Ф. Энгельс. Шеллинг и откровение

Т

Ф. ЭНГЕЛЬС

его лекций оказало огромное воздействие. Новые врата разверз­лись к скрытому чудесному кладу, который покоился в мол­чаливых недрах горы и чье великолепие сияло до сих пор толь­ко для немногих. Невелико было число тех, кто имел мужество на свой страх и риск подступиться к этому лабиринту ходов; теперь же открылась прямая удобная дорога, по которой можно было достигнуть сказочного сокровища. Одновременно учение Гегеля приняло в устах его учеников более человеческую, более наглядную форму, оппозиция со стороны самой философии ста­новилась все слабее и незначительнее, и постепенно дело дошло до того, что только со стороны заскорузлых теологов и юристов можно было еще слышать сетования на дерзкое вторжение некомпетентного лица в область их специальности. Молодежь же с тем большей жадностью стала набрасываться на новые идеи, что совершившийся с течением времени прогресс в самой школе давал импульс к очень важным дискуссиям, касавшимся всех жизненных вопросов как науки, так и практики.

Те пределы, которые сам Гегель поставил как запруды мощ­ному, бурно кипящему потоку выводов из его учения, обуслов­ливались отчасти его временем, отчасти его личностью. Система в основных своих чертах была готова еще до 1810 г., к 1820 г. мировоззрение Гегеля уже сложилось окончательно. Его поли­тические взгляды, его учение о государстве, складывавшиеся под влиянием английских учреждений, носят явный отпечаток периода Реставрации ⁴¹, что отразилось также и на непонимании им июльской революции в ее всемирно-исторической необходи­мости. Таким образом, Гегель сам на себе испытал верность свое­го изречения, что всякая философия представляет собой только выраженное в мыслях содержание своего времени. С другой стороны, если его личные взгляды благодаря системе и проясни­лись, то они все же не остались без влияния на выводы послед­ней. Так, например, его философия религии и его философия права безусловно получили бы совсем иное направление, если бы он больше абстрагировался от тех позитивных элементов, которыми он был пропитан под влиянием духовной атмосферы его времени, но зато он делал бы больше выводов из чистой мыс­ли. Отсюда — вое непоследовательности, все противоречия у Гегеля. Все, что в его философии религии является чрезмерно ортодоксальным, все, что в его философии права сильно отдает псевдоисторизмом, приходится рассматривать под этим углом зрения. Принципы всегда носят печать независимости и свободо­мыслия, выводы же — этого никто не отрицает — нередко осто­рожны, даже нелиберальны. Тут-то выступила часть его уче­ников, которая, оставаясь верной принципам, отвергала выводы,

ШЕЛЛИНГ И ОТКРОВЕНИЕ

если они не могли найти себе оправдания. Образовалось левое течение. Руге создал ему орган — «Hallische Jahrbü cher», и сразу вслед за тем было провозглашено отпадение от власти «позитивного*. Но пока еще не осмеливались открыто высказать все выводы. Представители этого течения считали себя, даже после Штрауса, еще находящимися в пределах христианства и даже чванились этим христианством перед евреями. Такие во­просы, как вопросы о личности бога и индивидуальном бессмер­тии, были им самим еще недостаточно ясны, чтобы они могли решительно высказаться по поводу них. Больше того, когда они почувствовали, что неизбежные выводы скоро будут сделаны, у них возникло сомнение в том, не должно ли новое учение остаться эзотерическим достоянием школы и тайной для нации. Тут выступил Лео со своими «Гогелингами» ⁴⁸ и этим оказал своим противникам величайшую услугу. Как вообще все то, что было рассчитано на уничтожение этого направления, выступление Лео гало только на пользу этому направлению и ясно доказывало ему, что оно идет рука об руку с мировым духом. Лео дал гегелин-гам ясное представление о самих себе, вновь пробудил в них то гордое мужество, которое следует истине, не отступая перед самыми ее крайними выводами, и высказывает ее открыто и ясно, не страшась последствий. Забавно теперь читать то, что писали тогда против Лео гегелинги в свою защиту, забавно ви­деть, как эти бедняги гегелинги извиваются, открещиваясь от выводов Лео и обставляя их всевозможными оговорками. Теперь никому из них не приходит в голову опровергать обвинитель­ные пункты Лео — так велика стала их дерзость за эти три года. «Сущность христианства» Фейербаха, «Догматика» Штрауса ¹⁵⁹ и «Deutsche Jahrbü cher» свидетельствуют о тех результатах, к которым привело доносительство Лео, а «Трубный глас» ¹⁶° даже доказывает наличие таких выводов уже у самого Гегеля. Эта книга уже потому так важна для выяснения позиции Геге­ля, что она показывает, как часто в Гегеле независимый, сме­лый мыслитель брал верх над поддающимся тысячам влияний профессором. Она является реабилитацией личности человека, от которого требовали, чтобы он поднялся над своим временем не только в той сфере, где он был гениален, но и в тех областях, где он таковым не был. Здесь — подтверждение того, что Гегель оправдал и это ожидание.

Таким образом, «гегелингская банда» нисколько не скрывает теперь, что она не может и не хочет больше рассматривать хри­стианство как свой предел. Все основные принципы христиан­ства, мало того, все, что вообще до сих пор называлось религи­ей, рухнуло под беспощадной критикой разума; абсолютная