Вообще-то Сократ не намерен уносить эти мысли с собой и вроде бы все сказал. Но Платон предлагает продолжить разговор.

В самом деле, Сократ только высказал мысль, но по сути не доказал. Благо для философа заключается не в декларации, а в том чтобы доказать свою мысль, свою идею. Этим и занимался всю жизнь Сократ. Это и не нравилось владыкам, правителям. Поэтому его судили и осудили на смерть. Доказательство – это поиск истины, той истины, которая адекватна действительности, т.е. так, как должно быть и так, как она отвечает требованиям мудрости и доброты.

Вот о каком благе печется Симмий и все остальные слушатели, в том числе и молодежь. С ними в первую очередь Сократ занимался поисками истины и не всегда приходил к тем выводам, которые нравились бы владыкам, правителям, например, мысль о том, что есть лучшие боги.

Такова его лучшая оправдательная речь, но не перед судьями, а перед учениками, которые верят только логике доказательства. Суд лишь выполняет выполнил волю правителей. Так было раньше, так остается и в настоящее время[33].

 

— Ладно, попытаюсь, — промолвил Сократ. — Но сперва давайте послушаем, что скажет наш Критон: он, по-моему, уже давно хочет что-то сказать.

— Только одно, Сократ, — отвечал Критон. — При­служник, который даст тебе яду, уже много раз просил предупредить тебя, чтобы ты разговаривал как можно меньше: оживленный разговор, дескать, горячит, а все­го, что горячит, следует избегать — оно мешает дей­ствию яда. Кто этого правила не соблюдает, тому иной раз приходится пить отраву дважды и даже трижды.

А Сократ ему:

— Да пусть его! Скажи только, чтобы делал свое дело, — пусть даст мне яду два или даже три раза, если понадобится.

— Я так и знал,— сказал Критон, — да он давно уже мне докучает.

— Пусть его, — повторил Сократ.

 

Образ тюремного прислужника интересен тем, что показывает другую сторону бытия. Тюремщик не знает и не хочет знать, что совершается на его глазах и что он совершает сам. Может быть об этих неразумных людях и говорил Сократ? Тюремщика интересует только четкое выполнение своих обязанностей. Ему не важно, о чем беседует Сократ со своими учениками, для него важно лишь то, чтобы он как можно меньше говорил — оживленный разговор только мешает действию яда. Поэтому тюремный прислужник так настойчиво требует (именно требует) от Сократа, чтобы он не разговаривал, а если и говорил, то не так горячо.

Далее этих требований прислужник не мыслит и даже не пытается этого делать в отличие от Сократа и вообще от философов или мудрых людей, которые только и делают, что все ставят под сомнение.

Критон долго не прерывал беседу, чтобы высказать пожелание прислужника. Он понимал важность происходящих событий и неважность требования прислужника. Тем самым осознанно или нет Критон ставил под сомнение обязательность выполнения требования прислужника как представителя власти. В этом эпизоде, проявилась дистанция, разделяющая два мира: и тот, и другой являются составной частью общего мира, но взаимодействие их в силу несовершенства людей оказывается чаще всего конфликтным. Переделать этих людей уже нельзя. Возможно поэтому Сократ «развращал» именно молодежь.

Сократ все хорошо понимает и говорит: «Пусть его». Пускай прислужник делает свое дело, а Сократ будет делать свое. То, что и тому, и другому положено сделать, они сделают, но только в разное время, каждый в свое. И Сократ еще раз повторяет:

«Пусть его»[34].

[1] В этом плане заслуживает внимания пьеса писателя, драматурга, интересного рассказчика Эдварда Радзинского «Беседы с Сократом». Мне показалось, что пьеса дополняет диалог Платона о Сократе, его жизни и смерти, поскольку с вершины времен многое видится иначе. Основная идея Платона - стремление к жизни и истине - получила в пьесе яркое и полное выражение. Далее в сносках приводятся отрывки из нее с небольшими моими комментариями.

[2] Платон. Соч. В 3 т. Т. 2. М.: «Мысль», 1970.

[3] «МЕЛЕТ. - Это обвинение написал и клятвенно засвидетельствовал Мелет, сын Мелета, пифиец, против Сократа, сына Софроникса, из дома Алопеки! Я обвиняю Сократа в том, что не признает он богов, которых признает город, и что создает он новых богов! Я обвиняю Сократа в том, что развращает он молодежь! И требую наказания – смерти Сократа».

Это обвинение выдвинуто не Мелетом. Выступать против богов - значит выступать против политической власти города; признавать новых богов - значит признавать новых правителей; развращать молодежь (старых уже не развратишь) - значит настраивать их против старых правителей и создавать новую политическую силу.

Эти деяния и в самом деле требуют смертной казни, и правители города поступили вполне мудро и справедливо. Они, а в вместе с ними и все старые жители города, в первую очередь должны опасаться «развращенной» молодежи и новых богов, т.е. новых правителей, новой политической системы и т.д. Новое - это отрицание старого, разрушение прежней системы. Понятие «эволюция» тогда было еще плохо осознанно, и смена парадигм (богов) и концепций (правителей) чаще всего происходила именно методом разрушения, что приносило нередко больше бедствий, чем сохранение старого.

 

[4] «Ночь в Афинах. В доме Фрасибула, одного из правителей Афин, беседовали Анит и Фрасибул. (Фрасибул стар – иссеченное шрамами лицо воина).

Анит лихорадочно, яростно говорил:

- Мне тоже жаль Сократа. Но каждый день по городу разгуливает этот старец и терзает горожан своими поучениями о недостижимых добродетелях. Ежечасно он подвергает сомнению несомненные истины. Мудрейшие и почтенные афиняне в беседах с ним чувствуют себя глупцами – согласитесь, Фрасибул, это раздражает…Можно, конечно, отнестись к этому с юмором и добродушием. Но юмор и добродушие – удел благополучных времен. Афинский народ сейчас обозлен войной и поражением. Нервы у людей сдают. Кроме того, его влияние на молодежь…- Он остановился. Но Фрасибул молчал, и Анит продолжал свою яростную речь. – Кроме того, можно легко домыслить, что Сократ ставит человеческий разум выше афинских богов. А было бы очень полезно именно сейчас поддерживать наших богов. Защита святынь всегда дисциплинирует и поднимает авторитет. А в наше время…»

Положение в городе и в самом деле было не важным, поражение в войне, подорвало авторитет правителей, и они решили его поправить, свалив все беды на кого-то. Обычно все сваливают на военачальников, второстепенных правителей. В данном случае нашли великого мыслителя. Прием известный и всегда срабатывал безошибочно. Люди поверят, что в больших бедах всегда виноваты большие люди, которым они верят и за которыми идут. Так они поверили, что Сократ мудрец и великий философ, так же они поверили, что он во всем виноват, и осудили его на смерть и даже казнили.

 

[5] «СОКРАТ. …Мне семьдесят лет. Размышления состарили меня, и мне вряд ли ее понять. А ты не огорчал себя мыслями и оттого будешь вечно юн – рассудком по крайней мере. И когда тебе стукнет семьдесят лет, ты грозно спроси у судьбы: «За что?» Ну ладно ступай домой… Да, на прощанье скажи, Продик… старый друг Продик…Кто сообщил Аниту, что я буду сегодня в твоем доме? Или не так: кто попросил моего друга Продика устроить этот пир?

ПРОДИК. Сократ! Неужели ты подумал?…

СОКРАТ. Что ты… Но я хочу, что бы тот же человек сообщил тому же Аниту…что Сократ все исследовал и окончательно понял в эту ночь…в эту прекрасную ночь свободы…в эту последнюю ночь свободы…Что же он понял, Сократ? – Он засмеялся. - Что смерть – благо!»

Сократ и в самом деле все понял, и первый его вопрос «за что?». Затем полное согласие с судьбой и оправдание себя, своего смирения с приговором судьбы, что смерть это благо.

 

[6] «СОКРАТ. Дельфийский бог назвал меня мудрейшим только за то, что я знаю как мало значит моя мудрость! За то, что я неустанно сомневался – утром, днем, вечером! И оттого я вел беседы с вами! Сократ мечтал, что в результате этих бесед вы наконец-то станете различать главное: стыдно заботиться о выгоде, о почестях, а о разуме и душе забывать. И я надоел вам своими беседами и беспокоил вас сомнениями. Я жил как овод, который все время пристает к коню. К красивому, благородному, но уже несколько обленившемуся коню и поэтому особенно нуждающемуся, что бы хоть кто-то его тревожил. Это опасное занятие – беспокоить тучное животное. Ибо конь, однажды проснувшись, может пришибить ударом хвоста надоедливого овода. Не делайте так афиняне! Я стар, но еще могу послужить вам. А другого овода вы не скоро найдете. Ведь получаю я за эту работу только одну плату – вашу ненависть! Свидетельство тому моя бедность и сегодняшний суд».

Сократ не случайно употребляет слова: «конь», «тучность», «красивый», «благородный». Это обращение к знати, правителям. И именно их он обвиняет в том, что они обленились и заспались. Это он к ним обращается, когда говорит, что их необходимо тревожить. И при этом прекрасно сознает насколько это опасно, и его опасения сбылись. Он обращается к разуму Афинян и правителей – не делайте этого, но его не понимают и не могут понять, иначе суда не было бы.

[7] «АНИТ. Я никогда не говорил, что Сократа нужно казнить. Я только отмечал, что его надо приговорить к казни и что Сократ не должен жить в Афинах…Великому Фрасибулу еще не известно, что вчера сразу после приговора Сократу я…своей властью…приказал отправить священное посольство в Дельфы. А это значит, как хорошо известно мудрому Фрасибулу, что ни одна капля крови не может пролиться в Афинах, - он усмехнулся, - пока священное посольство не вернется обратно из Дельф. А это значит. что пройдет не меньше месяца, пока сможет состоятся казнь Сократа…А это значит, что за этот срок…что-то случиться. Например, мне известно, что ученик Сократа Апполодор уже собирает деньги на его побег».

[8] «Анит. Я счастлив видеть всех…и особенно тебя, мудрейший из афинян!

Сократ. Неловко называть меня мудрейшим в твоем присутствии, Анит. Моя мудрость - плохенькая, не надежная. Она как эфир, струящийся между пальцами. Твоя же…

Анит. Я благодарен тебе, щедрый Сократ. И оттого мне особенно горестно сообщить тебе…

Сократ. Это горечь от нежности твоей души, Анит. Но ты умеришь ее, потому, что я уже… знаю твою весть».

Эта весть была провозглашена в доме Продика, богатого афинянина, который и устроил пир по сути в честь Сократа, мудрейшего из афинян, как говорит Анит, кожевенник, также не последнее лицо в Афинах. И оба, т.е. Продик и Анит, уже знали о предстоящем суде и по сути о приговоре. Чтобы провозгласить уже вынесенный властями приговор и собирался суд. Перед этим долгое время подготавливалось, формировалось общественное мнение города - осудить величайшего философа, признаваемого в таком качестве всеми влиятельными людьми Афин и большинством жителей и в первую очередь молодежью. Пир устраивался, чтобы отдать должное величайшему философу, попрощаться с ним и отправить на казнь.

[9] «АНИТ. Завтра суд, Сократ.

СОКРАТ. Меня обвинил пифиец Мелет, но я не знаю такого.

АНИТ. Мелет обвинил тебя в полдень. После полудня тебя обвинил философ Ликон, «старец, ясный умом». Он требует твоей казни от имени старейших людей города…Но и это еще не все, Сократ. От имени людей дела тебя обвинил…

СОКРАТ. Я понял, Анит.

АНИТ. Тебя обвинил я.»

Сократа обвинили уважаемые люди: сначала по заказу и из тщеславия, обвинил поэт Мелет, затем философ, все-таки видимо потому, что он старый и «ясен умом», т.е. понимает, что надо говорить, когда власти молчат, затем деловые люди. О простом народе ни слова. И как все быстро свершилось, буквально в один день, включая и суд, и приговор. Только казнь затянулась, но это особый разговор.

[10] «СОКРАТ. Мне хорошо, Ксантиппа. Мне сейчас так хорошо! Я рад, что я на тебе женился. Рад, что прожил семьдесят лет. Хорошо! Хорошо – просто идти. Хорошо – никуда не торопиться. Хорошо – сесть посреди дороги, подставив голову ветру. Ксантиппа, больше этого никогда не будет.

- Ну что ты, Сократ, - нежно сказала Ксантиппа.- Милый, ведь ты самый мудрый. Все так говорят. Вот и Продик так говорит. А он – важный человек. – Она помогла Сократу подняться. Сократ, пусть нам хоть раз в жизни принесет пользу твоя мудрость, Защитись, пожалуйста, завтра в суде. Хорошо? – И она обратилась к Продику: - Ведь нам ни разу его мудрость не приносила пользы! Ни разу! Ни драхмы!.

Ни разу! – удовлетворенно сказал Сократ. – Вперед, Геракл, несущий свет! Ты скоро будешь свободен! Я завещаю Геракл…»

Сократ уже до суда все решил: он будет осужден и примет смерть как казнь афинянами великого философа. Он и в самом деле спровоцировал афинян своими насмешками на свою казнь. Он их всех обманул: они сделали его известным, казнив, а он сделал их известными, приняв казнь. После этого уже более двух тысяч лет люди помнят и Сократа, и афинян, которые его казнили.

[11] «СОКРАТ. Я удивлен, сограждане. Выпади на тридцать камешков меньше, и я был бы оправдан. Сошлись три мудрых, три смелых обвинителя - и всего тридцать камешков!… Итак, какое наказание я назначил бы себе сам за свои преступления?…За то, что никогда не давал я себе покоя…За то, что всегда шел туда, где мог убедить вас, что нельзя все время заботиться о чинах, о речах в народном собрании, об участии в управлении и заговорах… За то, что призывал вас думать о самих себе, чтобы каждому стать лучше…Что я назначу себе в наказание за такую свою жизнь?.. Я кормил бы себя бесплатными обедами, как кормите вы тех, кто побеждает на Олимпийских играх. Поэтому, что те, кто побеждает в состязании колесниц, дают вам мнимое счастье, а я пытался дать подлинное. Они – повара, я врач. Кроме того, они здоровы и не нуждаются в бесплатном питании, а я, увы, уже нуждаюсь!»

И в самом деле насколько не совершенен суд: всего тридцать камешков и человека нет. И только за то, что он сказал им, что они не мудрые, что их мир не совершенен, и что надо делать его лучше. Их мир не совершенен, потому что они не хотят думать, искать, стремиться, желать, наконец, делать. Они не мудрые, потому что хотят жить сиюминутными удовольствиями и покорно пошли за мудрыми обвинителями. Всего тридцать камешков…

[12] «СОКРАТ. Мне хотелось бы, что бы вы, беседовавшие со мной, рассказали впоследствии, что я был осужден не потому, что мне не хватило доводов на суде. Доводы мои не слушали. Вместо них сограждане ждали только покаяния. Ждали, что бы я отрекся от себя, словом, сказал все, что привыкли здесь слушать от других».

От него ждали, что бы он сказал глупым людям, что он глупее и хуже их, а они мудрые, и только потому, что судят его. Но именно этого и не хочет говорить Сократ. Чтобы сделать их мудрыми, он должен был сказать, что они глупые, но они этого не захотели услышать.

[13] Необходимо отметить, что Платон вывел диалог о казни Сократа за Афины и более того, как бы самоустранился, как очевидец событий. Иными словами, он был там во время суда и казни Сократа, но не присутствовал при его кончине по причине вроде бы болезни. Это пишет сам Платон и, видимо, о самом себе. Если только речь не идет о другом каком-то Платоне, что вряд ли. Круг философов в Афинах без сомнения был узок и два Платона философа однофамильцы вряд ли могли быть. Именно этим, по всей видимости, были продиктованы вопросы о том, видел ли или слышал ли Федон, как проходили последние дни и часы перед смертью Сократа и пр. Все это должно свидетельствовать, что диалог происходит между людьми, которые как бы находятся вне политической обстановки, и их разговор продиктован простым любопытством. Однако, судя по содержанию диалога, это совсем не так. Платон довольно определенно говорит о причинах казни Сократа и политической обстановке.

Устранившись, как очевидец, и переложив диалог и обсуждение смерти Сократа в уста других людей, и выведя беседу за пределы Афин, Платон в определенном смысле развязал себе руки и мог свободно или почти свободно говорить об истинных причинах казни и политической обстановке, сложившейся до и после смерти Сократа. Поэтому мы с большим основанием можем утверждать, что настоящее произведение Платона носит прежде всего политический характер.

[14] «ПРОДИК. Ну что ж, я верю тебе, ты всегда был хозяином своего слова…Итак, я считался твоим другом, Сократ, но я всегда ненавидел тебя!

СОКРАТ. Ну что ж тут нового, Продик! Разве не известно, что больше всех нас ненавидят те, кто считается нашими друзьями!.. Но не печалься. Постарайся объяснить мне, за что ты меня ненавидел. Может быть, здесь мы почерпнем с тобой нечто новое и неизвестное?»

Начинается второй акт драмы.. Окружение Сократа теперь волнует уже не он сам, с ним все решено, а их собственная судьба: как она сложится после смерти Сократа. Все начинают извиняться и выгораживать себя. Никто не хочет нести бремя вины за смерть Сократа ни перед будущими обвинителями, ни перед собой. Продик, выгораживая себя, заявляет, что совершенный акт предательства якобы вызван тем, что он на самом деле ненавидел Сократа. Это веский мотив, но только мотив и, видимо, выдуманный на ходу, возникший спонтанно, от безысходности.

[15] «ПРОДИК. Ступай под землю! Рогатый старик! Смерть в тебе!

СОКРАТ. А что в результате, Продик? За эту смерть они завтра восславят меня и будут ставить мне памятники и покланяться моей роже, которой пугали детей кормилицы!

- Ты… нарочно? Опять?! – в ужасе шептал Продик.

СОКРАТ. Ну что ж ты стоишь? Ты мечтал о славе. Я открываю тебе, как ее достигнуть. Последний твой шанс, Продик: беги и сделай нарочно, чтобы они тоже несправедливо убили тебя!»

Э. Радзинский - великий драматург. В нескольких точных выражениях он показал истинную причину смерти Сократа. «Смерть в тебе» – восклицает Продик. Это не только самооправдание в предательстве Сократа (коль смерть в тебе, я не могу быть виновным, сделал только то, что должно было свершиться).

Смерть и в самом деле находилась в Сократе. Это не значит, что он хотел умереть, хотя, как любой старый человек, он, безусловно, готовил себя к смерти, смирялся с ней как с неизбежностью. Но здесь глубже. Сократ эту неизбежность направил на то, чтобы достичь того, к чему осознанно или не осознанно стремился всю жизнь. Афиняне почитали его не за то, что он был уродлив и беден, и не выпускал своих книг, а за то, что имел от рождения данное богом нечто, что привлекало к нему людей как к философу. И он хотел закрепить это почитание и после свой смерти. Поэтому не случайно он употребляет такие слова: «восславят», «будут ставить памятники», «поклоняться».

Да, именно этого он и хотел. Несправедливость вообще, а тем более несправедливая и насильственная смерть в сочетании с талантом, придала новый импульс его почитанию. Он этого хотел, он этого добился.

[16] «СОКРАТ. Я лежал в бреду и глядел в потолок. Тени ходили по нему, мне казалось, что это облака, что я лежу у самого неба. Я не узнал свою ладонь, она была похожа на срез дерева. А потом сознание вернулось, и однажды под утро я проснулся весь в поту… Я лежал мокрый, без сил, но почему-то сразу понял: выздоровел! И заплакал, так мне вдруг стало хорошо. Я понял, что впереди у меня день…День жизни. И я был счастлив и чувствовал любовь ко всему… любовь…»

Чтобы хотелось жить надо умереть. Икак только Сократ почувствовал дыхание реальной смерти, ему тут же страстно захотелось жить. Настолько захотелось жить, что он был счастлив, что у него есть еще целый день жизни.

От игры в смерть он перешел в своем сознании к настоящей смерти, от голого расчета к чувственному непосредственному восприятию жизни, смыл которого только жизнь и где смерть не существует. В чувственном мире нет дилеммы жизнь или смерить, нет ничего, кроме жизни.

[17] «СОКРАТ. Жить!.. Жить!.. С каждым мгновением возвращались мои силы, и я уже мог ходить. Это оказалось счастьем – просто ходить. И тут я понял, что многого не знал раньше… Раньше я был горд, уважаем, здоров. У меня были дети, дом, жена. А вся моя нищета была попросту выдумка, я в нее играл: ведь я мог всегда заработать много, если бы хотел. Оказывается, нужно было потерять все: дом, детей, семью, здоровье, стать беззащитным перед смертью, как затравленный зверь; нужно было, чтобы сознание погрузилось во тьму и проснулось однажды утром вместе с солнцем; нужно было, чтобы я лежал бессильный, в поту и во мне уже ничего не было, кроме благодарной радости – жить, жить… - все это нужно было, чтобы я вдруг понял… Пойми и ты. Я часто говорил, что зло – это отсутствие просвещения и что все в жизни можно исследовать разумом. Это не так. Я понял в тюрьме, то, что не смог додумать тогда, в лагере под Потидеей. Любовь…Любить всех. Понять, что другой – это ты… И любить его… Если есть в тебе это, только тогда разум сможет подсказать истину… И я никогда не был счастлив так, как в этот миг, когда почувствовал эту любовь в себе. И оттого мне так хочется жить сейчас. И немало из того, что я утверждал прежде, перестало мне казаться истиной…Что ты так смотришь?»

Фактически здесь Сократ отрицает все, к чему стремился, чем жил и чему учил других – рациональное отношение к миру, в котором существует не только жизнь, но и смерть, и даже отношение к ним, о чем так любили (и любят по настоящее время) порассуждать философы вдали от реальной смерти.

Жизнь и смерть оказались настолько разными мирами, что они представляли разные истины. Сократ говорит, что только сейчас он понял истину, ту истину, которая находится в чувственном мире, и фактически отказал в праве на существование той истине, которая находится в рациональном мире.

Вряд ли их можно разделять, поскольку они и в самом деле описывают разные формы бытия. Но только бытия. Осознание этого и привело Сократа к пониманию, что существует только бытие. Именно бытие и есть истина, а не смерть, к которой стремился Сократ, чтобы увековечить свое рациональное. Ложность позиции Сократа заключалась в том, что он принял смерть за бытие, точнее, за продолжение бытия в иной форме.

[18] «ПЕРВЫЙ. Тебе действительно хочется жить?

СОКРАТ. Да! Да!

ПЕРВЫЙ. А я отчего-то думал, что ты хочешь умереть…

СОКРАТ. Живое не может хотеть умереть. Живое может лишь достойно принять смерть.»

И в самом деле, истина именно в этом выражении: живое не может и не должно стремиться к смерти, но принять ее достойно оно обязано. Именно эта фраза, данное понимание жизни и смерти и определило дальнейшие действия Сократа, когда он отказался совершить побег. Но это уже не раздумья о смерти и жизни, а решение живого человека, думающего только о живом, ибо позор за его недостойное принятие смерти, падет с неизбежностью на все живое, все что останется после него.

[19] Цит. по: Нерсесянц В.С. Сократ. М.: Из-во Наука, 1984. С. 114.

[20] «СОКРАТ. Мне жаль вас, афиняне. Теперь о вас пойдет дурная слава. Люди, склонные поносить наш город, а их немало, ибо Афины — город великий, эти люди получат право кричать на всех перекрестках, что вы убили старого мудреца. Они даже добавят: великого старого мудреца, чтобы еще больше вам досадить. Все неразумно: если я вам уж так докучал, вы хоть немножко набрались бы тер­пения, хоть чуточку подождали, и все случилось бы само собой — ведь вы знаете мой возраст, нетерпеливые со­граждане!»

«Мне жаль вас, афиняне» - восклицает Сократ. Но какое это уже имеет значение? Они воспользовались своим правом судить, правом, данным им в том числе и Сократом. А значит в их неверном решении виноват и сам Сократ. Какой смыл теперь им говорить, что о них пойдет дурная слава? Может пойдет, а может и нет. Какой смысл говорить, что они убили мудреца? А кто сказал, что он мудрец? Может быть о нем завтра и забудут. Это все слова, слова… Зачем их говорить, может быть только для того, чтобы доказать, какой он, Сократ, умный и все понимает… Тогда зачем он довел афинян до столь трагичного для них самих же решения? Может быть потому, что именно это решение и нужно было Сократу, а все остальное, в том числе и то, что подумают об афинянах, как о них будут отзываться, и дурная молва, его уже не беспокоили…Тогда впору сказать «мне жаль тебя Сократ», поскольку его нравственные нормы в свете его личных интересов уже ничего не стоят.

Но как просто обвинить тех или других. А правда в том, что в данном эпизоде смешались трагичным образом и личные, и общественные интересы всех участников события.

 

[21] «СОКРАТ. Оказалось, нельзя творить стихи при помощи разума. Оказалось, поэты летают. И только тогда приносят свои песни, собранные в садах и рощах муз. Поэт — это существо легкое, крылатое и безумное. И творить он может, только когда сделается исступленным, вдохновенным, чего не позволяет мне мой скучный разум. И поэтому я оставил свои жалкие потуги и сочинил всего один гимн в честь Аполлона. Ведь благодаря празднику Аполлона в Дельфах я прожил этот лишний месяц, и не поблагодарить его было бы невежливо.

— И Сократ протянул свиток с гимном Второму ученику…

— Ты передашь это сегодня священному Хору, когда он ступит на землю Афин».

Зачем он все-таки сочинил этот гимн? Не в честь же Аполлона, который ничего не стоит относительно его смерти. Так убежденно говорить, что нельзя творить при помощи разума, что стихи есть результат безумия и тут же самому их сочинять. Пускай, по его мнению, стихи плохие, но важен сам факт. И почему он поручает (не просит), чтобы стихи передали для исполнения Хору? Может быть потому, что Сократ стал также безумен и лишился разума, стал иступленным? Вряд ли, он же не поэт. Гимн Аполлону это гимн жизни и самому себе, напомнить после своей смерти, что был Сократ, который хотел жить.

[22] Цит. по: Нерсесянц В.С. Сократ. М.: Из-во Наука, 1984. С. 114.

[23] «КСАНТИППА. Ты взял меня совсем молодой…Ты был старик, а я была…У тебя было столько друзей, и ты всегда с кем-то беседовал…А я слушала и ничего не понимала…Я была совсем молодая, а ты…

СОКРАТ. Не надо Ксантиппа!

КСАНТИППА. Ты все время себя побеждал. Сначала ты победил свое тело и выучился ходить босиком по льду. Потом ты победил тщеславие и стал ходить в грязном хитоне. Потом ты победил свою плоть, и она уже не мешала тебе мыслить…И я осталась одна на пустом ложе! А я была совсем молодая, Сократ. А ты не обращал на меня внимания! Мне даже казалось, что ты попросту меня не видишь. Ты почему-то вдруг вообразил, что я красивая, настолько ты не обращал на меня никакого внимания! Ну погляди на меня, Сократ, какая же я красивая! Ну что ты, с ума сошел?

Да, Сократ настолько велик, что он сумел победить плоть и душу, подчинил их своей страсти – исследовать, но он не победил жизнь в своей простоте и непредвзятости. И она его обошла, как всегда, когда ей сопротивляются: Ксантиппа стала жить с другим, а его казнили.

Можно сколько угодно философствовать и силой разума подчинять своей страсти плоть и душу, но нельзя нарушать законы природы, данные богом или еще кем-то. Разум человека силен, очень силен, но не настолько, чтобы противопоставить себя природе, за это она наказывает и беспощадно.

[24] ««СОКРАТ. Итак, законы вполне резонно могут мне сказать: «Сократ! Согласно нам, законам твоего отечества, отец твой взял в жены твою мать, и ты появился на свет. Ты гость, в некотором роде наше продолжение. Согласно нам, ты вскормлен, воспитан и наделен благами. Наконец, согласно нам, ты мог попросту покинуть свое отечество, кода вырос. Но ты не сделал этого. Более того, ты никогда не выезжал из Афин, разве что только на войну. Даже ради празднеств не покидал ты родной город. Ты даже не путешествовал. Значит, ты не хотел уехать от нас в другой город с другими законами. Значит, мы, законы твоего отечества, тебе нравились, пока относились к тебе по-другому! Но вот сегодня ты претерпел от нас, и что же? Ты уже готов предать нас, а следовательно, и свое отечество. Ты готов бежать от нашего постановления, скрыться из тюрьмы, переодевшись в козью шкуру или в платье Аполлодора, к нашим врагам. Значит, ты решил ответить своему отечеству злом на зло? Но ты учил всегда иначе! Что же тогда тебе делать, Сократ, в чужой стороне? Чем ты станешь там заниматься? Учить справедливости и добродетели? Но, сбежав от нас, ты сам ее первый нарушишь. Тогда чем ты станешь жить в Фессалии? Услаждать себя едой? Но это хуже смерти!» Аполлодор... Аполлодор... Мне очень хочется жить... Но тебе будет стыдно, если твой собеседник Сократ предаст свои убеждения ради жизни... Ты плачешь, Аполлодор? Но почему? Надо радоваться! Мы ведь поняли с тобой, что есть благо, и не совершили непоправимого поступка. Мы идем до конца в своей вере, не так ли? Ну, отвечай, я прав или не прав?»

По-разному можно интерпретировать слова Сократа, и найти превеликое множество объяснений и оправданий любым его действиям. Но не в этом его основная мысль. Сократ ставит убеждения выше жизни. Можно с этим не согласиться, сказав вполне резонно, что убеждения можно поменять. Нет, можно поменять только содержание убеждения, а само оно остается как часть человека, более того, убеждения это сам человек, а значит и жизнь. Поменять убеждения значит отказаться от своей жизни и прожить другую жизнь. Для Сократа это уже не приемлемо и поздно. Так или иначе смерть все равно наступит. Но в первом случае он останется самим собой и таким в памяти афинян, во втором случае после него уже ничего не останется.

 

[25] «АНИТ. Ну что ты, Сократ, я не верю в жизнь после смерти. Как, впрочем, не верю и в богов.

Усмешка Сократа.

-- Видишь ли, человеческая жизнь слишком мгновенна, чтобы проверить, существуют ли великие боги. А я кожевенник и верю только тому, что можно проверить на собственной коже, точнее шкуре… И вообще, согласись, Сократ, было бы слишком печально узнать, что вся наша короткая жизнь находится в воле этих вечно бранящихся олимпийцев… Неужели ты действительно веришь в богов?

СОКРАТ. Мне хочется верить в жизнь после смерти.

АНИТ. Тогда это забавно, Сократ: человек. который верит в богов, посажен в тюрьму другим, который в них не верит, по обвинению в неверии в богов».

Неверие в богов или вера в себя - убеждение, которое не хуже и не лучше, чем вера в богов. Разница только в том, что Сократ под верой в богов понимает приоритет общих законов над частными, тогда как Анит провозглашает приоритет своих частных убеждений над общими. Другое дело, что под прикрытием богов свои частные убеждения Анит сделал общими, что и дает ему право говорить об их истинности. Сократ понимает эту разницу или чувствует ее, но может только усмехнуться.

 

[26] Наши законы дурны, ибо они установлены слабосильными. Что делать — слабосильных большинство: в природе всегда больше дурного и отходов. И вот, чтобы защитить себя от меньшинства сильных, то есть от тех, кто способен над ними возвыситься, это слабое большинство придумало наши афинские законы. И утверждает, что встать над большинством — несправедливо и надо страшиться этого. Но, Сократ, ведь сама природа повсюду провозглашает право сильного. Закон великой природы считает справедливым, если лучший и сильный подавит худшего и слабого. «Творить насилие рукой могучей», — это сказал великий поэт Пиндар... Мы же берем с детства самых решительных и сильных людей и приучаем заклинаниями законов, что все они должны быть равны ничтожному большинству и что только это справедливо... Но мне хочется, Сократ, чтобы у нас появился некто, достаточно одаренный природой, который освободился бы от эго дурмана и освободил бы других.

Законы и в самом деле дурны, если только распространять их на всю систему отношений. Юридические законы только часть их. Кроме того, они и в самом деле защищают слабых и заставляют сильных им подчиняться, хотя сильные сами могут и творят законы. И в самом деле, равенство перед юридическим законом только уловка слабых, которая противоречит естественному ходу природы, что приводит ко многим противоречиям. Это так, если изменить понятие «сильный» и не приписывать этот эпитет тем, кто имеет власть.

[27] АНИТ. Ты мешал всем. Умным, потому что многое из того, что приходит в голову тебе, приходило в голову и им. Но они молчали. А если кто-то молчит, ему совсем не нравится, когда говорит другой... Ты мешал глупым — они тебя не понимали... Ты мешал тем, кто не верит, потому что требовали веры... Ты мешал тем, кто верит, потому что их раздражала твоя вера, которую надо все время проверять сомнением — истинна ли она.

Анит умный, и многое из того, что он говорит, верно. Прав и Сократ. Только они не могут быть правыми одновременно, поскольку принадлежат к разным формам жизни. Случай свел их в одном месте, где правым может быть только кто-то один при этом независимо от содержания самой правды. И в этом смысле спор их пустой. Раньше они расходились, каждый поочередно, уступая место другому. Но сейчас, в силу обстоятельств, это оказалось невозможным.

 

[28] «ПЕРВЫЙ. Этого хотел ты сам — принять смерть воимясвоей победы. Ты говорил об этом в доме Продика. Мне показалось сначала, что я тогда не понял тебя до конца... И я обратился к своим тетрадям — прочел твои беседы с Федоном из Коринфа и с Харетом из Фив, где ты прямо говорил: «После смерти провидца народ, как нашкодивший ребенок, виня себя и каясь, выбьет на мраморе то, что вчера не хотел даже слушать...».

Выбить на мраморе - не дань признания, а выражение глупости. Все, что будет после, уже связано с другим и не имеет никакого отношения к тому, что было до. Народ это сделает обязательно, в этом Сократ прав. Но не это хотел Сократ доказать своей смертью, он даже не хотел своей победы и тем более в утилитарном ее выражении. Признание его, Сократа, правоты означало для народа принятие его слов, образа мысли, критики богов и властей и пр. А главное оно означало право людей на свою собственную свободу. Как только народ принимает критику богов и властей, он освобождается от них и становится хотя бы чуточку свободнее на долгом пути к полной свободе и независимости, если таковые существуют.

[29] «СОКРАТ. Тогда ответь мне, Ксантиппа, свойственно ли настоящим философам пристрастие к так называемым наслаждениям: к питью или еде? Ответь мне.

КСАНТИППА. Свойственно…Несвойственно. – Она вцепилась в руку Сократа.

СОКРАТ. А к остальным удовольствиям, начиная с тех, что относятся к уходу за телом? Например, щегольские сандали, красивый плащ – ценит ли все это истинный философ или не ставит ни во что, кроме самых необходимых?

КСАНТИППА. Несвойственно…свойственно…

СОКРАТ. Молодец, Ксантиппа! Стало быть, истинный философ на протяжении всей своей жизни постепенно освобождает свою душу от прихоти тела. И когда наступает час его смерти, что с ним происходит?»

Душа – это изначально чистое божественное создание, отданное людям для познания бога и истинного смысла существования. Но она не может быть вне тела как ее физического носителя, имеющего свои особенности, и душа вынуждена считаться с требованиями тела и даже подчиниться его прихотям. Но подчинить душе тело тоже крайность, которая не дает покоя ни тому, ни другому. В неразумном человеке душа боится тела, а тело боится души, и они не могут существовать ни вместе, ни друг без друга.

Гармония заключается в том, что каждый делает свое: душа говорит телу как надо себя вести, а тело – душе, что ему не хватает, и вместе они движутся к своему высшему предназначению, где тело уходит в небытие, а душа становится частью божественного, или высшего, разума.

Сократ как великий философ, приближающийся по уровню своего сознания к высшему разуму, а значит и к душе, потому и говорит, что легко и даже с радостью освобождается от дряхлого тела и покидает землю. Его тело уже выполнило свою задачу, оно жило с душой в гармонии и позволило ей достичь своего предназначения.

[30] «СОКРАТ. Душа обычного смертного разлучается с телом оскверненная и замаранная. Всю жизнь она угождала своему телу – его страстям и наслаждением. Она настолько срослась с телом и зачарована им, что не считает истинным ничто, кроме утех тела, то есть того, что можно осязать, выпить, съесть или использовать для любовной утехи. Все смутное, незримое она боится и ненавидит. И оттого мучительно такой душе расставаться с

⇐ Предыдущая12

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: