Восстановление системы регулярного сообщения в Тюменском уезде в конце 20-х гг. XVII в.

О. В. Семенов

Еще в начале XVII в. в Тюменском уезде оформилась система регулярного сообщения. Несмотря на всю обременительность службы, ямщики довольно успешно справлялись с возложенными на них обязанностями, сыграв значительную роль в деле укрепления позиций Москвы на недавно присоединенных территориях. Тем не менее в 1623 г. по инициативе известного «прибыльщика», тобольского воеводы Ю. Я. Сулешева, Тюменский ям ликвидировали, а его насельников перевели в посадские тяглецы. С их пашен стали взимать натуральный оброк: «з доброво хлеба четвертой сноп, а с середнево хлеба пятой сноп, а с худово хлеба шестой сноп» [РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 6,  л. 239—241 об. ]. Этой и другими мерами разрядная администрация сумела добиться общего увеличения поступления зерна в казенные житницы. Не случайно с земель уже бывших ямщиков в 1623/24 г. была выделена на государя 3051 четь с четвериком ржи и овса [Там же,  л. 277 об. ] 1.

После ликвидации профессиональных ямщиков, обязанности по гоньбе в Тюменском уезде были возложены на детей, братьев и племянников служилых татар, а также на захребетных татар, которые ранее не платили ясак 2. Отчасти это напоминало ситуацию в разрядном центре, однако с той лишь разницей, что там повинность по транспортировке казенных грузов и следовавших по государственной необходимости лиц осуществляли тобольские служилые татары (которые, в свою очередь, перекладывали ее на зависимых от себя захребетников и младших родственников). Впрочем, для того, чтобы не слишком «ожесточить» инородцев, им стали предоставлять денежное жалованье упраздненных ямщиков (по 350 рублей ежегодно) [см.: РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 6,  л. 237 об.—238 ].

Гонебные обязанности ухудшили положение аборигенов: отныне они на протяжении фактически круглого года (посуху и по воде) должны были осуществлять перевозки до Тобольска, Туринского острога и вглубь уезда. Сама повинность оставалась для них непривычной и сопровождалась многочисленными злоупотреблениями со стороны проезжих лиц и представителей воеводской администрации. Кроме того, выплачиваемого жалованья гонебным инородцам катастрофически не хватало. Вот почему с их стороны буквально сразу же посыпались жалобы. Так, уже в первые месяцы 1624 г. тюменские захребетные татары подчеркивали, что многие из них «бедны и бесконны, гоняти ямские гонбы не на чем и нечем». Посему они просили «велети им к ямской гонбе поддати Тюменсково уезда ясашных татар Ленскую волость» [РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 6,  л. 276 об. ] 3. Выражали недовольство и служилые татары. В частности, 6 марта 1624 г. они подали челобитную. В ней аборигены отмечали, что жившие с ними дети всегда помогали им в обработке пашен. Между тем «ныне» последние, «будучи в гоньбе, гоняют на их [служилых татар] лошадех», отчего челобитчикам «вперед» государевой службы «служить и в проежжие станицы ездить не на чом». Вот почему они предлагали своих детей от подводных обязанностей освободить [см.: Там же,  л. 276—276 об. ]. В ответ на все эти просьбы тобольские власти развернули сыск. В ходе него выяснилось, что в подгородной Ленской волости проживало 67 инородцев 4, которые вместо пушнины платили в казну ясак хлебом (по 371 чети с осьминой пшеницы, ячменя и ржи ежегодно 5). Взвесив все «за» и «против», Сулешев «с товарищи» «по своему высмотру и по сыску» решили привлечь ленских татар к подводной повинности (освободив их при этом от уплаты хлебного ясака и наделив частью окладов денежного жалованья бывших ямщиков). Любопытно, что к гоньбе инородцы Ленской волости приступили до сентября 1624 г. [см.: Там же, оп. 3, стб. 14,  л. 151; РИБ,  588, 647 ]. Что касается просьбы служилых татар, то она так и не была удовлетворена [РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 6,  л. 277—277 об. ].

Среди гонявших в Тюменском уезде аборигенов источники называют также «уфимских пришлецов». По-видимому, речь идет о башкирах, которые в свое время переселились в Западную Сибирь (они же «Тюменского города гонебные татары Табынские волости»). К моменту сулешевских нововведений уфимцы, из бедности, не платили ясак. Вот почему в 1623/24 г. разрядные власти привлекли их к отправлению подводных обязанностей, наделив денежным жалованьем из окладов бывших ямщиков [РИБ,  591, 594—595 ].

В последующие годы происходило неуклонное ухудшение качества системы связи в крае и обострение и без того неспокойной обстановки. К примеру, 26 мая 1625 г. приказчик Нижненицинской слободы Б. Толбузин «слышал», будто «Тюменсково уезду Обуховых юрт Иленские волости… человек с шестьдесят» намереваются «отъехати прочь в степь», поскольку «жить-де им не мочно, — натуга великая». В ответ на попытки администратора образумить инородцев последние угрожали «недобрыми делы — сечью» [РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 6,  л. 426 об.—427 ]. Вскоре после этого ленские и захребетные татары прислали в разрядный центр свои челобитные, в которых просили об освобождении от гонебных обязанностей. Одновременно тюменские воеводы И. В. Плещеев и И. И. Ярлыков не без тревоги сообщали о том, что «гонебные татаровя на яму не живут». А как «лучитца» кому по государевым делам ехать через Тюмень «сухим путем… или в судах водою, и от них-де («гонебных» татар. — О. С.) чинитца задержанье многое и нашим [царским] делом мешката». Более того, некоторые из захребетников «з женами и з детми» и вовсе «безвестно збрели неведомо куды». Обстановка была настолько серьезной, что тобольские власти так и не решились на проведение открытого сыска. Они предписали тюменским воеводам разведать «про татарскую шатость» «тайным обычаем», а сами обратились в Москву [РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 6,  л. 427 об.—430 ]. Тем не менее правительство еще не до конца осознало все негативные последствия от ликвидации системы профессиональной ямской гоньбы. Не случайно ответной царской грамотой (от 13 октября 1625 г.) разрядным администраторам князю А. А. Хованскому «с товарищи» предписывалось распорядиться, чтобы власти Тюмени пригласили к себе по 3—4 представителя от ленских и захребетных татар, которых необходимо было убеждать в том, чтобы они по-прежнему осуществляли свои подводные функции. Одновременно инородцам следовало пообещать, что иных «налог им и тесноты, опричь тое гонбы, никоторые не будет». В соответствии с той же грамотой воеводам впредь надлежало «к тем татаром» держать «береженье и ласку великую» и внимательно следить за тем, чтобы никто в их отношении не чинил злоупотреблений. Администрации предписывалось также выяснить, куда и «от чево сошли» некоторые из захребетников [Там же,  л. 430—432 ]. На проведение же широкого сыска приказ Казанского дворца тогда, по-видимому, так и не отважился.

В дальнейшем ситуация в Тюменском уезде продолжала оставаться крайне неспокойной. Так, в начале 1627 г. местные власти сообщали о том, что «Ленской волости гонебные татаровя Щербачко Бесергенев с товарыщи на Тюмени, на яму, не живут и в ямской гонбе ослушаютца». Ходили даже слухи о том, будто «тот Щербачко з братьями своими и с племянники хотят… государю изменить — отъехать в поле» [Там же, оп. 3, стб. 14,  л. 131—137 ].

Наконец, во второй половине 1628 г. 6 ленские татары Сарагулка Девлетев «с товарищи» «и во всех… ленских гонебных тотар место» составили новую челобитную. В ней они подчеркивали, что гоняют «с великою нужею», жен и детей своих «позакладывали и конми опали». Между тем выплачиваемого им денежного жалованья не хватает. Вот почему инородцы просили «отставить» их от гоньбы и вместо этого взимать ясак «мяхкою рухледью» [РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 6,  л. 151—152 ]. Не отважившись на самостоятельное решение данного вопроса, тюменский воевода П. Т. Пушкин переправил челобитную в Тобольск, откуда она 7 февраля 1629 г. была доставлена в Москву. Следует отметить, что к этому времени в правительстве наконец-то стали осознавать слабые стороны отдельных сулешевских нововведений. Не случайно царской грамотой (от 18 февраля 1629 г.) разрядным властям предписывалось «отписать от себя на Тюмень» воеводе П. Х. Измайлову с задачей выяснить, «подлинно, мочно ль» и «пристойнее ли» ленским татарам впредь гонять, а если нельзя, то на кого тогда можно будет возложить их обязанности [Там же,  л. 155—156 ]. В Тюмени распоряжение Москвы было получено 3 мая 1629 г. Сразу же после этого в Ленскую волость «розсмотрити и переписати» Измайлов отправил атамана конных казаков Ивана Воинова, подьячего Алферку Боханова 7 и толмача Якунку Степанова. По произведенным подсчетам здесь проживало 72 человека мужеского пола. Одновременно тюменский воевода признал, что с ленских татар ежегодно можно взимать ясак «против» аборигенов Кынырской волости в размере 174 рублей 15 алтын 8. Более того, принимая во внимание тяжелое положение первых, Измайлов на свой страх и риск временно («до государева указу») освободил их от гоньбы, велев «быти в своих юртах, пашни пахать и промыслы всякими промышлять по-прежнему». Под проезжающих же людей он распорядился нанимать у русского населения подводы за деньги «из их [ленских татар] ямсково окладу» [Там же,  л. 159—160 ].

Пример жителей Ленской волости оказался заразительным. По-видимому, еще во время сыска, к Измайлову с просьбой об освобождении от непривычной и тяжелой гоньбы обратились тюменские захребетные татары (74 человека) и «уфимские пришелцы» (16 человек). Взамен они соглашались уплачивать ясак на общую сумму в 172 рубля 9. Учитывая, что к этому времени инородцы выполняли свои обязанности «с шумом», воевода по собственной инициативе разрешил захребетным татарам «отпущать» «немногие подводы». Большую же часть средств передвижения он распорядился нанимать на стороне, на деньги из предназначенного для них жалованья. В Москву и Тобольск Измайлов сообщал, что для государства выгоднее и эффективнее будет в Тюмени на 50 паев «рускими людми ям устроить» (с окладом жалованья по 10 рублей на пай). В противном случае администратор не исключал того, что «гонебные» татары «врознь розбредутца» или учинят какое-нибудь «дурно» [РГАДА, ф. 214, оп. 3, стб. 14,  л. 160—162, 173; РИБ,  590—596 ].

Результаты проведенного расследования окончательно убедили Москву в необходимости реформирования системы сообщения. К тому же, по расчетам Измайлова, перевод «гонебных» татар в категорию ясачных должен был приносить государству ежегодную прибыль в размере около 200 рублей 10. Вот почему царскими грамотами (от 28 сентября 1629 г.) тюменским и тобольским властям предписывалось возродить в Тюмени профессиональный ям. Его непосредственным обустройством должна была заниматься уездная администрация, тогда как на разрядный центр возлагались обязанности общего контроля и руководства. Во всех своих начинаниях воеводам предписывалось действовать, «смотря по тамошнему делу и по своему высмотру», чтобы государевой «казне было прибылнее». Именно сибирские власти должны были определиться (с последующим оповещением в приказ Казанского дворца) с размерами жалованья будущим ямщикам, источниками их набора, количеством паев и т. д. [РГАДА, ф.214, оп. 3, стб. 14,  л. 163—164 об., 190 ].

Грамоту «о ямском строении» Измайлов получил 16 декабря 1629 г. Тем не менее к устройству яма он приступил не сразу, поскольку вынужден был дожидаться соответствующего распоряжения из Тобольска. Любопытно, но уже через несколько дней тюменский администратор жаловался на воеводу А. Н. Трубецкого в Москву, который ему до сих пор «о Тюменском яму… не писывал» [Там же,  л. 252 ]. Действительной причиной подобной задержки была отнюдь не халатность разрядных властей. Просто в Тобольск царская грамота «о ямском строении» пришла 21 декабря. В ближайшие после этого дни Трубецким была составлена соответствующая отписка, которая 28 числа и достигла Тюмени. В соответствии с ней Измайлову следовало «ямская гонба устроить… вскоре, какими будет людми пригоже», смотря по обстановке, «как бы… государеве казне было прибылнее, а вперед бы было прочно и стоятелно, а татаром бы от той ямской гонбы хотя мало оправитца». Чтобы «ямская гонба не стала», вплоть до окончательного устройства яма от «гонебных» инородцев надлежало скрывать то, что их планируют перевести в категорию ясачных [Там же,  л. 204—205 ].

Процесс восстановления системы профессиональной ямской гоньбы протекал в неспокойной обстановке. Еще осенью 1629 г. «воровская изменная дума» охватила инородцев ряда западносибирских уездов. Угроза антирусского мятежа сохранялась и в начале 1630 г. [см.: Там же,  л. 232—233; Миллер,  426—427 ]. В первую очередь Измайлов назначил «приборщиков» (тюменского сына боярского С. Поскочина и «служилого человека» И. Ярославцева), которым выдал соответствующий наказ [см.: РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 21,  л. 1 ]. Сам набор производился на месте, причем, с целью сокращения казенных расходов, из беднейших слоев русского населения. По-видимому, большинство прибранных лиц уже давно проживали «за Камнем». Однако имелись среди них и те, кто только недавно переселился из европейской части страны. Так, Иван Антонов сын Нечаев «пришел» «на Тюмень» «с Вятки из Слоботцково» в текущем 1629/30 г. [см.: Там же,  л. 104 об. ]. По всем новоприборным ямщикам «в государеве жалованье и в… гонбе» взималась «крепкая порука». Любопытно, что в качестве поручителей выступали не только ямские охотники, но также и представители других слоев местного общества (посадские люди, служилые по прибору и т. д.) [см.: РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 21,  л. 27, 101, 109 об.—110, 134—143 ]. Основное содержание поручных записей, несмотря на наличие региональных особенностей, оставалось общим для территории всей страны [см.: Гурлянд,  120 ]. В частности, ямщики обязывались «никуды не збежати» и по первому требованию проезжающих, не чиня им задержки, «ганять ямская гонба»: от Тюмени до Тобольска, Туринска или же «где по государеву указу и по подорожным подводы будут надобны». При этом на каждый пай должно было приходиться по три мерина «добрых», «в зиме с санми, а в лете с седлы и с телегами, и с хомуты, и со всякою гонебною снастью». Для «водяного пути» следовало «ежегод беспереводно» «держати… всякие гребные суды, струги и лодки с веслы и з бечевами и со всякою судовою снастью». Самим ямщикам предписывалось «жити тихо и смирно», «никаким воровством не воровать, и с воры не водитца». В случае злоупотреблений или ненадлежащего выполнения своих обязанностей их ожидало суровое наказание [см.: Там же,  л. 143 об.—148 ].

Буквально в считанные дни «приборщики» справились со своей задачей. Они сумели набрать 78 ямщиков. В подавляющей части это были посадские захребетники (54 человека), которые жили в Тюмени и «по деревням», не имели пашен, кормясь «меж… всякими людми работою». Кроме того, 9 человек были прибраны из посадских тяглецов. Ранее они платили «выдельный хлеб», однако, к 1629/30 г. «ржи… за бедностью не сеяли и вперед от них выделу не чаять» 11. Еще 8 человек происходили из «отставленных» ямских охотников, которые не были обложены натуральным оброком 12. Наконец, 7 человек являлись половниками, бобылями и захребетниками [см.: Там же, оп. 3, стб. 14,  л.  205—206 ]. К отбору кандидатов подходили довольно тщательно. Не случайно записавшегося было в ямщики посадского человека Афоньку Пахомова по прозвищу Бур «от ямские гонбы» «отставили», поскольку выяснилось, что к 1629/30 г. «рожь у него сеяна» [РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 21,  л. 25 об.—26 ]. По всей видимости, всех этих людей Измайлов и рассчитывал устроить на 50 паев с окладом денежного жалованья в 500 рублей. Однако в Тобольске действия тюменского администратора посчитали излишне расточительными. В ответной отписке 13 воевода А. Н. Трубецкой предписывал Измайлову укомплектовать ям из 50 человек (по человеку на пай), которым следовало предоставить 350 рублей годового жалованья. Впрочем, если бы выяснилось, что для них гоньба все же будет «тяжела», то тюменский воевода мог увеличить численность ямщиков до 70, сохранив прежние оклады обеспечения — по 7 рублей (490 рублей на ям). И лишь в крайнем случае («по самой конечной нуже») разрешалось устроить на ям 50 человек (по человеку на пай), установив им размеры жалованья по 10 рублей [Там же, оп. 3, стб. 14,  л. 206—208 ]. Тогда же из Тобольска в Тюмень пришли и все необходимые для устройства профессиональной ямской гоньбы средства — 500 рублей [см.: РИБ,  638 ].

Выполняя распоряжения разрядного центра, Измайлов сократил численность яма до 50 человек, установив для них оклады денежного обеспечения по 7 рублей на пай. Впрочем, ввиду того, что ямщики сразу же стали жаловаться на свое бедственное положение, их количество увеличили до 70. Тем не менее вскоре они составили челобитную, в которой просили «устроить в ям 100 человек, по 2 человека в пай» (с окладом жалованья по 10 рублей на пай). При этом челобитчики подчеркивали, что в функционировавшем в первой четверти XVII в. Тюменском яме на отдельном паю могло сидеть до нескольких ямщиков. Между тем к настоящему времени «перед прежним в Сибирь и из Сибири подвод в отпуске стало быть старого болше» [РГАДА, ф. 214, оп. 3, стб. 14,  л. 209—210 ]. В ответ Измайлов уменьшил численность яма до 50 человек, установив для них новые размеры годового обеспечения — по 10 рублей на пай 14. Тем не менее самостоятельно решить вопрос об увеличении их численности в два раза, что неминуемо бы привело к сокращению налоговых поступлений, администратор так и не сумел. Согласившись с тем, для 50 человек «ямская гонба будет тяжела», поскольку они «люди одинакие и лошади у них не у многих есть», он обратился в Москву (здесь воеводскую отписку вместе с челобитной получили 25 марта) [см.: РИБ,  641 ].

Следует отметить, что с прибранных в ямщики посадских людей перестали взимать в казну денежный оброк (общей суммой в размере чуть более 20 рублей). Тем не менее все понесенные убытки государство тут же попыталось компенсировать. Не случайно в 1630 г. Измайлову предписывалось «на тюменских старых [бывших] ямских охотников государев денежной годовой оброк положить по их животом и по промыслом против тюменских посадцких людей, как бы государеве казне было прибылнее», а также велеть им «пашни… пахать всем сполна перед прежним и с прибылью» [РГАДА, ф. 214, оп. 3, стб. 30,  л.  210, 214—215 ].

По всей видимости, при наборе на Тюменский ям местные власти не всегда придерживались принципа добровольности 15. Не случайно в последующем ямщики жаловались на воеводу Измайлова, который «имал их… непашенных и недостаточных бедных людей силно» [Там же, стб. 46,  л. 24; стб. 593,  л. 35 ]. Это объясняет, почему, несмотря на всю неприглядность ямской службы, ям был столь быстро укомплектован.

Одновременно с прибором тюменская администрация занималась обустройством ямщиков. К концу 20-х гг. бывшая Ямская слобода находилась в состоянии упадка. В ней располагалось 18 дворов «отставленых» ямщиков, 3 казачьих двора, по одному двору вдовы и посадского человека. Вдобавок, имелось также 6 «дворовых порозжих» мест [РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 21,  л. 5—5 об. ]. По распоряжению властей (по-видимому, еще до окончания зимы) новоприборные ямщики «искупили» у прежних владельцев большинство дворов по цене, «чего были стойны». Интересно, что хоромы бывшего ямщика Ф. Петрова были превращены в «взъезжий двор» «на приезды государевым посланником и гонцом». Что касается остальных ямских охотников, то они продолжали жить «на Тюмени в остроге, на посаде, и по слободам и по деревням в старых своих дворех» [Там же,  л. 5 об.—6 ].

Необходимые пашни (из расчета по 10 четей «в поле, а в дву потому ж» на пай) и сенные покосы (по 100 копен) ямщикам отвели «сполна» уже весной — летом 1630 г. 16, когда сошел снежный покров. Сами земли располагались не только «около города», но и «по деревням». Все это объясняет, почему значительная часть «охотников» проживала вне пределов Ямской слободы. Любопытно, что ямщики могли себе лично «приискивать» необходимые земли, после чего бить челом об их отводе. В том случае, если они их так себе и не находили, то пашни «ис порозжих и из выморочных заложных земель» подыскивали воеводские власти. Часть ямщиков сохранила за собой свою «старую» пахоту, «где они… на себя пахали до ямсково строенья» [Там же,  л. 7, 12, 21, 59 об., 92 об., 132—132 об; оп. 3, стб. 990,  л. 113 ]. Со всех «сверхокладных» земель в пользу государства стал взиматься «выдельный хлеб» — пятый сноп. В этом плане тюменские ямщики находились в менее выгодном по сравнению со служилыми людьми положении, с «лишних» пашен которых взыскивалась десятая часть урожая [см.: Там же, оп. 3, стб. 990,  л. 109 ].

Не вполне понятно, с какого момента Тюменский ям стал функционировать. Так, согласно одной из воеводских отписок (начало 1630 г.), ямщики должны были приступить к гоньбе только с началом «летнего пути» («как лед вскроетца»), поскольку им «ныне зимним путем гонять не на чем», — «лошади не у многих есть», а купить недостающие средства передвижения «вскоре негде» [Там же, стб. 14,  л. 212 ]. До этого времени транспортировку следовавших по казенной необходимости лиц по-прежнему должны были осуществлять «гонебные» татары. Однако по данным «строельной» книги, а также ряда более поздних источников к непосредственной гоньбе 50 ямщиков приступили еще по «зимнему пути» — «з Благовещеньева дни Пресвятые Богородицы». Тогда же им было выдано и денежное жалованье «на год марта по 25-е ж число» 1631 г. «по окладу их сполна» [Там же, оп. 1, кн. 21,  л. 133 об.—134; оп. 3, стб.30,  л. 210—211 ] 17. В любом случае, можно с уверенностью утверждать, что уже весной 1630 г. тюменские ямщики приступили к отправлению своих непосредственных обязанностей.

Любопытно, что еще до начала функционирования яма Измайлов оповестил ленских и «уфимских» инородцев о том, что их планируют окончательно освободить от гоньбы. Более того, тогда же он попытался собрать с них ясак на текущий 1629/30 г. Не означает ли это, что к весне 1630 г. «уфимские пришельцы», подобно аборигенам Ленской волости, не отпускали подводы? Ведь не случайно взимание ясака с пока еще продолжавших «гонять» захребетных татар тюменский воевода отложил на то время, когда их окончательно сменят профессиональные ямщики [см.: РИБ,  642—643, 645 ].

При попытке собрать с «гонебных» татар ясак местные власти столкнулись с трудностями. Если уфимцы выплатили его целиком, то с инородцев Ленской волости тюменский воевода не добрал пушнины на сумму в 72 рубля 1 алтын 4 денги 18. Причину этого Измайлов усматривал в том, что «оне бедны, от ямские гонбы обнищали, болши того с них… взять было немочно» [РГАДА, ф. 214, оп. 3, стб. 14,  л. 213 ]. Одновременно ленские татары подали челобитную. В ней они объясняли, что «от гонбы не оправились», и просили на текущий год взять с них ясак в половинном размере. В дальнейшем аборигены обязывались уплачивать дань целиком [см.: РИБ,  646 ]. Несмотря на то, что правительство отказалось удовлетворить эту просьбу, долг по ясаку продолжал за ними числиться даже к началу 1631 г. [см.: РГАДА, ф. 214, оп. 3, стб. 30,  л. 225—226 ].

Москва довольно оперативно отреагировала на просьбы новоприборных ямщиков и уже в апреле 1630 г. приняла решение об увеличении их численности до 100 человек (при сохранении прежнего числа паев и объема денежного обеспечения) [РГАДА, ф. 214, оп. 3, стб. 14,  л. 232 ]. Не позднее осени 1630 г. Тюменский ям приобрел свой окончательный вид [см., напр.: Там же, оп. 1, кн. 21,  л. 1 об., 103 об.; оп. 3, стб. 30,  л. 208—211 ]. По данным «строельной» книги к этому времени здесь насчитывалось 100 ямщиков (вместе с братьями, племянниками и детьми мужского пола — 171 человек) [Там же, оп. 1, кн. 21,  л.  127 об., 129 об. ]. При этом большинство из них (52 человека) происходили из посадских «оброчных непашенных людей», а также из тех посадских тяглецов, «которые за бедностью от пашни отбыли» [Там же,  л. 63 об.—64 ]. Еще 9 ямщиков были прибраны из «старых отставленных ямских охотников», которые «охудали и от пашни отбыли, и вперед с них по их бедности выделу не чаять». Вдобавок 22 человека являлись захребетниками, «тюменскими отставленными служилыми людьми», а также «архиепископскими отставленными оброчными крестьянами». Наконец, 15 ямщиков были набраны из гулящих людей, а 2 человека — из «казачьих половников» [Там же,  л. 121 об.—123 об. ]. При этом 92 ямщика проживали в 88 дворах, располагавшихся так: в Ямской слободе — 20 дворов, на посаде — 27 дворов и в уезде — 41 двор [подсчитано по: Там же,  л. 6—121 об. ]. Остальные 8 ямщиков обитали «по чюжим двором в суседех», поскольку «дворов своих вскоре устроить не успели» [Там же,  л. 64, 122 об.—123, 127 об.—128 ].

Любопытно, что заявленный ранее принцип распределения паев (по 2 человека на пай) не соблюдался. Согласно отписке Измайлова 19, в гоньбу он прибрал: «лутчих — по человеку в пай, а которые плоше, и тех по 2 и по 3 и по 4 человека в пай» [РГАДА, ф. 214, оп. 3, стб. 30,  л. 209 ]. Данные «строельной» книги подтверждают это. К примеру, Васька Федотов сын Пелевихин гонял треть пая, а Данилка Иванов сын Курбатов — пай без трети пая [Там же, оп. 1, кн. 21,  л. 9 об.—10, 39 об.—40 ].

Следует отметить, что в первые месяцы существования Тюменского яма положение его насельников оставалось довольно непрочным. Так, в конце 1630 г. тобольские власти открыто обвинили Измайлова в нарушении государственных интересов при восстановлении в уезде системы регулярного сообщения. В частности, они подчеркивали, будто в свое время «многижды» писали тюменскому воеводе о том, чтобы он прибирал ямщиков исключительно из посадских захребетников и гулящих людей, дабы «в государеве выделном хлебе и в денежном оброке убыли не было, а посадцким бы людем в государевых службах лишние тягости» не навести. Ставили Измайлову в вину и то, что ленские татары после перевода в категорию ясачных были обложены уменьшенным размером дани [Там же, оп. 3, стб. 30,  л. 217—221 ]. В ответ правительство предписало разрядной администрации «о ямском строеньи» рассмотреть «накрепко», после чего решить, сохранять ли ям в его прежнем виде [Там же,  л. 221—224 ]. Тем не менее никаких серьезных изменений в жизни тюменских ямщиков тогда, по-видимому, так и не произошло.

Таким образом, ликвидация Тюменского яма привела к ослаблению позиций Москвы на территории Западной Сибири. Вот почему уже через несколько лет правительство было вынуждено принять решение о восстановлении системы регулярного сообщения. Причем немалая заслуга в этом принадлежала более искушенным в местных реалиях воеводским властям.

Список литературы

1 В источниках встречается также цифра в 3475 четей без четверика ржи и «яровово всяково хлеба» [см.: РГАДА, ф. 214, оп. 3, стб. 46,  л. 44 ].

2 Вопрос о соотношении между захребетниками, детьми, братьями и племянниками служилых татар до сих пор окончательно не разрешен. Отсутствует какая-либо ясность по этой проблеме и в научной литературе. По всей видимости, в ряде случаев к захребетникам могли также относить и ближайших родственников служилых татар.

3 Татары Ленской (Иленской) волости жили по Туре, выше устья Ницы, а также по Нице, до границ Туринского уезда. Сама волость получила название от правого притока Ницы — р. Иленки [см.: Долгих,  45 ].

4 Здесь и далее учитываются только мужчины-ясакоплательщики.

5 В источниках фигурируют и другие размеры «ясачного хлеба», взимаемого с татар Ленской волости в начале 1620-х гг. [см.: РГАДА, ф. 214, оп. 3, стб. 14,  л. 225; стб. 30,  л. 220 ].

6 В Тобольске челобитную ленских татар вместе с отпиской тюменских властей получили 30 ноября 1628 г. Однако, как позже вспоминали сами инородцы, свои просьбы тюменскому воеводе П. Т. Пушкину они излагали еще в 1627/28 г. [см.: РИБ,  645—646 ].

7 В опубликованном варианте этого источника, а также в архивных материалах более позднего времени фамилия подьячего обозначена как Богданов [см.: РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 140,  л. 191; РИБ,  590 ].

8 Размеры ясака были предложены самими же ленскими татарами.

9 С каждого захребетника пушниной (а у кого «угодей нет» — деньгами) предполагалось брать по 2 рубля, а с «уфимских пришельцев» — по 1, 5 рубля с человека.

10 Данная цифра получается из разницы между суммой от уплаты захребетными, ленскими и «уфимскими» инородцами ясака и предоставляемого им ранее жалованья (696 рублей 15 алтын), а также предполагаемыми расходами на будущих профессиональных ямщиков (500 рублей).

11 К 1629/30 г. экономическое положение значительной части тюменцев пошатнулось. Дело в том, что предшествующий год был неурожайным. Поэтому многие люди пашни забросили, т. к. «сеять было им нечем». Вдобавок тогда же обнаружился конский падеж [см.: РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 21,  л. 1—1 об.; оп. 3, стб. 14,  л. 197 ].

12 Из бывших ямщиков 3 человека раньше обрабатывали пашни, но к 1629/30 г. («за бедностью») хлеб не сеяли, и в дальнейшем «от них выделу не чаять», а остальные 5 человек земель не имели и до этого времени.

13 В Тюмени отписку тобольских властей получили 20 января 1630 г.

14 Скорее всего, сделано это было уже в феврале 1630 г.

15 Что в целом не характерно для Сибири, где на протяжении всего Средневековья ямы комплектовались за счет «охочих людей».

16 По-видимому, в апреле — июне.

17 К сожалению, остается неясным, предоставлялась ли новоприборным тюменским ямщикам единовременная «подмога» и какие-то льготы.

18 В источниках фигурируют и другие цифры [см.: РИБ,  649 ].

19 Отписка была получена в Москве 17 ноября 1630 г.

Гурлянд И. Я. Ямская гоньба в Московском государстве до конца XVII века. Ярославль, 1900.

Долгих Б. О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в. М., 1960.

Миллер Г. Ф. История Сибири. Т. 2. М., 2000.

РГАДА. Ф. 214 (Сибирский приказ).

РИБ. СПб., 1884. Т. 8.

 

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: