 |
Я вас любил: любовь еще, быть может
|
|
|
|
Стихотворение было написано в 1829 году, посвящено Анне Алексеевне Олениной.
«Я вас любил: любовь еще, быть может...» — одно из самых известных стихотворений Пушкина о любви. Чувство лирического героя — высшее проявление любви, направленной прежде всего на возлюбленную. Стихотворение начинается словами «Я вас любил», свидетельствующими о том, что.любовь осталась в прошлом. Но этот тезис тут же опровергается: «...любовь еще, быть может, / В душе моей угасла не совсем...». Но отнюдь не собственные, по-видимому, неразделенные чувства беспокоят героя. Прежде всего он желает счастья и спокойствия своей возлюбленной. Более того, чувство лирического героя так чисто, высоко и одухотворено, что он желает, чтобы любовь ее будущего избранника была такой же искренней и нежной:
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам Бог любимой быть другим.
В создании эмоциональной напряженности большую роль играет трехкратное повторение словосочетания «Я вас любил...», а также синтаксический параллелизм (повторы однотипных конструкций): «безмолвно», «безнадежно», «то робостью, то ревностью», «так искренно, так нежно». Поэт использует прием аллитерации. В первой части стихотворения повторяется согласный звук «л», придающий нежность и печальность:
Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем...
А во второй части мягкий «л» меняется на сильный, резкий звук «р», символизирующий расставание, разрыв: «...то робостью, то ревностью томим».
Зимнее утро
Стихотворение «Зимнее утро» было написано в 1829 году.
Композиция. Начало стихотворения — радостное восклицание («Мороз и солнце; день чудесный!»). Затем лирический герой обращается к возлюбленной, называя ее «друг прелестный», «красавица». В «Зимнем утре» последовательно даны два пейзажа. Это вчерашний вечер, когда «вьюга злилась», и восхитительное солнечное утро. По контрасту со вчерашней бурей великолепие зимнего утра ощущается еще сильнее. Очевидно, что прекрасным картинам природы созвучно и настроение лирического героя.
|
|
|
От любования красотой природы поэт переходит к описанию интерьера, к передаче ощущения мира и покоя домашнего очага. С помощью аллитерации он передает треск дров в печи:
...Веселым треском
Трещит затопленная печь.
Завершается стихотворение радостным призывом:
Скользя по утреннему снегу,
Друг милый, предадимся бегу
Нетерпеливого коня
И навестим поля пустые,
Леса, недавно столь густые,
И берег, милый для меня.
Точные и яркие образы солнечного зимнего утра соединены в стихотворении Пушкина с темой любви. Жизнерадостная картина морозного утра созвучна чувствам влюбленного человека. Все стихотворение пронизано светом, радостным ощущением зимней русской природы. Этот зимний пейзаж легко представить себе зрительно. Голубое небо, ослепительный солнечный свет, искрящийся снежный ковер, виднеющийся вдали типично русский пейзаж.
Бесы
Осенью 1830 года Пушкин приехал в Болдино улаживать имущественные дела перед женитьбой и надолго остался там из-за холерных карантинов. Тогда и было написано стихотворение «Бесы».Стихотворение построено на множестве повторов разных уровней: композиционных, лексических, звуковых.
Мчатся тучи, вьются тучи; / Невидимкою луна / Освещает снег летучий; / Мутно небо, ночь мутна.
Это четверостишие повторено трижды, оно звучит лейтмотивом стихотворения и делит его на три композиционных отрезка. Первые две части — по три восьмистишия каждая; последняя часть гораздо короче и состоит из одного восьмистишия. Многочисленные повторы прекрасно передают круговое движение
снежных вихрей. Постоянно повторяются образы кружения, мутного освещения, мглы, сбивающие с толку.
Второе четверостишие возвращает взгляд на землю при помощи чисто фольклорной реплики: «Еду, еду в чистом поле...» Со второго восьмистишия появляется бес. В появлении своем он проходит как бы несколько ступеней, становясь все более и более реальным. Сначала ямщик высказывает предположение: «В поле бес нас водит, видно...». Затем он придает воображаемому бесу все более и более осязаемые черты:
|
|
|
Посмотри: вон, вон играет, / Дует, плюет на меня; / Вот — теперь в овраг толкает / Одичалого коня; / Там верстою небывалой / Он торчал передо мной; /
Там сверкнул он искрой малой / И пропал во тьме пустой.
Присутствие нечистой силы нарастает. Следом за суеверным ямщиком почуяли неладное кони:
Кони стали... «Что там в поле?» — «Кто их знает? пень иль волк?»
Автор постоянно акцентирует внимание на дороге, на конях, на колокольчике, подчеркивает, что путники сбились с дороги, заблудились, им страшно. В тот момент, когда «кони снова по- неслися», наступает кульминация: бесы приобретают вполне реальные черты, теперь их видит не только ямщик, не кони, а сам седок, обозначенный лирическим «я». С этого момента земля в стихотворении совсем исчезает и начинается вакханалия, шабаш:
Бесконечны, безобразны, / В мутной месяца игре / Закружились бесы разны, / Будто листья в ноябре... / Сколько их! куда их гонят? / Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят, / Ведьму ль замуж выдают?
Образ бесов вводится здесь целым комплексом средств, обрушивается, как настоящий обвал. Последняя строфа вновь возвращает читателя к началу стихотворения, заставляя по-другому взглянуть на ту же картину. Тучи параллельны бесам, напрямую связаны с ними. Мчащиеся тучи оказываются мчащимися бесами. Невозможно понять, кто есть кто. В результате резко ослабевает реальность и тех, и других:
Мчатся тучи, вьются тучи; / Невидимкою луна / Освещает снег летучий; / Мутно небо, ночь мутна. / Мчатся бесы рой за роем / В беспредельной вышине,/
Визгом жалобным и воем / Надрывая сердце мне...
В «Бесах» изображен символический образ мира, сбившегося с пути, и состояние души, охваченной трагическими страстями. С первых же строчек читатель погружается в стихию тоски и тревоги, жутких предчувствий (образ кружения, снежного вихря, бесконечного, бесовского круговорота метели — эти мотивы помогают воссоздать картину мира, сбившегося с пути). В «Бесах» воплощена своеобразная иерархия зла, многоликость враждебных стихий, опутавших личность и сбивающих с пути Россию.
|
|
|
«Разговор книгопродавца с поэтом»
«Разговор книгопродавца с поэтом» Пушкин написал в конце сентября 1826 года. В печати произведение появилось в роли предисловия к «Евгению Онегину». Александр Сергеевич облек в стихотворную форму мысль, высказанную в письме Казначееву от июня 1824-го. Пушкин признается, что поборол в себе отвращение, вызванное необходимостью не просто сочинять лирику, но и продавать плоды своего труда. По словам поэта, даже на произведения, созданные по воле вдохновения, он стал смотреть как на товар. Тема, затронутая Александром Сергеевичем в «Разговоре книгопродавца с поэтом», была необыкновенно актуальна для двадцатых годов девятнадцатого столетия. В то время в аристократических кругах Российской империи литературное творчество не воспринималось в качестве источника основного заработка. Фактически Пушкин вступил в борьбу с царившими в высшем обществе предрассудками. Толчком к тому послужил отказ от государственной службы. В 1824 году Александр Сергеевич был вынужден уйти в отставку, так как полиция вскрыла одно из его писем, где говорилось об увлечении атеистическими учениями.
В анализируемом тексте Пушкин представляет вниманию читателей столкновение двух кардинально противоположных идеологий. Книгопродавец – человек земной, нацеленный на получение прибыли и не склонный к парению в облаках. Его характер раскрывается через выбираемую им лексику. В частности, плоды поэтического творчества он предпочитает называть стишками. В чем заключается позиция книгопродавца? Ему искренне думается, что процесс сочинения лирики прост как дважды два. Поэзия для него – баловство, за которое можно выручить неплохие деньги. По мнению книготорговца, за творчество будут хорошо платить, если его поставить на службу нужным людям.
|
|
|
Поэт сначала противостоит продавцу. Он рассказывает о прелестях ночного вдохновения, о том, как прекрасно творить, не оглядываясь на вкусы толпы. В его уста Пушкин вкладывает великолепное описание пейзажа. Кажется, поэт рад отказаться от известности:
Что слава? шепот ли чтеца?/ Гоненье ль низкого невежды?/ Иль восхищение глупца?
Вот только с хитрым книготорговцем, выступающим едва ли не в роли демона-искусителя, весьма сложно спорить. Он напоминает стихотворцу, что когда-то Байрон и Жуковский пытались откреститься от популярности, но это не помешало их произведениям хорошо продаваться. Действительно, великий английский поэт-романтик не раз затрагивает тему суетности славы. Достаточно лишь привести отрывок из «Дон-Жуана»:
В чем слава? В том, чтоб именем своим/ Столбцы газет заполнить поплотнее./ Что слава? Просто холм, а мы спешим/ Добраться до вершины поскорее.
У Жуковского подобная мысль встречается в балладе «Светлана»:
Слава, нас учили — дым;/ Свет — судья лукавый.
Упоминание Байрона и Жуковского носит неслучайный характер. Оба – поэты-романтики, оба особенно не нуждались в деньгах. Василий Андреевич, к тому же, состоял в хороших отношениях с властями. Именно он занимался воспитанием будущего правителя Российской империи Александра II. Обращаясь к образам Жуковского и Байрона, книготорговец прозрачно намекает стихотворцу: пора отказаться от романтических идеалов в пользу более приземленного и реалистичного взгляда на окружающую действительность.
В финале продавец, типичный представитель «века-торгаша», «железного века», одерживает безоговорочную победу. Сила его триумфа подчеркивается Пушкиным при помощи финальных слов поэта: «Вы совершенно правы. Вот вам моя рукопись. Условимся». Так на смену романтической взволнованности и возвышенности, на смену стихам пришла грубая проза.
Туча
Стихотворение было написано в 1835 году.
Поздний Пушкин достигает удивительной духовной просветленности в прозе и в лирическом творчестве. Исчезает восторг перед мятежной красотой чувственных страстей, уходят темные тучи и метели суетных земных тревог, появляется умиленное созерцание духовной красоты в природе и в человеке.
Как природа очищается и обновляется в грозовом ненастье, так и душа (в стихотворении ее символизирует образ тучи), проходя через бурные чувственные искушения, обновляется и возрождается, приобщается к гармонии и красоте окружающего мира. В стихотворении «Туча» Пушкин радостно приветствует эту гармонию, это душевное просветление:
|
|
|
Довольно, сокройся! Пора миновалась, / Земля освежилась, и буря промчалась/ И ветер, лаская листочки древес, / Тебя с успокоенных гонит небес.
Я памятник себе воздвиг нерукотворный
В стихотворении «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...», написанном в 1836 году, Пушкин подводит итог своему творческому пути. Здесь, как и в «Пророке», «Поэте», поднимается очень значимая для него тема божественного призвания поэта-пророка.
Трактовка этого стихотворения в течение долгого времени оставалась весьма неоднозначной. Основным источником разночтений служит явное, на первый взгляд, противоречие между смыслом двух последних строф. Если в четвертой строфе, как полагает большинство пушкинистов, поэт признает заслугой своего творчества его общественную и даже политическую активность («...в мой жестокий век восславил я свободу и милость к падшим призывал»), то трудно объяснимым становится полное равнодушие к общественному отклику, провозглашенное в пятой строфе («Хвалу и клевету приемли равнодушно»). Однако если прочитывать это стихотворение в контексте других произведений, посвященных этой же теме, то противоречие снимается.
Тема божественного призвания поэта, развернутая в «Пророке» и прошедшая через другие стихотворения цикла, подытожена здесь в последней строфе:
Веленью Божию, о муза, будь послушна, / Обиды не страшась, на требуя венца; / Хвалу и клевету приемли равнодушно, / И не оспоривай глупца.
Из верности божественному призванию вытекает взаимосвязь двух других тем. Прежде всего, это гордая независимость поэта и его творчества, возвышающая их над обществом, государством, временем («Вознесся выше он главою непокорной Александрийского столпа»). Поскольку поэт должен быть послушен лишь «веленью Божию», то естественно, что только он сам и может оценить свой труд. Осознание исполненного призвания приводит к тому, что поэт пророчески предсказывает свое творческого бессмертие.
Таким образом, сюжет стихотворения обладает вовсе не противоречивой, а строгой и стройной внутренней логикой. От непокорного вознесения над обществом и временем (1 строфа) лирическая мысль движется к предсказанию своей судьбы в будущем (2—3 строфы), поясняет предсказание (4 строфа) и приходит к итогу — к божественному призванию поэта.
Погасло дневное светило.
Произведение «Погасло дневное светило...» стало первым стихотворением нового периода пушкинского творчества и началом так называемого «крымского цикла» элегий. В этот цикл также входят стихотворения «Редеет облаков летучая гряда...», «Кто видел край, где роскошью природы...», «Мой друг, забыты мной следы минувших лет...», «Простишь ли мне ревнивые мечты...», «Ненастный день потух; ненастной ночи мгла...». Жанр — романтическая элегия.
Композиция. Стихотворение можно условно разделить на две части. В первой все мысли и чувства лирического героя устремлены к «отдаленному берегу», цели путешествия. Во второй он вспоминает о покинутых «отеческих краях». Части стихотворения противопоставлены друг другу: «отдаленный берег», к которому стремится лирический герой, представляется ему «волшебным» краем, в который он стремится «с волненьем и тоской». «Отечески края», напротив, описываются как «брега печальные», с ними связаны «желаний и надежд томительный обман», «потерянная младость», «порочные заблуждения» и т. д.
Элегия «Погасло дневное светило...» знаменует начало романтического периода в творчестве Пушкина. Здесь звучит традиционная для романтизма тема бегства романтического героя. Стихотворение содержит весь набор характерных признаков романтического мироощущения: тоскующий беглец, покинутая навсегда родина, намеки на «безумную любовь», на обман и т. д.
Следует отметить предельную романтичность пушкинских образов. Герой находится не просто на границе стихий (между океаном, небом и землей), а на границе дня и ночи; а также между «безумной любовью прежних лет» и «дальними пределами». Все доведено до предела: не море, а «угрюмый океан», не просто берег, а горы, не просто ветер, а и ветер и туман одновременно.
Свободы сеятель пустынный...
В 1823 году Пушкин переживает глубокий кризис. Состояние духовного упадка, пессимизма, овладевшего поэтом, нашло отражение в ряде стихотворений, в том числе в стихотворении «Свободы сеятель пустынный...».
Пушкин использует сюжет евангельской притчи о сеятеле. Эту притчу произносит Христос в присутствии двенадцати учеников при стечении народа: «Вышел сеятель сеять семя свое: и когда сеял он, иное упало при дороге и было потоптано; и птицы небесныя поклевали его. А иное упало на каменье и, взойдя, засохло, потому что не имело влаги. И иное упало между тернием, и выросло терние, и заглушило его. А иное упало на добрую землю и, взойдя, принесло плод сторичный». Если в евангельской притче хотя бы часть «семян» принесла «плод», то вывод пушкинского лирического героя гораздо менее утешителен:
Свободы сеятель пустынный, / Я вышел рано, до звезды;/ Рукою чистой и безвинной/ В порабощенные бразды/ Бросал живительное семя —/
Но потерял я только время,/ Благие мысли и труды...
Композиция. Композиционно и по смыслу стихотворение распадается на две части. Первая посвящена сеятелю, ее тон — возвышенно-приподнятый, чему способствует использование евангельской образности («сеятель», «живительное семя»). Вторая — «мирным народам», здесь тон лирического героя резко меняется, теперь это гневное обличение, «мирные народы» сравниваются с покорным стадом:
Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич./ К чему стадам дары свободы?/ Их должно резать или стричь./ Наследство их из рода в роды/ Ярмо с гремушками да бич.
С помощью знаменитой притчи Пушкин по-новому разрешает традиционную для романтизма тему поэта-пророка в столкновении с толпой. «Свободы сеятель пустынный» — поэт (причем не только сам Пушкин, но поэт как таковой), «живительное семя», которое сеет лирический герой, символизирует слово, поэзию вообще и политические стихотворения и радикальные высказывания, ознаменовавшие жизнь поэта в Петербурге и Кишиневе, в частности. В результате лирический герой приходит к мысли, что все его труды напрасны: никакие призывы к свободе не в состоянии пробудить «мирные народы».
Подражания Корану
«И путник усталый на Бога роптал...» представляет собой девятое, заключительное стихотворение цикла «Подражания Корану», написанного в 1825 году. Пушкин, опираясь на русский перевод М. Веревкина, вольно переложил фрагменты сур, то есть глав Корана. Жанр — притча.
Цикл Пушкина «Подражания Корану» представляет собой не просто отдельные, хотя и взаимосвязанные между собой эпизоды из жизни пророка, но важнейшие этапы человеческой судьбы вообще.
Завершающее стихотворение цикла «И путник усталый на Бога роптал...» носит явно притчевый характер, и сюжет его достаточно прост. «Путник усталый» томится от жажды, вызванной зноем пустыни, сосредоточен на своих физических страданиях. Он «ропщет» на Бога, потеряв надежду на спасение, и не осознает Божественного вездеприсутствия, не верит в постоянную заботу Творца о своем творении.
Когда герой уже совсем было теряет веру в спасение, он видит колодец с водой и жадно утоляет жажду. После этого он засыпает на долгие годы. Проснувшись, путник обнаруживает, что по воле Всевышнего спал долгие годы и стал стариком:
И горем объятый мгновенный старик,/ Рыдая, дрожащей главою поник...
Но происходит чудо: Бог возвращает герою молодость:
И чувствует путник и силу, и радость; / В крови заиграла воскресшая младость; / Святые восторги наполнили грудь: / И с Богом он дале пускается в путь.
В этом стихотворении Пушкин использует мифологический сюжет «смерти — возрождения», за счет чего оно носит обобщающий характер. Путник воспринимается как человек вообще. Его «смерть» и «воскресение» символизируют жизненный путь человека от заблуждения к истине, от неверия к вере, от мрачного разочарования к оптимизму. Таким образом, «воскресение» героя трактуется, прежде всего, как духовное возрождение.
Элегия
«Элегия» создана сразу же вслед за «Бесами», осенью 1830 года. При публикации Пушкин дал этому стихотворению жанровый подзаголовок «Элегия». Как известно, в молодые годы поэт отдавал предпочтение этому жанру. Однако именно анализируемое стихотворение стало в нем вершинным.
Композиция. Стихотворение состоит из двух строф, которые составляют смысловой контраст: в первой речь идет о драме жизненного пути, во второй звучит пафос жизненной активности, личной воли.
В «Элегии» подхватывается и получает развитие та же тематика, что и в «Бесах» — сосредоточенный поиск пути. Начинается стихотворение с переоценки прошлого, которое оставило неизгладимый след печали в душе героя. Мысли о будущем, казалось бы, не оставляют места надежде:
Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе / Грядущего волнуемое море.
Но во второй строфе такое пессимистическое и пассивное мировосприятие сменяется противоположным. После довольно мрачных строк, которые словно выбивают ритм похоронного марша, вдруг следует легкий взлет:
Но не хочу, о други, умирать; / Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать; / И ведаю, мне будут наслажденья / Меж горестей, забот и треволненья:
Душу лирического героя переполняет тоска по ушедшим дням, она усиливается чувством тревоги и неизвестности будущего, в котором видится «труд и горе». Но это также означает движение и полноценную жизнь, в которой «будут наслажденья меж горестей, забот и треволненья». Они даруют новые творческие плоды и — «может быть» — любовь:
Порой опять гармонией упьюсь, / Над вымыслом слезами обольюсь, / И может быть — на мой закат печальный / Блеснет любовь улыбкою прощальной.
Вновь я посетил
В 1835 году Пушкин последний раз побывал в Михайловском — на похоронах матери. В том же году было написано стихотворение «Вновь я посетил...» — поэтический итог жизни поэта.
Композиция. Стихотворение делится на три части: приезд в Михайловское, описание природы края, обращение к будущим поколениям. Поэт рисует жизнь в ее постоянном изменении. Он обращается к прошлому, поскольку настоящее напоминает об ушедших годах, а в самом настоящем уже зреют ростки будущего. Вся художественная ткань произведения дает представление о быстротекущем времени, смене и преемственности поколений.
Это стихотворение вбирает в себя весь жизненный опыт Пушкина. Здесь поэт поднимает «вечные» темы: жизни и смерти, связи природы и человека.
Идейный смысл стихотворения заключается в связи человека с природой, гармонии с ней, а также в связи разных поколений, эпох человеческой жизни. Только тот, кто сможет понять, осознать и принять гармонию природы, почувствовать ее, вслушаться в каждый ее шорох и звук, почувствовать музыку природы, в силах ответить для себя на вопрос о смысле человеческой жизни, ценить и любить жизнь.
В финале лирический герой приветствует новые поколения, которые олицетворяет молодая роща («Здравствуй, племя младое, незнакомое!»). В его словах звучит легкая грусть:
...не я / Увижу твой могучий поздний возраст, / Когда перерастешь моих знакомцев / И старую главу их заслонишь / От глаз прохожего.
Но он принимает преемственность поколений, вечное движение и обогащение человеческой мысли, потому что таковы законы бытия:
Но пусть мой внук / Услышит ваш приветный шум, когда, / С приятельской беседы возвращаясь, / Веселых и приятных мыслей полон,/
Пройдет он мимо вас во мраке ночи / И обо мне вспомянет.
|
|
|
