Степные соседи Древней Руси: этнические процессы и общественное развитие

Галкина Е. С.

Становление Киевской Руси как государства, формирование древнерусской народности проходило в условиях постоянного противостояния и взаимодействия с кочевниками Восточной Европы конца IX – начала XIII вв.: печенегами, гузами, половцами.  

Кочевая периферия играла важную роль в исторических процессах того времени. И дело не только в том, что борьба с номадами в целом укрепляла социальные и политические связи в Древнерусском государстве, несмотря на частое использование кочевых наемников в княжеских усобицах. Жители Древней Руси контактировали с кочевниками на уровне торгового обмена, в приграничных районах существовало множество совместных поселений. Под влиянием славян-земледельцев происходило оседание кочевых племен, которое подчас заканчивалось ассимиляцией. Становясь частью древнерусской народности, кочевники привносили не только антропологический тип, но некоторые культурные традиции и обычаи. Все эти факторы делают необходимым изучение кочевых народов южнорусских степей не только как внешней и враждебной силы. Собственно миграции в степях Восточной Европы, этнические и социально-политические процессы в кочевых сообществах являются не менее важными для понимания истории Киевской Руси, чем военные столкновения(1).

В VIII - начале X вв. на степных просторах Юго-Восточной Европы господствовал Хазарский каганат - полукочевое раннее государство с достаточно высоким уровнем социальной организации. Хазария не только контролировала значительные по своим размерам территории, но и играла активную роль в политической истории Западной Евразии. Пришедшие ей на смену племенные союзы – печенеги, торки, половцы – при всей своей многочисленности были лишь истинной периферией бурно развивавшегося Древнерусского государства и Византии.  

Печенеги как новая политическая сила появились в степях Юго-Восточной Европы со 2-й половины IX в. и были соседями восточных славян и Киевской Руси в течение более столетия.  

Согласно Константину Багрянородному, до продвижения на запад печенеги жили по р. Итиль, гранича с хазарами и гузами(2).. Это подтверждается локализацией "тюркских" печенегов в персидском сочинении "Худуд ал-Алам"(3), информация которого соответствует 1-й половине IX вв. В Урало-Казахстанских степях в перечислении других тюркских племен упоминает печенегов арабский автор IX – начала Х в. Ибн ал-Факих, отмечая, что они, в отличие от многих других тюркских племен, остаются кочевниками(4).

Этимология слова "печенег" неясна до сих пор. Некоторые исследователи ведут его происхождение от легендарного первого вождя печенегов Бече. Другие переводят "печенег" как "свояк", "шурин" и объясняют это нехарактерное для этнонимов значение тем, что печенеги ранее были привилегированной частью племенного союза огузов, из знатных родов которых выбирали невест для вождей гузов(5).  

По сообщению Константина Багрянородного, причиной переселения печенегов в Восточную Европу стало давление гузов – их восточных соседей, вступивших в союз с хазарами, соседившими с печенегами с юга(6). Причем переселилась только часть печенегов, остальные остались кочевать между Уралом и Волгой, где их увидел арабский путешественник начала Х в. Ибн Фадлан(7).

В современной историографии преобладает точка зрения, согласно которой появление печенегов в южнорусских степях датируется концом IX в., что, казалось бы, подтверждается как древнерусскими, так и византийскими источниками. К концу IX в. относится переселение уличей в Поросье, где они построили крепость для защиты от кочевников. Тиверские поселения в Поднестровье были разрушены печенегами. Но свидетельства о существовании значительных группировок мадьяр в Центральной Европе уже в 830—840-е гг.(8), позволяют отодвинуть столкновение мадьяр и печенегов к рубежу первой–второй четверти IX в.  

К этим событиям относится и сообщение Константина Багрянородного в 38-й главе "Об управлении империей" о конфликте между хазарами и печенегами, в результате которого побежденные печенеги отправились в мадьярскую Леведию в Прикубанье и изгнали оттуда мадьяр. Последние переселились в междуречье Днепра и Днестра ("Ателькюзу"), откуда впоследствии со своим вождем Арпадом также были изгнаны печенегами(9). Очевидно, именно эти события относятся к концу IX в. Тогда печенеги становятся влиятельной политической силой в Причерноморье и Подунавье, в сотрудничестве с которой были заинтересованы Византия, Болгария, Русь.  

Константин Багрянородный в середине Х в. упоминает восемь печенежских родов, четыре из которых кочевали на правом берегу Днепра и четыре – на левом. Существовали печенеги за счет кочевого скотоводства, торгового обмена с окружавшими их земледельческими народами, а также набегов на Русь, Византию, Венгрию. Печенежские набеги не раз отражали Святослав Игоревич, Владимир Святой, Ярослав Мудрый. Только победы Ярослава утвердили границу между Русью и печенегами по реке Рось.

В середине XI в. источники фиксируют перемены в расселении и численности печенежских племен Восточной Европы. В это время в Причерноморье между Днепром и Дунаем кочевали 13 родов печенегов, которые формально подчинялись одному хану – Тираху. В сложной обстановке борьбы с надвигавшимися торками выдвинулся новый лидер – Кеген, который попытался свергнуть Тираха, но потерпел поражение и вместе с присоединившимися родами ушел в Византию. Впоследствии, очевидно, под давлением гузов, туда направились и печенеги Тираха. Они были размещены империей на северных границах(10). Некоторые роды мигрировали в Болгарию и Венгрию, где слились с местным населением.  

Торки (гузы средневековых источников) известны в степях Северного Причерноморья еще в начале Х в. Арабский географ ал-Масуди упоминает гузов на Нижнем Дону и побережье Черного моря, описывая события 910-х гг.(11) Согласно ал-Масуди, зимой гузы по льду переходили Дон и нападали на хазар. В 985 г. торки, по свидетельству Повести временных лет, были союзниками Владимира Святославича против волжско-камских булгар. Но, очевидно, это были отдельные племена. Массовая миграция началась несколько позже.  

На рубеже I – II тыс. н.э. гузы возглавляли мощное племенное объединение в Приаралье и положили начало движению тюркских племен на запад в XI в., которое проходило по двум направлениям: южному и северному. Первое известно как движение сельджуков и шло через Среднюю Азию, Иран и Малую Азию. Северное же шло через Восточную Европу, и его участники известны русским летописям как торки. С частью присоединившихся к ним печенегов торки разбили оставшиеся печенежские силы, изрядно подорванные междоусобицами, став отныне непосредственными соседями Руси.  

В 1055 г. русские войска разбили северную часть гузского союза. В 1060 г. торки, решив избежать столкновения с силами князя Всеволода Ярославича, ушли в степь. В конце XI в. торки были практически вытеснены половцами. Часть торков в поисках защиты от половецкой опасности стала вассалами Киевской Руси и была расселена на южных и юго-восточных границах Древнерусского государства.

Археологические памятники печенегов и торков немногочисленны. Кочевнические погребения конца IX–XI вв. интерпретируются археологами как печенежско-торческие, поскольку "родство торков и печенегов, засвидетельствованное древними письменными памятниками, заставляет сомневаться в наличии существенного различия в ритуале этих двух групп населения"(12). Обряд погребения торка, описанный Ибн Фадланом, ближе всего подходит к печенежским погребениям.  

Древнерусские, византийские и западные письменные источники концентрируют внимание на кочевниках, обитавших в районах, близких к Поднепровью, однако, судя по археологическим данным, в X-XI вв. область распространения печенегов и торков была значительно шире. Значительное количество подобных погребений сосредоточено в Поволжье и Заволжье, причем именно эти районы по сравнению с Поднепровьем были более многолюдны.  

Захоронения бедны инвентарем, а обряды погребения аналогичны мадьярским захоронениям, разбросанным по южнорусским степям 1-й пол. IX в. Хоронили своих покойных кочевники под небольшими земляными насыпями (либо впускные погребения в насыпи предшествующих эпох). В погребении присутствовали голова и ноги коня, либо его чучело, что характерно и для мадьяр, и для тюркских племен Центральной Азии. Немногочисленные вещи, положенные в могилу, включали стремена, поясные наборы, оружие – прямые сабли и луки, а также подвески и бляшки и редкую керамику(13). Вещевой набор соответствует степной моде, распространявшейся среди кочевников евразийских степей. Данная ситуация естественна для кочевых народов, у которых разложение родового строя только начиналось и социальная дифференциация не была развитой. Поэтому археологические памятники печенегов и торков практически одинаковы. Тем более что оставшиеся в южнорусских степях печенеги влились в племенной союз торков.  

Торки, разбитые Киевской Русью, а затем и половцами, попытались влиться в состав сельджуков на территории Византии. В 1064 г. торки останавливаются на Дунае, но византийская армия изгоняет их. Часть торков осталась на службе византийских императоров, но большинство возвратилось в Поросье и подчинилось киевским князьям. Во 2-й пол. XI–XII вв. русские летописи упоминают здесь торков, печенегов и берендеев. С 1140-х гг. летописцам известен в этом районе племенной союз черных клобуков со столицей в городе Торческ. Доминирующим племенем в этом союзе были берендеи. В это время окончательно устанавливаются вассальные отношения обитателей Поросья с Киевом.  

Кроме берендеев, печенегов и торков летописи знают в XII в. других кочевников, также подчиненных Руси. Кроме Поросья, подвластные киевским князьям кочевники обитали под Черниговом, Переяславлем(14), в Ростово-Суздальской земле(15), на Трубеже(16), под Белой Вежей(17), что подтверждается археологическим материалом(18).

Кочевники, пришедшие на бывшую территорию Хазарии, практически совсем не владели ремеслами. Гончарный круг отсутствовал. У печенегов и торков вся керамика лепная, и найдено ее так мало, что даже о ремесленном производстве посуды говорить нельзя. В могилах половцев также почти нет керамики.

Между тем, образ жизни кочевников южнорусских степей характеризуется как полукочевой, когда род или племя кочует от весны до осени по определенным традицией маршрутам, а зиму проводит во временных поселениях. При этом каждая кочующая группа имеет пастбища, закрепленные конкретно за нею. Подтверждением этому является постепенная смена отдельных погребений на могильники, которая началась в XI-XII вв., а продолжилась уже при господстве монголо-татар. О постепенном процессе оседания свидетельствуют и упоминания в летописях о "городах" половцев и черных клобуков. Поселениям кочевников является верхний слой Саркела, лежащий над разрушениями нач. XII в. Здесь найдены остатки наземных построек с открытыми очагами – т.н. юртообразные жилища(19). Помимо этого, раскопаны редкие фрагменты изделий русского ремесла, что дало специалистам сделать вывод о совместном древнерусско-кочевническом поселке на развалинах Саркела(20). На Нижнем Дону известна масса подобных смешанных поселений.

Информация об общественных отношениях кочевников южнорусских степей, благодаря их соседству с Киевской Русью и Византией, весьма обширна. У Константина Багрянородного сообщается о восьми печенежских "округах", в которых имелись "главные" князья (возможно, вожди племен) и "меньшие" князья, стоявшие, очевидно, во главе родов. О существовании у печенегов родовой аристократии свидетельствуют летописи, упоминающие "лепших мужей в родах". Существовала также и иерархия родов. По данным венгерской хроники, из числа этой аристократии в родах выбирали должностных лиц (сотников, десятников и т.д.)(21). О старейшинах упоминает также епископ Бруно, посетивший земли кочевников в начале XII в.(22) Константин Багрянородный также свидетельствует о выборной власти у печенегов.  

О неразвитости печенежского общества, незначительном расслоении и стратификации говорит и сообщение арабского географа ал-Бакри о том, что печенеги предоставляют военнопленным "на выбор, желают ли они остаться у них на условиях полной равноправности и даже вступления в брак у них, если того пожелают, или быть отправлены обратно в безопасное для них место"(23).

Однако социальная дифференциация все же была. Примерно в 17% кочевнических погребений X-XI вв. находятся золотые вещи, причем большинство из них – в могилах тяжеловооруженных всадников(24), что свидетельствует о процессе социального расслоения в обществе и выделении страты воинов.

Половцы (куманы западных и кипчаки восточных источников) обитали в VIII - IХ в. в верховьях Иртыша. Там они были неплохо известны арабским ученым, в том числе Ибн ал-Факиху(25) и анонимному автору свода о степной Евразии, сохранившемуся в сочинении "Худуд ал-алам"(26).  

Происхождение русского названия куманов – "половцы" объясняется по-разному. А. Куник считал, что "половцы" происходит от "половый" - светло-серый, соломенный, относя половцев к светловолосым европеоидам(27). Такое объяснение поддержало большинство исследователей 2-й пол. ХХ века. Е.Ч. Скржинская предложила другое объяснение, обратив внимание на то, что в летописях употребляется понятие "онополовец" в значении "живущий по ту сторону реки", т.е. на левом берегу Днепра. По мнению исследовательницы, поддержанному П.П. Толочко, именно в этом значении употребляли слово "половец" жители Древней Руси по отношению к новым соседям(28).

На рубеже I-II тысячелетия половцы входили в состав Кимакского каганата с центром в Прииртышье, именовались кыпчаками и были вассалами кимаков. На запад кыпчаки стали продвигаться в X в. В составе родственных им кимаков они напали на территории гузов. Во 2-й половине Х в., уже независимо от кимаков, часть кыпчакских племен перешла Волгу и переселилась в степи Причерноморья и в Предкавказье. В середине XI в. эта новая волна кочевников достигла Днепра. В целом же половецкие кочевья XI-XIII вв. занимали огромную территорию от запада Тянь-Шаня до устья Дуная, которая называлась "Дешт-и-Кыпчак" (Половецкая степь).

Первые столкновения Киевской Руси с половцами начались в 1060-х гг.(29), и конца XI в. половцы заняли доминирующее положение в степях Восточной Европы. С половцами связаны курганы с камнями в насыпи, которые появились по всем степям Восточной Европы вплоть до Молдавии в конце XI-XII вв. Половецкими считаются также курганы с восточной ориентировкой покойных и погребения с целым конем и с конем в отдельной яме, которые неизвестны ранее на территории Восточной Европы(30).

В конце XII – начале XIII вв., т.е. непосредственно перед монгольским нашествием, кочевнические погребения в степях Восточной Европы крайне малочисленны по сравнению с предшествующими периодами. При этом западные районы степи значительно заселеннее восточных. Наиболее интенсивно тогда использовались кочевниками степи по течению Северского Донца, Нижнего Днепра, Днестра, а также Приазовье и Причерноморье. Однако русские летописи называют восточной границей половецкой степи Волгу: "Вся Половецкая земля между Волгой и Днепром"(31).

На Северском Донце и Дону располагалось, пожалуй, самое мощное половецкое объединение, с которым постоянно происходили столкновения древнерусских князей. Здесь упоминаются крупные города половцев: Сугров, Балин, Шарукань. Именно на Дону и Донце располагались вежи и кочевья половецких ханов Гзы Бурновича, Кончака, Беглюка. В 1160 и 1199 гг. владимирский, муромский, рязанский князья совершали походы на половцев "за Дон далече"(32).  

Археологические памятники половцев более многочисленны, чем их предшественников – печенегов и торков. Появление половцев в Юго-Восточной Европе фиксирует смена обряда погребения, который становится вариативным: ориентировка покойных как на восток, так и на запад, в могилу кладут целого коня либо его чучело, появляются погребения с деревянными перекрытиями, с перекрытиями под каменной насыпью. В XII-XIII вв. начинается процесс оседания номадов, появляются неукрепленные поселения на Среднем и Нижнем Днепре(33).  

Но самым известным предметом материальной культуры половцев, конечно, являются "каменные бабы". Традиция изготовления каменных изваяний раннего средневековья уходит корнями в искусство кочевников Сибири, Монголии, Семиречья, Алтая и Казахстана. В южнорусских каменных бабах XI-XIII вв. видят последнее звено в цепи развития тюркских каменных изваяний, которое началось в Монголии и на Алтае в VI-VII вв. н.э. Причем половцы, прорвавшись на запад, создали свой стиль исполнения статуй, освоили другое, более реалистическое понимание формы и снабдили изваяния множеством деталей, неизвестных в степях Азии(34).

Согласно сводкам, сделанным еще в XIX в. (когда большинство статуй еще стояла на исконных местах), большинство каменных баб находилось в Екатеринославской, Таврической и Харьковской губерниях, в низовьях Дона, западной части Северного Кавказа и в Приазовье, причем на западе они распространялись до Болгарии(35). При этом статуи почти полностью отсутствуют к востоку от Дона, в лесостепи, в Поросье, в восточной части Северного Кавказа, а к востоку от Волги встречаются изваяния совершенно другого типа, близкого к традициям Семиречья и Тувы.  

В Восточной Европе около 70% наиболее ранних статуй представлены женскими изваяниями, да и в целом процент женских статуй у половцев значительно превышает подобные за Уралом. При этом одежда женских скульптур соответствовала захоронениям знатных кочевников. Однако большой роли женщин у половцев по источникам не просматривается. Поэтому единственным логичным представляется предположение о некоем женском культе у половцев, подтверждение чему можно найти в "Искандер-наме", где упоминается именно женская статуя(36).  

Все эти данные материальной культуры показывают, что половцы XII в. находились, вероятно, на более высоком уровне развития общественных отношений, чем их предшественники.  

В самых разных источниках, в том числе и древнерусских, неоднократно упоминаются половецкие роды(37). Несколько родов составляли более крупные объединения, которые в одном из арабских источников обозначены термином "племена".  

Половцы уже знали рабство, у них имелась челядь. Указания на это сохранились в Ипатьевской летописи при описании разгрома половцев Владимиром Мономахом под 1103 г.: "Взяша бо тогда скоты и овце и кони и вельблуды и веже с добытком и с челядью"(38). О патронимии у половцев также свидетельствуют летописи, называющие глав больших семей "господичами"(39).  

Показательно, что половецкие союзы племен никогда не охватывали всех половцев, кочевавших по степям Восточной Европы. Знаменитые ханы Боняк и Тугоркан возглавляли западные половецкие объединения. Шарукан властвовал в степях Дона и Северского Донца. Попытку создать крупное государственное объединение предпринял Кончак, привлекший большое число половецких племен. Он даже попытался передать власть над этим образованием своему сыну Юрию, однако этот племенной суперсоюз - "государство" потерпел крах: у него не было ни управленческого аппарата, ни зародыша налоговой системы. Созданное волей одного человека, это квази-государство не было подготовлено объективным развитием половецкого общества.  

Раннегосударственные объединения Боняка и Тугоркана также не были прочными. Союзы распадались вместе со смертью своих предводителей. Некоторые периоды XII в. вообще характеризуются отсутствием крупных союзов у половцев. К примеру, автор XII в. Петахъя указывает: "Куманы не имеют общих владетелей, а только князей и благородные фамилии"(40).

Летописи позволяют проследить половецкие "династии" конца XI-XIII вв.: достаточно четко выделяются роды Тугоркана, Боняка и Шарукана Старого. Помимо них на протяжении всего этого времени упоминается масса половецких "князей" и "лепших князей"(41). У черных клобуков также известны "лепшии мужи": "сдумавше лепьшии мужи в Черных Клобуцех и приехаша к Ростиславу к Рюриковичю и почаша ему молвити: поеди княже с нами на вежи половецкыя"(42).

Таким образом, очевидно, что для кочевников южнорусских степей X-XII вв., как и для их предшественников – гуннов, булгар, хазар, - была характерна так называемая генеалогическая система родства, на которой и строилась социальная структура их обществ. Но в отличие от перечисленных выше племенных союзов, у печенегов, торков и половцев она еще не начала трансформироваться в административную организацию. Создание государственных объединений было вызвано только причинами внешнего характера, и прежде всего влиянием Киевской Руси.  

В сравнении с ранними государствами степи и лесостепи кон. I тыс. н.э., новая волна тюркских кочевников Заволжья стояла на значительно более низкой стадии развития общественных отношений. Археологические данные не фиксируют наличие у кочевников X – XI вв. социальной стратификации. Половцы же в XII в. находились на начальной стадии разложения первобытнообщинных отношений, которое шло в данном случае по пути позднеродовой общины и патронимии. Потестарные объединения половцев, которые упоминают древнерусские источники, быстро распадались со смертью своих предводителей, как, например, союз Кончака, в котором даже отсутствовал управленческий аппарат. Политогенез половцев стимулировался также внешним фактором – влиянием Киевской Руси. Однако это воздействие было длительным и приводило к оседанию половцев, возникновению совместных поселений и к началу ассимиляции кочевников славянами. 

Список литературы

1. История международных (прежде всего военных) отношений Руси с кочевниками X – начала XIII вв. является отдельной темой, которая исследована очень подробно (см., напр.: Каргалов В.В. Внешне-политические факторы развития феодальной Руси. М., 1967; Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. - М., 1968; Сахаров А.Н. Дипломатия Древней Руси. - М., 1980; Толочко П.П. Кочевые народы степей и Киевская Русь. - Киев, 1999). Поэтому специально рассматривать эти аспекты в настоящей статье нет необходимости.  

2. Константин Багрянородный. Об управлении империей. - М., 1989. – С.155.

3. Hudud al-‘Alam. The Regions of the World. A Persian Geography 372 a.h. - 982 a.d./ Transl. by V. Minorsky. E.J.W. Gibb Memorial Series. - New Series, XI. - London, 1970. – Р.158.

4. Ибн ал-Факих ал-Хамадани. Известия о странах // Арабские источники о тюрках в раннее средневековье. – Баку, 1993. – С.43.

5. Щербак А.М. Знаки на керамике и кирпичах из Саркела - Белой Вежи // Материалы и исследования по археологии СССР (МИА). - №75. – М., 1959. – С. 369; Толочко П.П. Кочевые народы степей и Киевская Русь. - Киев, 1999. – С.53.

6. Константин Багрянородный. – С.155

7. Ковалевский А.П. Книга Ахмеда Ибн Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 гг. Статьи, перевод и комментарии. - Харьков, 1957. – С.130.

8. Грот К.Я. Моравия и мадьяры с половины IX до начала Х века. - СПб., 1881. - С. 225; Шушарин В.П. Русско-венгерские отношения в IX в.// Международные связи России до XVII в. - М., 1961. - С. 134. Например, византийский источник - Продолжатель Георгия Амартола упоминает, что в 830-х гг. болгарский царь Крум, испытывая трудности в войне с Византией, обратился за помощью к уграм (венграм), находившимся поблизости.

9. Константин Багрянородный. – С.159-161.

10. Васильевский В. Труды. – Т. I. – СПб., 1908. – С. 11.

11. Ал-Мас‘уди. Мурудж аз-захаб ва ма‘адин ал-джавхар. - Т. 1. - Бейрут, 1987. – С.183

12. Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. – М., 1966. - С.141.

13. Плетнева С.А. Печенеги, торки, половцы // Степи Евразии в эпоху средневековья. - М., 1981. – С.216-218.

14. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). – Т.II. – Стб. 398.  

15. Греков Б.Д. Киевская Русь. – М., 1949. – С. 344.

16. ПСРЛ. – Т.I. – Стб.295, 303.

17. ПСРЛ. – Т.II. – Стб. 284.

18. Плетнева С.А. Кочевнический могильник близ Саркела – Белой Вежи // МИА. - №109. – М., 1963. – С. 258-259.

19. Белецкий В.Д. Жилища Саркела – Белой Вежи // МИА. - № 75. – М., 1959. – С.123, 130.

20. Там же. – С.127-130.

21.Куник А. О торкских печенегах и половцах по венгерским источникам // Записки Академии наук. - Отд.I, III. – 1854. – Ч.II. - С. 733.

22. Памятники истории Киевского государства IX-XII вв. – М., 1936. – С. 76.  

23. Куник А., Розен В. Известия ал-Бакри и других авторов о Руси и славянах. – Ч.I. – СПб., 1878. – С. 60.

24. Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы… С.220.

25. Арабские источники о тюрках в раннее средневековье. – С.43.

26. Hudud al-‘Alam. – Р.75.

27. Куник А. О торкских печенегах… С.735.

28. Скржинская Е.Ч. Половцы. Опыт исторического истолкования термина // Византийский временник. – Т.46. – М., 1986. – С.255-276

29. ПСРЛ. – Т.2. – Стб.152. (1061 г.)

30. Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы… С. 145.

31. ПСРЛ. – Т.II. – Стб.455.

32. ПСРЛ. – Т. IХ. – Стб. 222; ПСРЛ. – Т. I. – Стб. 414.

33. Плетнева С.А. Печенеги, торки, половцы. – С.221.

34. Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы… С.189.

35. Там же. – С. 188.

36. Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы… С.191. Низами. Искандер-наме // Стихотворения и поэмы. – Л., 1981. - С.635-639.

37. См., напр.: ПСРЛ. – Т.II. – Стб. 548.

38. ПСРЛ. – Т.II. – Стб.255.

39. Плетнева С.А. Печенеги, торки и половцы… С.195.

40. Марголин П.В. Три еврейских путешественника XI-XIII вв. – СПб, 1881. – С. 223.

41. Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы… С.224.

42. ПСРЛ. – Т.II. – Стб. 676.

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: