 |
Один день Дениса Ивановича
|
|
|
|
А каков номенклатурщик сегодня?
Архивы еще не раскрыты, мемуаров о нем нет. Но будет обидно, если читатели, не соприкасавшиеся с советским номенклатурщиком, так и не почувствуют, каков он в жизни. Вот почему в завершение этой главы я позволю себе некоторую научную вольность: набросаю портрет сегодняшнего номенклатурщика, чтобы в этой работе не только была теоретическая схема класса номенклатуры, но мелькнули бы в ней краски жизни.
Александр Солженицын описал день Ивана Денисовича Шухова – заключенного в советском лагере. Нобелевский лауреат на своем опыте испытал такие дни, проведя ряд лет среди Иванов Денисовичей.
У меня другой опыт. Я постараюсь описать здесь один день из жизни прямой противоположности солженицынского героя – заведующего сектором ЦК КПСС, скажем, Дениса Ивановича со звучной украинской фамилией Вохуш (при Хрущеве и Брежневе в центральный партаппарат перебралось немало украинских товарищей, которые славятся своей ортодоксальностью). Вохуша я выдумал, а остальное здесь все будет из жизни.
…Не звук удара молотком о рельс у штабного барака, а мелодичный звон привезенного из недавней командировки в Швейцарию будильника прервет сладостный сон Дениса Ивановича. И снилось ему приятное: секретарь ЦК на большом совещании в своем кабинете, игнорируя всех остальных, все время обращался к нему и спрашивал его советов, а потом вдруг подал ему руку, усадил за свой стол и сам исчез, растворился в воздухе. Все коллеги почтительно встали и приготовились выполнять его, Дениса Ивановича, указания.
Вохуш топает в ванную в своей светло-голубой пижаме: недорого купил в Prix-unic в Париже, а полосатых не любит, особенно сине-белых,- напоминают одежду зэка в колониях особого режима. Вот все как будто хорошо в доме, а санузел совмещенный: права жена, надо снова поменять квартиру. Нужно будет зайти в Управление делами ЦК, поговорить там об этом.
|
|
|
Пока жена накрывает па стол, Денис Иванович делает короткую физзарядку с упором на мышцы живота: растет проклятый – и душ Шарко, и массаж делают ему в кремлевской поликлинике, а не помогает. Не голодать же, в самом деле…
Поплескавшись под душем и побрившись, идет, благоухающий импортным лосьоном, в столовую. Завтрак легкий: немного икры, ветчина, яйцо всмятку, чай. Жаль, нельзя коньячку! Это вечером. А наедаться не надо: скоро уже второй завтрак.
Точно в 8.35 Денис Иванович выходит из массивной двери своей квартиры. К этому времени за ним приезжает цековская машина – но пусть лучше водитель подождет одну минуту, пока он будет спускаться в лифте, чем коллеги-соседи увидят, что Вохуш ждет машину около подъезда: это ему не к лицу. Машина уже у двери. Водитель демократично не выходит из автомобиля, Вохуш сам открывает дверцу (так делают даже секретари ЦК!) и, с удовольствием усевшись на пружинящее сиденье рядом с шофером, так же демократично заговорит. Заговорит о том, что вот, бывало, в молодости, в Донбассе, пока бежишь до завода на работу, две цигарки выкуришь, а теперь жена не позволяет; на самом деле он никогда не работал на заводе, а курить перестал сам, прочитав в газете «Неделя», что от курения может быть рак легких.
И плывет перед Вохушем Москва: Кутузовский проспект, Москва-река, Садовое кольцо, Калининский проспект, Кремлевская стена, Манеж, центральные гостиницы, Большой театр, памятник первопечатнику, черная фигура Дзержинского, здание КГБ («соседи!» – с теплотой думает он). А за Политехническим музеем и памятником героям Плевны слева начинается бульвар, а справа – солидные и тяжеловесные двери здания ЦК. Приехали!
|
|
|
В подъезде офицер КГБ вежливо, но внимательно смотрит его пропуск – бордовую кожаную книжечку. Это не обидно: не недоверие, а порядок. Впрочем, заведующих отделами пропускают, не глядя в книжечку и коротко приложив руку к козырьку, а секретаря ЦК приветствуют по стойке «смирно».
Один за другим входят в дверь и другие сотрудники. И станет Вохуш перекидываться с такими же, как он, солидными сытыми коллегами дружелюбными, но короткими приветствиями (товарищеская любезность – да, интеллигентское слюнтяйство – нет!).
С глубоко скрытой завистью поглядев на лифт для начальства (ключ от него – только у завотделами и, конечно, у секретаря ЦК), поднимается Денис Иванович в бесшумно скользящем общем лифте в свой кабинет.
Приятно: тихо; на столике слева – кремлевская «вертушка»; откроешь средний ящик стола – там номерная красная книжечка: список абонентов правительственной телефонной связи. Теоретически можно даже, набравшись смелости, позвонить Генеральному – и услышать его ленивый низкий голос.
Ну, Генеральному он звонить не будет – это мальчишеская мысль. А вот одному из его помощников придется звонить – и, ох, как не хочется! Потому что дело глупое.
Вчера утром первый замзав отделом подписал бумагу наверх о направлении делегации в Италию. Делегация хорошая: два кандидата в члены ЦК, один член Центральной ревизионной комиссии, депутаты Верховного Совета. Первый, как всегда, тщательно проверил все визы, нашел все в порядке и сказал, подписывая: «Такую делегацию можно было и Генеральному на голосование послать». Тут он, Вохуш, впопыхах, желая отличиться, позвонил приятелю в Общий отдел: направляем, мол, бумагу о делегации, есть мнение руководства отдела представить ее на голосование Генеральному. А первый зам о своих словах не забыл – видно, испугался, и, встретив его, уже уходя, около лифта, сказал: «Тут мы с тобой твою делегацию хвалили и чуть ли не Генеральному собирались посылать. Ты, конечно, понял, что я пошутил?» Вохуш пробормотал что-то невнятное, а Первый, как всегда деловито, вошел в лифт. Вохуш бросился в свой кабинет звонить приятелю в Общий отдел – а тот уже уехал. Позвонил в спецсектор Общего отдела – там ответили, что бумага уже два часа как в секретариате Генерального.
|
|
|
И сегодня надо звонить с утра. Ну, не с самого, а то заподозрят, что он, Вохуш, в чем-то виноват, но и не тянуть. А то вдруг Генеральный бумагу посмотрит и вспылит, как с ним бывает. «Это что же,- скажет,- вы мне теперь все бумажки будете таскать? О путевке в дом отдыха для уборщицы тоже? Это кто же такой умник нашелся?» Подумать страшно: ведь сразу же отыщут.
Но и самому на себя не навести. У кого там может быть бумага? Хоть дело международное, но для Генерального – мелкое. Так что помощнику, Андрею Михайловичу, звонить не станет: бумага не у него, да он и въедливый мужик, сразу заподозрит, что Вохуш дал промах. Лучше позвонить этому счастливчику – референту. Ведь бывает же – повезло парню: был себе референтиком по Норвегии в Международном отделе, и вдруг взяли наверх. Теперь даже в коммюнике о переговорах и на фотографиях на первой странице «Правды» появляется: «Референт Генерального секретаря». Конечно, бумажки в папке носит со стола на стол,-да ведь от иной из тех бумажек мир качается.
Звонить потом, а пока – всё по заведенному порядку. Прежде всего прочитать газету. Сначала «Правду». Передовая о подготовке к севу. Ну, это по части Сельскохозяйственного отдела, читать не нужно. Только привычным взглядом проконтролировать, есть ли дежурная цитата Генерального. До сих пор не может забыть, как в октябре 1964 года он – тогда еще не завсектором – вот так в «Правде» и нашел подтверждение невнятного слуха о том, что происходит в Президиуме ЦК: в газете вдруг исчезло имя Хрущева. Но сейчас все нормально, цитата есть. Указы о награждениях: академики-юбиляры и какие-то монтажники, никого из аппарата нет. Есть ли что-нибудь на последней странице в «Хронике»? Назначение нового посла в Республику Чад, прежний освобожден в связи с переходом на другую работу. Ишь, как медленно работает Президиум Верховного Совета: ведь решение состоялось еще три месяца назад, а агреман африканцы дают быстро.
Теперь вторая страница – «Партийная жизнь». Пленум Кустанайского обкома. И здесь, конечно, о подготовке к севу, так что посмотреть надо только два заключительных абзаца: не рассматривались ли оргвопросы и не присутствовал ли кто-либо из руководства. Нет, все спокойно, просто говорится, что с речью на пленуме выступил первый секретарь обкома.
|
|
|
А вот теоретический подвал «Партия – руководящая и направляющая сила советского общества» надо прочитать внимательно: здесь могут быть интересные нюансы и формулировки,- ведь спроста «Правда» статью не напечатает. Но тема спокойная: в критические моменты дается редакционная статья на тему «Единство партии и народа», а тут ясно, что такое единство налицо и идти надо вперед – к дальнейшему укреплению руководящей роли партии.
Третья страница – международная информация. «Успехи сил мира», «Народы протестуют», «Сделать разрядку необратимой», «Главарь ультра Штраус» – это все ясно. Американский сенатор потребовал вывода войск США из Европы. А что это хлопцы из Международного отдела не возьмут такого в Брюссельский комитет за европейскую безопасность? Полезный был бы реалистический политик.
Нейтральный заголовок «Пресс-конференция Рейгана»: тут ничего не поймешь, из конкретного только в конце вскользь помянуто, что президент высказался в поддержку притязаний израильской военщины. Ну, что в действительности сказал Рейган, прочитаем сейчас в «Вестнике ТАСС».
Внизу страницы в правом углу, как всегда, о происках китайцев: арабская газета сообщает о тайном сговоре Пекина с чилийской хунтой и с израильскими сионистами. Эх, переборщила служба дезинформации: ну зачем Пекину сионисты? Ведь в Китае ни одного еврея небось нет. Впрочем, может быть, хлопцы и правы: народ поверит, газета ведь не наша, арабская. По внутреннему телефону – бывшему К-6 – звонит секретарша первого замзава отделом: «Денис Иванович, зайдите к Ивану Петровичу по поводу делегации в Италию».
Вохуш ей отвечает спокойно, а у самого – ком в горле. Неужели разразился скандал? Он, дурень, тут благодушенствует, газетки читает, а тем временем, может, один из помов Генерального позвонил Первому да отчитал его, и тот сейчас рвет и мечет. Как оправдаться? Каким богам молиться, чтобы не случилось этого несчастья?
Бежит Вохуш к двери как ошпаренный – а по коридору надо будет идти спокойно и уверенно, чтобы никто из встречных не заметил, что у него что-то не так. Ведь вот люди – как будто товарищи, вместе на лыжах ходим на Клязьме, а сами, как крысы: говорят, те, как увидят ослабевшую свою же крысу, так набрасываются и сжирают. И от этих другого не жди!
С невозмутимым видом заходит Денис Иванович в приемную первого зама, приветливо кивает пожилой секретарше – а сердце сжимается в комок. В такие-то минуты и завязываются узелки рака в человеке – мелькает мысль. И другая, заставляющая тут же забыть о раке: вот сейчас войду к нему, а какой он там сидит?
|
|
|
Но первый зам сидит спокойный. Значит, нет скандала. Какое ликование! Но не показать, не показать. Да и ответ надо дать достойный.
Деловито и уверенно – такой у него стиль – Первый сразу приступает к делу.
– Опять насчет твоей делегации. Ты сам не хотел бы с ней поехать? А то мы все берем консультантов из Международного отдела, это ведь не обязательно. Могу договориться с Загладиным, и направим от аппарата тебя.
Противоречивые чувства борются в Вохуше. Конечно, хорошо бы прокатиться в Рим, купить там опять что-нибудь, да ведь и посмотреть. Но другое, воспитанное годами пребывания в номенклатуре чувство подсказывает: нельзя соглашаться, это он испытывает, я ведь и так был недавно в Швейцарии. Третья мысль: а если он действительно хочет меня послать, чтобы я по его заказу привез ему из Италии? Эта мысль сразу отбрасывается; любой из членов делегации будет рад оказать услугу первому заму; а если уж он захочет, чтобы я ехал, так настоит на своем.
И Вохуш говорит:
– Нет, увольте, Иван Петрович! В секторе работы невпроворот, обедать некогда, не то что в Италию ехать. Да и не любитель я по заграницам ездить – разве уж когда очень нужно…
И ждет: скажет Первый, что вот сейчас как раз очень нужно,- значит, лично заинтересован.
Но Первый говорит:
– Ну, как знаешь. Конечно, работа в отделе – самое важное.- И милостиво шутит: – Вот хотел укрепить тобой делегацию, да ты сопротивляешься.
Идет к себе Вохуш по светло-розовой с зеленой каймой дорожке в коридор довольный: правильно сориентировался. Так держать, Денис! Подумаешь, 10 дней в Италии! Не в этом же задача. Освобождается место одного из замов: вот если бы Первый поддержал его кандидатуру, может и получиться.
И гложет соблазнительная мысль: может, правильно заслал проект решения Секретариата о выезде делегации Генеральному? Делегация хорошая, он подпишет – а тогда можно будет распустить по отделу слух, что, мол, доволен, хвалил. Вот тут-то обрадованный первый зам и может поддержать перед Секретариатом ЦК его, Вохуша, кандидатуру, и вдруг он – замзав!
Нет, это подумать – замзав! Большой кабинет, секретарша, не «Волга» с автобазы ЦК, а персональная, с шофером, не пансионат на Клязьме, а госдача, да ведь и деньги, и «кремлевка» больше. Но главное – власть: замзав… несколько секторов в твоем ведении, каждый день – у секретаря ЦК, часто присутствовать на заседаниях Секретариата – примелькаться там, стать привычным, своим… Да и как не свой: замзав – это вершина номенклатуры Секретариата; следующая ступень – первый зам – уже номенклатура Политбюро. Так рискнуть – не отзывать бумагу? Смелость города берет!
Но привычная, ставшая второй натурой осторожность одергивает: смелый бросок нужен, когда вышел на цель, а это так, косвенно, это авантюра. Подпишет Генеральный – еще не гарантия, что выдвинут в замы, а будет неприятность – гарантия, что не выдвинут. Да и запомнят навеки, что ошибся. Отзывать надо бумагу и без промедления!
Как перед каждым разговором с высоким начальством, Вохуш набрасывает карандашом, что именно надо сказать. Тут ведь каждое слово должно быть взвешено. А главное – решительность. Не колебаться по-интеллигентски, а сказать твердо, по-партийному, но уважительно. И, конечно, чтобы все пронизывало глубокое беспокойство о времени Генерального.
Сосредоточенно и неторопливо Вохуш набирает четырехзначный вертушечный помер. В гулкой трубке высокочастотного телефона раздается бесстрастный голос референта.
Вохуш называет свою фамилию и отдел. Знает, что референт сейчас, во время разговора, будет быстро листать в своей книжечке – списке абонентов «вертушки», чтобы найти его имя-отчество и потом ввернуть их в разговоре, дабы произвести впечатление: всех, мол, знаем на память и обо всех все знаем.
– Вы извините за беспокойство,- солидно и любезно говорит Вохуш.- Но тут такое дело получилось по нашему недосмотру (самокритично; но и не сказал «по моему», а «по нашему», то есть в общем-то вина первого зама, он же, Вохуш, как лояльный подчиненный подставляет свою голову). Мы направили вчера на голосование в ЦК проект решения о делегации в Италию, а сегодня узнаем, что товарищи из Общего отдела перестарались и прислали проект вам. Делегация, видимо, неплохая, но не такое уж это дело государственной важности, чтобы отрывать время у Генерального.
И ждет пару секунд: хорошо бы референт, молокосос этот, высказал свое мнение. Но тот лишь неопределенно говорит сухое «да», предлагая Вохушу продолжать монолог. Черт его знает, что он там думает, этот счастливчик.
– Конечно, это на ваше усмотрение,- старается польстить Вохуш. – Но мы так подумали: может, не утруждать? Может, вы направите секретарям?
Всячески хочет Вохуш подчеркнуть, что для него Генеральный – не секретарь ЦК, а нечто высшее.
– Да, письмо ваше у меня лежит,- говорит референт и спрашивает:- Ну, так что, Денис Иванович (посмотрел список!), докладывать бумагу или вернуть в Общий отдел?
Вежлив (так теперь положено), а ответственности на себя не берет нисколько и другим секретарям в обход Общего отдела пересылать не хочет. Значит, лучше не связываться. И Вохуш говорит в тон референту:
– Да, думаю, лучше вернуть.
– Хорошо,- бесстрастно отвечает тот.
Ну, дело сделано. Конечно, сморщат носы в Общем отделе, но скандала не будет. А приятеля из Общего отдела пригласить к себе, напоить хорошенько, коньяка французского для этого раздобыть, он и отойдет,- ничего же не случилось.
В кабинет Вохуша входит бесцветная, некрасивая девица с папкой тассовской информации. Всех их сюда подбирают таких, чтобы не было разврата в аппарате. «И правильно! – думает Денис Иванович, коротко взглянув на вошедшую.- Здесь не место. Для этого у высшего начальства есть балерины. А ему, Вохушу, они еще не положены. Его дело – оберегать советскую семью».
И потом: никакими персональными делами не интересуется парторганизация так, как делами по женской части, и обсасывает их в подробностях. Один его институтский однокурсник, помнится, громогласно шутил над этим: «Любопытны, как монахи на женском пляже». Этого острослова он – тогда секретарь парткома института – выгнал весной 1949 года, во время борьбы с космополитизмом, и нигде работы этому интеллипентику не дали. Так он вынужден был в Среднюю Азию уехать. Правда, оказалось, у него сердце было больное, там тем же летом в жару он умер от инфаркта. Еще его мать тогда пришла в партком, расплакалась, кричит: «Убийцы!» Хорошо, зам по организационным вопросам выручил; хороший был дядька, бывший чекист, Саша Негодяев. Так он спросил эту старуху – тихим таким голоском: «Я вас правильно понял, гражданка, что это вы партком так назвали?» Она сразу притихла и ушла. Думали еще потом: сообщать о ней органам? Саша был «за», но он, Вохуш, почувствовал, что члены парткома этого не поймут, и отговорил: все-таки мать.
И вовсе он, Вохуш, не монах, только приходится рисковать. Тут одного молодого кандидата наук послали стажером в Прагу, а на жену решения о выезде не сделали: неважная птица кандидат, и так простажируется.
А ей очень хотелось в Прагу. Каким-то образом она узнала, что от него, Вохуша, зависит, направить ее дело в Комиссию по выездам или не дать хода. Да он, впрочем, и сам ей намекнул на это, когда она пришла – робкая и взволнованная, с серыми глазами, в облегающем стройное тело платье, с бирюзовым ожерельем на груди. Он ей и сказал тогда, что вопрос сложный – выезд за границу; ему в рабочее время некогда, а вот вечером после работы он мог бы подробнее разобраться с ее делом, только в здание ЦК ее не пустят вечером… А потом была ее однокомнатная квартира на Профсоюзной улице. И бирюзу он не снял, так и оставил голубизной на матовой смуглой коже. А что взгляд у нее был, ну, не такой – так подумаешь! Да она сама сейчас рада небось: гуляет себе по берегу Влтавы да по Староместской площади…
Проще, конечно, со своими. Вот был в цековском санатории, так такая оказалась бойкая инструкторша Воронежского обкома – какой там взгляд, только бы с ней справиться.
Да что собственно? Ведь и классики марксизма не гнушались. Был он, Вохуш, с партийной делегацией в ФРГ, заехали в Трир посетить дом-музей Карла Маркса. И только там узнал, что, оказывается, у Маркса-то была любовница и от нее – незаконный сын. Правда, не признал его классик. Было бы в наше время скандальное персональное дело, если бы Женни фон Вестфален подала на него заявление в партком! А про Энгельса прочитал недавно совсем уж непристойное: будто жил он одновременно с двумя сестрами – не то. шотландками, не то ирландками. И тоже у Ленина была Инесса Арманд, хоть он и называл ее на «вы». Впрочем, он, Вохуш, не Ленин, а в этой однокомнатной квартире тоже называл ее на «вы» – не ронять же себя!
Довольно лирики, пора дела делать. Вот только посмотреть ТАСС.
Вохуш листает дешевую сероватую бумагу вестника, а мысли уже работают над сегодняшними делами, и читаемое перекликается с обдумываемым.
Протесты в Западной Европе против запретов на профессии в ФРГ. Вот разумно! А то что такое: не назначают судьей, потому что коммунист. У нас вот иначе: некоммуниста судьей не сделают. Надо, кстати, сегодня решить дело этого беспартийного деятеля, зампреда комиссии. У нас партийцев хватает: партия – 17 миллионов.
В США, оказывается, несмотря на дискриминацию, разрешаются браки белых с неграми. Это значит, черная образина с белой. И ведь соглашаются! А чему удивляться? Если бы мы тут своих студенток в университете Лумумбы распустили, так они за африканцев и повыскакивали бы все. Это, кстати, заметить к разговору с проректором.
11 часов, открылся буфет. Пора идти на второй завтрак, Идет Вохуш по коридору удовлетворенный: обезопасил себя, разрядив проблему с делегацией. А чувствовать себя в безопасности – что может быть лучше?
В светлом, сияющем чистотой зале буфета – уже человек 15. За высоким стеклом стойки чего только не наставлено. Приходится немного в очереди постоять: отпускают 3 буфетчицы, перед каждой – человека по 2 – 3. Словом, не то что в каком-нибудь гастрономе в городе. Здесь принято выбирать не торопясь да еще покупать что-нибудь для дома: фрукты или коробку шоколадных конфет (тут они хороши: «Мишки», «Ну-ка отними!» – все с детства знакомое, так и дошло от нэповских времен). Семгу или икру он сейчас брать не будет, на второй завтрак Вохуш берет молочное: простоквашу с сахаром, творог со сметаной и сахаром и противосклерозное – морскую капусту с кукурузным маслом (очень рекомендуют кремлевские врачи). И, конечно, чай с парой «Мишек»: в стакан буфетчица наливает заварку, а на маленьком столике в стороне он сам доливает себе по вкусу кипяток. Когда раз в неделю Вохуш устраивает себе разгрузочный день {живот растет, беда!), он не идет обедать в столовую, а закусывает здесь же и точно так же наливает себе кипяток в чашку с крохотным бульонным кубиком, который превращает воду в бульон с грибным вкусом и даже с блестками жира.
За завтраком видит Вохуш и нескольких сотрудников своего сектора. Здоровается со всеми дружественно, но без панибратства – таков нынешний стиль. Стиль этот обкатался, при Сталине было иначе: то по старинке изображали из себя братишек-краснофлотцев, гигикали и хлопали друг друга по спинам, то смотрели на подчиненных чванно сверху вниз. Теперь это прорывается только у стариков, стоящих уже на пороге персональной пенсии, принято же быть солидным, обходительным, неторопливым и деловым.
В секторе он завел такой порядок: с 9 до 11 часов к нему сотрудники заходят только в случае срочных дел. Иначе и нельзя. Вот, например, сегодня: они бы один за другим сидели у него и свое рвение показывали, а как бы он мог говорить при них с референтом Генерального? Правильный порядок.
По пути в свой кабинет Вохуш, как обычно, остановится у книжного киоска – на минутку, не более, только чтобы взглянуть, нет ли каких-нибудь новых поступлений. Среди молодежи есть любители стоять там подолгу и листать книжку, но это несолидно да и производит впечатление, что человеку нечего делать. А впечатление должно быть другое: человек занят, но умело планирует свою работу и четко распределяет время. Как сформулировал Сталин: сочетание русского революционного размаха с американской деловитостью. Умница был человек!
Сейчас явятся его сотрудники. Вот уже один заглядывает в дверь:
– Можно, Денис Иванович?
Вохуш приглашает его приветливым жестом. Это Швецов, недавно пришел из Академии общественных наук. Вообще-то Вохушу этот хлыщ не нравится, но отец жены – генерал-полковник в генштабе. Кто знает, кем этот хлыщ еще станет. Вохуш с ним всегда приветлив.
Швецов кладет перед ним список:
– Состав советско-болгарской комиссии биологов, из Академии наук прислали посмотреть перед тем, как президиум академии будет утверждать.
Вохуш насторожился:
– А подписанты есть?
Никак он не забудет, что, когда еще был начинающим завсектором, чуть было не утвердил список тоже такой вот комиссии, а там затесался один, который в свое время, негодяй, подписал письмо в защиту Синявского и Даниэля. Хорошо, Вохуш вовремя узнал об этом, вычеркнул, а то какая была бы скандальная неприятность!
Швецов смеется:
– Нет, Денис Иванович, подписантов нет. А вот, правда, пара товарищей может вдруг уехать.
Понятно: в списке есть евреи.
– Кто?- коротко спрашивает Вохуш.
Шведов ставит острым карандашом едва заметные точки против двух фамилий. И фамилии-то русские: вот маскируются! Да и зятек этот хорош: ничего не сказал.
– Может, сократить или заменить?- вежливо осведомляется Вохуш.- Они уедут, кто же в комиссии будет работать?
А у самого мысль: вычеркнуть обоих евреев – опять будут болтать в академии, что-де в аппарате антисемитизм.
Швецов только плечами пожимает:
– Академия предложила.
Подумаешь, академия! Да ее Хрущев чуть не закрыл.
Вохуш находит быстро выход:
– Одного сократить, а другого я заменил бы. Там ведь есть один биолог, фамилия – Беленький. Правда, был лысенковцем, но ведь это же не основание игнорировать ученого…
Доволен Вохуш – хорошо придумал: и еврей будет чистокровный, не подкопаешься, и не из этой сионистской компании. И благожелательно шутит:
– Помните: «Полюбите нас черненькими, а беленькими нас всяк полюбит?»
Швецов осклабился:
– А я их что-то и беленькими не люблю!
Денис Иванович улыбается, а про себя думает: «Не любишь, а сам в списке двоих подсунул». Становясь серьезным, Вохуш говорит:
– Давайте заодно решим один назревший вопрос. Долго еще будет подвизаться в качестве заместителя председателя комиссии этот беспартийный деятель Венский?
Зятек ухмыляется:
– Беспартийный большевик!
– Это, знаете, формула старая, отдает субъективизмом (чуть по сказал «хрущевщиной», но поостерегся, лучше выражаться официально). Мне сообщали, что партийная общественность протестует и выдвигает кандидатуру секретаря парткома института биологии.
И верно: приходили к нему по очереди две партийки (одна раньше работала в органах, другая – во Всемирной федерации профсоюзов), говорили, что биология – партийная наука и не место беспартийному в руководстве советско-болгарской комиссии. Правда, секретаря парткома они не выдвигали, а каждая хотела сама занять это место, но Вохуш решил: интеллигентика гнать, но назначить секретаря парткома, а не этих ретивых баб.
Швецов – сам в общем-то интеллигeнтик – мнется:
– Ведь он хороший специалист и болгарский язык знает.
– Вот потому мы его и держали на этой стадии работы комиссии, чтобы ее развернуть, – терпеливо объясняет Вохуш.- А теперь это пройденный этап, да и коммунисты жалуются. Давайте заменять.
Швецов все мнется:
– А что мы ему скажем?
Подумайте, какой совестливый. Когда на генерал-полковничьей дочке женился, с которой только ленивый не жил, совесть его не мучила.
– Поговорите с секретарем парткома, найдут какие-нибудь недостатки в его работе – ведь и на солнце пятна,- уже не сдерживая раздражения, говорит Вохуш.- В крайнем случае сошлитесь на мнение партийной общественности и на то, что им недовольны болгарские товарищи: проверить он ведь не сможет.- И подбадривает:- Да вы не чувствуйте какой-то своей вины перед ним! Вы ответственный работник аппарата ЦК, а он беспартийный – не ему требовать от нас отчета.
Беда с этими родичами высокопоставленных лиц: никакой нет у них партийной закалки, обывательское мнение!
Входит напористым шагом любимица Вохуша, единственная женщина в секторе – Зинаида Ивановна. Дама серьезная, пришла из ЦК комсомола. И семья хорошая: муж – в органах. Принесла проект плана выпуска издательства «Наука».
Ну, что касается политической актуальности тематики, это в секторе издательств посмотрят, а нам посмотреть, кого они печатают. Шутливо спрашивает:
– Кто авторы? Академик Сахаров есть? А то, может, сам Солженицын?
– По разделу порнографии! – взвизгивает Зинаида. Оба смеются.
Да, нет у нас такого раздела. А вот когда он был в Стокгольме, не удержался и не без удовольствия полистал журнальчики в киоске на Свеавеген. Напомнило инструкторшу из Воронежа: вот была бы для этих фотографов находка!
– Я тут галочками отметила семь книг,- сообщает Зинаида.- Считаю, что их надо снять с плана.
Уж Зина не пропустит, как бы лишнего не вычеркнула. План-то не редакционной подготовки, а выпуска: книги – в издательстве.
Зинаида продолжает:
– Вот, например, Лифшиц. Четвертую книгу выпускает. Зачем нам создавать дутый научный авторитет?
Резонно. Выкинуть Лифшица.
– А здесь тема безобразная: «Иконография и иконопластика А.С.Пушкина». Кому нужна такая тема? Попам и спекулянтам иконами?
Тоже резонно. Вычеркнуть. И при чем здесь Пушкин?
– Тут вот грубый недосмотр. Это дочь Розенгольда, приговоренного на процессе 1938 года. А фамилия – по мужу.
Ишь ты, какой смелый: женился на такой. Вычеркнуть.
– У этой вот, доктора наук, сын ездил туристом в Англию и остался.
Вот негодяй: на Родину не вернулся! Ходит себе там по Риджент-стрит, глазеет на витрины. Воспитала мамаша. Вычеркнуть.
Молодец, Зина. Ценный работник. И как она только о всех них разнюхала? Муж, что ли, закладывал список в свою электронно-вычислительную машину на Лубянке?
– Эти трое были в заключении по 17 лет,- несколько неуверенно сообщает Зинаида.
– Но ведь реабилитированы?
Зинаида вздергивает нос:
– Солженицын вот тоже был реабилитирован.
Ну, это не основание. Ведь книги набраны, в издательстве. Жаловаться начнут, заявления писать. Нельзя брать на себя за это ответственность.
– Зинаида Ивановна, вы о них посоветуйтесь с секретарями парткомов,- решает Вохуш.- Но имейте в виду: у нас мнения в этом вопросе нет. А первых четырех снимем, сообщите в сектор издательств. Мотивируем нехваткой бумаги.
Удерживать надо Зину – но и поддерживать.
На обед Вохуш ходит всегда в 13.15, До этого как раз есть время прочитать протоколы заседаний Секретариата ЦК. И погружается Денис Иванович в привычное чтение невзрачных книг в темно-красных бумажных обложках, где каждая фраза – закон. Возвышающее душу чтение! Чувствуешь себя неотъемлемой частью этой силы, которая властно чеканит свои немногословные решения.
Ровно в 13.15 Вохуш неспешно надевает солидное шелковисто-ворсистое пальто (купил в Дюссельдорфе, когда был там по приглашению ГКО: название улицы какое-то странное «Ко», а магазины на ней хороши!). С достоинством (завсектором!), но без важности {ведь не замзав отделом!) идет по блекло-розовой ковровой дорожке коридора. Спешить некуда – не голодный же, в самом деле, но и задерживаться нельзя – на обед отпущено 45 минут, и хотя, конечно, никто его официально не проверяет, Вохуш знает: именно в таких случаях и надо показать свою коммунистическую сознательность. Ни минуты рабочего времени не украсть у партии! Отдохнуть после обеда можно будет у себя в кабинете.
Идти недалеко. Вот уже и старинная церквушка – картинно выглядывает рядом с новым зданием столовой ЦК. Сталин, чудак, разрушал такие церквушки. Вот гениальный был человек, а со странностями: врагов уничтожал – это понятно, а церквушки-то зачем? Лучше бы воспитывать на них народ в духе патриотизма – меньше бы власовцев было.
У стеклянной двери Вохуш показывает внимательному молодому человеку в штатском свою бордовую кожаную книжечку, вешает пальто и шляпу: здесь не украдут, все свои. И налево – к кассам. Из груды листков берет себе диетическое меню (с животом надо что-то делать, да и как-то несолидно заведующему сектором брать общее меню).
Диетический зал – на 3-м этаже. Туда Вохуш едет в тесном лифте – построили зачем-то такие маленькие. В зале светло и не шумно. Высматривая себе место – так, чтобы сесть достойно, не с каким-нибудь техническим персоналом,- Денис Иванович видит, что сидит за одним столиком погруженный в беседу заведующий Отделом культуры. Вот за соседний столик и сесть – как бы невзначай и попасться ему на глаза, поздороваться. Искоса бросая взгляд на этого не располневшего, моложавого человека с тщательно причесанными волосами, Вохуш думает: «Сложное у него положение. Подчиненный, министр культуры,- кандидат Политбюро, как таким руководить? И не руководить нельзя, в этом руководстве – весь смысл работы отдела. Как только выкручивается?»
Сам Вохуш не любит ходить в столовую с кем-нибудь из коллег. Если все с одними и теми же – будет выглядеть как групповщина; а с разными не получается – пришлось бы всех завсекторами перебирать, не с мелкотой же ходить!
Вохуш не торопится. Сначала он пьет кумыс, потом ест морскую капусту с кукурузным маслом (все от склероза, а то начнешь, чего доброго, забывать имена-отчества руководства), морковный суп-пюре с гренками полтарелочки, паровую телятину с рисом, чернослив со сметаной и с сахаром (для пищеварения), кисель из черной смородины со сливками (витамин С!). Ест невозмутимо, а сам зорко следит за завотделом. Вот оторвался тот от разговора и стал обводить зал уверенным руководящим взглядом. Тут Вохуш ему приветливо улыбается, и зав милостиво кивает. Хорошо! Может, при случае вспомнит Вохуша, когда понадобится рекомендовать кого-нибудь на руководящую работу.
Без восьми два, пора идти в отдел. Конечно, можно бы еще на несколько минут заглянуть на бульвар напротив ЦК – там любит прогуливаться после обеда первый зам – шагает своей деловитой походкой. Но ведь не знаешь, в каком он настроении: не то милостиво встретит и поговорит, а не то съязвит: «Гуляешь, дела в секторе уже все сделаны?» Лучше от греха не идти, а прямо к себе в кабинет.
Мелькает у Вохуша мысль: верно, и мои подчиненные тоже так рассуждают? И сразу приходит уверенный ответ: ну и что? Так и нужно, все правильно.
В кабинете полчаса – отдых. Нет у Вохуша комнаты отдыха – не секретарь ЦК (впрочем, тому она как раз и не нужна: ездит обедать домой и там же отдыхает в своей королевской спальне). Но сотрудники сектора догадливы и до 14.45 его не беспокоят. И дремлет Вохуш в своем жестком кресле за столом с привычной гордостью своей – «вертушкой». Если зазвонит она солидным негромким звонком – он на месте.
Она и вправду звонит. Говорит ректор Университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Университет невелик, но политически важен: он для студентов из развивающихся стран и Японии, так что Хрущев еще при создании университета подписал им разрешение на «вертушку». Ректор – серьезный номенклатурный работник – не заискивает, но очаровательно любезен, и Вохуш с ним столь же любезен. Дело не только в современном стиле работы аппарата ЦК: ректор нужен, так как хочет Вохуш мягко высадить из ЦК своего заместителя – старшего из сотрудников сектора, Шабанова, и высадить его удобнее всего на должность проректора этого университета, а без согласия ректора это не пройдет.
Отлично понимает Вохуш, почему ректор ему звонит. Дело в том, что в 15 часов к Вохушу придет проректор университета, фактически политкомиссар, ответственный за работу со студентами-иностранцами. Вот ректор и хочет напомнить, что все же он, а не проректор руководит университетом. Так Вохуш окончательно убеждается в правильности своего впечатления, что существует конфликт между ректором и проректором. Значит, ректору придется плохо: не справится он с таким волкодавом, как этот проректор.
Вохуш недолюбливает проректора. Чем-то не импонирует ему, солидному и уверенному, этот наглый длинный тип, на котором костюм – кстати, потрепанный – сидит, как на корове хомут. И весь он как бы пришел из вчерашнего дня. Но есть влиятельные люди, которым этот стиль тридцатых годов нравится как воспоминание молодости. И ловок этот длинный проходимец: едва окончил самый обычный пединститут, как пристроился в партаппарат, тут же вошел в контакт с органами, и они рекомендовали его на пост секретаря парткома университета дружбы народов. Посекретарствовал пару лет и вышел в проректоры, а весь его студотдел – филиал органов. Так он и олицетворяет там, в университете, и партаппарат, и «соседей». Где ж ректору – инженеру по специальности – с таким тягаться!
С другой стороны, инженер, да не простой: был заместителем министра, связи имеет, так что и проректору не так легко будет его одолеть. В этой ситуации оба они должны понимать: все зависит от Вохуша. На чью сторону он встанет, тот и победит. А раз так, значит, оба согласятся взять в проректоры вохушевского кандидата – этого нелюбимого зама, от которого надо избавиться, пока он не успел втереться в доверие к руковод
|
|
|
