Самый богатый человек на земле

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

Во многом благодаря серии счастливых случайностей мне удалось установить контакты и совершить путешествия, описания которых появились в печати в Blackwood’s Magazine. Впервые опубликовать данный материал предоставил мне возможность его редактор.

Живя в суфийской обители и посещая дервишеские общины в Северной Африке, я из первых рук узнал довольно много о той философии, число последователей которой составляет миллионы, и которая распространена гораздо шире, чем любая другая мистическая система.

Я вернулся в Европу с твёрдым намерением усовершенствовать моё знание этого странного и интересного культа. Для этого я решил обратиться к изучению литературы, доступной на европейских языках. К своему полнейшему недоумению, я обнаружил, что суфизм обычно считают лишь предметом академического изучения и, к тому же, "мёртвым". Правда, было много, буквально сотни, публикаций, особенно на английском языке, захватывающих книг, плоды исследований нескольких поколений ученых, но нигде, ни в тексте, ни где-либо еще, не было и намёка на то, что все это множество ученых, изучающих суфизм, опубликовавших свои объемистые труды, имело когда-нибудь какую-либо связь с практикующими суфиями. Между западными имитациями суфийских кругов, весьма бледными имитациями, и другой крайностью – бесплодной схоластикой, не было практически ничего.

Даже те немногие авторы, которые вступали в контакт с дервишами, и кого академисты, по большей части, называют "популяризаторами", почти всегда уже находились в плену у какой-нибудь ментальной доктрины, сквозь фильтр которой они "интерпретировали" суфизм. Социологических или антропологических работ не было практически ни одной. Хотя почти все суфийские классические книги были переведены, в области чистой литературы их толкования были неправильными или недостаточными.

Поэтому я решил объездить столько восточных стран, сколько мне могли позволить мои средства, и потратить столько своего времени, сколько понадобится, разыскивая и записывая как можно больше сведений о людях, которые верят, что они ответственны за передачу учения, которому суждено сыграть важнейшую роль в человеческой истории.

Среди встреченных фактов не последнее место занимает интерес к ценностям и традициям, которые, хотя и являются номинально восточными, необыкновенно созвучны некоторым из наиболее почитаемых принципов, на которых зиждется наше общество.

Эта книга посвящена тем, кто, предложив написать её, оказали мнеподдержку, которой в ином случае я бы не получил.

Правомерность этой публикации только в том, что она, настолько, насколько это возможно, содержит совершенно свежий материал из первых рук.

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ГЛАВ

Глава 1. Среди дервишей

Встреча с Ахундом Мирзой в Пакистане. Я присоединяюсь к нему в путешествии в Белуджистан. Информация о Мекке. Прибытие в Кунджи Заг. Жизнь и учение в обители. Оппозиция по отношению к организованной религии. "Ученый король" - глава суфиев. Упражнение "Кифф", литания, методики целительства.

 

Глава 2. В одиночку в Мекку

Прибытие в Порт-Судан: встреча с патаном, перевозящим паломников контрабандой. Через Красное море. Ночь в пустыне. Прибытие в Джидду. Встреча с суфием Абдаллахом Сапожником. Прибытие в Мекку с Мурадом, сыном Абдаллаха; молитва паломничества; описание Великой Мечети в Мекке. Место молитв Авраама, паломники, атмосфера; возвращение в Джидду и Порт-Судан.

 

Глава 3. Тунисский караван

Верхом на верблюдах в Нефту. Хамид полубербер; история о грамматике и дервише. Молитвенные флаги, гробницы марабутов. Прибытие в Нефту, оазис, базар. Сулейман Рэнджор, немецкий контрабандист и торговец оружием из племени Сеиф. Приглашение от шейха Азамийи; его монастырь; паломники из многих стран. Шейх Ариф описывает силы барака и сакина (благословение и спокойствие). Я присутствую на религиозном собрании; "танец"; испытание на гипнотический транс. Суфии утверждают, что "создают нового человека".

 

Глава 4. Истанбул

Современный турок доктор Мурат и уничтожение дервишеских орденов в Турции. Собрание суфиев; притча о Давиде и философе Лукмане. Древняя часть Стамбула. Встреча с Фикри Беем, суфийским старцем. Путешествие к гробнице Джалалуддина Руми. Замечания о Руми. История о птице с подрезанными крыльями. Слон в темноте. Решение посетить Индию.

 

Глава 5. Группа каландаров

Спин Дил, Каттак и наши поиски дервишей-каландаров. Гробница Пира (мудреца) Шаттара. Встреча с шейхом. Визит каландара: его описание передачи учения от Сейидов (потомков Мухаммада). Учение о Совершенном Человеке. Собрание каландаров; описание происшедшего там, "момент слушания", как обучают учителя в суфизме. Парадокс: младший может быть в высшем ранге на Пути. Обучение употреблению растений и ритмической гимнастике.

 

Глава 6. Факиры

Истоки индуизма: путаница понятий гуру и факира; важность Афганистана для индийской традиции. Музыкальный вечер с факирами Чишти; демонстрация гипнотических техник. Многие из Чишти - совсем не суфии. Шейх Хуваили о пробуждении "тайного органа человечества". Проблемы проникновения в Афганистан и передвижения там, в источнике факиризма. Контакты с тибетцами, планы проникновения в Кафиристан. Возвращение в Пакистан.

 

Глава 7. Возвращение в Кунджи Заг

Снова в моём "родительском" монастыре. Странный идол и его объяснение: интерпретация того, как человек переживает нечто; изменения в моём образе мыслей, совершенствование моей каллиграфии. Проблемы определения учителя, истинный и ложный учитель, необходимость сохранения связи с миром. Проблемы йогов. Мои эмоции не сочтены правильными, духовность считается делом иным. Упоминание о Гурджиеве, указание посетить Дамаск. Я отправляюсь через Персию.

 

Глава 8. Последователи Иисуса

Абба Яхийя (отец Иоанн); образ жизни, верования и практики. Их священная книга, ритуальная трапеза. Суфий Абдул-Хамид Хан. Посещение святилища Газарга. Дервиш Баба и Гурджиев - русский татарин. Круговой танец последователей Иисуса.

 

Глава 9. Дамаск

Ощущение этого древнего города. Встреча с Халидом, сыном Тарзи. Его дом, люди, собравшиеся там. Описания Ученого Короля; посещения больных, способность исцелять; как человек неожиданно нашел работу. Является ли учение суфиев "внутренним учением Ислама"? Предвидение, приписываемое Шаху; хождение по воде, обман в бизнесе. Встреча с Самиром Пашой. Его мнение о роли главы суфиев.

 

Глава 10. Говорит Муршид

Встреча с Шахом, интерес к подростковой преступности. Намерения при написании книги могут быть иными, чем кажутся; скорлупа и ядро Корана. Психические силы и их значение. Люди говорят пословицами без реального понимания. Как суфий заполняет вакуум. Значение некоторых фраз.

 

Глава 11. Наснас и Висвас

Проблемы организаций; как человек закрепощает себя своими идеями. Временное значение системы в мышлении. Совершенный человек; остаточные культы; ритуал, как его видит суфий; законы природы и культы; роль священослужения в древние времена; применение осознанной бараки; использование гипноза; "работа", и как она совершается. Малайский феномен, называемый латах; субъективные состояния, называемые висвас и наснас. Нетерпение студентов.

 

Глава 12. Самый богатый человек на земле

Встреча с шейхом Кувейта. В гостях у шейха Абдаллаха ал-Сабаха, прямой разговор, его рассказ о суфийском основании, как оно действует, тайная благотворительность, его замечания о св. Николае. Я отбываю в Каир.

Глава 13. Сулейман Бей

Сулейман Бей встречает меня в Каире. Реликты и обители. Школа Мастеров, которая стоит за суфийскими орденами. Основополагающее учение Бахауддина Накшбанда из Бухары. Книги, называющиеся " Капли из источника жизни " и " Книга мудрости ". Природа "Основания", которому вверено дервишеское учение; связь с ассассинами. Тайные вожди мусульман, скрытые Имамы.

 

Глава 14. Секрет Учителей

Утверждение, что Западу не достаёт духовности; другое понимание этого утверждения. Багдад и встреча с главой суфиев. Ответы на невысказанные вопросы. Те, кто понимает, и где они, как они действуют. Настоящие учителя. Для суфиев обучение – это коллективная работа; концепция, странная для нас. Почтение дервишей к Иисусу. Предположения тех, кто пытается найти духовное учение. Я отбываю из Багдада в Басру на пути в Кунджи Заг.

 

Глава 15. Из Басры в Бомбей

Три ученика Шаха. Суфизм означает "Мудрость Божества"; религия есть вторичное проявление чего-то высшего. Видение деятельности, присущей всему сообществу. Трудность различения правильного и неверного; люди, видящие гусениц, требуют ответа, где же бабочка. "Чудо для одного есть банальность для другого"; "тайное соответствие" между мирскими и иными вещами.

 

Глава 16. Аму-Дарья – река Оксус

Я становлюсь муллой. Путешествие с Мирзой в качестве знатока "Пяти жемчужин". Суфийская "банковская система". Местные люди; посещение четырёх разных общин Аму-Дарьи. Лоскутный плащ. Специальная гимнастика. Как Пир Турки держал армию "силой своего взгляда". Фермерство и распределение доходов. Предвидение в связи с кухонным горшком. Понятие о "работе над собой". Великий Джан-Фишан Хан. Оформление этой философии на Западе.

 

Глава 17. Дни досуга

Ходжа Имдад и воспоминания о Боксёрском восстании. Когда ложь может быть истиной? Очерк обучающего путешествия в индийский городок. Идеи о "русском эксперименте"; суфийский герой Кавказа. Человек, ездивший в Америку.

 

Глава18. В Кафиристан

Верхом на пони в Кафиристан. Описания области; горный демон. Потомки Александра Великого. Деревня, фигура Гиша, кафирского бога; сходство с "доброй Англией"; визит к христианским монахам. Встреча с Рыжим Отцом. Обратно в Пакистан.

Глава первая.

СРЕДИ ДЕРВИШЕЙ

Паломники прибывают в Карачи тысячами: индийцы, пакистанцы, суровые гиганты патаны с северо-западных приграничных областей, низкорослые узкоглазые люди из отдалённых областей Кашмира. Мужчины, женщины, дети и много-много древних старцев, которые превыше всего надеются на то, что найдут своё последнее пристанище на пути к этому далёкому арабскому святилищу, для посещения которого они, вероятно, копили деньги, монету за монетой, на протяжении десятилетий.

Они приезжали каждый год. Мы видели их, работая в своих душных офисах, видели их приезд и отъезд; видели их возвращение с вожделенным титулом Хаджи, может быть, с крошечным кусочком покрова Каабы или баночкой воды из святого колодца Земзем. Они отправлялись, и теперь отправляются, на перегруженных паломнических судах, на нанятых частных самолётах и даже пешком. По суше они следуют суровым путём через выжженный солнцем Белуджистан, в Ирак, к Иордану и оттуда на юг через опалённый Хиджаз - в Мекку.

Хотя моя мать в момент поэтического экстаза назвала меня в честь великого Хайяма, я не мог причислить себя к правоверным; но, как и у многих других неверных, нечто внутри меня говорило, что, несмотря на запрет, должен существовать способ войти в самый закрытый город на земле. Ни одному неверному (так сказал Пророк тринадцать столетий назад) не будет позволено пройти через великие порталы Святая Святых.

Я наводил справки у местных представителей Саудовской Аравии. Они были весьма корректны и крайне вежливы. Да, я могу подать запрос на визу для посещения Саудовской Аравии. Нет, у меня не будет возможности войти в Мекку, однако я могу проследовать вплоть до Джидды, которая в пятидесяти милях оттуда.

Моё первое имя, конечно же, мусульманское? Фамилия Бёрк, не происходит ли она от Барк, арабского названия молнии? Может быть, мои предки были мусульманами? "Нет, - пришлось ответить мне чиновнику. - Я наполовину шотландец и наполовину ирландец". Ему не чуждо было чувство юмора: "Кельт? А я принял бы Вас за англичанина". Затем, уже более серьёзным тоном, который показал, что, несмотря на всю современность нынешних арабов, ветхозаветный образ мыслей отмирает с трудом, он продолжил: "Конечно, Вы мусульманского происхождения. Согласно Исламу, все люди рождаются мусульманами. Это их родители делают из них кого-то другого". Но это не было достаточным основанием для разрешения посетить Мекку.

Перед лицом таких трудностей и полного незнания обстановки у меня было искушение полностью оставить этот проект. Однако мало-помалу картина начала проясняться. Многочисленные разговоры с друзьями-мусульманами, особенно с теми, кто уже совершил это вожделенное путешествие, дали мне необходимые общие сведения. Даже если я попаду в Джидду, то не смогу попасть в Мекку, потому что моё присутствие ни для кого не будет тайной. Мне придется останавливаться в отеле, и то, что я - неверный, будет для всех очевидным. Ни один мусульманин, утверждали они единогласно, не станет даже пытаться провести меня контрабандой в Святой Город. Я буду выглядеть белой вороной, даже в Джидде. Из-за неоднократных попыток проникнуть в город саудовские стражи были весьма бдительны. Я очень мало говорил по-арабски. Однако довольно неплохо знал урду, и немного персидский. У меня были чёрные волосы и карие глаза. Последние два фактора являлись, пожалуй, единственными в мою пользу.

Но что если, с моими, по-восточному звучащими, именами, я поеду как мусульманин? Это рискованно, считали мои советники, и дали мне понять, что не будут это приветствовать и не станут это обсуждать. А в качестве новообращённого? Ну, мой друг Абдул-Самад видел в Джидде западного неофита (он не знал какой национальности), которого держали там, пока братство ваххабитов, составляющее опору королевской семьи, не убедится, что он достаточно ортодоксален и его вера настоящая. Когда Абдул-Самад видел его, тот ждал уже три года.

У меня определенно не было столько времени: моя работа позволяла мне отсутствовать не более трёх месяцев. И тут вмешалась судьба. Я получил известие, что наследство, которое я вскоре должен был получить, было больше, чем я ожидал, и я решил оставить свою работу. Если уж не Мекка, пусть это будет длительное путешествие через какие-нибудь менее известные части Центральной Азии - может быть, через Хайбер в неведомую страну Афганистан - соседнюю страну, на загадочных обитателей которой со смешанным чувством уважения и страха смотрело более кроткое население Пакистана.

Вскоре после получения этой хорошей новости я сидел в чайхане, где собирались мои пакистанские друзья, ел джелабиз и другие липкие сладости, разбирая пассаж одного из персидских классиков и пытаясь представить, что может меня ожидать за манящими хребтами на северо-западе. Я заметил незнакомца, разглядывавшего меня, как мне показалось, внимательно. Он заказал кальян, поправил свой тюрбан и наклонился ко мне через грубый стол. Я присмотрелся к нему. Невысокого роста, с изящными руками и бледной кожей он был в свободном халате персидского покроя с широкими рукавами и в тугом тюрбане. В правой руке он держал чётки. Я, должно быть, впал в полузабытье, потому что встрепенулся, когда он сказал на мягком наречии Хиндустани, который служит языком свободного общения в Пакистане: "Ты знаешь главу о манерах дервишей?" Я повторял про себя часть первой главы "Розового сада" Саади, мистического поэта Персии, и мой новый друг очевидно также изучал эту литературу.

Он сказал мне, что его имя Ахунд Мирза, он из семьи бухарских беженцев, которая в досоветские времена служила Амиру за рекой Оксус (Аму-Дарьей). Он был суфием, последователем образа жизни, воспеваемого Саади, приверженцы которого образуют своеобразное масонское братство по всему мусульманскому Востоку. Я сказал ему своё имя, на что он заметил: " Микаил (Михаил) - имя ангела; а Омар - это один из нас". Многие годы я хотел узнать что-нибудь о суфизме из уст суфия, и вот у меня появилась такая возможность. Я много читал о нём в справочниках и руководствах, но всегда считал, что суфийская поэзия, которую я встречал, не соответствует определениям, даваемым суфизму. Я не мог, к примеру, поверить, что суфизм был просто еретической или мистической формой Ислама. И оказалось, что я был прав - и не прав.

- Путь суфия, - сказал Ахунд, - это есть Ислам, и это не Ислам. Это религия и это не религия. Это потому, что суфизм есть реальность внутри всех религий. Как отличить одну религию от другой? Ты не можешь сравнивать разные виды молока, пробуя масло, которое получается из них.

- Суфизм, - сказал он мне, – это образ жизни, который, как говорят, передан нам из глубокой древности. Его методики были изобретены, чтобы создать усовершенствованного человека. Чтобы достичь этого, суфий должен пройти долгое обучение. Различие между этим учением и всеми другими духовными системами в том, что суфийская тренировка проходит в миру, а не вне его.

Действительно, суфийский ученик проходит своё обучение во время своей обычной работы, своей повседневной жизни. Эта концепция была нова для меня, и я настоятельно попросил Ахунда Мирзу рассказать мне больше.

- Если ты свободный человек, - сказал мне он, - я расскажу тебе больше.

- Почему я должен быть свободным?

- Потому что я вскоре отправляюсь в путешествие, в свой суфийский круг, и не могу оставаться здесь, чтобы разговаривать с тобой.

На следующий день я всё устроил, чтобы отправиться с ним. Очень немного времени ушло на то, чтобы упаковать нужные вещи, сдать свою квартиру другу и запастись рупиями из моего наследства. И вот суфий и я, точь-в-точь как учитель и ученик в древности, направились в Белуджистан. Разница между этим путешествием и традиционным была в том, что мы ехали на грузовике, местной замене автобуса, и слушали по радио новости и музыкальные записи почти на каждой остановке, где встречалось кафе.

Ахунд - что означает "святой человек" - бывал в Мекке, и назвал мне имя и примерное место нахождения (‘’найдешь его на среднем рынке’’) своего соотечественника в Джидде, которого я могу поискать, если когда-нибудь окажусь там. Тот также следовал суфийскому пути. Я заметил опознавательный сигнал всех суфиев. Куда бы он ни шел, Ахунд приветствовал своих собратьев арабским словом Ишк (Любовь); и получал ответ, Барака, я Шахим ("Будь благословен, о, мой царь!").

Три дня пути, остановок, поломок в безлюдных ущельях и добавлений новых кусков проволоки к тому, что и так выглядело кошмарным сном механика об абсолютно неисправимом грузовике, и мы прибыли по выжженной солнцем, покрытой пылью, бликующей дороге в более плодородный край. Появилась зелень, стада овец и коз выглядели менее истощёнными, деревья более высокими, перед нами открылись большие луга, орошаемые речушками, стекающими с высокогорий, на которые мы поднимались.

Водитель нашего невообразимого средства передвижения, одноглазый курильщик опиума, выглядевший, как будто он сбежал от кровной мести (вероятно, так оно и было), пел громко и нескладно - он приближался к дому. Горы сурового Афганистана были к северу от нас, и наш водитель вёз какую-то контрабанду. Однако прежде чем свернуть к своей родине, он должен был высадить нас возле обители суфиев.

Три дня... иногда казалось, что их триста. Наконец, со скрежетом того, что осталось от тормозов, торжествующий водитель подъехал к знаку на скале, который, очевидно, был здесь уже в течение многих поколений, но который он приветствовал, как будто это было новое и интересное открытие.

Он не захотел брать денег с суфия, попросив только его благословения. Затем, на всякий случай, он получил и моё. "Да не устанешь ты никогда! Да будут храбрыми твои сыновья! Да будешь ты всегда сильным!" И весёлый, бесшабашный контрабандист уже мчался по дороге, сосредоточившись, без сомнения, на новейших методах одурачивания стражей Богом данного Королевства афганцев, их союзников и подопечных. Он будет ехать обратно этой же дорогой, если пожелает того Аллах, через месяц. Этот способ передвижения почти так же хорош, как маршрут омнибуса. Ахунд Мирза объяснил, что у дороги вывешивался белый флаг, если какой-нибудь суфий хотел двинуться на попутной машине на восток, и зелёный - если он хотел ехать на запад. Контрабандисты и прочие водители всегда сигналили своим гудком и ждали, пока адепт не появится.

Вначале не было видно никакой обители и никакого человеческого жилища. Кажется, это место называлось Кунджи 3аг - Угол Ворона. Но ни угла, ни ворона я, пока был там, не видел.

Начинало темнеть, когда мы двинулись вверх по узкой каменистой дорожке, держась правой стороны, дабы избежать весьма возможной неприятности - падения вниз на дорогу. Я был в плохой форме, запыхался и начал размышлять, что мы должны быть в любом случае в пределах слышимости голоса или гудка от дороги, когда обнаружил, что мы идём сквозь туннель, и к тому же искусственный. Это был вход в обитель, и струйка воды протекала через него - исток ручья, образовывавшего небольшой водопад ниже по склону.

Мы завернули за угол внутри туннеля и увидели протянувшуюся вдаль, как нить жемчужин в лунном свете, плавно изгибающуюся цепочку крошечных глиняных масляных ламп римского образца. Лампы стояли через каждую дюжину шагов, всегда слева от прохода, и крошечные светлячки пламени едва различимо отражались в ручейке. Ещё один поворот с более крутым наклоном, и вот мы в каменном строении, возможно высеченном изнутри скалы. Отвечая на мой невысказанный вопрос, Ахунд сказал:

"Когда кто-то хочет привлечь внимание водителя внизу, он вывешивает там свой флаг, сидит там и ждет. Но вот и конец нашего подъёма".

Мы оказались в довольно большой комнате, ничем не обставленной и освещенной большой разукрашенной лампой в форме луковицы, из тех, что можно увидеть в мечетях. Это была прихожая обители, попасть в которую можно было лишь через узкую щель в самом низу стены в конце помещения. Идеальное место для защиты, и равно подходящий способ произвести впечатление на посетителя ощущением таинственности.

Прежде чем протиснуться через щель, Ахунд выкрикнул приветствие пронзительным голосом - " Йааа-Ху! " и дал мне знак следовать за ним. Теперь мы оказались в ещё большей комнате, хорошо освещенной рядом больших ламп с огромными закруглёнными стеклянными абажурами. В середине комнаты стояли два громадных деревянных стола. На стенах были надписи в монументальном арабском стиле куфи, относящиеся примерно к восьмому веку н.э. На одной стене не было ничего за исключением знака, указывающего на Киблу (направление на Мекку, в котором всегда произносятся молитвы). Этот символ в точности напоминает греческую букву Омега.

Около тридцати человек сидели на овечьих шкурах, с ногами, подобранными под себя, опираясь спиной о стену. Это были созерцатели обители. Каждый из них был одет в нечто, напоминающее лоскутное одеяло - хирку, мантию суфиев; одеяние, которое учитель вручает ученику, когда тот достигает степени адепта.

Мы подошли и пожали руки каждому по очереди. Посередине ряда сидел Верховный Наставник, Калан Муршид, глава общины, высокий человек, исполненный достоинства, который приветствовал меня по-персидски.

Обитель, как он объяснил мне, была чем-то средним между убежищем и тренировочной школой, и её население не было постоянным. Кроме созерцателей, там было около пятидесяти учеников и такое же число прихожан - людей, проходивших курс наставления. Посторонние, будь то мусульмане или кто-либо другой, не поощрялись, поскольку суфии ‘’не понятны’’ для большей части мира.

Я провёл почти месяц в этой ханаке, и постепенно у меня сложилось представление о значении суфизма. В ретроспективе можно видеть, как это было сделано с помощью артистической комбинации проповедей, диалогов, вопросов-ответов и упражнений. Нет ничего удивительного в том, что узкие клирики ортодоксального Ислама обеих главных школ мысли не любят это странное сообщество людей. Прежде всего, эти люди утверждают равенство полов, то, что все отношения основаны на любви, и что ни один человек не может быть властителем совести другого. У них нет времени для организованной религии, поскольку, как они говорят, она слишком хорошо служит господству одного человека над другим. Когда я упомянул, что ученик должен принести клятву абсолютного послушания своему учителю, мне ответили, что эта клятва всего лишь прелюдия к освобождению ученика, а не средство привязать его к Ордену.

Мне было позволено присутствовать, сидя в круге на парапете обители, при приёме нового ученика:

- Клянёшься ли ты, Адан Али, быть послушным Ордену, Главе Ордена, и Высочайшей Истине, быть послушным в руках твоего учителя подобно тому, как труп податлив в руках обмывальщиков, пока ты в свою очередь не станешь учителем?

- Клянусь.

Затем был вопрос о дисциплине и умерщвлении плоти. Я узнал, что суфий должен быть дисциплинированным, но строгости его практики должны быть сбалансированы равным количеством самовыражения в нормальном общественном мире. У него должна быть профессия. Эта система в некоторых отношениях сильно напоминала монашеские ордена Европы в средние века - с отличием в требовании принимать участие в обычной жизни.

Как организован Орден? Глава монастыря объяснил это мне во время одной из наших вечерних трапез, где подавали жареную баранину и рис со специями, которые, когда ночи были тёплыми, мы ели на открытом воздухе под звёздами. "Все суфии, как мы верим, связаны тонкой силой, которую мы называем барака (благодать). Существует иерархия, но та ее часть, что находится за степенью муршида, невидима. Ведущий принцип скрыт в своём хозяине - общем уме человечества". Есть одно исключение. На этой земле "Высокая мантия" суфийского верховенства передаётся одному из ныне живущих потомков Мухаммада, потому что именно он передал тайные учения суфизма избранному кругу. Суфизм есть внутреннее учение всякой религии, приносимое всеми пророками, включая, как мне сказали, Иисуса.

Вдобавок к знанию теории суфизма, его члены должны заниматься практикой. Во-первых, медитация на тему, заданную им их учителем в соответствии с его оценкой их потребностей; во-вторых, глубокое созерцание, чтобы увеличить их силы и способности. Есть, наконец, групповые упражнения, одна из форм которых - дервишеские танцы.

- Почему, - спросил я, - мы слышим о дервишах как о чудотворцах и нищих попрошайках, а не как о философах и людях действия?

- Люди, которых ты видишь, - сказал Муршид с улыбкой, - суть те, кто легче всего доступен твоему восприятию. На каждого, кто вращается в экстазе или может держать раскалённое докрасна железо, приходится дюжина тех, кто выполняет работу. Или тот же самый человек может быть в другое время неотличим от прочих членов общества, потому что он не занят такими практиками постоянно.

Одно примечательное упражнение выполняется всеми членами братства. Через некоторые интервалы в течение дня, когда суфии могут приходить и уходить, или выполнять различные предписанные задачи, появляется Муршид и неожиданно выкрикивает команду " Кифф! " Буквально это означает "Стоп!", и все действительно останавливаются. Каждый застывает в своём движении, пока не раздастся слово " Ху! " В течение периода "застывания" происходит медитация "суфийской точки зрения", как это называется. За этим стоит теория, что когда человек находится в промежуточном состоянии между одним действием и другим, он может освободить себя от ограничений обычного процесса мышления, которые считаются препятствием для концентрации. Я принимал участие в этом упражнении вместе со всеми.

Литания, называемая " зикр " (вспоминание), проводилась каждый вечер по часу и всю ночь, предшествующую пятнице. Она состояла из серии медитаций, концентраций и повторений слов и фраз. Иногда была музыка: высокий плач тростниковой флейты и барабан, иногда аккомпанемента не было. А в пятницу после обеда проводились "целительские сессии", когда вся община концентрировалась на улучшении с помощью телепатии целительских способностей, которые странствующие или иные отсутствующие члены колонии применяют, как считалось, в своём служении. Процедуры исцеления драматически напоминали гипнотические сеансы, совмещенные с некой формой "наложения рук", в манере почти той же, что у старых месмеристов.

О сверхъестественных верованиях суфиев я смог узнать очень мало. Поскольку я не был формально принят в ученики, мне не позволялось присутствовать на некоторых групповых встречах, где выполнялись определённые упражнения. Общее поверье наделяет суфиев такими способностями как телепатия, предвидение и чудесное перемещение из одного места в другое. В различных книгах суфиев, которые время от времени читались вслух на их дневных собраниях, было много поэзии. Там было также много афоризмов и материалов о жизнях суфиев прошлого.

Немногие из дервишей соглашались говорить со мной в тех терминах, в которых я пытался задавать вопросы. Они, к примеру, были не слишком заинтересованы в истории суфизма, за исключением того, что могло иметь отношение к "современной задаче", как они ее называли.

Однако Адан Али, которого приняли в общину в начале моего визита, был всё ещё полон "внешнего" интереса к суфийскому культу, который был характерен для моего подхода.

Он очень много странствовал, был, с большим риском для себя, в советской Средней Азии; ездил в Армению и отдалённые части Персии, на запад вплоть до Болгарии и Албании, - в поисках настоящего суфийского учения.

Я спросил его, зачем нужно быть суфием.

- Прежде всего, потому, что ты чувствуешь необъяснимое притяжение к суфиям, которое ты выражаешь способами, удовлетворительными для своего ложного "я". Это означает, что тебе могут нравиться суфии или их литература, или ты можешь думать, что они представляют подходящую для тебя общину или образ жизни. Но то, что действительно тебя привлекает, - это колокол, звучащий в тебе. Это ответ на суфийский призыв. Этот "резонатор" был заложен в тебя в момент твоего сотворения.

Я сказал, что мне трудно в это поверить. Он рассмеялся, и его обветренное татарское лицо сморщилось.

- Трудно поверить, но ты уже в это веришь. Ты не позволяешь своему бесценному мыслительному аппарату принять это, чтобы не счесть себя легковерным. Ты запутался, мой друг.

- Но если ты не позволишь мне изучать суфизм единственным способом, которым я могу мыслить, как я могу полагаться на какую-то форму мышления, которая, как ты утверждаешь, у меня есть, но доказательств существования которой у меня никогда не было?

- То доказательство, которое тебе нужно, - это доказательство особого рода. Тебе придется привыкнуть пользоваться ментальными мускулами, которые в данный момент не развиты.

- Но почему суфизм так важен? Разве он утверждает, что является какой-то надобностью для человека, или чем-то, что разрешит проблемы человечества?

- Да. Много тысяч лет назад что-то на этой планете пошло не так, человек утратил возможность поднять себя из своего низкого состояния к тому, что составляет его судьбу. Многие люди приходили, время от времени, напомнить человеку о его высоком назначении. Почти все они подвергались гонениям. Некоторые из этих посланий всё ещё сохранились, в более или менее искажённой форме. Это были люди, мужчины и женщины, принесшие наставления и методы, с помощью которых человек может освободить себя из своего падшего состояния и снова получить возможность для подъема вверх. Они известны во многих языках как пророки. Ваш собственный великий Иисус был одним из них. Он один из наших Мастеров. А для вас он лишь сигнал для излияния эмоций. Ради него вы любите, ради него убиваете. Вы больше не можете развиваться через него, поскольку забыли жизненно важную часть его послания.

После этой вспышки откровения Адан никогда больше не говорил со мной, однако по какой причине, я не знаю.

Глава вторая

В ОДИНОЧКУ В МЕККУ

Двадцать восемь дней прошло в этой непривычной компании, когда Ахунд Мирза предложил возвратиться вместе с ним в Карачи: ведь одноглазый водитель будет скоро возвращаться той же дорогой, и я, возможно, захочу продолжить свою жизнь "на открытом воздухе". Мы пустились в обратный путь по той же самой дороге, благодарные тому, что наш контрабандист благополучно вернулся назад.

Ахунд большую часть пути молчал, а я не пытался втянуть его в разговор, потому что зародыш некой идеи созревал в моём уме. Теперь у меня было некоторое представление о путях суфиев, и я знал, что их общины рассеяны повсюду в мусульманском мире. Я многое узнал о них, и со мной даже обращались в некоторых отношениях как с учеником. У меня были имя и адрес суфия в Джидде, преддверии Мекки. Всё, что мне было нужно - добраться до Джидды, и там найти способ войти в святой город.

Ахунд Мирза добавил новое звено. Когда я спросил его, как попасть в Саудовскую Аравию, он упомянул, что у него есть друг в Порт-Судане, как раз напротив Джидды через Красное море, и что этот человек является кем-то вроде паломнического агента. Паломники из Центральной Африки могут, благодаря его стараниям, перебраться через море дешевле, чем это стоит обычным путём. Он знает капитанов рыбацких дхоу. Я должен звать его Мутавассит, хотя это и не настоящее его имя.

Если бы я смог перебраться через Красное море в Саудовскую Аравию, не проходя через Пункт контроля иностранцев, размышлял я, то мог бы смешаться с толпой паломников и преодолеть эти пятьдесят миль вглубь суши до Мекки. Друг Ахунда в Саудовской Аравии возможно даже предоставит мне ночлег, чтобы мне не останавливаться в отеле. Стоило попытаться.

После трех недель и трех пересадок с самолёта на самолёт, я был в Порт-Судане. Я выработал для себя определённые правила, чтобы не оказаться в невыгодном положении. Я буду пользоваться своим настоящим именем, упоминать о своём пребывание в суфийском монастыре, использовать имя Ахунда, но буду уклоняться от ответа на вопрос о своей национальности и происхождении. Порт-Судан – несомненно приятное место, бледнел перед очарованием запретного Хиджаза, находящегося несколькими милями восточнее. Он был чистым и ухоженным, менее экзотичным, чем арабские земли, жарким, хоть и не таким пыльным, населённым в основном людьми, на лицах которых отчётливо проступали нубийские черты, как на лицах с египетских фресок. Я снял комнату в выкрашенном в белый цвет отеле с ярко-зелёными ставнями и вышел изучать город. Среди гуляющих послеполуденных толп я заметил много индийских и азиатских лиц, и большинство их, казалось, направляются к ряду магазинов в аркаде, продающих сари, благовония, сувениры и всё остальное, что так мило сердцу индийца и туриста. Здесь я и нашёл Мутавассита - купца, хозяина универсального магазинчика, сердечного и дружелюбного. Он, облаченный в белый пляжный костюм, сидел, скрестив ноги, обильно потел и промокал своё худое лицо.

Я купил веер и, обмахиваясь им, назвал ему своё имя и упомянул, что я знаю доброго Ахунда, святого человека, и недавно был у него в гостях. Мутавассит был весьма обрадован и спросил, что он может для меня сделать, как поживает его друг, не появится ли он вскоре здесь. По его акценту я понял, что он был патан, того странствующего типа, который можно увидеть повсюду на Востоке: они, в конце концов, возвращаются в свои укрепленные деревенские дома с окнами-амбразурами в приграничные области и покупают землю, становясь влиятельными местными гражданами. Покуда же Мутавассит Хан был бизнесменом, стремящимся заработать рупию или две...

- Я хочу попасть на судно, в Саудовскую Аравию, - сказал я ему. Патан оглянулся вокруг.

- Кои пэрсопал хэ? - что в переводе с хиндустани означает примерно следующее: "Тебя преследуют?" Я рассмеялся, отчасти с облегчением. Я забыл, что первой реакцией челове

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: