоянием, будоражила воображение.

Изменения в нашей жизни казались заманчивым приключением. Мы с удовольствием погрузились в сложные расчеты, определяя потребности и возможные затраты. Начали мы с арендной платы за жилье, и нам удалось добиться ее справедливого сокращения. Затем мы подвергли анализу прежние привязанности к любимым сортам чая и сошлись во мнении, что можно покупать отличный чай по более низкой цене.

Рассказывать обо всем в письме — занятие долгое и утомительное. Скажу лишь, что наш новый образ жизни оказался не таким уж мрачным. Настроение у нас заметно улучшилось — ведь теперь радость бытия не омрачалась мыслями о просроченных долгах.

Не могу не рассказать о судьбе тех десяти процентов, которые мы начали откладывать ежемесячно. Вы будете смеяться, но эта затея оказалась похожей на увлекательную игру. Оказывается, накопление денег может доставлять радость ничуть не меньшую, чем их расходование.

Накопив небольшую сумму, мы стали думать о прибыльном вложении. И такое нашлось. Оно требует от нас ежемесячных взносов как раз в сумме тех десяти процентов. И теперь это для нас приоритетные платежи из моего заработка.

Сознание того, что наше благосостояние постоянно растет, приносит чувство огромного удовлетворения. К тому времени как я оставлю свою профессорскую практику, на моем счету будет достаточно средств, чтобы содержать себя и семью на склоне лет.

И осуществить все это оказалось возможным из моего прежнего заработка. Трудно в это поверить, но это правда. Наши долги постепенно выплачиваются, а доходы растут.

К концу следующего года, когда все старые счета будут закрыты, мы сможем увеличить долю своих инвестиций и потратить часть средств на путешествие. Мы и в дальнейшем намерены не выходить в своих повседневных расходах за рамки семидесяти процентов дохода.

Теперь вы понимаете, почему мы хотим выразить персональную благодарность старику из Вавилона, который буквально спас нас от краха.

Этот торговец знал, о чем писал. Он сам прошел через все муки ада. И хотел, чтобы другие извлекли пользу из его горького опыта. Вот почему он потратил столько драгоценных часов, выцарапывая свои мудрые мысли на глиняных дощечках.

Он оставил бесценное послание всем последующим поколениям. Удивительно, что, возникнув из руин Вавилона через пять тысяч лет, оно остается актуальным, как и в тот день, когда было погребено.

Искренне Ваш Алфред Шрусбери, Департамент археологии.

СЧАСТЛИВЧИК ИЗ ВАВИЛОНА

Во главе своего каравана гордо ехал Шарру Нада, торговец из Вавилона. Он любил красивую одежду, и сейчас на нем было богатое изысканное платье. Он любил красивых лошадей и уверенно держался на своем резвом арабском жеребце. Глядя на него, трудно было предположить, что он уже в летах. И еще труднее было заподозрить, что на душе у него неспокойно.

Дорога из Дамаска длинна, а опасностей в пустыне подстерегает немало. Но не это беспокоило его. Хотя арабские племена агрессивны и частенько грабят богатые караваны, он не боялся их нападения, поскольку был окружен верными охранниками.

Тревога его была связана с юношей, который был сейчас рядом с ним. Это был Хадан Гула, внук его давнего партнера Арада Гула, которому он был обязан многим в своей жизни. Ему бы хотелось сделать что-то хорошее для этого мальчика, но чем больше он думал об этом, тем сложнее казалась задача, потому что и сам он еще многого не знал.

Покосившись на кольца и серьги, сверкавшие на юноше, он подумал: «Ему кажется, что побрякушки красят мужчину, и в то же время у него такое же мужественное лицо, как и у деда. Но его дед не носил таких пышных одежд. И все-таки я пригласил его с собой, надеясь, что помогу встать на ноги, особенно после того, как варварски распорядился наследством его отец».

Хадан Гула прервал ход его мыслей: «Зачем ты так много работаешь, гоняя свои караваны в такие дали? У тебя ведь совсем нет времени наслаждаться жизнью».

Шарру Нада улыбнулся: «Наслаждаться жизнью? Как бы ты это делал, будь на моем месте?» — «Если бы я был так богат, как ты, я бы жил как принц. И не стал бы бродить по жаркой пустыне. Я бы тратил шекели так же быстро, как они падают в мой кошелек. Я бы носил самые красивые платья и редкие украшения. Вот такая жизнь мне по душе, ради этого стоит жить».

Оба расхохотались.

«Твой дед никогда не носил украшений, — не подумав, сказал Шарру Нада и тут же шутливо добавил: — А ты бы не оставил себе времени на работу?» «Работа существует для рабов», — ответил Хадан Гула.

Шарру Нада закусил губу и ничего не сказал, и так они ехали молча, пока не достигли горного склона. За перевалом их взорам открылась зеленая долина.

«Видишь эту долину? А вдали уже можно различить стены Вавилона. Самая высокая башня — это Храм Ваала. Если зрение у тебя хорошее, ты сможешь разглядеть вечный огонь, который горит над его крестом». — «Так это и есть Вавилон? Я всегда мечтал увидеть этот город — самый богатый в мире. Вавилон, где мой дед начинал строить свое богатство. Если бы только он был жив! Мы бы так не страдали». — «Зачем же желать, чтобы его душа оставалась на земле дольше положенного срока? Ты и твой отец вполне можете продолжить его дело». — «Да что ты! Ни у кого из нас нет таланта. Мы с отцом не знаем секрета богатства».

Шарру Нада не ответил и направил своего коня вперед. За ними последовал караван, вздымав клубы бурой пыли. Вскоре они достигли царского тракта и свернули на юг, где раскинулись крестьянские поля.

Внимание Шарру Нада привлекли трое стариков, которые вспахивали поле. Они вдруг показались ему удивительно знакомыми. Как странно! Не может такого быть, чтобы, проезжая мимо поля через сорок лет, человек увидел бы тех же пахарей. И все-таки внутренний голос подсказывал ему, что это именно те люди. Один из них нетвердой рукой держал плуг. Двое других упорно толкали быков, ударяя по ним деревянными палками.

Как он завидовал этим пахарям сорок лет назад! С какой радостью согласился бы поменяться с ними местами! И как все изменилось за эти годы. Оглянувшись назад, он с гордостью посмотрел на свой караван породистых верблюдов и ослов, груженных дорогим товаром из Дамаска. Все это принадлежало ему.

Он указал на пахарей: «Все пашут это же поле, как и сорок лет назад». — «Почему ты думаешь, что это те же пахари?» — «Я их видел».

Воспоминания, быстро сменяя друг друга, проносились в его голове. Почему он не может похоронить прошлое и жить в настоящем? И вдруг перед ним возникло улыбающееся лицо Арада Гула. Барьер, существовавший между ним и циничным юношей, тут же растворился.

Но как же помочь этому юноше, увлеченному идеей красивой жизни? Работу можно предложить тем, кто хочет работать, но никак не тем, кто считает себя выше работы? И все-таки он обязан сделать что-то в память об Араде Гула, причем не вполсилы. Они с Арадом Гула привыкли если делать дело, то с полной отдачей. Так уж они были устроены.

План родился внезапно. И тут же появились возражения. Ведь придется пережить все сначала, это будет жестоко, больно. Но, будучи сторонником быстрых решений, он отмел в сторону все сомнения и начал действовать.

«Тебе интересно знать, как твой уважаемый дед и я стали партнерами и добились процветания?» — спросил он. «Почему бы тебе просто не рассказать мне, как ты делаешь золотые шекели? Это все, что мне нужно», — возразил юноша.

Шарру Нада проигнорировал его ответ и продолжил:

«Мы начинали вместе с этими пахарями. Я тогда был не старше тебя. Когда колонна пахарей, в которой шел и я, проходила мимо поля, старик Мегиддо, который был прикован ко мне сзади, посмеялся. «Посмотри на этих лентяев. Тот пахарь, который толкает плуг, не делает никаких усилий, чтобы вогнать его поглубже, а погонщики совсем не следят за быками. Как же они могут рассчитывать на хороший урожай после такой пахоты?» — «Ты сказал, что Мегиддо был прикован к тебе?» — удивился Хадан Гула. «Да, на шеях у нас были бронзовые ошейники, а длинной цепью мы были прикованы друг к другу. Следом за Мегиддо шел Забадо, вор, таскавший овец. Я знал его еще по Харуну. Замыкал цепь человек, которого мы прозвали Пиратом, потому что своего имени он нам не назвал. Мы считали, что он моряк, потому что на груди его красовалась морская татуировка. Колонна была построена так, чтобы узники шли шеренгой по четыре человека», — пояснял Шарру Нада. «Вы были скованы, как рабы?» — Хадан Гула не верил ушам своим. «Разве дед не рассказывал тебе, что когда-то я был рабом?» — «Он часто говорил о тебе, но ни разу даже не намекнул на это». — «Это был человек, который умел хранить чужие секреты. Тебе ведь я тоже могу доверять?» — Шарру Нада взглянул прямо в глаза юноши. «Ты можешь положиться на мое молчание, но я поражен. Расскажи мне, как ты стал рабом».

Шарру Нада пожал плечами. «Это может случиться с любым человеком. Игорный дом и пиво стали причиной моих несчастий. Я стал жертвой неблаговидного поступка, совершенного братом. В ссоре он убил своего друга. Отец отдал меня в залог его вдове, а сам отчаянно пытался выручить его из-под стражи. Но, когда он не смог достать денег, которые требовались для освобождения, вдова в ярости продала меня в рабство». — «Какой позор! Какая несправедливость! — возмутился Хадан Гула. — Но скажи, как же тебе удалось обрести свободу?» — «Мы дойдем до этого, но позже. Позволь мне продолжить свой рассказ. Итак, когда мы проходили мимо поля, пахари посмеялись над нами. Один из них снял свою потертую шляпу и, отвесив низкий поклон, выкрикнул: «Добро пожаловать в Вавилон, гости царя. Он уже ждет вас на вершине стен, где для вас приготовлены кирпичи и грязь». При этом все они дружно загоготали. Пират пришел в ярость и грубо обругал пахарей. «Что они имели в виду, говоря, что царь ждет нас?» — спросил я его. «А то, что тебе предстоит таскать кирпичи, пока не сломаешь спину. А может, тебя забьют палками еще до того, как она сломается. Но со мной это не пройдет. Я убью их».

Тогда заговорил Мегиддо: «Мне кажется, трудолюбивых рабов не станут забивать до смерти. Хозяева любят таких рабов и хорошо обращаются с ними». В разговор вступил Забадо: «А кому охота работать до седьмого пота? Эти пахари знают, что говорят. Они-то как раз не надрываются». Мегидо возразил: «Хорошего результата не добьешься, если не постараешься. Если за. день ты вспашешь гектар, тогда честь тебе и хвала, и любой хозяин отблагодарит за это. Но если ты работаешь вполсилы, это уже не дело. Я люблю работать на совесть. Работа — мой лучший друг. Всем, что я имел — ферму, коров, урожай, — я обязан работе». — «Да, и где теперь все это теперь? — фыркнул Забадо. — Я полагаю, что лучше быть похитрее и получить все даром. Вот посмотришь на меня, когда я выберу себе работенку полегче, — скажем, буду таскать вам воду, а ты будешь надрываться, поднимая кирпичи». И он рассмеялся глупым смехом. В ту ночь меня охватил ужас. Я не мог спать. Когда все уснули, я постарался привлечь к себе внимание стражника по имени Годосо, который в первый раз нес свою вахту. Это был жестокий араб, который, доведись ему украсть у тебя кошелек, перерезал бы тебе горло. «Скажи мне, Годосо, — прошептал я, — когда мы придем в Вавилон, нас отправят на строительство стен?» «Зачем тебе это знать?» — осторожно поинтересовался он. «Разве ты не понимаешь? — с мольбой в голосе произнес я. — Я молод. И хочу жить. Я не могу позволить, чтобы меня забили до смерти на строительстве стен. Есть ли у меня шанс попасть к хорошему хозяину?» В ответ он прошептал мне: «Я тебе скажу кое-что. Ты хороший парень, не доставляешь Годосо неприятностей. Как правило, первым делом мы направляемся на рынок, где продают рабов. А теперь слушай. Когда подойдет покупатель, скажи ему, что ты хороший работник, любишь много трудиться на благо доброго хозяина. Уговори его купить тебя. Если у тебя не получится, на следующий день тебя отправят таскать кирпичи. Это очень тяжелая работа».

Когда он отошел от меня, я лег на теплый песок, уставившись на звезды и размышляя о работе. Мне вдруг вспомнились слова Мегиддо о том, что работа — его лучший друг, и я задал себе вопрос: а может ли случиться так, что и для меня работа станет другом? Разумеется, если она поможет мне в сложившейся ситуации.

Когда проснулся Мегиддо, я шепотом пересказал ему все, что услышал от стражника. В этом была наша единственная надежда. Ближе к вечеру мы подошли к городским стенам и уже смогли разглядеть вереницы рабов, которые сновали вверх-вниз, таская кирпичи для кладки. Нас поразила численность работающих: казалось, что это были тысячи и тысячи. Кто-то месил раствор, кто-то делал кладку, но основная масса рабов трудилась на доставке кирпичей[1].

Надсмотрщики грубо ругались на рабов, охаживали их палками. Бедняги в оборванных одеждах еле стояли на ногах, сгибаясь под тяжестью огромных корзин. От ударов они падали и уже не могли подняться. Вконец обессилевших забивали до смерти, а их тела сбрасывали в ямы, служившие братскими могилами. Это зрелище вызвало во мне озноб. Я представил, что подобная участь ждет и меня, если на рынке мне не повезет.

Годосо оказался прав. Нас провели через городские ворота в тюрьму для рабов, а на следующее утро погнали на рынок. Все рабы были так напуганы, что только окрики стражников и свист плеток заставляли их двигаться, так чтобы покупатели могли получше разглядеть товар. Мы с Мегиддо охотно разговаривали с покупателями, когда они обращались к нам.

Главный надсмотрщик жестоко избил Пирата, который вздумал протестовать. Когда его уводили с помоста, мне было искренне жаль его.

 

Мегиддо чувствовал, что вскоре нам предстоит расстаться. Когда поблизости не было покупателей, он заводил со мной беседу о том, каким благом обернется для меня работа: «Некоторые ненавидят работать. Они видят в работе врага. Но лучше относиться к ней как к другу, любить ее. Пусть тебя не пугает тяжелый труд. Ведь строя хороший дом, ты не задумываешься о том, как тяжело таскать кирпичи, а таская воду, не обращаешь внимания на то, как далеко находится колодец. Обещай мне, мальчик, что, если тебя купят, ты будешь добросовестно работать на своего хозяина. Если даже он будет чем-то не удовлетворен, не печалься. Помни, что хорошо выполненная работа идет во благо человеку. Она делает его настоящим мужчиной». Он замолчал, как только к нам приблизился бородатый крестьянин.

Мегиддо расспросил его об урожае и хозяйстве и вскоре убедил его в том, что лучшего работника ему просто не найти. После упорной торговли с рабовладельцем крестьянин достал из-под платья тугой кошелек, и вскоре Мегиддо исчез вместе с новым хозяином.

За это утро продали еще нескольких рабов. В полдень Годосо сообщил мне, что работорговец устал и не останется в Вавилоне еще на день, так что на закате оставшиеся рабы достанутся покупателю, которого прислал царь. Я впал в отчаяние, когда вдруг на площади показался добродушный с виду мужчина, который поинтересовался, нет ли среди нас пекаря.

Я подошел к нему и сказал: «Зачем такому искусному пекарю, как вы, искать другого пекаря, который окажется заведомо хуже? Не легче ли научить того, кто хочет овладеть этим искусством? Посмотрите на меня: я молод, силен и хочу работать. Дайте мне шанс — и я сделаю все, чтобы заработать для вас золото и серебро».

Мое рвение произвело на него впечатление, и он начал торговаться с работорговцем, который до этой минуты практически не замечал меня, но сейчас проявил ко мне интерес. Я чувствовал себя, словно жирный бык, которого продают мяснику. В конце концов, к моей великой радости, сделка состоялась. Я последовал за своим новым хозяином, ощущая себя самым счастливым человеком.

Мое новое жилище мне пришлось по вкусу. Нана-наид, мой хозяин, научил меня молоть ячмень в каменной мельнице, которая стояла во дворе, разводить огонь в печи и делать кунжутную муку для медовых лепешек. Моя постель находилась в амбаре — там, где хранилось зерно. Пожилая рабыня Свасти, которая помогала по дому, хорошо меня кормила и была довольна тем, как я помогал ей с тяжелой работой.

Словом, я был счастлив тем, что у меня появился шанс стать ценным работником для своего хозяина, и видел в этом путь к свободе. Я попросил Нана-наида научить меня месить тесто испечь хлеб. Он охотно сделал это, довольный моим энтузиазмом. Потом, освоив выпечку хлеба, я попросил научить меня печь лепешки, и вскоре вся работа в пекарне перешла ко мне. Моему хозяину нравилось бездельничать, но Свасти неодобрительно качала головой. «Безделье дурно влияет на человека», — заявила она.

Я почувствовал, что пришло время подумать о том, чтобы начать зарабатывать деньги, а с ними и свободу. Поскольку работа в пекарне заканчивалась в полдень, я решил, что Нана-наид не будет против, если я найду себе дополнительную работу на остаток дня, а свой заработок буду делить с ним. И тут меня осенило: а почему бы не выпекать еще больше медовых лепешек, чтобы продавать их на улицах? Я представил свой план хозяину таким образом: «Если бы я смог работать дополнительно, зарабатывая для вас деньги, не сочтете ли вы справедливым, чтобы я мог оставлять себе часть заработка и тратить его на свои нужды?» «Справедливо, вполне справедливо», — признал он. Когда же я рассказал ему о второй части моего плана, которая предполагала дополнительную выпечку лепешек, он обрадовался еще больше. «Вот что мы сделаем, — предложил он. — Ты будешь продавать их по цене две монеты за штуку, половина денег будут моими, потому что мне надо платить за муку, мед, дрова. Из оставшихся денег я буду брать себе половину, а вторая половина будет твоя».

Я был растроган его великодушием: выходило, что я мог оставлять себе одну четвертую часть выручки от проданных лепешек. Всю ночь я работал, изготавливая поднос, на котором мог бы разместить свой товар. Нана-наид дал мне одно из своих старых платьев, чтобы я выглядел достойно, а Свасти помогла мне привести его в порядок.

На следующий день я напек много лепешек. Они выглядели аппетитными, румяными. Я нес их на подносе, громко зазывая покупателей. Поначалу никто не проявлял к ним интереса, и я упал духом. Но все-таки не ушел, а дождался вечера, когда большинство горожан проголодались, так что очень скоро мои лепешки были распроданы, а я вернулся домой с пустым подносом.

Нана-наид остался очень доволен моим успехом и охотно выплатил мне мою долю. Я был рад каждой монете. Мегиддо был прав, когда говорил, что хороший хозяин ценит трудолюбивого работника. В ту ночь я был так возбужден от собственного успеха, что не мог спать, и все подсчитывал, сколько смогу заработать за год и сколько лет мне предстоит работать, чтобы купить свободу.

Каждый день выходя торговать, я вскоре обзавелся постоянными покупателями. Среди них оказался и твой дед, Арад Гула. Он торговал коврами, и вместе со своим груженым ослом и чернокожим рабом ходил из одного конца города в другой. Он покупал две лепешки для себя и две для раба и, пока ел их, беседовал со мной. Однажды твой дед сказал мне слова, которые я запомнил на всю жизнь. «Мне нравятся твои лепешки, мальчик, но гораздо больше мне нравится то, как ты их продаешь. С таким воодушевлением и задором ты далеко пойдешь».

Сможешь ли ты понять, Хадан Гула, что эти слова значили для меня, юного раба, одинокого в огромном городе, пытающегося всеми силами выбраться из унизительной зависимости?

Месяц за месяцем я откладывал по монетке в свой кошелек. Я уже ощущал его приятную тяжесть на своем поясе. Работа действительно стала моим лучшим другом, как и говорил Мегиддо. Я был счастлив, но Свасти беспокоилась. «Боюсь, твой хозяин проводит слишком много времени в игорном доме», — все чаще замечала она.

Однажды я испытал огромную радость, встретив на улице своего друга Мегиддо. Он вел на рынок трех ослов, груженных овощами. «У меня все очень хорошо, — сказал он. — Хозяин оценил мой честный труд, и сейчас я старший работник. Видишь, он доверяет мне ходить на рынок, к тому же разрешил мне привезти семью. Работа помогла мне оправиться после всего пережитого. Когда-нибудь она поможет мне купить свободу, и тогда у меня снова будет свой дом и хозяйство».

Время шло, и Нана-наид со все большим нетерпением ожидал моего возвращения домой после рабочего дня. Он с жадностью принимался делить заработанные мной деньги, настойчиво призывая меня искать новые рынки сбыта.

Я часто стал выходить за городские ворота, чтобы продавать свои лепешки надсмотрщикам за рабами, которые строили стены. Мне было больно смотреть на эту картину, но в лице надсмотрщиков я нашел активных покупателей. Как-то раз я увидел Забадо, который стоял в очереди за кирпичами, чтобы нагрузить свою корзину. Он был тощим и сутулым, а спина его была испещрена шрамами от побоев. Мне стало жаль его, и я подарил ему лепешку, в которую он впился, словно дикий зверь. Увидев, с какой жадностью он смотрит на еду, я убежал, опасаясь, что он вырвет из моих рук поднос.

«Зачем ты так много работаешь?» — спросил меня однажды Арад Гула. Помнишь, ты тоже задал мне сегодня этот же вопрос? Я ответил ему словами Мегиддо о том, что работа — мой лучший друг. С гордостью показал я ему свой кошелек, набитый монетами, и объяснил, что коплю деньги, дабы купить свободу. «А когда станешь свободным, чем ты будешь заниматься?» — спросил он. «Я хочу стать торговцем», — ответил я. И в этот момент он сделал свое признание. Он сказал то, что я меньше всего ожидал услышать от него. «Знаешь, я ведь тоже раб. Мы партнеры с моим хозяином».

— Стоп, — перебил его Хадан Гула. — Я не стану слушать ложь, порочащую честь моего деда. Он не был рабом. — Глаза его зажглись гневом.

Шарру Над а остался спокоен.

— Я уважаю твоего деда за то, что он сумел подняться над своим несчастьем и стать самым уважаемым человеком в Дамаске. А ты, его внук, разве не вылеплен из того же теста? Разве тебе недостает мужества посмотреть правде в глаза, или ты предпочитаешь жить иллюзиями?

Хадан Гула выпрямился в седле. В его голосе прозвучало глубокое волнение, когда он произнес:

— Моего деда любили все. Его добрых дел не перечесть. Когда пришел голод, разве не он на свое золото купил зерно в Египте и разделил между всеми голодающими? А теперь ты говоришь, будто он был всего лишь презренным рабом из Вавилона.

— Если бы он остался рабом в Вавилоне, его можно было бы презирать, но, когда он из рабства вознесся до самых вершин, став самым почитаемым в Дамаске гражданином, боги наградили его своей милостью и уважением, — ответил Шарру Нада.

Поведав мне о своем положении, — продолжил Шарру Нада, — он рассказал, с какой одержимостью работал, зарабатывая свою свободу. Теперь, когда он накопил достаточно денег и мечта близка к реальности, он очень взволнован тем, что будет делать дальше. Его очень пугала перспектива потерять поддержку хозяина.

Я не одобрил его нерешительности: «Не держитесь за хозяина. Почувствуйте себя свободным человеком. И поступайте как свободный человек! Для начала решите, чем бы вы хотели заняться, а потом ваш труд поможет добиться цели». Он пошел дальше, поблагодарив меня за то, что я пристыдил его за трусость.

Однажды я вновь вышел за ворота и с удивлением увидел огромную толпу людей. Когда я спросил у прохожего, в чем дело, тот ответил:

«Разве ты не слышал? Беглый раб, убивший царского стражника, приговорен к суду и будет казнен. Сам царь будет присутствовать при этом».

Толпа была такой плотной, что я побоялся подойти поближе со своим подносом. Поэтому я взгромоздился на недостроенную стену и стал смотреть на происходящее сверху. Мне посчастливилось увидеть приближение самого царя, который медленно двигался в золотой колеснице. Никогда еще я не видел такой роскоши, сотканной из золота и бархата.

Я не видел самой казни, но до меня доносились истошные крики бедного раба. Мне было непонятно, как наш благородный и красивый государь может выдерживать столь отвратительное зрелище, однако, увидев, как он хохочет и шутит со своими пр<

⇐ Предыдущая123456Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: