Условия истинности знаний в процессе развития естественных наук

Л.В. Денисова, Омский государственный университет, кафедра философии

Марксистское положение о практике как решающем и окончательном критерии истинности научных высказываний подвергалось и подвергается резкой критике и немарксистскими философами, и материалистами бэконовской традиции, которую, как известно, К. Маркс продолжил, объявив практику конечной целью научного познания и критерием его истинности. В.И. Ленин под давлением этой критики вынужден был заявить об относительности практики как решающего условия истинности научных положений. Современные марксистские философы, вскрывая причины этой относительности, говорят об опережающем развитии научных знаний и, следовательно, об отставании практики в ее прогрессивном движении от развития науки. Другими словами, практикой невозможно проверить истинность научных теорий сразу же после их создания. Для осуществления этой проверки практика должна пройти определенный путь, и только в будущем она способна вынести вердикт об истинности или ложности теоретических построений.

Хрестоматийным доказательством этого вывода является пример, приведенный когда-то Ф. Энгельсом о способах получения ализарина из каменного угля. Однако здесь происходит смешение двух типов знания, которые проверяются в практике. В рассуждении Энгельса мы имеем пример того, как практикой проверяются технические, а не естественно-научные знания. Техническое знание непосредственно обслуживает практику и направлено на эффективное достижение ее целей, в то время как высшей целью естественных наук выступает знание о природных закономерностях. Ньютон сказал об этом так: "Мы рассуждаем не о ремеслах, а о философии и пишем не о силах, заключенных в руках, а о силах природы"[1]. Такого же мнения придерживался и основоположник научной химии Роберт Бойль: "Я смотрю на химию как философ" [2].

Ученый-естественник старается как бы отгородится от технических знаний, подчеркивая, что объектом его исследования выступает природа сама по себе, ее фундаментальные законы, то есть постоянные, устойчивые, повторяющиеся связи, возникающие между природными явлениями. Практикой, как отмечал К. Поппер, можно проверить только сингулярные высказывания, составляющие описания единичных экспериментов. Что же касается универсальных суждений, которые применяются в формулировке законов науки, то их истинность практикой не проверяется. Действительно, чтобы проверить истинность закона о том, что "все металлы электропроводны", пришлось бы исследовать все металлы не в качественном, а количественном их существовании во Вселенной. По мнению К. Поппера, экспериментальный опыт не способен проверить истинность теорий, но вполне способен установить их ложность. Однако И. Лакатос и Т. Кун показали, что сопоставление теории с экспериментальным опытом - процедура более сложная, чем это казалось на первых порах К. Попперу. Практика во многих случаях не способна установить даже ложность теорий, ибо последняя испытывает на себе давление более глубинных теоретических детерминант. Лакатос предлагает рассмотреть такой гипотетический пример. Допустим, что физик, сторонник ньютоновской механики, взялся вычислить путь вновь открытой планеты. Но оказалось, что планета отклоняется от рассчитанной им орбиты. Значит ли это, что наш физик будет считать свою теорию отвергнутой? Ни в коем случае. Он предположит, что должна существовать до сих пор не открытая планета, которая и вызывает искажение орбиты. Он вычислит массу, скорость, орбиту этой гипотетической планеты и попросит астрономов-наблюдателей проверить свою гипотезу. Допустим, что в дальнейшем выяснится, что планета не обнаружена. Видимо, она настолько мала, что необходим более мощный телескоп для ее наблюдения. Если и это не даст желаемых результатов, то будет выдвинута новая гипотеза, например, о том, что планета скрыта облаком космической пыли и т.п. Таким образом, Лакатос приходит к выводу, что теория не может быть опровергнута вследствие эмпирического контрпримера и даже решающего эксперимента. К. Поппер утверждает, что развитие науки представляет собой перманентную революцию и поэтому критическое осмысление попперовской доктрины в основном вылилось в поиск условий и механизмов преемственности, обеспечивающих стабильное развитие науки. Т. Кун предложил свою концепцию, отражающую существенные стороны реальности развития науки. Он говорит о различных периодах в ее истории. Один из них - период нормальной науки, - когда ученый работает над строго фиксированными проблемами, опираясь при этом на научную школу. Здесь ученые придерживаются тех способов решения научных задач, которые приняты и признаны в этой школе. Стабильность научного знания обеспечивается ориентацией ученого на конкретную научную школу, в которой приняты определенные парадигмы.

Другую концепцию преемственности в науке предлагает Д. Агасси. По его мнению, существуют два основных условия стабильности научного знания: 1) социально организованная система передачи накопленного знания, то есть система образования, и 2) метафизика, или философия. Если благодаря системе образования наука живет и сохраняется, то метафизика порождает возможность научного исследования, она формулирует проблемы, задает освещение эмпирии. Функция метафизики - быть решающим условием стабильности научного знания - становится возможной в силу того, что метафизика, ее основные концепции более стабильны, чем теоретические конструкты научного знания. Еще одним доводом в пользу метафизики является то, что ее очень трудно опровергнуть. Агасси буквально повторяет мысль К. Поппера: метафизика - это неопровержимое знание. Но в ходе развития цивилизации все большая часть метафизических представлений преобразуется таким образом, что они становятся проверяемыми. Метафизика стабильна потому, что процесс превращения неопровержимого знания в опровержимое куда более длительный, чем построение и проверка опровержимого знания, которым занимаются естествоиспытатели.

Сосредоточив свое внимание на исследовании механизмов и условий стабильности научного знания, постпозитивистская методология по-прежнему подменяет проблему истинности научных знаний их фальсификацией. Как уже говорилось, в процессе фальсификации мы можем установить только ложность знания, но не его истинность, и даже это относится не ко всякому роду знания. Кроме того, любые научные теории не так легко опровергнуть, как это предполагал К. Поппер. Уже его ученик И. Лакатос показал, что ученый предпринимает шаги для спасения выстраданной им теории, вводя ad hoc гипотезы, защищая твердое ядро теории и тем самым спасая ее. Таким образом, в современной методологии науки сложилась следующая проблемная ситуация. С одной стороны, мощной критике был подвергнут бэконовско-марксистский тезис о практике как решающем критерии истинности научных знаний, и, с другой стороны, произошел отказ от поиска иных условий истинности естественно-научных знаний. Однако в своей реальной деятельности ученые, испытывая острую нужду в них, не только находят эти условия, но и используют их, не всегда осознавая это. Научное знание вообще не может существовать, не имея условий, обеспечивающих проверку его истинности. В противном случае это была бы не наука, а хаотичное нагромождение ложной и истинной информации. В реальном процессе развития и функционирования науки условиями, обеспечивающими истинность научных знаний и являющимися своего рода критерием их истинности или ложности, выступали и выступают те глубинные основания, которые, во-первых, детерминируют научную деятельность изнутри, во-вторых, обусловливают то или иное видение исследуемой реальности, в-третьих, служат опорой ученому в его деятельности. На восприятие фактов огромное влияние оказывает не только теория, но и фундаментальные мировоззренческие установки ученого, а на решение конкретных научных задач - идеалы и нормы научного исследования, в частности, методы решения научных проблем. В своей реальной научной деятельности ученый старается интерпретировать фрагменты действительности с позиций той теории и тех мировоззренческих установок, которых он придерживается и которые не подвергаются сомнению в конкретной научной школе. Таким же образом решаются и научные проблемы: ученый использует те методы решения задач, которые приняты в его научном сообществе. Научное сообщество является основой, обеспечивающей, хотя и без "стопроцентной гарантии", не только стабильность теоретического взгляда на мир, но и истинность теоретических высказываний ученого о природе. При этом рядовой исследователь, как правило, не задумывается над тем, являются ли методы и исходные теоретические постулаты, принятые в данном научном сообществе, истинными на самом деле. Ему в период нормального, стабильного развития науки вполне достаточно считать их таковыми. Подобное отношение ученого к истине и ее критериям позволяет ему сосредоточить внимание на решении конкретных локальных научных проблем. В тех же случаях, когда ученый выражает свое несогласие с устоявшимися нормами и идеалами парадигмы, в которой он работает, он может просто перейти в другую школу, больше соответствующую его представлениям об исследуемой реальности, или, в крайнем случае, приступить к формированию своей, опирающейся на нормы, которые он считает истинными, т.е. к формированию нового направления в науке. Если ученый обладает чертами лидера, харизматической личности, то к нему потянутся ученики, которые будут считать любые высказывания своего учителя за истину в последней инстанции. Таким образом постепенно сформируется новая научная школа.

Разумеется, научная школа, выступающая в качестве условия, обеспечивающего истинность теорий, не обладает "решающим голосом" в вынесении окончательного приговора об истинности теории. Однако это условие представляет собой необходимый и в тоже время самый первый этап в развитии сложной системы условий истинности, функционирующих в научной деятельности, в реальной, повседневной практике ученых. На этом этапе часто используются средства доказательства истины, не соответствующие метафизическим, философским представлениям о критериях истинности. Так, в дискуссиях между представителями конкурирующих школ в качестве аргумента правоты может звучать обращение к авторитету. Даже тогда, когда все доводы исчерпаны или разбиты, ученый может по-прежнему считать идеи своей научной школы истинными. Конечно, такое отношение ученого к истине можно считать, если использовать оценочные суждения, ненормальным, но именно оно доминирует в нормальном периоде развития науки. Последний характеризуется тем, что ученые работают над конкретными проблемами в конкретных научных школах и только изредка, обычно на конференциях, дискутируют с представителями других школ. Условия истинности, функционирующие и доминирующие в этом периоде, напоминают религиозные. Здесь так же, как и в религии, звучат аргументы к авторитетам личности и конкретной школы, как и в религии, многие представления о реальности принимаются на веру и отстаиваются порой с таким фанатизмом, который весьма напоминает известное религиозное явление. Однако, несмотря на все сказанное, именно в этом периоде развития науки оттачивается логический инструментарий и методы, совершаются такие открытия, которые можно назвать "малыми", но которые по мере своего накопления подготавливают почву для больших открытий, приводящих к революции в науке.

Революционный период развития науки обусловлен прежде всего ломкой научной картины мира, сложившейся в предыдущий период - период нормальной науки. "Картина реальности обеспечивает систематизацию знаний в рамках соответствующей науки. С ней связаны различные типы теорий научной дисциплины (фундаментальные и прикладные), а также опытные факты, на которые опираются и с которыми должны быть согласованы принципы картины реальности. Одновременно она функционирует и как исследовательская программа, которая целенаправляет постановку задач эмпирического и теоретического поиска и выбор средств их решения" [3]. Кроме того, научная картина мира выступает одним из условий конкретных теоретических высказываний в нормальный период развития науки и именно в силу этого ее ломка приводит к научным революциям. Теоретические высказывания, расходящиеся с конкретной картиной реальности, воспринимаются как несоответствующие реальности самой по себе, т.е. как ложные. Другими словами, субъект научного знания отождествляет картину реальности с реальностью самой по себе и для проверки своих теоретических взглядов проецирует их содержание на научную картину мира. Но вопрос, насколько такая процедура проверки истинности знаний обоснована, в нормальный период развития науки, как правило, субъектом научной деятельности не является. Впрочем, это не означает, что обсуждаемое здесь условие истинности себя не оправдывает: реальность современного естественно-научного знания не дана в чувственной форме, она существует в форме рациональных, абстрактных представлений о мире, а многим научным высказываниям мы просто не можем найти никакого чувственного предметного аналога. Поэтому в нормальный, т.е. не революционный, период развития науки пользуются в основном двумя критериями истинности: научная школа и научная картина мира.

В процессе ломки научной картины мира глубокой трансформации подвергаются, прежде всего, методы исследования и способы решения конкретных научных задач, обусловливающие специфические особенности научных школ. В период, когда старая научная картина рушится, вместе с ней разрушается и та теоретическая опора, на которую опирался рядовой ученый при решении своих задач-головоломок. Но вместо прежней обнажается другой теоретический фундамент, ранее скрытый и неосознаваемый - метафизика. Она вбирает в себя глубинные и наиболее общие представления о реальности. Основные метафизические конструкты более стабильны и устойчивы, менее подвержены изменению во времени, нежели те, которые нашли отражение в научной картине мира. Свойства метафизики позволяют играть ей роль не только основания, обеспечивающего стабильность развития науки, но и решающего условия истинности научных высказываний, включая и те, которые относятся к компетенции научной картины мира. Если в нормальный период ученый не нуждается в метафизическом обосновании своих идей, то в революционные периоды он начинает испытывать острую потребность в метафизике. Многие исследователи, отказавшиеся от традиционных представлений в науке, обращаются к философии. Конечно, господствующие в культуре общества метафизические системы могут не удовлетворять их, и тогда появляются примеры конструирования своей метафизики. Однако не все способны на это. Естествоиспытатели, достигающие метафизических вершин, подвергаются обычно критике со стороны философов, которые разворачивают дискуссии с любым ученым-естественником, не оглядываясь на авторитет и заслуги в науке. В этом случае необходимо учитывать, что полемика разворачивается уже не между учеными и философами, а учеными, вторгшимися на территорию философии, т.е. между философами. Разумеется, и метафизика как решающее условие истинности должна быть обоснована, но способы обоснования этой ее функции выходят за рамки нашей статьи. Цель статьи была иной - показать, какие условия истинности теоретических высказываний функционируют в те или иные периоды развития науки. Таким образом, в реальной деятельности ученых функционируют такие условия истинности, как научное сообщество, научная картина мира и метафизика. Если первые два условия доминируют в нормальный период развития научного знания, то третье проявляется в период революционной ломки устоявшихся научных картин мира.

Литература

Цит. по: Григорьян А.Т., Зубов В.П. Очерки развития механики. М.,1962.

Цит. по: Мейер Э. История химии. Спб.,1899. С.89.

Степин В.С. Научная рациональность в гуманистическом измерении // О человеческом в человеке.