 |
Национал-большевистское учение о государстве
|
|
|
|
Александр Крылов
ЮГОСЛАВИЯ
Рвётся огненный смерч,
рвётся связь у времён,
И по землям от края до края
Бьёт карающий меч, и страдания стон,
Поимённо нас всех окликая.
Наступает гроза, наступает война:
Там в горах мусульманские банды.
Чуть прикроешь глаза –
на войне не до сна -
Бой сердец, словно эхо команды.
Югославия, Югославия,
Как цветок в алом всплеске пожарища,
Югославия, Югославия,
Словно рана в груди у товарища.
Зеленеть вовек здесь твоим лесам,
И горам вовек устоять.
Землю горькую напоить слезам,
И врагам в тебя не стрелять.
И тяжёлый в руках бьётся бог-пулемёт,
Вместе с телом стрелка содрогаясь,
Лишь неведомый страх
вдруг огнём полоснёт,
Как осколок, под сердце вгрызаясь.
Зубы намертво сжав,
ты забудешь о нём:
Добровольцы не ведают страха.
Кто был прав, кто неправ –
разберёмся потом,
Смерть приняв за Христа и Аллаха!
Югославия, Югославия,
Как цветок в алом всплеске пожарища.
Югославия, Югославия,
Словно рана в груди у товарища.
Зеленеть вовек здесь твоим лесам,
И горам вовек устоять.
Землю горькую напоить слезам,
И врагам в тебя не стрелять!
-------------------------------------------------------
= актуально =
ТЕРЯЕМ!
В последние годы у россиян появилось ощущение, что начались позитивные изменения в обеспечении обороноспособности нашей страны. Практически ежедневно средства массовой информации сообщают о поступлении на вооружение российской армии новых видов оружия и боевой техники. Регулярно проводятся военные учения. Президент РФ В.В. Путин дал указание возобновить полеты самолетов дальней авиации в акваторию Мирового океана, успешно продвигается перевод армии на контрактную основу...
И это внушает гордость нашим гражданам за свою страну, за нашу армию.
|
|
|
Но, похоже, что все вышеупомянутое на самом деле является обманом, нам просто откровенно вешают лапшу на уши, выдавая желаемое за действительное. К сожалению, реальные факты, которые вряд ли известны общественности, свидетельствуют об обратном. «Независимое военное обозрение» 21 сентября опубликовало сенсационную, на мой взгляд, статью Александра Храмчихина, в которой он привел эти реальные факты и цифры. Итак:
1. «...Несмотря на очень существенный рост оборонных расходов, закупки вооружения и военной техники в 2000-е годы, как это ни удивительно, даже ниже, чем в безденежные 1990-е. Например, Ракетные войска стратегического назначения (РВСН, напомню, являются основой стратегических ядерных сил, а это единственный фактор, делающий нашу страну великой державой) в 1992-1999 годах получили 92 межконтинентальные баллистические ракеты (92 боевые части), еще 81 была возвращена из Белоруссии. Списали за тот же период 44 МБР (360 БЧ, в это число не включены ракеты старых типов, выводившиеся из состава РВСН как по выработке ресурса, так и по международным договорам). В 2000-2006 годах закуплено 27 МБР (27 БЧ), списано 294 МБР (1779 БЧ)...».
2. «... Если говорить о закупках именно новой техники, то, например, с 2000 года до сего дня Военно-воздушные силы РФ получили три (!) новых боевых самолета - один Ту-160 и два Су-34. Причем с последними, судя по всему, есть серьезные проблемы, об их принятии на вооружение было сообщено в конце прошлого года, но в строевую часть они поступили лишь в середине этого. Для сравнения - в 1990-е годы ВВС России получили до 100 самолетов различных типов, включая семь Ту-160...».
3. «...Если в 1990-е было закуплено 120 танков Т-90, то после 2000 года - немногим более 60. В 1990-е ВМФ и морские части погранвойск получили более 50 надводных и подводных кораблей и катеров (большинство из них было заложено еще в советское время, но, тем не менее), в 2000-е - менее десяти...»
|
|
|
4. «...С 2003 года многочисленные официальные лица постоянно обещают нам «вот-вот, буквально завтра» принятие на вооружение оперативно-тактического ракетного комплекса «Искандер», но он до сих пор находится на стадии испытаний. Про зенитную ракетную систему С-400 аналогичные обещания шли с 2000 года, однако лишь два месяца назад на боевое дежурство заступил первый двухдивизионный полк...»
5. «...пример с многоцелевым истребителем Су-35, который официозные СМИ умудрились представить как новый и даже показанный впервые, хотя этому самолету уже 18 лет! Много лет мы слышим о наших замечательных крылатых машинах поколения «4+», «4++»... Видимо, плюсы будут добавляться до бесконечности. Правда, сколько их ни добавляй, а «пятерки» все равно не получится. Наше отставание от США в создании истребителя 5-го поколения достигает никак не менее 20 лет...»
Кстати, по результатам компьютерного моделирования, проведенного американцами, их самолет пятого поколения F-35, который уже поступил на вооружение, превосходит по своим боевым возможностям и пилотажным свойства наш будущий Су-35 в 10 раз. А это означает, что в воздушных боях на один сбитый F-35 будет приходиться 10 наших Су-35.
6. «...Пушкин, наше всё, давно сказал, что «обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад». Если в собственной стране контроля нет, единственным эффективным контролером оказываются иностранцы. Что и проявилось в начавшемся скандале с переделкой советского авианесущего крейсера «Адмирал Горшков» в индийский авианосец «Викрамадитья». Уже на первом этапе выяснилось, что корабля на самом деле у нас нет (точнее, есть только его корпус). Однако главный «сюрприз» ждет индусов впереди, когда выяснится, что у нас нет и самолета, а если даже каким-то чудом его сделают, он не подойдет к кораблю...». И т.д., и т.п.
От себя могу добавить следующее. Из поступающей ко мне как депутату Государственной Думы информации, следует, что процесс развала Вооруженных Сил Российской Федерации успешно продолжается. Как совершенно справедливо пишет Александр Храмчихин: «...государство проводит целенаправленную политику маргинализации личного состава Вооруженных сил».
|
|
|
Провалились планы перехода армии на контрактную основу формирования. За 6-7 тысяч рублей в месяц, без каких либо гарантий на обеспечение жильем, контрактники служить не хотят и поэтому около половины расторгает подписанные контракты. Точно так же и нищенское денежное довольствие офицеров и прапорщиков в размере 9-10 тысяч рублей, отсутствие жилья, заставляет их думать не о службе Родине, а о том как прокормить свою семью.
Продолжается развал военно-промышленного комплекса страны. Стареют и уходят советские рабочие и специалисты, а на смену никого нет. Массовая утрата технологий не позволяет воспроизводить советские системы вооружения восьмидесятых годов. Утрачена возможность серийно производить любые боеприпасы, кроме как для стрелкового оружия. Лучший сегодня российский истребитель-бомбардировщик поколения «четыре плюс» Су-30МКИ идет только на экспорт с иностранной авионикой и комплектующими.
Ежегодно мы теряем десятки оборонных технологий и зачастую уже не можем выпускать отдельные виды вооружений. Например, недавно промелькнуло сообщение о том, что в девяностые годы было полностью уничтожено отечественное производство прецизионных подшипников. А без этих прецизионных подшипников невозможно производство гироскопов, применяемых в системах наведения стратегических ракет, в бортовом оборудовании самолетов и вертолетов, на кораблях и подводных лодках ВМФ. В сообщении утверждалось, в настоящее время используются стратегические мобилизационные запасы этих подшипников, накопленные еще в советские годы, но они подходят к концу.
Мы уничтожили производство специальных сталей и сегодня вынуждены искать на складах остатки советских запасов этих сталей для производства корпусов новых стратегических подводных лодок.
И т.д., и т.п.
Ну ладно, можно утверждать, что развал армии вызван безденежьем 90-х годов. Но ведь сегодня Стабилизационный фонд пухнет день ото дня, государство легко находит сотни миллиардов рублей на проведение Сочинской олимпиады, выделяются миллиарды долларов для подготовки встречи лидеров стран тихоокеанского региона во Владивостоке.
|
|
|
А в это время тысячи жен офицеров с детьми живут в солдатских казармах, а их мужья в служебных кабинетах и в каптерках. Сегодня зачастую солдату-контрактнику нечем накормить своих маленьких детей.
И возникает резонный вопрос: «А нужна ли армия нашему государству?»
А завтра по всем телевизионным каналам пройдет очередной репортаж об успешном испытании очередного российского «чудо-оружия» и мы в очередной раз проникнемся гордостью за нашу великую страну и за ее великую армию.
В.И. АЛКСНИС,
депутат Госдумы
(«Дуэль»)
------------------------------------------------------
= немного теории =
Р. Вахитов
НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИЗМ
Н.В. УСТРЯЛОВА
Систематическое изложение
(продолжение)
Национал-большевистское учение о государстве
Уже в одной из ранних программных своих работ Устрялов формулирует базисное для своей политической теории положение: «человечество настоящей эпохи существует и развивается под знаком государственности... Народная личность, «национальная идея», как и всякая духовная монада, для своего проявления требует определенного единства. … Единое целостное начало должно скреплять собою то сложное многообразие, каким представляется историческая жизнь того или другого «народа». И вот государство и явилось таким объединяющим, оформляющим, скрепляющим началом». Позднее Устрялов сформулирует его еще острее: «Для патриота эта общая верховная цель формулируется старым римским изречением: «благо государства – высший закон». Принцип государственного блага освящает собою все средства, которые избирает политическое искусство для его осуществления». Надо сказать, что это - нетипичная позиция для русского мыслителя, среди которых больше было вообще-то анархистов и антигосударственников, и «левых» и «правых» (от Бакунина до Толстого), или, по крайней мере, сторонников «либерального ослабления государства». Впрочем, этатизм Устрялова, как мы уже отмечали, не лишен предшественников в русской традиции: сам он указывает на Пестеля и Герцена, на поздних славянофилов Данилевского и Леонтьева, мы же укажем на его непосредственных учителей Струве, Новгородцева, Е.Н. Трубецкого. Однако еще ближе Устрялову Гегель, именно от его понимания государства – как высшей формы проявления национального духа Устрялов и отталкивается: «государства – те же организмы, одаренные душой и телом, духовными и физическими качествами. Государство – высший организм на земле и не совсем неправ был Гегель, называя его «земным богом» (здесь нет никакого «отхода от православия», напомним, Гегель называл богом «исторический дух», отсюда, истинный смысл этой фразы Устрялова: государство - земное воплощение исторического национального духа).
|
|
|
Устрялов стремится реабилитировать понятие империализм, которое в политическом лексиконе, начиная с 19 века стало восприниматься сугубо негативно. Империя есть высшая форма государственного развития, она охватывает собой множество народов, имея таким образом в качестве субстанции культурно многообразный субстрат, она наилучшим образом защищает входящие в нее народы. Плох не империализм как таковой, а такой империализм, который по-варварски относится к народам периферии империи, вместо культурного взаимообогащающего диалога и сотрудничества практикуя насилие и грабеж (впоследствии, в поздний период творчества, Устрялов будет на этом основании противопоставлять советское великодержавие, которое совмещает в себе принцип единого сильного государства и братский союз народов, и западное великодержавие, которое собственно и называют империализмом и которое основано на западоцентризме, ксенофобии, презрении к неевропейским народам и грубом попрании их интересов). Сам же по себе империализм, понятый именно как великодержавие, стремление к созданию больших, многонародных государств вполне отвечает духу времени (Устрялов при этом отмечает, что ХХ век есть век империализма, каждая нация, чувствующая в себе творческие силы, создает свой, оригинальный «империализм» - английский, германский, американский, турецкий, наконец, российский). Более того, империализм совершенно естественен, так как связан с неотъемлемыми, сущностными чертами государства: «перед каждым государством встает практический императив: стремись к расширению, будь могучим, если хочешь быть великим! Здесь не только голос биологически естественного и ценного инстинкта, здесь веление нравственного разума, завет и требование исторического духа». Нас не должно удивлять утверждение о нравственном и культурном императиве империализма; для Устрялова великая империя органически и необходимо связана с великой культурой…
Всемирная история и международная политика и формируются столкновением различных «империализмов», которое по сути есть конкуренция национальных идей. Одни империи рождаются, другие умирают, малые государства переходят от одной сферы влияния к другой, давно уже утеряв самостоятельное значение… Устрялова чарует эта картина борьбы, смертей и рождений, крови и страданий, из которых вырастают цветы культуры, дикая красота живой жизни, стоящей вне наших схем, столкновение и переплетение стилей, культур. Он видит в изменениях политического ландшафта «печать высшей мудрости», «приговор исторического духа» - и здесь мы чувствуем влияние на Устрялова не только Гегеля, но и немецкого романтика и эстета Фридриха Ницше, а также его русского «собрата по духу», тоже эстета, но только православного, К. Леонтьева.
Но вернемся от философии истории собственно к теории государства. Из трех элементов государства, выделяемых школьной теорией права – территория, народ, власть, Устрялов считает наиболее важным территорию (строго говоря, первыми русскими геополитиками, системно и доктринально разрабатывавшими проблемы этой молодой науки, были евразийцы, однако, Устрялова в этом плане смело можно считать их предтечей). Устрялов решительным образом не соглашается с тем мнением, что фактор территории не существенен. «…Глубоко ошибается тот, кто считает территорию «мертвым» элементом государства, индифферентным его душе – пишет он в статье «Логика национализма» - я готов утверждать скорее, обратное – именно территория есть наиболее ценная и существенная и ценная часть государственной души, несмотря на свой кажущийся «грубо физический» характер». И, думаем, здесь трудно не признать правоту Н.В. Устрялова. Именно потому, что государство есть единый организм, где внутренней живой связью связаны все его элементы – и территория, и народ, и власть, немыслим значительный ущерб для одного из этих элементов, а именно – территории без непоправимого ущерба для целого: «для государственного деятеля … «потеря территории» есть всегда «потеря живой силы», отмирание «части души». Эта мысль Устрялова столь же очевидна и метка, сколь и, увы, непонятна многим современным деятелям, даже называющим себя патриотами (вроде небезызвестного И. Шафаревича, который в роковом 1991 в своих статьях в «Нашем современнике» ликовал по поводу «освобождения России от нерусских территорий»), как и их предшественникам из белоэмигрантов, которые возражали Устрялову: что невелика-де заслуга – большевики восстановили имперскую российскую государственность… Однако любой непредвзятый человек, чуждый перехлестам антикоммунистических эмоций, все должен, думаем, признать целостность феномена любой, в том числе и нашей российской цивилизации. А отсюда прямо следует, что Россия не будет прежней – Россией великой литературы, Россией уникальной интеллигенции, Россией напряженного православного миросозерцания, Россией обостренного чувства «социальной правды», без естественных территориальных приобретений, без Средней Азии, Закавказья, Украины, Белоруссии, Прибалтики. Обрубленная до современных убогих границ живая плоть России вряд ли способна на те же творческие высоты, которая знала Россия великодержавная - и на этапе Империи, и на этапе СССР. Точно также как человек, которому оторвало руки и ноги, превратившийся в беспомощного инвалида, никогда не будет тем же самым человеком, каким он был до этого несчастья: физическое увечье нанесет тяжелейшую рану его психике, изменит его мироотношение, мировоззрение (отличие состоит лишь в том, что человек-калека уже никогда не станет физически полноценным, что же касается государства, то «отрубленные» от него территории, при должной политической воле и напористости правителей, при готовности народа к жертвам ради отечества, могут «прирасти» обратно, но процесс будет долговременным и сложным)… И еще одно подтверждение этого – культурное бесплодие новой, «демократической России», которая так и не смогла породить что-либо хоть отдаленно дотягивающее до уровня, скажем, классической русской или советской литературы, при всех «свободах» и «бесцензурности». В самом деле, не сравнивать же Шолохова, Пастернака, Замятина и … какого-нибудь там Сорокина.
Более того, как пишет Н.В. Устрялов: «лишь «физически» мощное государство может обладать великой культурой. Души «малых держав» не лишены возможности быть изящными, благородными, даже «героичными», но они органически неспособны быть «великими». Для этого нужен большой стиль, большой размах, большой масштаб мысли и действия». Действительно, те, кто противопоставляет «великое государство» и «культуру» (а именно этим любят заниматься наши либералы, рассуждающие в том духе, что чем земли собирать нужно экономику и культуру развивать) предлагают ложную антиномию, ведь даже согласно школьному определению, культура есть все, что создано человеческой деятельностью, говоря обще, народом, нацией, а сюда входят не обязательно духовные, но и материальные достижения. Значит, и созидание государственности – точно такой же феномен культуры, социального, национального творчества, как и создание литературной традиции, своеобычной живописи, архитектуры. И, собственно говоря, не бывает одного без другого, история показывает, что если нация переживает творческий подъем, если ее силы велики и энергия брызжет через край, то это проявляется и в искусстве, и в философии, и в науке и, наконец, в политике, в государственном строительстве. Этапы государственного взлета всегда более или менее соответствуют этапам расцвета искусств и наук: в золотую эпоху императорского Рима был и золотой век римской поэзии, век Вергилия, Горация, Овидия, немецкий романтизм и немецкий идеализм лишь ненадолго опередили великодержавный порыв Бисмарка и возвышение 2-го Рейха, наконец, большевистское собирание российских земель и возрождение великой и могучей России под именем СССР тоже повлекло за собой сначала «вторую жизнь» Серебряного века (Маяковский, Пастернак, Есенин, Клюев, Цветаева и т.д.), а всего через несколько десятилетий - взлет собственно советской культуры – прозы «деревенщиков» Распутина, Астафьева, Белова, поэзии Евтушенко и Вознесенского, Кузнецова и Межирова, философии Ильенкова и Лифщица, критики Кожинова и Сарнова и т.д. и т.д. И тем из либералов, которые восхищаются поэзией «шестидесятников» и проклинают при этом советский строй, следовало бы понимать, что без государственнической энергии и воли Владимира Ленина, Иосифа Сталина, Феликса Дзержинского не было бы и творчества Евтушенко с Астафьевым, и даже Солженицына с Бродским, потому что и они, будучи противниками советского политического режима, были плоть от плоти порождениями советской культуры и, как теперь говорят, советского дискурса. Точно также как без орлов римских легионов не было бы Горация, а без славных побед Наполеона – Гюго и Бальзака.
На разных этапах своей истории государство может иметь разную идеологию: так, до 1917 года идеологией России был своеобразный монархический русский национализм, разбавленный православными лозунгами и европейскими идейными заимствованиями, после 1917 ему на смену пришел «марксизм-ленинизм», точнее говоря, сильно упрощенный и вульгаризированный марксизм. Но идеология, по Устрялову, вторична по отношению к самому бытию государственного организма, если сохраняется само государство, его территории, его естественные географические границы, сохраняется и сам стиль народа и цивилизации, а значит, с идеологией, какой бы «чужеродной» она не была вскоре произойдет «чудесное превращение», «врастание в почву». Как только Россия станет сама собой геополитически – великой евразийской Империей, любая ее идеология перемелется в своеобразный здоровый «российский национализм», если только она жизненна и отражает кое-какие черты национального характера: «… никогда не следует объявлять «ненациональною» новую власть страны за то, что ее идеология круто расходится с привычной идеологией старой власти. Новое время выдвигает новые стороны национального лика страны…». Устрялов предсказывает «обрусение коммунизма», превращение его из «немецкой штучки» в русскую и российскую идеологию и политическую практику, и тут он оказался совершенно прав. Уж на что большевики были воинствующими атеистами, противниками и очернителями «старого режима», имперской России, а постепенно, по мере того, как большевизм врастал в «русскую почву», пропитывался «русским духом» все стало возвращаться: и особое место Русской Православной Церкви (трудно отрицать, что после 40-х годов Православие в СССР хотя и было в двусмысленном положении, но все же терпелось, тогда как к разного рода протестантским и неопротестантским сектам позиция Советского государства была непримиримой), и почтение к древним славным полководцам от Дмитрия Донского и Александра Невского до Суворова и Кутузова и даже офицерские погоны и рождественские елки… А сегодня «национальный поворот коммунизма», который Сталин производил практически, под давлением исторических обстоятельств, в современном русском коммунизме (Г. Зюганов, Ю. Белов и др.) обретает черты теории и доктрины.
Противоположное, кстати, тоже верно: самая патриотичная идеология не спасет страну и ее культуру и идентичность, если страна при этом остается обрубленной, искалеченной, лишенной естественного геополитического статуса и если «идеологи» мирятся с этим. Современные российские либералы путинской генерации вроде бы «доросли» до некоторых патриотических идей, но подчеркнутое отсутствие пресловутых «имперских амбиций», сиречь здорового великодержавного инстинкта, сводит все на нет.
Второй по значению элемент государства – власть. К ней Устрялов подходит вполне прагматически и диалектически, он убежден, что не существует универсальных, наилучших всегда и везде политических режимов, каждая эпоха делает актуальным и востребованным какой-либо из них: Средние века – монархию, Новое время – парламентскую республику. В начале ХХ века западная буржуазная, формальная демократия исчерпала себя и подошла к гибельному для нее кризису: «… идет новая эпоха… Формальная демократия повсюду переживает сумерки, едва ли не превращается в собственную противоположность», - пишет Устрялов в работе, которая так и называется «Кризис современной демократии». Суть сумерек формальной демократии в том, что померкли главнейшие ее идеалы – «права человека» и «суверенитет народа», так называемые «великие принципы 1789 года. «свобода и права человека? – восклицает Устрялов – О эта формула давно уж успела обрасти мхом! … чем больше свободы, тем меньше равенства». Не будучи социалистом, Устрялов признает некоторую правду социализма в том, что гражданская свобода – пустой звук в обществе с глубоким финансовым расслоением, где одни могут пользоваться обещанными законом свободам, а другие нет, где «свободная пресса», «свободные выборы» продаются и покупаются. Результат этого – тяготение общества прочь от свободы – к равенству, солидаристские и социалистические идеологии.
«Все для народа и все через народ – с иронией повторяет Устрялов старый лозунг, констатируя кризис парламентаризма – Как это просто на словах и как сложно на деле». В действительности, арифметическое большинство выборщиков, даже если выборы будут честными и безукоризненными, чего никогда не бывает в наше время, нем составит «волю народа». Реально никакая «воля народа» и не правит в современных государствах, «реально правят авангарды социальных слоев: промышленной и финансовой буржуазии, рабочих, крестьянства. Фокус современной политики – за стенами парламентов. Политику делает инициативное меньшинство… Не избирательный бюллетень, а «скипетр из острой стали», хотя и без королевских гербов, сейчас в порядке дня». Недалек тот час, когда эти элиты полностью избавятся от оков формальной демократии или превратят ее в ничего не значащий пропагандистский фасад – пророчествует Устрялов и опять точность его прогнозов поражает.
Цезаризм – так Устрялов характеризует этот новый политической строй, который в муках рождался в начале ХХ века и на Западе, и на Востоке, и за которым, согласно харбинскому мыслителю – будущее, хоти мы того или нет. Он описывает его так: «История словно стремится воспроизвести некоторые черты государства просвещенного абсолютизма, только, конечно, в существенно новом выражении … Индивидуализм 19 века.. переходит в этатизм 20».Строй этот по-своему демократичен и даже сверхдемократичен, но не в смысле формальной, представительной демократии. Он построен на отказе масс от власти и на передаче ее «активному авангарду, инициативному меньшинству … обычно завершенному инициативнейшей фигурой…». Примерами такого цезаризма Устрялов считает власть большевиков в России, фашистов в Италии. Но феномен этот не ограничивается теми режимами, к которым теперь к месту и не к месту лепят ярлык «тоталитарные». Устрялов находит медленное и своеобычное перерождение в цезаризм «демократической» Англии: «и даже в Англии нетрудно вскрыть, по существу, аналогичный процесс, но только в иных, свойственных английскому государственному гению, гибких достойных формах». То же самое и в США, режим Рузвельта, по Устрялову, уже есть цезаризм, хотя и прикрывающийся фразеологией демократии и фальшивыми украшениями парламента (кстати, не будем забывать, формально парламент существовал и в СССР, и в нацистском Рейхе). В статье «Пути синтеза (к познанию нашей эпохи) Устрялов подробно анализирует американскую идеократию и проводит, думаем, вполне оправданную параллель между рузвельтизмом и фашизмом в сфере экономики: «говоря об идеократической диктатуре, уже недостаточно ограничивать поле наблюдения только большевизмом и фашизмом. В какой-то мере нужно привлечь сюда же и американский опыт Рузвельта. Не сходящий, правда, с рельс демократической государственности, он все же озарен светом нового времени и представляет собой своего рода попытку легальной революции сверху. Вопреки исконному "духу" американской демократии, государство занимает командные высоты экономической активности, становится верховным контролером народного хозяйства …Нельзя не заметить, что реформаторская программа "голубого орла" по существу приближается, в общем, к социально-экономическим установкам фашизма. Тот же принцип "государственно-частного" хозяйства, управляемой, вернее, координированной экономики, та же идея междуклассового сотрудничества, и даже во многом похожие внешне формулировки задачи».
Надо заметить, что Устрялов не был бы прагматиком, если б не оговорился, что он не считает цезаризм наилучшим и идеальным строем: «дыхание современного цезаризма … не есть откровение совершенства. Но я ни на минуту не выдаю его за такое. Я только констатирую его наличность. Я отчетливо вижу, что оно более глубоко и органично, чем сейчас кажется многим». Сторонникам формальной демократии, ужасающимся жестокости и жертвам ранних форм цезаризма, Устрялов предлагает вспомнить кровь, грязь и мучения, которыми сопровождалось установление в Европе той же формальной демократии 200 лет назад: вспомнить якобинский террор, кровавую колониальную политику «просвещенных» европейских демократий, а своим соотечественникам, русским Устрялов напоминает о бездарности и недееспособности демократии Керенского, обрушившей Россию в пропасть социального хаоса.
Итак, Октябрьская Революция в России выдвинула, по Устрялову, нашу Родину в число передовых держав мира и в области политической структуры и ее строительства. Поэтому Устрялову и смешны выкрики эмигрантских либералов, которые ахают и охают по поводу утери Россией «демократии», «парламента», «разделения властей», этого политического антиквариата, хлама 18 века, который собственно, отвергнут самим Западом, где-то скрыто и исподволь, а где-то открыто и явно: «Откуда видно, что Россия, вместо того, чтобы в муках искать своего собственного выхода, предчувствованного ее глубочайшими умами и болезненно нащупываемого ее великой революцией – откуда видно, что вместо этого она должна пасть ниц перед линяющими западными канонами, зачеркнуть свою культуру и свою революцию, дабы обзавестись скорее «мирной демократической конституцией?» - восклицает Устрялов, и сейчас мы вполне может разделить его удивление и негодование «отсталостью от духа времени» и политической слепотой разного рода либералов; тем более, ситуация начала 21 века прекрасно подтверждает прогноз Устрялова о все большем и большем укреплении государства, пускай и под фальшивые гимны «демократии» и «правам человека».
Наконец третий элемент государства – народ. В современной литературе можно встретить мнение, что Устрялов начинал как русский националист, а в конце жизни пришел к апологетике многонационального Советского Союза. Это не совсем соответствует истине. Устрялов сразу же, еще в ранних своих программных статьях провозглашал, что высшей формой государства является Империя – многонациональное образование, и что, хотя любая Империя должна иметь «племенное ядро», тем не менее, она не может и не должна быть инструментом узкого национализма метрополии: не только народ создает государство, но и государство создает народ, объединяет многие национальности, сплетая их исторические судьбы и культуры. Именно такова тенденция развития современных государств: «быть может, первоначально государство было связано с племенем, расой, народностью. Но с течением времени … государство приобрело независимое, самодовлеющее значение. Единство по принципу породы, племени … оказавшись чересчур узким и бедным, сменилось единством более высокого порядка».
2.4. Национал-большевистское
учение о революции
Учение Устрялова о революции – наверное, одна из наиболее оригинальных и значимых частей его национал-большевистского наследия. Благодаря ему Устрялова смело можно ставить в один ряд с виднейшими отечественными и зарубежными исследователями феномена революции – от Жозефа де Местра до Питирима Сорокина. Основа подхода Устрялова к революции – диалектика. Это значит, как мы уже отмечали, что Устрялов не стремится «втиснуть» революцию в формально-логические схемы или, тем более, «заговорить» ее пропагандистскими заклятиями и заклинаниями, отнюдь, он принимает ее как факт реальности, сложный, внутреннее противоречивый и парадоксальный, как все в нашем мире, и стремится изучить его внутренние противоречия и проистекающее из них развитие.
Будучи консерватором, Н.В. Устрялов, конечно же, относился к революции как таковой скорее отрицательно, чем положительно, и призывал, где возможно производить необходимые социальные изменения мирным, эволюционным путем. «… я весьма далек от революционного романтизма и отнюдь не склонен неумеренно восторгаться конкретным обликом русской революции – пишет Устрялов в статье «Ignis sanat» - много в этом облике дурного, темного, отталкивающего, много такого, что должно преодолеть». И это понятно, ведь для консерватора государственника нет ничего болезненнее и страшнее, чем созерцать зрелище падения родного государства. Каким бы слабым и болезненным оно ни было, оно все же по сути своей было скрепами, которые удерживали народ от внутренних самоубийственных раздоров, а внешних врагов от соблазна военного вмешательства. Без государства же социальная стихия начинает «гулять» совершенно беспрепятственно, а внешний враг все больше и больше смелеть, в конце концов, доходя до прямых территориальных захватов. Революция в периоде разрушения всегда ставит нацию на край катастрофы и гибели и если и рассматривать ее как лекарство, то нужно осознавать, что это такое лекарство, которое может и убить и значит, применять его нужно лишь в случае крайней необходимости: «следует его (революционный взрыв – Р.В.) предотвращать до последней минуты, не теряя надежды обойтись без него…».
Но напомним, что вообще-то эти слова принадлежат основоположнику национал-большевизма, одному из первых среди белой эмиграции принявшему Октябрьскую революцию. Ничего странного здесь нет, ведь Устрялов – еще раз подчеркнем это - исповедует диалектику. Революция есть свершившийся факт – указывает Устрялов, устранить его и сделать вид, что его не было – значит впасть в худшую из иллюзий, закрыть глаза на объективный характер революционной катастрофы: «В России перед февралем все вопияло о грядущей революции. И те, кто мудро предвидя ее ужасы, хотели ее предотвратить, чувствовали трагическое бессилие сделать это. Скопившееся, набухшее зло требовало выхода, борьбы, организм стихийно требовал его уничтожения». Нет, вместо того, чтобы прятаться от революции в уютный туман пропагандистских заклинаний, любой здравомыслящий консерватор будет стремиться к тому, чтобы помочь Родине оправиться от горячки Революции, преодолеть самые ее вопиющие и экстремистские уклоны, сохранить все лучше от старого режима, которое, конечно, будет востребовано, как только схлынет первоначальный огульный нигилизм. Революцию, к счастью, в большинстве случаев – это не смерть социального, да и государственного организма, а болезнь, после которой, если произойдет исцеление, государство станет еще крепче, еще мощнее, еще страшнее для врагов. Революция творится революционерами, но сама по себе она – дело Исторического Разума. Революционеры могут забивать себе головы какими угодно утопическими теориями, по-гегелевски хитрый Исторический Разум их все равно «обманет» и превратит в простые орудия оздоровления и возвышения все того же, хотя и обновленного национального государства: «При всех мрачных своих пороках … она (русская Революция – Р.В.) несет с собою великое обетование – ту в целебном огне рождающуюся новую Россию, которая буди, буди (курсив Устрялова – Р.В.), и которая чается нам свободной от грехов России пошлого, хотя и глубоко связанной с ней единством субстанции, дорогих воспоминаний, единством великой души…».
В ряде других статей Устрялов развивает эти идеи, и на основе обобщений опыта Французской Революции 1789 года и русской революции 1917 года создает особую, до сих пор не устаревшую и весьма эвристически плодоносную теорию революций, которая венчает его учение о государстве, дополняя и конкретизируя концепцию цезаризма.
Согласно ей, главным условием, чтобы Революция оказалась небесплодной, чтобы разрушительный смерч закончился зарождением и развитием новой государственности является народный характер Революции, ее, так сказать, социальная глубина. «Великие революции всегда органически и подлинно национальны, какими бы идеями они ни воодушевлялись, какими бы элементами ни пользовались для своего торжества – пишет Устрялов в статье «Потерянная и возвращенная Россия – в отличии от мятежей, переворотов и простых династических «революций» … они всенародны, т.е. захватывают собой всю страну … они экстремичны, и непрем
|
|
|
