 |
МУСОРГСКИЙ 2 страница
|
|
|
|
Горький творил в то же время, что и Леонид Андреев, их часто рассматривали как соперников, хотя по существу они совершенно разные. Горький был психологом народных масс, в то время как Андреев в своих глубоких произведениях проявил качества пророка. Вспомним написанное им: “Жизнь человека”, “Король Бунгер”, “Красный смех” и “Анафема”.
Мы все помним и надеемся, что недавние празднования столетней годовщины Александра Пушкина стали мировым событием. 10 февраля 1837 г., после получения фатального ранения на дуэли, скончался величайший русский поэт. Имя Пушкина известно во всем мире. Печальное столетие со дня его насильственной смерти с благоговением отмечалось всеми истинными любителями литературы. Не только на необъятных просторах России, но и во всех странах проводились торжественные празднования, выставки, посвященные поэту, увидели свет новые издания его знаменитых произведений. В русских и зарубежных театрах ставились его бессмертные драмы в музыкальной интерпретации лучших русских композиторов.
Незабываемое событие стало великим днем России и даже мировой культуры. Бессмертные творения Пушкина, наравне с произведениями Шекспира, Данте, Гете, Бальзака, навсегда останутся живым неисчерпаемым источником духовности для настоящих и будущих поколений человечества. “Евгений Онегин”, “Полтава”, “Медный всадник”, “Капитанская дочка”, “Руслан и Людмила”, “Пиковая дама” и сотни других произведений Пушкина будут жить, как драгоценное свидетельство блистательной мысли, как выражение чувства подлинного благородного вдохновения.
Поэмы Пушкина, написанные сто лет тому назад, и сейчас волнуют человеческие сердца так же глубоко, как и в эпоху его современников. Только теперь слава Пушкина становится подлинно вселенской славой. Он описал внутреннюю жизнь страны в беспримерных художественных образах. Для Пушкина-поэта не было географических и исторических границ. Древняя Эллада, Рим, Италия, Испания, Древний и Новый Восток, все славянские мысли были отражены им с таким же глубоким пониманием.
|
|
|
Никто до и после Пушкина не обогатил русскую культуру настолько, насколько это сделал величайший поэт своего отечества. Он был истинным создателем русского литературного языка. Он завоевал для русской литературы почетное место в мировой классике. Стихи, рассказы, очерки Пушкина говорят о неистощимом богатстве человеческой речи. Пушкин был создателем великолепного, гибкого, выразительного русского литературного языка. Он напитал русскую литературу народным духом, он обогатил язык бесчисленными словами, взятыми из самых глубин фольклорной сокровищницы. Он познакомил нас с настоящими поэтическими жемчужинами народных бардов. Современники Пушкина говорили о его неугомонности, мятежности духа, таким он и умер.
Великий русский критик Белинский так определил поэзию Пушкина: “Какой стиль! Античная пластичность и строгая простота соединялись в нем с чарующей игрой романтического ритма. Все звуковое богатство, вся мощь русского языка отразились в нем с необычайным совершенством; он изящный, милый, нежный, как шелест волн; он щедрый, как земля, сияющий, как свет, прозрачный и чистый, как кристалл, ароматный и душистый, как весна, крепкий и могучий, как меч в руке героя. Если бы нам захотелось описать поэзию Пушкина одним словом, мы могли бы назвать ее par excellence, по-настоящему поэтической, мастерской, художественной; и это приоткрыло бы тайну магического пафоса всей поэзии Пушкина”.
Горький, обычно строгий в своих суждениях, говорит о Пушкине: “Пушкин для русской литературы то же, чем был Леонардо да Винчи для европейского искусства. Перед нами великий русский поэт, создатель поэтических сказок, которые чаруют своей красотой и мудростью, автор первого реалистического романа “Евгений Онегин”, автор нашей лучшей исторической драмы “Борис Годунов”, поэт, который до сегодняшних дней не превзойден в красоте стиха и силе выражений чувств и эмоций, поэт — отец великой русской литературы. В лице Пушкина мы имеем пример писателя, который, наполняясь впечатлениями жизни, старался отразить их в стихах и прозе с величайшей правдивостью, предельным реализмом и преуспел в этом, как настоящий гений. Его творения являются самым значимым свидетельством умного, мудрого, правдивого человека об обычаях, привычках и понятиях определенной эпохи. И на самом деле они являются правдивым отображением русской истории гением”.
|
|
|
Как и подобает каждому великому человеку, Пушкин мучительно страдал от несправедливости своих современников. Великий поэт был гоним, и долго висела над ним угроза злых подозрений. И это неизбежно: без факелов дикарей невозможны великие достижения. Благодаря своему всевмещающему сердцу Пушкин принимал все прогрессивные движения, был другом свободомыслия. Мы видим его среди декабристов. Мы видим Пушкина-масона, ведь к этому обществу принадлежали все знаменитые мыслители России. Поэт повсюду искал правду, и, слушая сказки старой няни, он с самого детства был очарован красотой русского фольклора.
На протяжении короткой жизни с 1799-1837 гг., изучая исторические хроники, он стоял на страже всего нового, неся в сердце предвидение великого будущего России. Будучи еще лицеистом, Пушкин уже тогда удивлял всех звонким стихом, а великий Державин благословил его и предсказал ему славу. Редко чье сердце одновременно вмещает и Восток и Запад. Каждый читатель Востока поймет произведения Пушкина, такие, как “Руслан и Людмила”, “Кавказский пленник” или “Бахчисарайский фонтан”, в то время как европейские сердца отзовутся на “Евгения Онегина”, “Пиковую даму” или “Дубровского”.
К драме “Борис Годунов”, в которой Пушкин с поразительной глубиной раскрывает трагедию правителя, “достигшего высшей власти”, обращено в настоящее время внимание всего мира. Не так давно “Борис Годунов” был поставлен в Берлине; “Евгений Онегин” в Праге, так в самых различных, а порой даже в противоречивых аудиториях великолепные творения Пушкина вызывают равное восхищение.
|
|
|
Итак, мы видим, что Пушкин одновременно следовал всеми творческими путями. За двадцать семь лет литературной деятельности Пушкин стал великим поэтом, великим прозаиком, великим драматургом. В его произведениях мы находим образцы всех литературных стилей. Каждое новое творение Пушкина было не только подлинным шедевром, но становилось новой главой в истории русской литературы. В его громадной художественной силе, в его чрезвычайной многогранности, в его необычайной живости ума выражены потенциал и гениальность великого народа, которым он рожден. Вспомним его самохарактеризующие стихи “Эхо” и “Пророк”, замечательные тем, что отражают точку зрения поэта на свое предназначение в жизни.
Эхо
Ревет ли зверь в лесу глухом,
Трубит ли рог, гремит ли гром,
Поет ли дева за холмом, —
На всякий звук
Свой отклик в воздухе пустом
Родишь ты вдруг.
Ты внемлешь грохоту громов,
И гласу бури и валов,
И крику сельских пастухов
И шлешь ответ;
Тебе ж нет отзыва... Таков
И ты, поэт!
В другом стихотворении “Пророк” шестикрылый серафим является путнику на перепутье дорог и, коснувшись его губ и ушей, открывает в нем пророческое видение. Трепет небес, тайны земли и моря открываются ему. Серафим вырывает у него язык и заменяет его змеиной мудростью, а сердце — куском пылающего угля. Стихотворение завершается следующими словами:
Как труп, в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
“Восстань, пророк, и виждь и внемли,
Исполнись волею моей
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей”.
|
|
|
Так поэт предвидел свою славную миссию.
ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД
Представим, что наш Север беднее других стран. Представим, что его древний облик поблек. Допустим, что очень мало известно о его истинном характере. Но сказки Севера чаруют. Северные ветры дарят силу и радость. Северные озера задумчивы; полны мечтательности его реки. Темные леса дышат мудростью. Зеленые холмы свидетельствуют о веках минувших. Серые камни полны тайн. Даже варяги пришли с Севера. Величественна красота Древней Руси.
“Бояху-бо ся зверинаго их нрава”, — замечает о новгородцах Никоновская летопись.
Боялись князья идти управлять сильными, непокойными ильменцами.
Но напророчила Марфа Посадница. Стал Великий Новгород самым скромным, самым тихим из русских городов.
Притаился.
Скрыл свой прежний лик. Никто не представит себе, как тянулся великий, пестрый, шумный ганзейский город на версты до Юрьевского монастыря, до Нередицы, до Лядки. Никто не признает жилым местом пустые бугры и низины, сейчас охватившие Новгород.
Даже невозможно представить, чтобы когда-нибудь новгородцы “были обладателями всего Поморья и до Ледовитаго моря и по великим рекам Печоры и Выми и по высоким непроходимым горам во стране, зовомой Сибирь, по великой реке Оби и до устья Беловодныя реки: тамо бо беруще звери дики, сиречь соболи”.
Трудно поверить, как ходили новгородцы до моря Хвалынского (Каспийского) и до моря Венецийского.
Невообразимо широк был захват новгородских “молодых людей”. Молодая вольница беспрерывно дерзала и стремилась. Успех вольницы был успехом всего великого города. В случае неудачи старейшинам срама не было, так как бродили люди “молодшие”. Мудро!
Но везде, где было что-нибудь замечательное, успели побывать новгородцы. Отовсюду все ценное несли они в новгородскую скрыню. Хранили. Прятали крепко.
Может быть, эти клады про нас захоронены.
В самом Новгороде, в каждом бугре, косогоре, в каждом смыве сквозит бесконечно далекая обширная жизнь.
Черная земля насыщена углями, черепками, кусками камня и кирпича всех веков, обломками изразцов и всякими металлическими остатками.
Проходя по улицам и переулкам города, можно из-под ног поднять и черепок X-XII века, и кусок старовенецианской смальтовой бусы, и монетку, и крестик, и обломок свинцовой печати...
Глядя на жирные пласты прошлых эпох, не кажется преувеличенным сообщение В. Передольского, что живой слой новгородской почвы превышает семь саженей.
Вы идете по безграничному кладбищу. Старое, изжитое место. Священное, но ненужное для жизни.
|
|
|
Всякая современная жизнь на таком священном кургане кажется неуместною, и, может быть, не случайно сейчас глубоко усыплен временем Великий Новгород.
Пора серьезно опять обратиться к старому Новгороду.
Обстоятельства создают и собирателей. Но их мало.
Собрание Передольского с его широкими, но путаными замыслами, лежит под спудом, а между тем оно важно для Новгорода, так же, как собрание Плюшкина близко Пскову.
Да оно и много лучше собрания Плюшкина.
Следует помогать таким собирателям. Но не хватает у города находчивости из этих собраний сделать продолжение своего расхищенного музея.
Поймут ли “отцы города”, что в их руках сейчас не рыбное, не лесное, не хлебное дело, а единственное подлинное сокровище — былое Новгорода со всеми его останками!
В 1911 году Великий Новгород будет праздничным.
После долгих сомнений справедливо решено собрать в Новгороде археологический съезд.
Во главе съезда опять будет отзывчивая гр. П. С. Уварова. Она умеет поднять людей, умеет и взять дело пошире. В ней есть то, чем “любитель” часто одолевает “специалистов”. Ко времени съезда Новгороду придется показать многое из того, что скрыто сейчас.
Мое предложение образовать музей допетровского искусства и открыть Всероссийскую подписку на исследование Новгорода, древнейших городов русских было встречено очень многими сочувственно.
Мне кажется, не откладывая, следует всеми силами начать собирать средства.
Находки из этих исследований, — а их будет огромное количество, — должны поступить в музей допетровского искусства и быта. Как ни странно, но до сих пор в столице нет многоцельного историко-бытового музея.
Отдельные находки сосредоточены в Эрмитаже, в археологическом обществе и археологическом институте. Небольшие отделы находятся в Академии наук, в артиллерийском музее, в хранилищах университета, но все это разрознено, часто труднодоступно.
В Петербурге нужен музей равный по значению московскому историческому. И России, где находки еще только начинают выявляться, следует подумать о материалах для такого хранилища. Конечно, начнем с Новгорода и Киева.
Несколько обществ, несколько издательств могут приняться за это большое культурное дело.
В первую голову принялось за дело исследования городов общество архитекторов-художников, которое собирается в Академии Художеств в Петербурге. И это правильно.
Во-первых, исследование городов должно быть ближе всего зодчим. Они творцы лица государства.
Зодчим поручается многое в укладе нашей жизни — велико должно быть к ним и доверие.
Именно зодчим должны быть ведомы условия нарастания городов. Они больше других должны чувствовать всю захороненную житейскую мудрость прежних устройств.
Строительная молодежь, которая собирается вокруг общества архитекторов-художников, будет крепнуть на таких исторических изысканиях, развивая свой вкус и опыт для нового творчества.
Во вторых, общество архитекторов-художников молодо. Пока вне всяких скучных запретительных традиций. Общество быстро развивается и не боится новых дел. В общество охотно идут, и таким путем складываются многосторонние кадры, пригодные для крупных начинаний.
Молодому обществу удалось уже многое спасти, многое выяснить. Зоркие молодые глаза усмотрели уже много вандализмов и громко указали на них.
Обществу покровительствует Великая Княгиня Мария Павловна, новый президент Академии Художеств. Великая Княгиня с большим рвением занялась новой работой. Она окажет самое горячее покровительство широкому общегосударственному делу, близкому каждому любителю искусства и старины.
Следует начать подписку. Помощь будет.
Уже в 1911 году к съезду работа может дать первые результаты.
В конце июля Комиссия Допетровского музея начнет раскопку южной стороны Детинца, где стояли княжьи терема, а также пять старых храмов. В то же время возможна раскопка и на старом городище, где долгое время жили княжьи семьи.
Люблю новгородский край. Люблю все в нем скрытое. Все, что покоится тут же, среди нас.
Для чего не надо ездить на далекие окраины: не нужно в дальних пустынях искать, когда бездны еще не открыты в срединной части нашей земли. По новгородскому краю все прошло.
Прошло все отважное, прошло все культурное, прошло все верящее в себя. Бездны нераскрытые! Даже трудно избрать, с чего начать поиски.
Слишком много со всех сторон очевидного. Чему дать первенство? Упорядочению церквей, нахождению старых зданий, раскопкам в городе или под городом в самых древних местах?
Наиболее влекут воображение подлинный вид церквей и раскопка древнейших мест, где каждый удар лопаты может дать великолепное открытие.
На Рюриковском городище, месте древнейшего поселения, где впоследствии всегда жили князья с семьями, все полно находок. На огородах из берегов беспрестанно выпадают разнообразные предметы, от новейших до вещей каменного века включительно.
Чувствуется, как после обширного поселения каменного века на низменных Коломцах, при впадении Волхова в Ильмень, жизнь разрасталась по более высоким буграм через Городище, Нередицу, Лядку — до Новгорода.
На Городище, может быть, найдутся остатки княжьих теремов и основания церквей, из которых лишь сохранилась одна церковь, построенная Мстиславом Владимировичем.
Какие поучительные таблицы наслоений жизни может дать исследование такого старинного места. Обидно, когда такие находки разбегаются по случайным рукам.
Кроме Городища целый ряд пригородных урочищ спорит о древности своего происхождения.
Коломцы (откуда Передольский добыл много вещей каменного века), Лядка, Липна, Нередица, Сельцо, Раком (бывший дворец Ярослава), Мигра, Зверинцы, Вяжищи, Радятина, Холопий городок, Соколья Гора, Волотово, Лисичья Гора, Ковалево и многие другие урочища и погосты ждут своего исследователя.
Но не только летописные и легендарные урочища полны находок.
Прежде всего, повторяю, сам город полон ими. Если мы не знаем, чем были заняты пустынные бугры, по которым несомненно прежде тянулось жилье, то в пределах существующего города известны многие места, которые могли оставить о себе память.
Ярославле Дворище (1030), Петрятино Дворище, Двор Немецкий, Двор Плесковский, два Готских Двора, Княжий Двор, Гридница Питейная, Клеймяные Сени, Дворы Посадника и Тысяцкого, Великий Ряд, Судебная Палата, Иноверческие ропаты (часовни), Владычни и Княжьи житницы, наконец, дворы больших бояр и служилых людей — все эти места, указанные летописцами, не могли исчезнуть совсем бесследно.
На этих же местах внизу лежит и целый быт долетописного времени.
Все это не исследовано.
Дико сказать, но даже Детинец новгородский и тот не исследован, кроме случайных хозяйственных раскопок.
Между тем Детинец весьма замечателен. Настоящий его вид немногого стоит. Слишком все перестроено.
Но следует помнить, что место Детинца очень древнее, и площадь его, где в вечном поединке стояли Княж-Двор и с Владычной стороны св. София, видела слишком многое.
Уже в 1044 году мы имеем летописные сведения о каменном Детинце. Юго-западная часть выстроена князем Ярославом, а северо-восточная его сыном св. Владимиром Ярославичем. Хорошие, культурные князья! От них не могло не остаться каких-либо прекрасных находок.
Словом, огромный новгородский курган не раскопан. Можете начать его, откуда хотите, откуда удобнее, откуда более по средствам и силам.
Хотите ли заняться восстановлением церквей? У вас тоже есть всюду работа, так как в каждой старой церкви что-нибудь нужно во имя искусства исправить.
Возьмем, что легко вспомнить.
Красивая церковь Петра и Павла на Софийской стороне испорчена отвратительной деревянной пристройкой. Уровень храма был на целый этаж ниже. На стенах несомненно были фрески.
В церкви Федора Стратилата у Ручья замазаны фрески. Их следует открыть.
В Николо-Дворищенском соборе на стенах совершенно непристойная живопись. Были фрески: вероятно, что-нибудь от них сохранилось.
У Федора Стратилата на Софийской стороне замазаны цветные изразцы.
В Благовещенской церкви на Рюриковом Городище фрески далеко не исследованы.
Также не исследованы вполне стенописи в Волотове и Ковалеве. В Ковалеве ясно видны три слоя живописи. Из них нижний слой, конечно, наиболее интересен.
Можно привести длинный список всего, что нужно исправить в церковной старине Новгорода.
Длинен мог бы быть и список неисправимого.
Умерло многое уже на наших глазах.
Под непристойною работою Сафоновской артели погиб Софийский храм. Приезжие иностранцы недоумевают о такой невообразимой для первоклассного собора росписи. Чуждыми и странными кажутся случайно сохранившиеся еще иконостасы и отдельные иконы.
Без горести нельзя вспоминать о погибшей внешности Нередицкого Спаса.
Сиротливо стоит Новгородская глава на новых византийских плечах. Нелепы византийские формы при глубоко ушедших в землю фундаментах. Нестерпимо сухи вновь пройденные карнизы и углы.
Смотрю на Спаса и еще раз мысленно говорю Покрышкину, что он сделал со Спасом прескверное дело. Поступил не по-христиански.
На собрании общества архитекторов-художников, после моего доклада о Спасе Покрышкин только сказал: “Дело вкуса”.
Он прав. Ничего другого ему сказать и не оставалось. И на это сказать тоже нечего. Странный, бедный вкус!
В середине Спаса теперь часто копошатся художники. Зарисовывают.
Вспоминаю, что во время моих первых поездок по старой Руси не встречалось так много работающих над стариной.
Значит, интерес растет. Наконец-то!
Случайная встреча еще раз подсказывает, что в Новгороде искать надо.
Ехали мы на Коломец к Ильменю.
От Юрьевского скита закрепчал “боковик”. Зачехала вода по бортам. Перекинуло волну. Залило.
Затрепетала городская лодка. Подозвали мы тяжелую рыбачью ладью, в ней пошли на Коломец.
Старик-рыбак держал рулевое весло. За парусом сидела дочка. На медном лице сияли белые зубы.
Спросили ее:
— Сколько тебе лет?
— А почем знаю.
— Да неужели не знаешь. Ну-ко, вспомни. Подумай!
— Не знаю, да, верно, ужо больше двадцати.
И сидели рыбаки крепкие. Такие помирают, но не болеют.
На Коломце скоро заторопил старик обратно:
— А то, слышь, уеду! Лодки-то сильно бьет!
Заспешили. Забрались на рыбачью корму, но городская лодка с копальщиками не сходила с берега.
Трое гребцов не могли стронуть ее.
— Али помочь вам? Садитесь вы все! — Пошла по глубокой воде дюжая новгородка.
Взялась за лодку и со всеми гребцами легко проводила в глубину. С воды прямо взобралась на корму.
Сущая Марфа Посадница.
А рядом, на высокой корме, сидел ее старик. Суховатый орлиный нос. Острые запавшие глаза. Тонкие губы. Борода — на два больших кудряша. И смотрел на волны зорко. Одолеть и казнить их собрался.
Сущий Иван Грозный.
Марфа Посадница, Иван Грозный! Все перепуталось, и стала встреча с диковатыми рыбаками почему-то нужною среди впечатлений.
Такой народ еще живет по озерам. Редко бывает в городе. Так же, как земля, умеет он хранить слова о старине. Так же, как в земле, трудно узнать, откуда и с чего начать с этим народом.
Везде нетронуто. Всюду заманчивые пути творчества. Всегда богатые находки.
Придут потом другие. Найдут новые пути. Лучшие приближения. Но никто не скажет, что искали мы на пустых местах. Стоит работать.
И не в далеких пустынях, не за высокими горами скрыты богатые находки, ждущие тех, кто соберет их и окажет им помощь, а прямо здесь, в пределах нашей досягаемости, лишь в трех-четырех часах езды от центра страны. И в этом случае в нужде оказался не какой-то неизвестный бродяга, а сам Великий Новгород.
В последнее время стало модно говорить о старине. Кажется, все интересуются ей. За последние два года создано три общества любителей древности: музей в старом Петербурге, Допетровский музей искусства и фольклора и общество по охране и спасению памятников старины, первоочередным и замечательным делом которых стала реставрация и сохранение исторической деревни Грушино.
Так много в настоящее время пишется о старине, что мы, торжественно возглавившие это движение, по-настоящему испуганы.
Может быть, это только причуда. Просто случайная, мимолетная мода или результат культурного развития?
Только будущее вынесет справедливый приговор. Только будущее вскроет главные мотивы тех, чье внимание сейчас приковано к старине.
Одно дело — пустая, ненужная болтовня, и совсем другое дело, когда требуется знание, напряжение, жертвенность и любовь.
Будем надеяться, что наше общество воспринимает старину с искренностью и восторгом, стоит за живое изучение прошлого ради построения еще более прекрасного будущего.
Мы учимся понимать: “Те, кто не знают своего прошлого, не способны творить свое будущее”.
КИЕВ
Из древних чудесных камней сложите ступени грядущего.
Когда идешь по равнинам за окраинами Рима до Остии, то невозможно себе представить, что именно по этим пустым местам тянулась необъятная, десятимиллионная столица цезарей. Также когда идешь к Новгороду от Нередицкого Спаса, то дико подумать, что пустое поле было все занято шумом ганзейского города! Нам почти невозможно представить себе великолепие Киева, где достойно принимал Ярослав всех чужестранцев. Сотни храмов блестели мозаикой и стенописью — скудные обрывки церковных декораций Киева лишь знаем; обрывки стенописи в Новгородской Софии; величественный, одинокий Нередицкий Спас; части росписи Мирожского монастыря во Пскове! Все эти огромные, большеокие фигуры с мудрыми лицами и одеждами, очерченными действительными декораторами, все-таки не в силах рассказать нам о расцвете Киева времен Ярослава.
В Киеве, в местности Десятинной церкви, сделано замечательное открытие: в частной усадьбе найдены остатки каких-то палат, груды костей, обломки фресок, изразцов и мелкие вещи. Думали, что это остатки дворцов Владимира или Ярослава. Нецерковных украшений от построек этой поры мы ведь почти не знаем, и потому тем ценнее мелкие фрагменты фресок, пока найденные в развалинах. В Археологической Комиссии имелись доставленные части фрески. Часть женской фигуры, голова и грудь. Художественная, малоазийского характера работа. Еще раз подтверждается, насколько мало мы знаем частную жизнь Киевского периода. Остатки стен сложены из красного шифера, прочно связанного известью. Техника кладки говорит о каком-то технически типичном характере постройки. Горячий порыв строительства всегда вызывал какой-нибудь специальный прием. Думаю, палата Рогеров в Палермо дает представление о палатах Киева.
Скандинавская культура, унизанная сокровищами Византии, дала Киев, тот Киев, из-за которого потом восставали брат на брата, который по традиции долго считался Матерью Городов. Поразительные тона эмалей, тонкость и изящество миниатюр, простор и спокойствие храмов, чудеса металлических изделий, обилие тканей, лучшие заветы великого романского стиля дали благородство Киеву. Мужи Ярослава и Владимира тонко чувствовали красоту, иначе все оставленное ими не было бы так прекрасно.
Вспомним те былины, где народ занимается бытом, где фантазия не расходуется только на блеск подвигов. Вот терем:
Около терема булатный тын,
Верхи на тычинках точеные,
Каждые с маковкой-жемчужинкой;
Подворотня — дорог рыбий зуб,
Над воротами икон до семидесяти;
Среди двора терема стоят,
Терема все златоверховые;
Первые ворота — вальящатые,
Средние ворота — стекольчатые,
Третьи ворота — решетчатые.
В описании этом чудится развитие дакийских построек Траяновой колонны.
Вот всадники:
Платье-то на всех скурлат-сукна,
Все подпоясаны источенками,
Шапки на всех черны мурманки,
Черны мурманки — золоты вершки;
А на ножках сапожки — зелен сафьян,
Носы-то шилом, пяты востры,
Круг носов-носов хоть яйцом прокати,
Под пяту-пяту воробей пролети.
Точное описание византийской стенописи.
Вот сам богатырь:
Шелом на шапочке как жар горит;
Ноженки в лапотках семи шелков.
В пяты вставлено по золотому гвоздику,
В носы вплетено по золотому яхонту.
На плечах шуба черных соболей,
Черных соболей заморских,
Под зеленым рытым бархатом,
А во петельках шелковых вплетены
Все-то божьи птичушки певучие,
А во пуговках злаченых вливаны
Все-то люты змеи, зверюшки рыкучие...
Предлагаю на подобное описание посмотреть не со стороны курьеза былинного языка, а по существу. Перед нами детали — верные археологически. Перед нами в своеобразном изложении отрывок великой культуры, и народ не дичится ею. Эта культура близка сердцу народа; народ горделиво о ней высказывается.
Заповедные ловы княжеские, веселые скоморошьи забавы, мудрые опросы гостей во время пиров, достоинство постройки городов сплетаются в стройную жизнь. Этой жизни прилична оправа былин и сказок. Верится, что в Киеве жили мудрые богатыри, знавшие искусство.
“Заложи Ярослав город великий Киев, у него же града суть Златая Врата. Заложи же и церковь святыя Софьи, митрополью и посем церковь на Золотых Воротах святое Богородице Благовещенье, посем святаго Георгия монастырь и святыя Ирины. И бе Ярослав любя церковныя уставы и книгам прилежа и почитая с часто в нощи и в дне и списаша книгы многы: с же насея книжными словесы сердца верных людей, а мы пожинаем, ученье приемлюще книжное. Книги бо суть реки, напояющи вселенную, се суть исходища мудрости, книгам бо есть неисчетная глубина. Ярослав же се, любим бе книгам, многы наложи в церкви святой Софьи, юже созда сам, украси ю златом и сребром и сосуды церковными. Радовавшеся Ярослав видя множьство церквей”.
Вот первое яркое известие летописи о созидательстве, об искусстве.
Великий Владимир сдвигал массы, Ярослав сложил их во храм и возрадовался о величии Христовом, об искусстве. Этот момент для старого искусства памятен.
|
|
|
