Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Свобода. Мятеж. Одиночество. Чистота ума. Принимать себя такими, как мы есть.




 

Ни муки подавления, ни жестокая дисциплина приспособления к идеалу еще никого не приводили к истине. Чтобы придти к истине, ум должен быть совершенно свободен, без малейшем искажения.

 

Сначала давайте спросим себя, действительно ли мы хотим быть свободными? Когда мы говорим о свободе, говорим ли мы о полной свободе или о свободе от чего-то неудобного, неприятного или нежелательного? Нам бы хотелось освободиться от болезненных и неприятных воспоминаний, мучительных переживаний, но сохранить те наши идеологии, формулировки и отношения, которые могли бы дать нам удовольствие, принести удовлетворение. В то же время удержать одно без другого невозможно. Ибо, как мы видели, удовольствие неотделимо от страдания. Поэтому каждый из нас должен решить, хотим ли мы быть полностью свободными. Если мы скажем, что хотим этого, тогда мы должны понять природу и структуру свободы. Является ли свободой, когда вы свободны от чего-либо, от страдания, от какого-то рода тревоги? Или свобода по сути своей нечто совсем иное? Вы можете быть свободными от ревности, скажем, но не является ли эта свобода реакцией, и, следовательно, вовсе не свободой? Вы можете быть свободны от догмы, что довольно легко сделать, проанализировав и отбросив ее прочь, но мотив освобождения от догмы может быть по-разному обоснован, ибо он может быть продиктован желанием освободиться лишь от той догмы, которая перестала быть модной или удобной. Или вы можете желать освободиться от национализма, потому что верите в интернационализм или сознаете, что просто нет смысла продолжать цепляться за эту глупую националистическую догму, с ее знаменами и прочим вздором. Такую догму вы можете легко отбросить прочь. Или вы можете выступать против какого-либо религиозного или политическом лидера, обещавшего вам свободу в результате дисциплины или восстания, но имеет ли такой рационализм, такое логическое умозаключение что-либо общее со свободой?

 

Если вы говорите, что свободны от чего-то, это просто реакция, которая вызовет лишь другую реакцию, с новым приспособлением и новой формой господства. Таким путем вы можете составить целую цепь реакций, каждое звено которой вы будете принимать за свободу. Но это не свобода, это лишь продлевание видоизмененного прошлого, за которое цепляется ум.

 

Современная молодежь, как всякая молодежь, находится в состоянии мятежа против общества. Это само по себе хорошее явление. Но мятеж — это не свобода, а реакция, и эта реакция создает собственный шаблон, в плену котором вы оказываетесь. Вы думаете, что это нечто новое, но это не так. Это старое на новый манер. Любой социальный или политический мятеж неизбежно возвратится к доброму старому буржуазному настроению.

 

Свобода приходит только тогда, когда вы видите и действуете. Она никогда не бывает результатом мятежа. Видение есть действие. И такое действие происходит мгновенно. Когда вы видите опасность, тогда нет никакой умственной деятельности, никакой дискуссии или колебания. Сама опасность побуждает действовать, и поэтому видеть — значит действовать, быть свободным.

 

Свобода — это состояние ума. Не свобода от чего-то, но ощущение свободы, свободы сомневаться и ставить вопросы по отношению ко всему, и поэтому в ней столько силы, действенности и энергии, что она сразу отбрасывает все формы зависимости, рабства, приспособления, подчинения. Такая свобода означает бытие в полном одиночестве, наедине с самим собой. Но может ли ум, воспитанный в определенной культуре, настолько зависимый от окружения, своих собственных наклонностей, когда-либо обрести свободу, которая представляет собой совершенное одиночество и в которой нет ни руководства, ни традиции, ни авторитета? Это одиночество есть некоторое внутреннее состояние ума, которое не зависит ни от каких стимулов или знаний и не является результатом опыта или умозаключения. Большинство из нас внутренне никогда не бывают одинокими наедине с самим собой. Мы все знаем, что значит быть изолированным. Когда возводишь стену вокруг себя, чтобы не подвергаться ударам, не быть уязвимым, и когда культивируешь непривязанность, что является другой формой страдания. Или когда живешь в некоторой идеологии, призрачной башне из слоновой кости. Бытие наедине с собой — это нечто другое. Вы никогда не бываете наедине, потому что вы полны воспоминаниями, обусловленностью, вашей болтливой суетой вчерашнего дня. Ваш ум никогда не бывает ясным из-за вздора, который он накопил. Чтобы быть наедине с самим собой, вы должны умереть для прошлого; когда вы один, совершенно один, когда вы не принадлежите ни семье, ни нации, ни культуре, ни определенному континенту, у вас возникает чувство бытия вне всех. Человек, который полностью один, наедине с самим собой, обладает в этом смысле первозданной чистотой, и эта чистота освобождает его ум от печали.

 

Мы несем в себе груз того, что было сказано тысячами людей, груз воспоминаний обо всех бедах. Отбросить это полностью — значит быть одиноким. А ум, пребывающий в одиночестве, не только чист, но и молод — не с точки зрения времени или возраста, но молодой, ясный, живой в любом возрасте, и только такой ум может видеть то, что есть истина и что не может быть выражено в словах.

 

В этом одиночестве вы начинаете понимать необходимость жить наедине с самим собой, таким как вы есть, а не таким, каким, по вашему мнению, вы должны быть или являетесь. Видите ли, если вы можете смотреть на себя без какого-либо трепета, фальшивой скромности, без всякого страха, оправдания или осуждения, именно это и значит жить наедине с самим собой, таким, каков вы есть в действительности. Вы начинаете понимать нечто, когда живете с этим в тесном соприкосновении. Но в тот момент, когда появляется привычка к этому, привычка к вашей тревоге, зависимости или к чемуто еще, вы больше с этим не живете. Если вы живете на берегу реки, через несколько дней вы уже больше не слышите журчания воды; если в вашей комнате висит картина, которую вы видите каждый день, то через неделю вы перестаете ее замечать. То же происходит с горами, долинами, деревьями, то те самое — с вашей семьей, вашим мужем, вашей женой. Но чтобы жить с чем-то таким, как ревность, зависть или тревога, вы никогда не должны привыкать к ним, никогда не должны с ними примиряться. Вы должны проявить к ним внимание, как заботились бы о только что посаженном деревце, стараясь уберечь его от солнца и от бури. Вы должны относиться к ним с заботой, не осуждая и не оправдывая, — только так вы начнете любить их. Когда вы на что-то направляете свое внимание, вы начинаете его любить. Это не значит, что вы испытываете любовь к состоянию зависти или тревоги, как это бывает у многих людей. Это, скорее, означает, что вы испытываете любовь к наблюдению за ними. Итак, можем ли мы, вы и я, жить с тем, чем мы являемся в действительности, зная, что мы тупы, завистливы, полны страха, считаем себя способными на огромную любовь, чего на самом деле нет, легко поддаемся лести и скуке, можем ли мы жить со всем этим, не принимая и не отвергая, просто наблюдая это без того, чтобы впасть в меланхолию, депрессию или эйфорию?

 

Теперь зададим себе следующий вопрос: может ли эта свобода, это одиночество, это вхождение в контакт со всей целостной структурой нашего общества, может ли все это придти со временем? То есть, может ли эта свобода быть обретена как результат постепенном процесса? Вполне очевидно, что нет, ибо как только вы включаете время, вы порабощаете себя все больше и больше. Вы не можете стать свободным постепенно. Это не является делом времени. Следующий вопрос таков. Можете ли вы осознать эту свободу? Если вы говорите: < свободен>, то вы уже не свободны. Это похоже на то, как человек говорит: < счастлив>. В тот момент, когда он говорит: <Я счастлив>, он пребывает в воспоминании о чем-то, что уже прошло. Свобода может придти только естественно и легко, не в результате страстного желания, жажды и стремления к ней. Вы не обретаете ее также, создавая некий образ свободы, какой она, по-вашему, должна быть. Чтобы придти к ней, ум должен научиться воспринимать жизнь, которая есть необъятное движение, не будучи связан временем, потому что свобода пребывает вне поля сознания.

 

 


Глава IX

Время. Скорбь. Смерть.

 

Я испытываю искушение повторить вам одну историю. Некий достигший высоких ступеней ученик пришел к Богу и потребовал научить ем истине. Этот бедный Бог сказал: <Друг мой, сегодня такой жаркий день, пожалуйста, принеси мне стакан воды>. Ученик пошел и постучался в дверь первого попавшегося дома. Дверь открыла очаровательная девушка. Ученик влюбился в нее, они поженились, у них родились дети. И вот однажды пошел дождь, он все шел и шел. Ливневые потоки затопили улицы, и вода стала смывать дома. Ученик схватил жену и, с детьми на плечах, держался на плаву. Когда его стало уносить течением, он взмолился: <Господь мой, прошу тебя, спаси меня>. Бог ответил: <Где стакан воды, о котором я просил?>

 

Это довольно поучительная история, потому что большинство из нас мыслит в терминах времени. Человек живет во времени. Придумывание будущего было всегда его излюбленным средством спасения.

 

Мы думаем, что изменения в нас могут произойти с течением времени, что внутренний порядок в нас будет создаваться постепенно, день за днем. Но время не приносит ни порядка, ни мира, поэтому мы должны перестать мыслить в терминах постепенности. Это значит, что не существует для нас того завтра, когда мы обретем мир. Мы должны обрести мир, спокойствие немедленно, в настоящий момент.

 

Когда существует реальная опасность, время исчезает, не так ли? Действие происходит немедленно. Но мы не видим опасности многих наших проблем, и потому изобретаем время как средство для их преодоления. Время обманчиво, потому что не помогает нам совершить перемену в нас самих. Время — это движение, которое человек разделил на прошлое, настоящее и будущее. И до тех пор, пока он будет разделять время, он всегда будет пребывать в конфликте.

 

Является ли учение делом времени? Тысячелетия не научили нас, что существует лучший путь, чем ненавидеть и убивать друг друга. Очень важно понять проблему времени, если мы хотим изменить эту жизнь, которая с нашей помощью стала такой чудовищной и бессмысленной.

 

Первое, что мы должны понять — это то, что мы можем наблюдать время только при наличии той свежести, той ясности ума, о которой мы уже говорили. Мы находимся в смятении из-за возникающих перед нами многочисленных проблем, мы теряемся в этом смятении. Так вот, если человек заблудился в лесу, что он делает прежде всего? Он останавливается, не так ли? Человек останавливается и глядит вокруг. Но чем больше наше смятение и чем сильнее ощущение, что мы заблудились в жизни, тем больше мы мечемся из стороны в сторону, ищем, вопрошаем, требуем, умоляем. Итак, разрешите вам подсказать — прежде всем вы должны остановиться" полностью остановиться внутренне. И когда вы внутренне, психологически остановитесь, ваш ум станет очень спокойным и ясным. И тогда вы сможете действительно рассмотреть этот вопрос времени.

 

Проблемы существуют только во времени, т.е. они не возникают, когда мы непрерывно воспринимаем вызов. Когда же мы воспринимаем вызов частично, фрагментарно или пытаемся убежать от него, — другими словами, когда подходим к нему с неполным вниманием, — мы создаем проблему. И эта проблема будет существовать до тех пор, пока мы не отнесемся к ней с полным вниманием, пока мы надеемся разрешить ее как-нибудь потом.

 

Знаете ли вы, что такое время? Не хронологическое, по часам, но время психологическое? Это интервал между идеей и действием. Идея, как вполне очевидно, служит для самозащиты. Действие — всегда мгновенно. Оно не от прошлого и не от будущего. Чтобы действовать, надо пребывать в настоящем. Действие — так опасно, так неопределенно, что мы опираемся на идею, которая, как мы надеемся, даст нам некоторую уверенность, поможет избежать риска.

 

Проверьте это на самих себе. У вас есть идея о том, что правильно и что неправильно, или мировоззренческое представление о вас самих, об обществе, и сообразно этой идее вы намерены действовать. Поэтому действие происходит применительно к идее, в стремлении как можно более точно ей следовать, и это неизбежно вызывает конфликт. Существует идея, известный интервал и действие, и этот интервал включает в себя всю сферу времени. Этот интервал, по сути, является мыслью. Если вы думаете, что будете счастливы завтра, значит у вас возникло представление о том, что вы достигнете определенного результата во времени. Через наблюдение, через желание и через продление этого желания мысль подкрепляется следующей мыслью, говоря: <Завтра я буду счастлив, завтра я добьюсь успеха, завтра мир станет прекрасным>. Так мысль создает интервал, который есть время.

 

Так вот, мы спрашиваем, можем ли мы остановить время? Можем ли мы жить так полно, чтобы не было этого завтра? Ибо время — это печаль. Вчера или на протяжении тысяч вчерашних дней вы любили, или у вас был товарищ, который ушел, и это воспоминание остается, и вы думаете об этой радости и этой печали, смотрите назад, желая, надеясь, горюя. Так мысль, возвращаясь к прошлому, снова и снова рождает то, что мы называем печалью, и создает интервал времени.

 

До тех пор, пока существует интервал времени, созданный мыслью, должен быть непрекращающийся страх. Поэтому человек задает себе вопрос: <Может ли этот интервал перестать существовать?> Если вы говорите: <Прекратится ли он когда-нибудь?>, то это уже идея, нечто такое, чего вы хотите достичь, а значит появился новый интервал, в котором вы как в ловушке.

 

Теперь постараемся разобраться в вопросе смерти, которая для большинства людей является огромной проблемой. Вы знаете смерть — она всегда рядом с вами. Можно ли подойти к ней целостно, чтобы вы не создали этой проблемы вообще? Для того, чтобы подойти к ней таким образом, всякая вера, надежда, всякий страх по отношению к ней должны прекратиться. Ибо иначе вы подойдете к этому необычайному явлению с умозаключением, представлением, заранее имеющейся тревогой, и, таким образом, ваш подход будет связан со временем. Время — это интервал, промежуток между наблюдающим и наблюдаемым. Это значит, что наблюдающий, которым являетесь вы, боится встретить то, что называется смертью. Вы не знаете, что это такое. У вас имеются всякого рода надежды, теории относительно нее; вы верите в перевоплощение, или воскресение, или в нечто, именуемое душой, атманом, духовной сущностью, которая пребывает вне времени и которую вы называете по-разному; но выяснили ли вы для себя вопрос существования души? Или это идея, которую вам внушили? Существует ли что-либо постоянное, продолжающееся за пределами мысли? Если мысль может об этом думать, значит это находится в сфере мышления и, следовательно не может быть постоянным. В сфере мышления нет ничего постоянного. Чрезвычайно важно осознать это, ибо только тогда вы будете свободны видеть, а в этой свободе — великая радость.

 

Вы не можете испытывать страх перед неизвестным, так как вы не знаете, что оно такое, и, следовательно, нет того, чего вам надо бояться. Смерть — это слово, а слово, образ — это то, что вызывает страх. Итак, можете ли вы смотреть на смерть без образа смерти? Пока существует образ, представление, из которого возникает мысль, эта мысль должна всегда порождать страх. Тогда вы или стараетесь страх смерти побороть рассудком и сопротивляться неизбежному, или придумываете бесчисленные верования, чтобы защитить себя от страха смерти. Таким образом, создается брешь, интервал между вами и тем, чем вы боитесь. В этом пространственно-временном интервале должен существовать конфликт, который есть страх, тревога и жалость к себе. Мысль, порождающая страх смерти, говорит: <Давай отсрочим ее, давай избежим ее, будем держать ее как можно дальше, не будем думать о ней>, — но вы о ней думаете. Когда вы говорите: я не буду о ней думать>, вы уже думаете, как ее избежать. Вы боитесь смерти, потому что хотите ее отсрочить.

 

Мы отделили жизнь от умирания, и этот интервал между жизнью и умиранием есть страх. Этот интервал, это время создано страхом. Жизнь — это наши каждодневные муки, обиды, печали, смятения со случайными проблесками, когда мы, как в раскрывающееся окно, видим полное красоты море. Вот что мы называем жизнью, и мы боимся умереть, что означало бы прекратить эти страдания. Мы готовы цепляться за известное, чтобы не оказаться лицом к лицу с неизвестным. Известное — это наш дом: наша обстановка, наша семья, наш характер, наша работа, наши знания, наши слова, наше одиночество, наши боги, — все то мелкое, что образует нескончаемый круговорот в самом себе со своим собственным ограниченным шаблоном полного горечи существования.

 

Мы думаем, что жизнь протекает всегда в настоящем и что смерть — нечто такое, что ожидает нас в отдаленном времени. Но мы никогда не задавали себе вопрос, является ли эта борьба каждодневной жизни жизнью вообще. Мы хотим знать истину о перевоплощении. Мы хотим получить доказательства, что наша душа будет продолжать жить; мы прислушиваемся к утверждению ясновидящей и выводам из психологических исследований, но мы никогда не спрашиваем, как жить, жить с восторгом, очарованием каждый день. Мы примирились с жизнью, какая она есть, со всей ее болью и отчаянием, мы к ней привыкли и думаем о смерти как о чем-то, чего надо стараться избежать. Но смерть — нечто такое же необычайное, как и жизнь, если мы знаем, как жить, Вы не можете жить без умирания. Вы не можете жить, если вы не умираете психологически каждую минуту. Это не интеллектуальный парадокс. Чтобы жить полно, целостно, в каждом дне открывая все новую и новую прелесть, нужно умирать для всего вчерашнего; если этого нет, вы живете механически, а механический ум никогда не сможет узнать, что такое любовь или что такое свобода.

 

Большинство из нас боится умирания, потому что мы не знаем, что значит жить, мы не знаем, как жить, и поэтому не знаем, как умирать. До тех пор, пока мы испытываем страх перед жизнью, мы будем бояться смерти. Человек, который не боится жизни, не страшится и полной беззащитности, ибо он понимает, что внутренне, психологически никакой защищенности не существует. Когда нет уверенности в безопасности, имеет место нескончаемое движение, и тогда жизнь и смерть — одно и то же. Человек, живущий без конфликта, живущий в красоте и любви, не боится смерти, так как любить — значит умирать. Если вы умираете для всего, что вы знаете, включая вашу семью, ваши воспоминания, все, что вы чувствовали, тогда смерть — очищающий, обновляющий процесс; тогда смерть приносит чистоту, невинность, и только невинные, чистые люди обладают страстью, а не те, которые верят и хотят выяснить, что же произойдет после смерти. Для того, чтобы действительно выяснить, что произойдет после, когда вы умрете, вы должны умереть. Вы должны умереть не физически, но психологически, внутренне умереть для всего, чем вы дорожите и что вас огорчало. Если вы умрете хотя бы для вашего одного удовольствия, самого малого или самого большого, умрете естественно, без какого-либо усилия или аргументации, вы будете знать, что значит умирать. Умирать — значит иметь ум совершенно пустой от своего собственного содержания, от своих повседневных стремлений, удовольствий и мук. Смерть — это обновление, мутация, в которой мысль совершенно не функционирует, так как мысль есть старое. Когда приходит смерть, возникает нечто совершенно новое. Свобода от известного есть смерть. И только тогда вы живете.

 

 


Глава X

Любовь.

 

Стремление к полной надежности неизбежно порождает печаль и страх. Эта жажда надежности создает неуверенность. Обрели вы когда-нибудь полную надежность в каких бы то ни было ваших отношениях? Случалось ли это? Большинство из нас жаждет надежности в любви, стремится любить и быть любимым, но есть ли любовь там, где каждый из нас ищет свою собственную надежность, свой особый путь? Нас не любят, потому что мы не знаем, как любить.

 

Что такое любовь? Слово так избито, так извращено, что мне не хочется им пользоваться. Все говорят о любви, каждый журнал, каждая газета, каждый миссионер без умолку говорят о любви. Я люблю мою страну, люблю моего короля, я люблю какую-то книгу, я люблю эту гору, я люблю удовольствие, я люблю мою жену, я люблю Бога. Является ли любовь идеей? Если это так, то ее можно культивировать, лелеять, всюду рекламировать, искажать каким угодно способом. Когда вы говорите, что любите Бога, что это означает? Это означает, что вы любите проекцию вашего собственного воображения или проекцию вас самих, облаченную в известные формы респектабельности в соответствии с тем, что вы считаете благородным и священным; таким образом, говорить: я люблю Бога — это полнейший абсурд. Когда вы поклоняетесь Богу, вы поклоняетесь самим себе, а это не является любовью.

 

Поскольку вы не в состоянии разрешить это явление человеческой жизни, именуемое Любовью, мы уходим в абстракцию. Любовь может быть окончательным разрешением всех человеческих трудностей, проблем и забот. Но как нам выяснить, что такое любовь, просто давая ей определения? Церковь определяет ее одним образом, общество другим, и существуют все виды отклонений и извращений: обожание кого-то, физические отношения с кем-то, отношения эмоциональные, отношения товарищеские — не это ли мы разумеем под любовью? Это стало нормой, шаблоном, стало таким ужасающе личным, чувственным, ограниченным, что религии заявили: <Любовь — это гораздо большее>. В том, что называется человеческой любовью, они видят наслаждение, соперничество, ревность, желание обладать, удерживать, контролировать, вмешиваться в мышление другого, и, сознавая сложность всем этого, они говорят, что должна существовать другая любовь: божественная, возвышенная, нетленная.

 

Повсюду в мире так называемые святые люди утверждали, что смотреть на женщин — это что-то абсолютно дурное, они говорят, что нельзя приблизиться к Богу, если вы потакаете сексу. Поэтому они отвергают его, хотя сами испытывают сильное искушение, но, отрицая секс, они лишают себя глаз и языка, потому что отвергают всю красоту земли. Они истощают свои сердца и умы, иссушают свои тела; они изгоняют красоту, потому что красота связана с женщиной.

 

Может ли любовь быть разделена на святую и мирскую, человеческую и божественную, или существует только одна любовь? Есть ли разница между любовью к одному и ко многим? Если я говорю: <Я люблю тебя>, исключает ли это любовь к другим? Это любовь личная или безличная? Является ли любовь личной или безличной, моральной или аморальной, к семье или не к семье? Если вы любите все человечество, можете ли вы любить отдельного человека? Является ли любовь чувством? Является ли она эмоцией? Является ли любовь наслаждением или желанием? Все эти вопросы показывают, что у вас имеются идеи о любви или о том, какой она должна или не должна быть, определенный шаблон или код, выработанный культурой, в которой мы живем.

 

Следовательно, чтобы углубиться в вопрос, что такое любовь, мы сначала должны освободить ее от вековых наслоений, отбросить все идеалы и идеологии, представления о том, чем она должна или не должна быть. Разделять что бы то ни было на то, что должно быть, и то, что есть, — это путь наибольшего заблуждения, когда мы имеем дело с жизнью.

 

Как мне выяснить, что представляет собой это пламя, которое мы называем любовью? Не как выразить это другому, но выяснить, что значит оно само по себе? Сначала я отброшу все, что сказали об этом церковь, общество, мои родители, друзья, любой человек, любая книга, потому что я сам хочу выяснить для себя, что оно значит. Это громадная проблема, которая охватывает все человечество; существует тысяча путей ее определения. Я сам нахожусь в плену того или иного шаблона в зависимости от того, что мне нравится или радует меня в данную минуту, — так не следует ли мне, чтобы понять это, прежде всего освободиться самому от моих личных склонностей и предубеждений? Я нахожусь в смятении, меня тянут в разные стороны мои собственные желания, и поэтому я говорю себе: <Сначала разберись в своем собственном смятении, быть может, ты раскроешь, что такое любовь, выяснив, чем она не является>. Правительство говорит: <Иди убивай ради любви к своей стране>, разве это любовь? Религия говорит: <Откажись от секса ради к любви к Богу>, но разве это любовь? Является ли любовь желанием? Не говорите нет, для большинства из нас любовь — это желание с наслаждением чувственного порядка, в основе которого сексуальная привязанность и удовлетворение. Я не противник секса, но посмотрите, что он в себя включает. Секс дает вам на мгновение полное забвение себя, а затем вы снова возвращаетесь к вашему смятению, и поэтому вы испытываете необходимость повторения, хотите снова и снова вернуть это состояние, в котором нет терзаний, нет проблем, нет себя. Вы говорите, что любите вашу жену. Эта любовь включает сексуальное наслаждение, вам также приятно, что в доме есть кто-то, кто заботится о ваших детях, готовит вам еду. Вы зависите от нее, она отдала вам свое тепло, свои чувства, она поддерживает вас, создает определенное ощущение надежности, благополучия. Но вот она отворачивается от вас, вы ей надоели, или она уходит к другому, и все ваше эмоциональное равновесие нарушено, и это нарушение, которое вам неприятно, называется ревностью. Здесь присутствует боль, тревога, ненависть и неистовство; вы говорите: <Пока ты принадлежишь мне, я тебя люблю, но как только ты отворачиваешься, я начинаю тебя ненавидеть. Пока я могу быть уверен, что ты будешь удовлетворять меня, мои требования — сексуальные и другие, — я тебя люблю, но как только ты перестаешь удовлетворять мои желания, я перестаю тебя любить>. Итак, между вами возникает вражда, вы расходитесь, и когда вы не вместе, любви нет. Но если вы можете жить с вашей женой без того, чтобы мысль создавала все эти противоречивые состояния, без этих нескончаемых раздоров, тогда, возможно, — возможно, — вы узнаете, что такое любовь. Тогда вы будете полностью свободны, и она также. В то же время, если вы зависите от нее во всех ваших удовольствиях, вы ее раб. Поэтому, когда любишь, должна быть свобода не только от другого, но также от самого себя.

 

Когда принадлежишь другому, когда другой психологически тебя поддерживает, когда зависишь от другого, это неизбежно приносит тревогу, страх, ревность, чувство вины, а пока существует страх, любви нет; ум, угнетаемый страданием, никогда не узнает, что такое любовь. Сентиментальность и эмоциональность не имеют ничем общего с любовью. Итак, любовь не имеет ничего общего с наслаждением и желанием.

 

Любовь — не продукт мысли, которая есть прошлое. Мысль не способна культивировать любовь. Любовь нельзя связать, ее нельзя удержать ревностью, потому что ревность — это прошлое. Любовь — всегда активное настоящее. Это не <я полюблю>, или <я полюбил>. Если вы познали любовь, вы ни за кем не будете следовать. Любовь не подчиняется. Когда вы любите, нет таких категорий, как уважение или неуважение.

 

Знаете ли вы, что значит любить кого-то, любить без ненависти, без ревности, без раздражения, без желания вмешиваться в то, что другой делает или думает, без осуждения, без сравнивания, знаете ли вы, что это значит? Когда есть любовь, можем ли мы сравнивать? Если вы любите кого-то всем вашим сердцем, всем умом, всем телом, всем вашим существом, будете ли вы сравнивать? Когда вы полностью отдаете себя этой любви, ничего другого не существует.

 

Включает ли в себя любовь ответственность и долг, нуждается ли она вообще в этих словах? Когда человек нарушает долг, есть ли тогда любовь? В долге любви нет. Структура долга, в плену которой человек находится, губит его. Пока вы вынуждены делать что-то, потому что так велит вам долг, вы не любите то, что вы делаете. Когда есть любовь, нет ни долга, ни ответственности.

 

К сожалению, большинство родителей считает, что они несут ответственность за своих детей, и чувство ответственности заставляет их говорить детям, что им следует и чего не следует делать, кем они должны и не должны быть. Родители хотят, чтобы у детей было прочное положение в обществе. То, что они называют ответственностью, является частью респектабельности, которой они поклоняются. А мне представляется, что там, где есть респектабельность, нет порядка. Они стремятся лишь к тому, чтобы стать истинными буржуа; готовя своих детей войти в нынешнее общество, приспособиться к нему, они тем самым содействуют тому, что в обществе не прекращается война, конфликт и жестокость. Назовете ли вы это заботой и любовью? Действительно заботиться — это заботиться так, как вы заботились бы о деревце или о растении, поливая их, изучая, что им требуется, какая почва для них самая лучшая, ухаживая за ними с добротой и нежностью, но когда вы стараетесь приспособить своих детей к обществу, вы готовите их к тому, чтобы они были убиты. Если бы вы любили своих детей, у вас не было бы войн.

 

Когда вы теряете кого-то, кого вы любите, относятся ли ваши слезы к вам самим или к тому, кто умер? Плачете ли вы о себе или о другом? Плакали ли вы когда-нибудь о другом? Плакали ли вы о вашем сыне, которого убили на войне? Если плакали, то плакали из жалости к себе или потому, что был убит человек? Если вы плачете из жалости к себе, ваши слезы не имеют никакого значения, ибо вы озабочены только собой. Если вы плачете о брате, который умирает, плачьте о нем. Очень легко плакать о себе из-за того, что он умер. Видимо, вы плачете оттого, что тронуто ваше сердце, но это происходит не из-за него. Ваше волнение происходит из жалости к себе, а жалость к себе делает вас жестоким, замыкает в себе, делает вас тупым и глупым.

 

Если вы плачете о себе, плачете от того, что одиноки, покинуты, утратили ощущение власти, жалуетесь на свою судьбу, на окружающие условия, если слезы о вас, то любовь ли это? Если вы это поймете, что означает прикоснуться ко всему этому непосредственно, как вы прикасались бы к дереву, к столбу или руке, тогда вы увидите, что эта печаль создана вами, создана мыслью, что печаль — производная времени. У меня был брат три года тому назад, теперь он умер, теперь я одинок, страдаю, нет того, у кого я мог бы найти утешение и дружеское сочувствие, и это вызывает слезы в моих глазах.

 

Вы можете увидеть это в самих себе, если вы будете наблюдать, вы сможете это увидеть полностью, целиком, единым взглядом, не включая сюда время на анализ; вы можете мгновенно увидеть всю структуру и природу убогого мелкого нечто, называемого <я>. Мои слезы, моя семья, моя вера, моя нация, моя религия — все то уродливое, что есть внутри вас, когда вы увидите все это вашим сердцем, а не умом, когда увидите всей глубиной вашего сердца, тогда у вас будет ключ к тому, чтобы положить конец печали.

 

Печаль и любовь не могут идти вместе. Христианский мир идеализировал страдание, поместил его на кресте и поклоняется ему, выражая этим, что вы никогда не сможете спастись от страдания иначе, чем через одну определенную дверь. Такова вся структура общества, основанного на эксплуатации религиозных чувств.

 

Таким образом, когда вы спрашиваете, что такое любовь, весьма возможно, что вы боитесь получить ответ. Он может произвести в вас полный переворот, он может разрушить вашу семью, вы можете обнаружить, что не любите свою жену, мужа или детей. Любите ли вы их? Вам, может быть, придется в щепки разрушить дом, который вы построили, и может случиться, что вы никогда уже больше не войдете в храм.

 

Но если все же вы хотите это выяснить, вы увидите, что страх — это не любовь, зависимость — не любовь, ревность — не любовь, обладание, господство — не любовь, ответственность и долг — не любовь, жалость к себе — не любовь, отчаяние от того, что вас не любят, — не любовь. Любовь не есть противоположность ненависти, так же как скромность не есть противоположность тщеславию. Итак, если вы можете устранить все это, не прибегая к усилию, не смыв все это, как дождь смывает с листьев пыль многих дней, тогда, быть может, случайно вам встретится этот необыкновенный цветок, которого всегда искал человек.

 

Если вы не обрели любовь, причем не малыми каплями, а во всем ее изобилии, если вы не полны ею, то миру грозит гибель. Умом вы знаете, что единение человечества жизненно важно и что любовь — единственный путь к этому, но кто научит вас любить? Сможет ли какой-либо авторитет, какой-либо метод, какая-либо система сказать вам, как любить? Если кто-то вам скажет, то это не будет любовью. Можете ли вы сказать: <Я буду практиковать любовь. Я буду сидеть день за днем и думать о любви. Я буду практиковать доброту и кротость и заставлю себя быть внимательным к другим?> Что вы имеете в виду, когда говорите, что будете дисциплинировать себя, тренировать волю, чтобы любить? Когда вы применяете дисциплину и волю, чтобы любить, любовь улетучивается в окно. Практикуя какой-либо метод или систему для того, чтобы любить, вы можете стать чрезвычайно умным, более добрым, прийти к состоянию ненасилия, но все это не имеет ничего общего с любовью.

 

В этом превращенном в пустыню мире нет любви, потому что первостепенную роль в нем играет удовольствие и желание. Однако без любви ваша повседневная жизнь не имеет значения, и не может быть любви, если нет красоты. Красота не есть что-то, что вы можете наблюдать. Это не прекрасное дерево, прекрасная картина, прекрасное здание или прекрасная женщина. Красота существует только тогда, когда ваше сердце и ум узнают, что такое любовь. Без любви и чувства красоты не существует добродетели, и вы отлично знаете — что бы вы ни предпринимали, улучшая общество, обеспечивая пищей бедных, вы создадите только еще большее зло, так как без любви ваше сердце и ум уродливы и убоги. Но когда есть любовь и красота, все, что бы вы ни делали, — правильно, все, что бы вы ни делали, есть порядок. Если вы знаете как любить, то можете делать все, что хотите, потому что любовь разрешит все проблемы.

 

Итак, мы подошли к главному пункту: может ли ум придти к любви без дисциплины, без мысли, без принуждения, без какой бы то ни было книги, без какого бы то ни было учителя или руководителя — придти к ней, как он приходит к прекрасному закату солнца?

 

Мне кажется, для этого абсолютно необходима одна вещь — страсть, страсть без мотива, страсть, не являющаяся результатом какого-либо обязательства или привязанности, не являющаяся вожделением. Человек, не знающий страсти, никогда не познает любви, так как любовь может прийти только когда существует абсолютное самозабвение. Ум, который ищет, не является страстным умом, а единственный путь обрести любовь — это прийти к ней без искания, прийти к ней ненамеренно и не в результате какого-либо усилия или опыта. Та любовь, которую вы обретете, — не от времени. Она одновременно вечная и безличная, она одновременно к одному и ко многим. Она как цветок, аромат которого вы можете вдыхать, но можете и не заметить, пройти мимо. Этот цветок существует для всех, и также для того, кто возьмет на себя труд глубоко вдохнуть этот аромат и ощутить его с восторгом. Для цветка не имеет значения, находится ли человек близко в саду или он очень далеко. Цветок полон аромата, и потому изливает его на всех.

 

Любовь — это нечто новое, свежее, живое. У нее нет вчерашнего и нет завтрашнего дня, она выше суеты мыслей. Лишь чистый ум знает, что такое любовь. И этот чистый ум может жить в мире, который не является чистым. Найти это удивительное нечто, которое человек в своих бесчисленных усилиях стремился приобрести через жертву, через поклонение, через отношение, через секс, через все формы удовольствия и страдания, возможно только когда мысль пришла к пониманию самой себя и, естественно, пришла к концу. Тогда любовь не имеет противоположности, тогда в ней нет конфликта.

 

Вы можете спросить: &l

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...