Профессиональная этика журналиста

 

Индивидуальное сознание воспринимает профессиональную мораль не как нечто абсолютное. Напротив, оно сопоставляет её нормы с общими требованиями нравственности, которые индивид усваивает ещё до приобщения к профессии.

На первый взгляд требования профессиональной морали представляются банальными прописями, мало пригодными для реальной жизни и не требующими строгого им следования. Изучение норм и ценностей профессиональной морали происходит только с учетом собственного опыта. Единство изучения требований журналистской этики с осмыслением практического опыта и приобщением к непосредственной работе в редакции - наиболее результативный путь освоения начинающим журналистом профессиональной морали.

Расширение гласности, развитие демократии, совершенствование организации и условий труда в редакциях способствуют успеху этого процесса. Ведь человек полагает себя ответственным только за те действия, в которых он принимает более или менее активное участие и имеет возможность выбора. Именно в этих случаях у него возникнет внутренняя потребность познать пределы свободы, которыми общество регламентирует деятельность представителей журналистского цеха, дабы случайно не нарушить их.

При более подробном взгляде на профессиональную мораль, основные принципы которой уже сложились, возникает вопрос, как же формируются подобные регуляторы работы журналиста. Рассуждение можно начать с того, что деятельность журналиста сложна и неоднозначна и может по-разному быть оценена как в результате, так и в процессе работы.

Общественный и корпоративный интересы могут совпадать друг с другом, а могут вступать в конфликт. В процессе деятельности журналиста отношения между ним и другими членами общества могут обостряться, поскольку журналисту постоянно приходится включаться в социальные конфликты и занимать в них ту или иную позицию. Перед пишущим постоянно возникают моральные искушения и соблазны. Он может им поддаться, умолчать о чем-то существенном, но неприятном, может также использовать печатную трибуну для выражения личных или групповых амбиций. И как результат - напряженность в отношениях с другими членами общества у него воспроизводится вновь и вновь.

Эта напряженность проистекает из-за внутренней противоречивости журналистской деятельности. Журналист и читатель выступают в разных социальных ролях: одно дело специалист, другое - тот, кто пользуется плодами его труда. Уничтожить эту разницу не под силу никому. Не замахивается на неё и профессиональная мораль. Она не разрешает противоречия, а находит компромиссы, согласовывает взаимные интересы противостоящих сторон. Опыт согласования этих интересов и фиксируется в профессионально-нравственных нормах поведения специалиста.

Такие нормы журналистской этики, как, например, обязательная предварительная проверка публикуемых сведений или правило при разборе конфликта непременно выслушивать обе стороны, рождались в результате проб и ошибок из практически целесообразных действий, первоначально в качестве требований технологических, гарантирующих публикацию от неточностей.

Формирование профессионально-нравственной нормы начинается с частной производственной ситуации и идет от конкретного к абстрактному. Постепенно технологические операции приобретают все более общий смысл, выходящий за пределы этой отдельной ситуации, а вместе с ним - и нравственное содержание.

Чисто технологических, нейтральных операций насчитываются единицы. К примеру, перепечатка материала, вычитка корректуры, идентификация фото... Подавляющее большинство остальных в той или иной мере связаны для журналиста с нравственным выбором.

Предмет журналистской деонтологии, во-первых, составляет система обязанностей и норм поведения, выражающих отношение журналиста к своей профессии, к ее чести и достоинству, которая предполагает ответственность за нарушение этих норм. Во-вторых, в ее предмет входят правила, регулирующие отношения журналиста, с теми, кто пользуется плодами его труда: с читателем, зрителем, слушателем. Ибо именно в этой системе связи журналист реализует свой профессиональный долг.

Нормы профессиональной морали обладают различной степенью общности. Одни дают специалисту минимальную ориентацию, только в пределах частной ситуации: "при правке не искажай смысл читательского письма. Другие требования носят более общий характер и оставляют журналисту больше самостоятельности. Скажем, "следи, чтобы своим материалом ты невольно не затронул интересы третьих лиц". Здесь автору материала приходится думать и решать самому.

Предписания более общего порядка, выходящие за рамки частной ситуации, мы называем принципами профессиональной морали.

Правда, среди специалистов иногда раздаются голоса, будто профессиональная мораль своих принципов не имеет вовсе и заимствует их у господствующей в обществе нравственности. Дело же, наверное, в том содержании, которое вкладывается в понятие "принцип". Если рассматривать его как требование абсолютное, то действительно такие нормы профессиональная мораль заимствует из общей нравственности. Это - правдивость, объективность, приверженность свободе слова. В профессиональных кодексах эти требования лишь конкретизируются.

Принципами профессиональной морали журналиста называют не только эти абсолютные требования, но также и нормативные предписания профессионального поведения, выходящие за рамки отдельной ситуации.

В связи с последним определением возникает естественный вопрос: правомерно ли вообще связывать норму с ситуацией? Ведь для того, чтобы норма могла регулировать поведение, она должна занимать место между ситуацией и порождаемым ею импульсом, между самим импульсом и ответом на ситуацию. Благодаря этому промежуточному положению норма и обеспечивает предсказуемость, стандартность поведения.

Как парировать подобное замечание? Не ведёт ли подобная трактовка нормы к релятивизму? Ведь и на самом деле профессиональная норма, конечно же, невыводима из отдельной ситуации.

Из отдельной – да! Однако любая профессионально-этическая норма (и не только в журналистике) в своих истоках есть определенный, складывающийся десятилетиями способ согласования интересов сторон при столкновении с типичными профессионально-нравственными проблемами. Генетически норма связана с типичными профессиональными ситуациями и потому воспроизводится в поведении специалистов постоянно и в массовом порядке. Это во-первых. И, более того, касается нормативных предписаний любой общности.

А во-вторых, мы ограничиваем сферу действия нормы конкретной профессиональной ситуацией прежде всего для того, чтобы отличить норму от других структурных элементов профессиональной морали, более высокой степени общности: иных различий между ними нет.

К тому же с ситуацией норма связана ровно настолько, насколько она связана с общими требованиями морали, руководствуясь которыми журналист приступает к делу. Применяясь в массе сходных случаев, общие принципы впитывают опыт типичного поведения, конкретизируются и приобретают способность ориентировать журналиста в ситуациях подобного рода.

В теории журналистики существуют и несколько иные взгляды на систему требований, которые общество предъявляет к журналистскому цеху. Г.В. Лазутина, например, рассматривает совокупность этих требований как трехэтажную пирамиду. На верхнем этаже она размещает такие категории, как профессиональный долг, ответственность, совесть, честь, достоинство. Второй уровень, по ее мнению, составляют профессионально-этические принципы, в которых отражены уже более конкретные требования к поведению журналиста. К группе регуляторов третьего уровня она относит запреты или побуждения, регламентирующие все аспекты поведения журналиста в конкретных производственных ситуациях, - собственно профессионально-этические нормы ".

По мнению Д.С. Авраамова, высшие, сверхнормативные регуляторы вообще не умещаются в профессиональных рамках. Это представления об идеале, счастье, смысле жизни. Ведь именно отсюда, с самой высокой вершины, тянутся направляющие к тем профессионально-этическим категориям, которые Г.В. Лазутина поместила в пике своей пирамиды. "Идеал" питает представления о профессиональном долге и справедливости, от "смысла жизни" берет начало ответственность, а "счастье" дает опору самооценивающим механизмам: совести, чести, достоинству. Более того, именно благодаря высшим регуляторам все остальные нравственные предписания получают возможность не буквалистского, а творческого применения.

- То есть, по-вашему, любую информацию можно нести на экран? Существует же, наверное, некое табу? Или журналисту всё позволено?

 - Для некоторых западных компаний табу - это трупы. Показывать трупы запрещено. Я же считаю: надо показывать. Но есть границы. Они не в том, что ты показываешь, а в том, как. Нельзя педалировать на крови, смаковать ужасы, горе людское. Вот в феврале в Чечне на подъезде к Грозному, под щитом с названием города, оставшимся ещё с советских времён, со всеми орденами, ещё там с чем-то, лежали трупы. Больше ста. Их вывезли из города для опознания родственниками. И туда со всей Чечни съезжались люди. Как плакали женщины... Теперь, когда проезжаю это место, пусть там чисто и светит солнце, и трава зелёная, всегда словно вижу те трупы. И что, не показывать их? Мы показали. Но скупо. Во всяком случае, не так, как это делает, скажем, Невзоров. Его позиция для меня неприемлема. Абсолютно. Натурализм – нельзя. Всё остальное - можно.

Из интервью И. Руденко с Е. Масюк

(“Прекрасная дама в бронежилете”, “Журналист” №1, 1996)

Профессиональная мораль способна оказывать воздействие на трудовую деятельность не только с помощью норм. Она регулирует поведение и через систему ценностей, на утверждение которых ориентирует журналиста. Если в понятии нормы подчёркивается обязанность поступать определениям образом и подразумеваются санкции за ее нарушение, то в ценности превалируют добровольность и внутренняя убежденность в необходимости следовать ей. Если норма конкретизирует содержание поведения в той или иной типичной ситуации, то ценность всегда предлагает более общий ориентир.

Профессиональная мораль журналиста в этом отношении не составляет исключения. Более того, требования общества к работникам прессы, как известно, фиксируются в кодексах, к которым в обиходе часто сводят всю профессиональную мораль журналиста. Их, собственно говоря, и называют журналистской этикой - настолько крепко запечатлен в общественном мнении удельный вес декларируемых ими норм. И хотя ни для кого из пишущего цеха не составляет тайны, что провозглашаемая нравственность и реальные нравы могут решительно расходиться друг с другом, общественное мнение профессиональной среды просто-напросто не способно функционировать без опоры на эталоны поведения, признаваемые большинством. Нравственная норма никогда не предписывает ничего такого, к чему часть человечества не пришла бы уже в результате своего социального опыта и не убедилась бы в его целесообразности.

К тому же профессиональная мораль может восприниматься как нечто осязаемое и цельное лишь в словесной оболочке кодексов. Ведь в поведении журналиста она прочно маскируется самыми разными действиями, которые не поддаются расшифровке со стороны, а в его индивидуальном сознании она представляет всего-навсего одну сторону, срез, аспект. Поэтому, когда в обществе вспоминают о профессиональной морали и этике, имеют в виду в первую очередь кодексы, а то и вовсе только их.

В капитальном труде "Марксистская этика" появление кодексов объясняется стремлением профессиональных групп поддержать собственный престиж. В значительной мере так оно и есть. Механика возникновения кодексов схвачена верно. Не заручившись поддержкой профессионалов и не закрепившись в их сознании, требования общества неспособны превратиться в правила поведения, с которыми надлежит считаться.

В прямой связи со сказанным находится и проблема внеинституциональности применительно к профессиональной морали. Известно, что моральное регулирование, не в пример правовому, не подкрепляется силой общественных учреждений. Однако профессиональные кодексы составляют здесь некоторое исключение. В отличие от общих нравственных предписаний они поддерживаются не только общественным мнением и силой привычки. За соблюдением журналистом правил поведения следят и редакционный коллектив, и организации Союза журналистов, и специально созданные при них советы по профессиональной этике и праву.

Словом, наличествуют определенные социальные институты, и их немало, которые способны принимать решительные санкции к нарушителям профессиональной нравственности.

Но вернемся к причинам, вызвавшим появление в журналистике специальных кодексов. Почему на рубеже XIX и XX вв. возникла особая необходимость в жесткой регламентации поведения журналистов, в отчетливом противопоставлении образца и запрета? Это связано прежде всего с тем что как раз в ту пору в Европе и Америке складывались мощные газетные монополии и начиналось активное использование прессы для манипулирования массовым сознанием.

Вот как писала об этом в 1908 г. швейцарская газета "Журналь де Женев": "Мистер Пирсон и его соперник лорд Нордклиф, владелец "Дейли мейл", ввели в Англии новый метод журнализма, который состоит в том, чтобы не считать читателя существом с рассудком, не взывать к его уму и моральным качествам, чтобы каждое утро снабжать его мешаниной из сенсационных новостей, не содержащей ничего, кроме заголовков. Все это продается очень дешево. Это отвечает нуждам торопящегося человека, который хочет знать о происходящем быстро и в общем виде. Постепенно теряя возможность следить за ходом мысли, он привыкает каждое утро проглатывать, как автомат, этот грубый корм". Так, создавая у читателя иллюзию полной осведомленности о том, что происходит за пределами его непосредственного окружения, пресса нейтрализует активность его мысли, не позволяет ей выйти за рамки традиционных представлений.

Бесцеремонное навязывание читателю идей и мнений, выгодных манипуляторам, вызвало озабоченность у демократической общественности, в том числе и у самих журналистов, которые почувствовали опасность для себя превратиться в безропотные шестеренки газетного механизма. Их попытки в какой-то мере противостоять произволу монополий слова и оградить от него читателя выразились, в частности, в разработке кодексов профессиональной этики. Такие кодексы в 20-е годы были приняты журналистскими корпорациями многих стран.

Первым писаным кодексом обычно считают "Хартию поведения”, принятую в 1918 г. во Франции Национальным синдикатом журналистов. Однако, как утверждает финский исследователь Ларе Бруун, впервые этический кодекс был документально оформлен в Швеции около 1900 г. Правда, он не получил тогда широкого распространения.

В те же годы по инициативе различных издательских и журналистских организаций начали проводиться международные встречи журналистов. На одной из них, проходившей в 1921 г. в Гонолулу, американец Джеймс Броун предложил принять международные правила поведения журналиста. Он составил их сам и назвал "Кодекс этики и норм журналистской практики".

Участники встречи не поддержали вариант, разработанный Броуном, однако под влиянием идей, высказанных на этой конференции, в Швеции, Бразилии, Финляндии и других странах появились собственные своды журналистских норм. В 1923 г. под названием "Каноны журнализма" первый такой кодекс был создан в США. Его приняло американское общество газетных редакторов. Оно существует по сей день и издаст бюллетень, в котором большое внимание уделяется разбору этических казусов.

Судя по содержанию первых кодексов, их составители находились под влиянием возникшей в начале века концепции свободной прессы, или, как ее иначе называют, либертальной. Истоки этой концепции восходят к идеям Дж. Мильтона, Т. Джефферсона, Дж.-Ст. Милля, а ее содержание может быть сведено буквально к нескольким пунктам. Вот они:

 

1. Пресса является общественным или полуобщественным институтом. Ее главная цель – информировать читателя, развлекать его и помогать ему контролировать правительство.

2. Пресса доступна любому гражданину, и каждый, имеющий достаточно средств, может издавать газету.

3. Пресса контролируется самопроизвольным процессом установления истины на "свободном рынке идей".

4. В ней запрещёны клевета и непристойности.

5. Наконец, пресса – четвертая власть в государстве. Она несет ответственность перед обществом и обязана представлять общество в целом.

Общая демократическая направленность этой концепции, на разоблачении ограниченности которой столь поднаторели наши теоретики, благотворно сказалась на содержании первых журналистских кодексов. В качестве высших ценностей в них провозглашаются свобода слова и право всех людей на получение правдивой информации.

Требования, зафиксированные в первых кодексах, обычно не выходят за пределы общечеловеческих норм нравственности и рекомендаций на уровне здравого смысла. Пиши правду, придерживайся фактов даже тогда, когда они тебе неприятны; уважай честь и достоинство каждой личности, ее право на частную жизнь: не пиши против совести и не принимай ни от кого подачек; исправляй допущенные ошибки; будь честным при сборе и распространении новостей; уважай демократические институты и общепринятые нормы морали - вот краткий перечень основных принципов, которые обычно составляют основу кодексов журналистской этики.

Кодексы отличаются друг от друга по степени обобщенности требований, предъявляемых журналисту. Одни включают только общие принципы, другие снисходят до конкретных рекомендаций поведения в той или иной частной, но типичной ситуации. Иногда они обрастают дополнительными статьями, сформулированными на основе прецедентов, разбиравшихся журналистскими судами чести или советами по прессе.

Журналисты, составлявшие кодексы, старались уйти от неизбежного в таких случаях стандарта, но обычно это им не очень удавалось. Тем не менее, кое-какие различия в форме кодексов все-таки есть. Одни апеллируют к психологии журналиста и написаны, как кредо: "Я верю...", другие провозглашают общие принципы, в-третьих, эти принципы ещё и конкретизированы, а некоторые дают также перечень санкций, предусмотренных за то или иное нарушение.

Кодексы чести есть у большинства профессиональных корпораций мира. Особое место в их ряду занимают международные принципы журналистской этики ".

Разработка и согласование международных принципов профессиональной этики, которые называют "демократическим минимумом" современного журналиста, потребовали большой предварительной работы. Базой для сотрудничества весьма различных по своим целям организаций стала Декларация ЮНЕСКО об основных принципах, касающихся вклада органов информации в дело укрепления мира и международного взаимопонимания, прав человека, борьбы против расизма, апартеида и подстрекательства к войне.

Под эгидой ЮНЕСКО после 1978 г., когда была одобрена названная Декларация, прошло несколько встреч, на одной из которых – IV Консультативной встрече международных и региональных журналистских организаций, проходившей в 1983 г. сначала в Праге, а затем в Париже – и удалось согласовать международные принципы этики журналиста. Их всего десять. Особенно остро проходило обсуждение девятого и десятого принципов. В провозглашении обязанностью журналиста воздерживаться от подстрекательства или оправдания агрессивных войн, гонки вооружений, противодействовать расизму и колониализму газета "Вашингтон пост" усмотрела посягательство на принцип свободы печати. Обозреватель газеты категорически настаивал на том, что проповедники войны должны пользоваться точно такой же свободой, как и ее противники.

Принцип под названием "Устранение войн и других зол, противостоящих человечеству" был все-таки согласован представителями разных организаций, равно как и другое принципиальное требование - содействовать новому международному порядку в области информации.

Эти принципы не лишают и не могут никого лишить свободы слова. Но на тех, кто входит в профессиональные объединения, они налагают нравственную обязанность бороться за общечеловеческие ценности, за мир, демократию, социальный прогресс. Эта демократическая борьба провозглашается профессиональным долгом честного журналиста.

В действующих ныне кодексах недостаточно учитываются значительные перемены, происходящие в сфере коммуникаций, и новые нравственные проблемы, возникающие в этой связи.

Стремительные сдвиги в социальной сфере создают ситуации, в которых привычные образцы поведения уже не могут служить ориентирами, ибо они диктовались совсем другими условиями. Поэтому рождение новой нравственной нормы имеет порой не меньшее значение для общественного развития, чем кардинальное научное открытие.

Кодекс профессиональной этики российского журналиста был принят Конгрессом журналистов России 23 июня 1994 г. в Москве. (см. Приложение 2)

В ходе недавнего изучения этических кодексов СМИ из более чем 50 стран мира исследователь Том Кунер определил три сферы, в которых перед журналистами возникают основные этические проблемы. Это: поиск истины, стремление к ответственности, непреодолимый магнетизм свободы слова. Поиск истины, говоря конкретным языком, означает передачу точной, объективной и достоверной информации. Стремление к ответственности — вторая категория этической журналистики – подразумевает долг профессионалов СМИ служить своей аудитории, а не, скажем, рекламодателям или властям. Свобода слова, ключевое понятие в словаре западной демократии, подчинена в Кодексе российского журналиста служению правде и ответственности. В ходе дискуссии на конференции в Москве вопрос свободы печати чаще всего возникал в контексте ограничений, которые этические кодексы возлагают на журналистов.

“Было несколько очень серьёзных тем, которые вызвали очень серьёзные споры, так что Хартия была действительно нами выстрадана. Например, пункт 2: “Журналист сохраняет профессиональную тайну в отношении источника информации, полученной кон­фиденциальным путем. Никто не может принудить его к раскрытию этого источника”. По закону Рос­сийской Федерации суд может обязать журналиста своим решением раскрыть источник. Таким образом те, кто подписал эту Хартию, добровольно взяли на себя право даже по решению суда не раскры­вать свои конфиденциальные источники и соответ­ственно выразили готовность понести за это нака­зание по закону... Мы не считаем этот закон спра­ведливым, мы готовы нести ответственность по суду. Дело в том, что суд у нас достаточно политизирован, и сведения об источниках информации журналистов, особенно преданные гласности в открытом судебном заседании, могут быть исполь­зованы и для сведения счетов, и для преследования по профессиональному признаку, и даже для унич­тожения свидетелей. Вот почему мы бурно обсу­ждали этот пункт, но все же достаточно быстро нашли консенсус.”

А. Венедиктов о Московской хартии журналистов,

первом в стране абсолютно добровольном этическом кодексе

Наконец, важное внимание должно быть уделено тому, о чем эта типология и кодексы умалчивают. Речь идет об основных условиях, при которых этика может эффективно управлять деятельностью СМИ. В этой связи на конференции говорилось об экономическом, политическом, социальном и правовом климате в России. Возможно ли стремиться к истине, если существуют правительственные ограничения на доступ к информации? Реально ли требовать от прессы ответственности на фоне низких доходов от рекламы? Какой смысл в свободе печати, если журналистов затаскивают но судам, обвиняя их в нанесении ущерба чести и достоинства политиков?

При всей своей взаимозависимости и взаимоналожении эти сферы могут служить хорошей отправной точкой при рассмотрении Кодекса профессиональной этики российского журналиста, да и вообще при обсуждении журналистской этики в России.

 Отзываясь на принятие Кодекса профессиональной этики журналиста, американская журналистка Элизабет Шиллингер писала: «Тот факт, что российские журналисты уделяют столь значительное внимание этике в период социальных потрясений и строительства нового общества, не может не вызывать восхищения. Вне всякого сомнения, ни Джозеф Пулицер, ни Эдвард Скриппс, ни Уильям Херст в период построения собственных информационных империй в конце прошлого столетия не были отягощены подобными сомнениями. Да и сегодня нельзя этого сказать о Руперте Мэрдоке и ему подобным. Без сомнения, российская тенденция стремления к этическим ориентирам при формировании демократических СМИ соответствует национальной традиции поиска философских и моральных путей развития общества».

САМОУПРАВЛЕНИЕ ЖУРНАЛИСТА

Каждый журналист постоянно чувствует на себе посторонние взгляды. О результатах его труда судят люди, знакомящиеся с его материалами, и коллеги, оценки его поведению дает редакционный коллектив. Если стереотипы этих оценок совпадают с требованиями общества и с внутренней работой самовоспитания, которую приходится вести каждому человеку интеллектуального труда, то освоение индивидом ценностей и норм профессиональной морали, их перевод во внутреннее достояние личности происходят без мучительного надрыва. Напротив, любая рассогласованность между критериями нравственного поведения обрекает журналиста на тяжелую внутреннюю борьбу: желания спорят с нормой, средства противоречат цели, совесть не мирится с долгом. В такой ситуации сложно прогнозировать, какие именно стереотипы поведения будут усвоены индивидом.

Ни один человек не способен действовать разумно без хотя бы минимального знания о самом себе. Поэтому необходимым условием его жизнедеятельности служит самосознание - "осознание и оценка человеком своих действий и их результатов, мыслей, чувств, морального облика и интересов, идеалов и мотивов поведения, целостная оценка самого себя и своего места в жизни".

В деятельности журналиста сознательное самоуправление собственными психическими процессами и поведением становится наиболее эффективным способом организации, регуляции и контроля. Ведь процесс его труда часто недоступен воздействию внешних регуляторов, а в той мере, в какой является творческим, вообще зависит не от них.

Предельное разнообразие условий журналистского труда, высочайший динамизм социальных процессов, с одной стороны, и индивидуальный характер всех решений, принимаемых в процессе творчества, при жестком лимите времени, - с другой, требуют от журналиста сознательного самоуправления в каждом конкретном акте творчества. Если, согласно мнению некоторых исследователей, реакция журналиста на внешние воздействия определяется блоком правил и норм, который постоянно ориентирует его именно на самоуправление, то самоуправление понимается как суммарная характеристика процессов, обеспечивающих человеку оптимальное функционирование в условиях меняющейся среды.

В структуре самоуправления обычно выделяется три процесса: самоорганизацию, самоконтроль и саморегуляцию. Если благодаря самоорганизации складывается стратегия деятельности журналиста применительно к конкретным условиям подготовки материала, то функция самоконтроля - это проверка качества решения той или иной задачи, установление рассогласований между эталоном и результатом действия.

“Когда обгоняли крестьянина, впрягшегося, как лошадь, в телегу с нехитрым скарбом, Халип потянулся к фотоаппарату и, несмотря на бурные мои протесты, всё же нажал на спуск. Тогда мы были по-своему оба правы. Фотокорреспондент мог запечатлеть это горе только одним образом - только сняв его, и он был прав...Мне показалось тогда стыдным, безнравственным, невозможным снимать всё это, я бы не мог объяснить тогда этим людям, шедшим мимо нас, зачем мы снимаем их страшное горе. И я тоже по-своему был прав тогда.”

Из военных воспоминаний 1941 г. К. Симонова.

"Снять" расхождение между ними можно путем саморегуляции, которая заключается в корректировке деятельности, уточнении программ данной творческой операции и стратегии творческого акта в целом ".

Нравственный смысл управления своей деятельностью со стороны журналиста состоит не только в том, что его "фундаментальный информационный блок" заключает в себе моральные принципы и нормы, которые выступают в роли регуляторов его собственного поведения и критериев выносимых им оценок. Этот смысл ещё и в том, что отношение журналиста к задачам и способам своей деятельности и к людям, которые включены в неё, осознается им как его собственное, интимное нравственное отношение.

Журналистика предполагает в качестве обязательного свойства тех, кто ею занимается, сознательное отношение к своей деятельности, т.е. способность представлять все общественные последствия. То, ради чего человек, собственно говоря, и берется за перо. Уже в первой, импульсивной реакции на актуальную проблему безотчетно заключено и его намерение. А в замысле материала - цель, предвосхищающая результаты.

Если уровень сознательности личности зависит от того, какое место в мотивах её деятельности занимает понимание общественного долга, то применительно к журналисту это соотношение значительно усложняется. Двойственность, внутренняя противоречивость журналистской деятельности ставит пишущего перед парадоксом, который не разрешим таким формальным путем. Дело в том, что общественный долг может выступать перед журналистом одновременно в разных формах: как долг профессиональный и долг служебный, а те в свою очередь не всегда согласовываются друг с другом.

Если, удовлетворяя интерес читателя в правдивой информации, корреспондент своей публикацией помогает налаживать в обществе конструктивное сотрудничество, как того требует издатель, то конфликт между двумя формами общественного долга, понятно, не наступает.

Но такой конфликт вполне вероятен, если мнение издателя по обсуждаемой проблеме расходится с интересами массовой аудитории. Эта причина достаточно серьезна, и в каждом подобном случае журналист бывает вынужден принимать решение сам. Поэтому его сознательность не ограничивается сопоставлением предполагаемого эффекта публикации с общими представлениями о долге. Она требует от пишущего самостоятельного и столь же сознательного выбора критериев оценки: какой из видов долга больше отвечает гуманистической природе нравственности? Ведь "человечески хорошим может быть лишь то, что является осуществлением свободы".

В тех случаях, когда мнение издателя подкреплено к тому же мощью его политического авторитета, самостоятельный выбор для журналиста бывает затруднен, а то и чреват тяжкими последствиями.

Согласимся, что бывают ситуации, когда интересы политической целесообразности могут перевешивать неотъемлемое право читателя знать. Однако помимо причин объективного порядка основой конфликта между долгом профессиональным и служебным может стать и произвол издателя, и неверное понимание самим журналистом того или иного общественного предписания. Поэтому самокритичный анализ собственных исходных принципов становится обязательным показателем профессиональной пригодности журналиста. Иначе публикация способна вызвать эффект бумеранга.

Выяснение общих посылок, которые служат автору основанием его оценок и выводов, для него самого всегда представляет немалую трудность. Ведь собственную позицию человек воспринимает как нечто естественное, само собой разумеющееся. Позиция - это он сам и есть. Индивидуальное и социальное слито в человеке настолько органично, что их размежевание если и открывается ему, то только с огромным трудом. Буржуа, например, писали в свое время К. Маркс и Ф. Энгельс, обнаруживает это различие только в том случае, когда обанкротится".

Конечно, перемены в общественном положении помогают человеку отделить в себе самом индивида от социального существа. В таком случае происходит реальное отстранение (если воспользоваться терминологией В. Шкловского), возникает возможность взглянуть на объект - самого себя - в новом, непривычном ракурсе. Но выйти из круга сложившихся представлений часто трудно даже очень одаренным людям.

Рассматривая сущность человека как совокупность его общественных отношений, необходимо подчеркнуть значение наличных интересов в детерминации поведения индивида. Социальные интересы предопределяют и основную направленность ею позиции. Но полностью во власти своих интересов и потребностей человек находится до тех пор, пока он не выделяет себя из окружающего мира, не рассматривает свое отношение к миру, к другим людям и к самому себе именно как отношение, покуда тем самым он не сознает самого себя как личность, способную управлять собой.

При идентификации с социальной группой индивид ощущает ее коренные интересы как собственные, да и принципы поведения выбирает из тех, что отвечают групповым, классовым нуждам. Однако уже сам свободный выбор этих принципов, которым личность сознательно подчиняет свое поведение, означает одновременно её самоопределение, выделение из группы, возвышение над наличными потребностями. Влияние социально-классового интереса на поведение личности перестает быть слепым и стихийным, ибо оно опосредуется сознательно избранными ею принципами.

Самосознание, таким образом, представляет собой основополагающий признак личности, формирующийся вместе с ее становлением. По Канту, индивид становится личностью именно благодаря самосознанию, которое позволяет подчинить свое "я" нравственному закону и таким образом обреет внутреннюю независимость от наличного бытия.

Профессиональный долг - вот тот внутренний закон, который должен предопределять поведение журналиста. Его смысл в том, чтобы правдивым словом помогать людям ориентироваться в происходящем. Измена долгу ведет к утрате профессиональной пригодности и нравственной деградации специалиста. Поэтому состояться как профессионал журналист может в том случае, если он состоялся как личность, следующая требованиям долга.

Верность сознательно выбранным принципам помогает ему выстоять в периоды социальных потрясений, не поддаться воздействию внешних влияний, избежать растерянности при изменении политической конъюнктуры, сохранить профессиональное достоинство и избежать мук совести.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Весь этот разговор, возможно, не имеет практического смысла без привязки темы к конкретной стране, гражданином которой журналист является, в которой он формируется как личность.

Несмотря на чётко сформулированные правовые и моральные ограничения, нужно отдавать себе отчёт в том, что это всего лишь настойчивые рекомендации, но решение следовать им или не следовать в конкретной ситуации всё-таки будет принимать живой человек, а не мифический идеальный журналист. И в этом смысле трудно представить, что, хоть раз столкнувшийся с угрозами в свой адрес или в адрес своих близких и натолкнувшийся в такой ситуации на демонстративное равнодушие правоохранительных органов обычный журналист будет и впредь, не оглядываясь по сторонам, пытаться донести до читателей правдивую, но для чьих-то интересов опасную информацию, опираясь при этом только на чувство журналистского долга.

Трудно ожидать от обычного журналиста, родившегося и выросшего в нашей стране (где «закон, что дышло...» и где человек часто славится не тем, что всю жизнь соблюдал законы, а тем, что умел их обходить), что он в конкретной ситуации без колебаний предпочтёт длинный, но законный путь короткому, но игнорирующему закон.

И большой вопрос: можно ли его в этом обвин

12	Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: