Книга первая. Постановка вопроса о справедливости.

Кефал: Когда кому-нибудь приходит мысль о смерти, на человека находит страх и охватывает его раздумье о том, что раньше ему на ум не приходило. … И вот его одолевают сомнения и опасения, он прикидывает и рассматривает, уж не обидел ли он кого чем… Кто вел жизнь упорядоченную и был добродушен, тому и старость лишь в меру трудна. А кто не таков, тому, Сократ, и старость, и молодость в тягость.

Сократ: Прекрасно сказано, Кефал, но вот что касается этой самой справедливости: считать ли нам ее попросту честностью и отдачей взятого в долг, или же одно и то же действие бывает подчас справедливым, а подчас и несправедливым?

Полемарх....Это будет искусство приносить пользу друзьям, а врагам причинять вред.

Сократ: Так что, и по-твоему, и по Гомеру, и по Симониду, справедливость - это нечто воровское, однако направленное на пользу друзьям и во вред врагам?

...Нужно ли теперь дополнить тем, что справедливо делать добро другу, если он хороший человек, и зло - врагу, если он человек негодный?... Значит, справедливому человеку свойственно наносить вред некоторым людям?......И они, если им нанесен вред, теряют свои человеческие достоинства?... И те из людей, друг мой, кому нанесен вред, обязательно становятся несправедливыми?... А справедливые люди посредством справедливости могут сдeлать кого-либо несправедливыми? Или вообще: могут ли хорошие люди с помощью своих достоинств сделать других негодными?

Фрасимах: Справедливость, утверждаю я, это то, что пригодно сильнейшему....

...В каждом государстве силу имеет тот, кто у власти.... Устанавливает же законы всякая власть в свою пользу: демократия - демократические законы, тирания - тиранические, так же и в остальных случаях. Установив законы, объявляют их справедливыми для подвластных - это и есть как раз то, что полезно властям, а преступающего их карают как нарушителя законов и справедливости. Во всех государствах справедливостью считается одно и то же, а именно то, что пригодно существующей власти. А ведь она - сила, вот и выходит, если кто правильно рассуждает, что справедливость - везде одно и то же: то, что пригодно для сильнейшего…

Сократ: Скажи-ка мне лучше… врач – думает ли он только о деньгах или печется о больных… Врач … вовсе не имеет в виду и не предписывает того, что пригодно врачу, а только лишь то, что пригодно больному… Сделовательно… и всякий, кто чем либо управляет, никогда, поскольку он управитель, не имеет в виду и не предписывает того, что пригодно ему самому, но только то, что пригодно его подчиненному….

Фрасимах: Скажи-ка мне, Сократ, у тебя есть нянька?... Да пусть твоя нянька не забывает утирать тебе нос, ты ведь у нее не отличаешь овец от пастуха.... Потому что ты думаешь, будто пастухи или волопасы заботятся о благе овец или волов, когда откармливают их и холят, и что делают они это с какой-то иной целью, а не ради блага владельцев и своего собственного. Ты полагаешь, будто и в государствах правители - те, которые по-настоящему правят, - относятся к своим подданным как-то иначе, чем пастухи к овцам, и будто они днем и ночью только и думают о чем-то ином, а не о том, откуда бы извлечь для себя пользу. "Справедливое", "справедливость", "несправедливое", "несправедливость" - ты так далек от всего этого, что даже не знаешь: справедливость и справедливое - в сущности это чужое благо, это нечто, устраивающее сильнейшего, правителя, а для подневольного исполнителя это чистый вред, тогда как несправедливость - наоборот... Подданные осуществляют то, что пригодно правителю, так как в его руках сила. Вследствие их исполнительности он благоденствует, а сами они - ничуть… Обладание властью дает большие преимущества…

Частичное нарушение справедливости, когда его обнаружат, наказывается и покрывается величайшим позором. Такие частичные нарушители называются, смотря по виду своих злодеяний, то святотатцами, то похитителями рабов, то взломщиками, то грабителями, то ворами. Если же кто, мало того, что лишит граждан имущества, еще и самих их поработит, обратив в невольников, его вместо этих позорных наименований называют преуспевающим и благоденствующим, и не только его соотечественники, но и чужеземцы, именно потому, что знают: такой человек сполна осуществил несправедливость. Ведь те, кто порицает несправедливость, не порицают совершение несправедливых поступков, они просто боятся за себя, как бы им самим не пострадать. Так вот, Сократ: достаточно полная несправедливость сильнее справедливости, в ней больше силы, свободы и властности, а справедливость, как я с самого начала и говорил, - это то, что пригодно сильнейшему, несправедливость же целесообразна и пригодна сама по себе…

Сократ: Никакое искусство и никакое правление не обеспечивает пользы для мастера, но…оно обеспечивает ее своему подчиненному, имея в виду то, что пригодно слабейшему, а не сильнейшему…. Никто не захочет добровольно быть правителем и заниматься исправлением чужих пороков, но всякий, напротив, требует вознаграждения, потому что кто намерен ладно применять свое искусство, тот никогда не действует ради собственного блага…, а повелевает только ради высшего блага для своих подчиненных…Хорошие люди потому и не соглашаются управлять – ни за деньги, ни ради почета: они не хотят прозываться ни наемниками, открыто получая вознаграждение, ни ворами, тайно пользуясь выгодами, в свою очередь почет их не привлекает – ведь они не честолюбивы… Если бы государство состояло из одних только хороших людей, все бы, пожалуй, оспаривали друг у друга возможность устраниться от управления, как теперь оспаривают власть. Отсюда стало бы ясно, что по существу подлинный правитель имеет в виду не то, что пригодно ему, а то, что пригодно подвластному, так что всякий понимающий это человек вместо того, чтобы хлопотать о пользе другого, предпочел бы, чтобы другие позаботились о его пользе. Я ни в коем случае не уступлю Фрасимаху, будто справедливость - это то, что пригодно сильнейшему. Ну-ка, Фрасимах, … ты утверждаешь, что совершенная несправедливость полезнее совершенной справедливости?

- Конечно, я это утверждаю, и уже сказал почему. И я говорю, что несправедливость целесообразна, а справедливость - нет!

- Ну и что же тогда получается?... Неужели, что справедливость порочна?

- Нет, но она - весьма благородная тупость.

- Но называешь ли ты несправедливость злоумышленностью?

- Нет, это здравомыслие.

- Разве несправедливые кажутся тебе разумными и хорошими?

- По крайней мере, те, кто способен довести несправедливость до совершенства и в состоянии подчинить себе целые государства и народы. А ты, вероятно, думал, что я говорю о тех, кто отрезает кошельки? Впрочем, и это целесообразно, пока не будет обнаружено. Но о них не стоит упоминать; иное дело то, о чем я сейчас говорил.

- Мне прекрасно известно, что ты этим хочешь сказать, но меня удивляет, что несправедливость ты относишь к добродетели и мудрости, а справедливость - к противоположному.

- Конечно, именно так.

- Это уж слишком резко, мой друг, и не всякий найдется, что тебе сказать. Если бы ты утверждал, что несправедливость целесообразна, но при этом, подобно другим, признал бы ее порочной и позорной, мы нашлись бы, что сказать, согласно общепринятым взглядам. А теперь ясно, что ты станешь утверждать, будто несправедливость - прекрасна и сильна......Признаешь ли ты, что государство может быть несправедливым и может пытаться несправедливым образом поработить другие государства и держать их в порабощении, причем многие государства бывают порабощены ими?

- А почему бы нет? Это в особенности может быть осуществлено самым превосходным из государств, наиболее совершенным в своей несправедливости.

- Я понимаю, что таково твое утверждение. Но я вот как его рассматриваю: государство, становясь сильнее другого государства, приобретает свою мощь независимо от справедливости или обязательно в сочетании с нею?

– Если, как ты недавно говорил, справедливость – это мудрость, тогда в сочетании со справедливостью. Если дело обстоит, как я говорил, то с несправедливостью.

– Скажи, …государство, или войско,…несправедливо приступающий сообща к какому-либо делу, может ли что-нибудь сделать, если эти люди будут несправедливо относиться друг к другу?

– Конечно, нет.

–Ведь несправедливость, Фрасимах, вызывает раздоры, ненависть, междоусобицы, а справедливость – единодушие и дружбу… Справедливые люди мудрее, лучше и способнее к действию, несправедливые не способны действовать вместе… Хотя мы и говорим, что когда-то кое-что было совершено благодаря энергичным совместным действиям тех, кто несправедлив, однако в этом случае мы выражаемся не совсем верно. Ведь они не пощадили бы друг друга, будь они вполне несправедливы, стало быть ясно, что было в них что-то и справедливое, мешавшее им обижать друг друга так, как тех, против кого они шли.

Книга вторая

Главкон. К какому же виду благ ты относишь справедливость?

- Я-то полагаю, что к самому прекрасному, который и сам по себе, и по своим последствиям должен быть ценен человеку, если тот стремится к счастью.

- А большинство держится иного взгляда и относит ее к виду тягостному, которому можно предаваться только за вознаграждение, ради уважения и славы, сама же она по себе будто бы настолько трудна, что лучше ее избегать. -

Фрасимах, по-моему, слишком скоро поддался, словно змея, твоему заговору, а я все еще не удовлетворен твоим доказательством как той, так и другой стороны вопроса. Я желаю услышать, что же такое справедливость и несправедливость и какое они имеют значение, когда сами по себе содержатся в душе человека… Говорят, что творить несправедливость обычно бывает хорошо, а терпеть ее - плохо. Однако когда терпишь несправедливость, в этом гораздо больше плохого, чем бывает хорошего, когда ее творишь. Поэтому, когда люди отведали и того и другого, то есть и поступали несправедливо, и страдали от несправедливости, тогда они... нашли целесообразным договориться друг с другом, чтобы и не творить несправедливость, и не страдать от нее. Отсюда взяло свое начало законодательство и взаимный договор. Установления закона и получили имя законных и справедливых - вот каково происхождение и сущность справедливости. Таким образом, она занимает среднее место - ведь творить несправедливость, оставаясь притом безнаказанным, это всего лучше, а терпеть несправедливость, когда ты не в силах отплатить, - всего хуже. Справедливость же лежит посередине между этими крайностями, и этим приходится довольствоваться, но не потому, что она благо, а потому, что люди ценят ее из-за своей собственной неспособности творить несправедливость. Никому из тех, кто в силах творить несправедливость, то есть кто доподлинно муж, не придет в голову заключать договоры о недопустимости творить или испытывать несправедливость - разве что он сойдет с ума. Такова, Сократ, - или примерно такова - природа справедливости, и вот из-за чего она появилась, согласно этому рассуждению.

А что соблюдающие справедливость соблюдают ее из-за бессилия творить несправедливость, а не по доброй воле, это мы всего легче заметим, если мысленно сделаем вот что: дадим полную волю любому человеку, как справедливому, так и несправедливому, творить все, что ему угодно, и затем понаблюдаем, куда его поведут его влечения. Мы поймаем справедливого человека с поличным: он готов пойти точно на то же самое, что и несправедливый, - причина тут в своекорыстии, к которому как к благу, стремится любая природа, и только с помощью закона, насильственно ее заставляют соблюдать надлежащую меру.

Вот это и следует признать сильнейшим доказательством того, что никто не бывает справедливым по своей воле, но лишь по принуждению, раз каждый человек не считает справедливость самое по себе благом, и, где только в состоянии поступать несправедливо, он так и поступает. Ведь всякий человек про себя считает несправедливость гораздо более выгодной, чем справедливость... Если человек, овладевший такою властью, не пожелает когда-либо поступить несправедливо и не притронется к чужому имуществу, он всем, кто это заметит, покажется в высшей степени жалким и неразумным, хотя люди и станут притворно хвалить его друг перед другом - из опасения, как бы самим не пострадать. Вот как обстоит дело.

Адимант. И отцы, когда говорят и внушают своим сыновьям, что надо быть справедливыми, и все, кто о ком-либо имеет попечение, одобряют не самое справедливость, а зависящую от нее добрую славу, что бы тому, кто считается справедливым, достались и государственные должности, и выгоды в браке…

Все в один голос твердят, что рассудительность и справедливость - нечто прекрасное, однако в то же время тягостное и трудное, а быть разнузданным и несправедливым приятно и легко и только из-за общего мнения и закона это считается постыдным...

Сократ: исследование, которое мы предприняли – дело немаловажное…Я думаю прямо находкой была бы возможность прочесть сперва крупное, а затем разобрать и мелкое, если это одно и тоже.

Адимант: конечно, … но какое сходство усматриваешь ты здесь, Сократ, с разысканиями, касающимися справедливости?

Сократ: Справедливость, считаем мы, бывает свойственна отдельному человеку, но бывает, что и целому государству.

- Конечно.

- А ведь государство больше отдельного человека?

- Больше.

- Так в том, что больше, вероятно, и справедливость имеет большие размеры, и ее легче там изучить. Поэтому мы сперва исследуем, что такое справедливость в государствах, а затем… рассмотрим ее в отдельном человеке... Если мы мысленно представим возникающее государство, то увидим там зачатки справедливости и несправедливости, не так ли? … Государство возникает, как я полагаю, когда каждый из нас не может удовлетворить сам себя, но во многом еще нуждается… Таким образом, каждый человек привлекает то одного, то другого для удовлетворения той или иной потребности. Испытывая нужду во многом, многие люди собираются воедино, чтобы обитать сообща и оказывать друг другу помощь: такое совместное поселение и получает у нас название государства, не правда ли?... Так давай же займемся мысленно построением государства с самого начала. Как видно, его создают наши потребности… А первая и самая большая потребность – это добыча пищи для существования и жизни.. Вторая потребность – жилье, третья – одежда… Каким образом государство может себя обеспечить всем этим: не так ли, что кто-нибудь будет земледельцем, другой строителем, третий — ткачом. И не добавить ли нам к этому сапожника и еще кого-нибудь из тех, кто обслуживает телесные наши нужды?... Самое меньшее, государству необходимо состоять из четырех или пяти человек…...Должен ли каждый выполнять свою работу с расчетом на всех? Например, земледелец, хотя он один, должен ли выращивать хлеб на четверых, тратить вчетверо больше времени и трудов и уделять другим от того, что он произвел, или же, не заботясь о них, он должен производить лишь четвертую долю этого хлеба, только для самого себя, и тратить на это лишь четвертую часть своего времени, а остальные три его части употребить на постройку дома, изготовление одежды, обуви и не хлопотать о других, а производить все своими силами и лишь для себя?

- Пожалуй, Сократ, – сказал Адимант, – первое будет легче, чем это.

– Поэтому можно сделать все в большем количестве, лучшей легче, если выполнять одну какую-нибудь работу соответственно своим природным задаткам, и притом вовремя, не отвлекаясь на другие работы.

- Несомненно.

- Так как вот, Адимант, для обеспечения того, о чем мы говорили, потребуется больше чем четыре члена государства. Ведь земледелец, вероятно, если нужна хорошая соха, не сам будет изготовлять ее для себя, или мотыгу и прочие земледельческие орудия. В свою очередь и домостроитель – ему тоже потребуется многое. Подобным же образом и ткач, и сапожник. Не так ли?

- Это правда.

- Плотники, кузнецы и разные такие мастера, если их включить в наше маленькое государство, сделают его многолюдным... Все же оно не будет слишком большим, даже если мы к ним добавим волопасов, овчаров и прочих пастухов, чтобы у земледельцев были валы для пахоты, у домостроителей вместе с земледельцами – подъяремные животные для перевозки грузов, а у ткачей и сапожников – кожа и шерсть.

- Но и немалым будет государство, где все это есть.

- Но разместить такое государство в местности, где не понадобится ввоза, почти что невозможно.

- Невозможно.

- Значит, вдобавок понадобятся еще и люди для доставки того, что требуется, из другой страны... Нашей общине понадобится больше земледельцев и разных ремесленников... А если это будет морская торговля, то вдобавок потребуется еще и немало людей, знающих морское дело... Как будут они передавать друг другу все то, что каждый производит внутри самого государства? Ведь ради того мы и основали государство, чтобы люди вступили в общение.

- Очевидно, они будут продавать и покупать... Из этого у нас возникнет рынок и монета – знак обмена... Если земледелец или кто другой из ремесленников, доставив на рынок то, что он производит, придет не в одно и то же время с теми, кому нужно произвести с ним обмен, неужели же но, сидя на рынке, будет терять время, нужное ему для работы?

- Вовсе нет, – сказал Адимант. – Найдутся ведь люди, которые, видя это, предложат ему свои услуги. В благоустроенных государствах это, пожалуй, самые слабые телом и непригодные ни к какой другой работе. Они там, на рынке, только того и дожидаются, чтобы за деньги приобрести что-нибудь у тех. кому нужно сбывать свое, и опять-таки обменять это на деньги с теми, кому нужно что-то купить.

- Из-за этой потребности появляются у нас в городе мелкие торговцы. Разве не назовем мы так посредников до купле и продаже, которые засели на рынке? А тех, кто странствует по городам, мы назовем купцами.

- Чтобы у нас успешнее шло сапожное дело, мы запретили сапожнику даже пытаться стать земледельцем, или ткачом, или домостроителем; также точно и всякому другому мы поручили только одно дело, к которому он годится по своим природным задаткам, этим он и будет заниматься всю жизнь, не отвлекаясь ни на что другое, и достигнет успеха, если не упустит время. А разве не важно хорошее выполнение всего, что относится к военному делу? Или оно настолько легко, что земледелец, сапожник, любой другой ремесленник может быть вместе с тем и воином? Прилично играть в шашки или в кости никто не научится, если не занимается этим с детства, а играл так, между прочим. Неужели же стоит только взять щит или другое оружие и запастись военным снаряжением — и сразу станешь способен сражаться? Никакое орудие только от того, что оно очутилось у кого-либо в руках, не сделает его сразу мастером или атлетом и будет бесполезно, если человек не умеет с ним обращаться и недостаточно упражнялся.

Роль сословия стражей в идеальном государстве.

- значит тем более важно дело стражей, тем более оно несовместимо с другими занатиями, ведь оно требует мастерства… Для этого занятия требуется иметь соответствующие природные задатки… Пожалуй, если только мы в состоянии, нашим делом было бы отобрать тех, кто по своим природным свойствам, годен для охраны государства… Как, по твоему, в деле охраны есть разница между природными свойствами породистого щенка и юноши хорошего происхождения.

- О каких свойствах ты говоришь?

– И тот и другой должны остро воспринимать, проворно преследовать то, что заметят, и, если настигнут, упорно сражаться… И чтобы хорошо сражаться, надо быть мужественным…. Безупречный страж государства будет у нас по своей природе обладать и стремлением к мудрости, и стремлением познавать, а также будет проворным и сильным... Но как нам выращивать и воспитывать стражей?

О воспитании

– Трудно найти лучше того, которое найдено с самых давнишних времен. Для тела – гимнастическое воспитание, а для души – мусическое.

– Говоря о мусическом воспитании, ты включаешь в него словесность?...

– В словесности же есть два вида: истинный и неистинный… Малым детям мы сперва рассказываем мифы… Они вообще говоря ложь, но есть в них и истина… Разве мы можем допустить, чтобы дети слушали и воспринимали душой какие попало и кем попало выдуманные мифы…? …Мы уговорим воспитательниц и матерей рассказывать детям лишь признанные мифы, чтобы с их помощью формировать души детей… А большинство мифов… надо отбросить…

– Что же ты ставишь им в упрек?

–Прежде всего величайшую ложь…будто Уран совершил поступок …и Кронос ему отомстил. О делах Кроноса и о мучениях, которые он претерпел от сына… я не считал бы нужным так запросто рассказывать тем, кто ещё не разумен и молод … Вовсе не следует излагать и расписывать битвы гигантов и разные другие многочисленные раздоры богов и героев с их родственниками и близкими, чтобы никогда никто из них не питал вражды к другому…Не дело основателей (государства) самим творить мифы, им достаточно знать, какими должны быть основные черты поэтического творчества… Если мы недавно скзали, что богам ложь по существу бесполезна, людям же она полезна в качестве лечебного средства, ясно, что такое средство надо прежоставить врачам, а несведующие люди не должны к нему прикасаться… Правителям государства надо применять ложь как против неприятеля, так и ради своих граждан – для пользы своего государства… Если частное лицо станет лгать собственным правителям, мы будем считать это таким же … проступком как ложь больного врачу…

– Что же нам нам предстоит разобрать после этого? Может быть, кто из наших граждан должен начальствовать, а кто – быть под началом?... Ясно, что начальствовать должны те, кто постарше, а быть под началом те, кто помоложе… И притом начальствовать должны самые лучшие… Здесь требуется и понимание, и способности, а кроме того, и забота о государстве…. Даже в их (людей) детские годы, предлагая им занятия, надо наблюдать, кто в чем из них бывает особенно забывчив и поддается обману… Надо …для ниих устроить и испытание третьего рода, то есть проверку при помощи обольщения… Юношей надо подвергать сначала чему-либо страшному, а затем для перемены, приятному, испытывая их гораздо тщательнее…: так выяснится, не поддается ли юноша обольщению, во сем ли он благопристоен, хороший ли он стра для самого себя…, покажет ли он себя умеренным и гармоничным, способным принести как можно больше пользы и себе, и государству… Кто прошел это испытаниеи во всех возрастах … выказал себя человеком цельным, того и надо ставить правителем и стражем государства…

Но как бы мы нашли такое средство заставить преимущественно правителей, а если невозможно, так хоть остальных граждан, поверить некоему благородному вымыслу … Попытаюсь внушить сперва самим правителям и воинам, а затем и остальным гражданам, что то, как мы их воспитывали и взращивали, и все, что они пережили и испытали, как бы привиделось им во сне, а на самом деле они тогда находились под землей и вылепливались и взращивались в ее недрах — как сами они, так и их оружие и различное изготовляемое для них снаряжение. Когда же они были совсем закончены, земля, будучи их матерью, произвела их на свет. Поэтому они должны и доныне заботиться о стране, а которой живут, как о матери и кормилице, и защищать ее, если кто на нее нападет, а к другим гражданам относиться как к братьям…

...Хотя все члены государства братья (так скажем мы им, продолжая этот миф), но бог, вылепивший нас, в тех из вас, кто способен править, примешал при рождении золота, и поэтому они наиболее ценны, в помощников их – серебра, железа и меди – в земледельцев и разных ремесленников. Все вы друг другу родственники, но большей частью рождаете себе подобных, хотя все же бывает, что от золота родится серебряное потомство, а от серебра – золотое; то же и в остальных случаях. От правителей бог требует …, чтобы именно здесь они оказались доблестными стражами и ничто так усиленно не оберегали, как свое потомство, наблюдая, что за примесь имеется в душе их детей, и, если ребенок родится с примесью меди или железа, они никоим образом не должны иметь к нему жалости, но поступить так, как того заслуживают его природные задатки, то есть включить его в число ремесленников или земледельцев; если же у последних родится кто-нибудь с примесью золота или серебра, это надо ценить и с почетом переводить его в стражи или в помощники. Имеется, мол, предсказание, что государство разрушится, когда его будет охранять железный страж или медный.

Быт стражей

...В дополнение к их воспитанию, скажет всякий здравомыслящий человек, надо устроить их жилища и прочее их имущество так чтобы это не мешало им быть наилучшими стражами и не заставляло бы их причинять зло остальным гражданам. Прежде всего никто не должен обладать никакой частной собственностью, если в том нет крайней необходимости. Затем, ни у кого не должно быть такого жилища или кладовой, куда не имел бы доступа всякий желающий. Припасы, необходимые для рассудительных и мужественных знатоков военного дела, они должны получать от остальных граждан в уплату за то, что их охраняют. Количества припасов должно хватать стражам на год, но без излишка. Столуясь всё вместе, как во время военных походов, они и жить будут сообща. А насчет золота и серебра надо сказать им, что божественное золото – то, чти от богов, – они всегда имеют в своей душе, так что ничуть не нуждаются в золоте человеческом....Им одним не дозволено в нашем государстве пользоваться золотом и серебром, даже прикасаться к ним, бытье ними под одно крышей, украшаться ими или пить из золотых и серебряных сосудов. Только так могли б стражи остаться невредимыми и сохранить государство А чуть только заведется у них собственная земля, дома, деньги, как сейчас же из страже станут они хозяевами и земледельцами, из союзников остальных граждан сделаются враждебными им владыками ненавидя сами и вызывая к себе ненависть, питая злые умыслы и их опасаясь, будут они все время жить в большем страхе перед внутренними врагами, чем перед внешними, а в таком случае и сами они, и все государство устремится к своей скорейшей гибели.

…Все жены этих мужей должны быть общими, а отдельно пусть ни одна ни с кем не сожительствует. И дети тоже должны быть общими, и пусть родители не знают своих детей, а дети – родителей.

Книга четвертая

...Тут вмешался Адимант:

- Как же тебе защищаться, Сократ, – сказал он, – если станут утверждать, что не слишком-то счастливыми делаешь ты этих людей, и притом они сами будут в этом виноваты: ведь, говоря по правде, государство в их руках, но они не воспользуются ничем из предоставляемых государством благ, между тем как другие приобретут себе пахотные поля, построят большие, прекрасные дома, обставят их подобающим образом, будут совершать богам свои особые жертвоприношения, гостеприимно встречать чужеземцев, владеть тем, о чем ты только что говорил, – золотом и серебром и вообще всем, что считается нужным для счастливой жизни…

– Да, … Мы основываем это государство, вовсе не имея в виду сделать как-то особенно счастливым один из слоев его населения, но, наоборот, хотим сделать таким все государство в целом. Ведь именно в таком государстве мы рассчитывали найти справедливость… Сейчас мы лепим в нашем воображении государство, как мы полагаем, счастливое, но не в отдельно взятой его части, не так, чтобы лишь кое-кто в нем был счастлив, но так, чтобы оно было счастливо все в целом. Это вроде того, как бы ми писали картину, а кто-нибудь подошел и стал порицать нас за то, что для передачи самых красивых частей живого существа мы не пользуемся самыми красивыми красками. Пожалуй, было бы уместно, защищаясь от таких упреков, сказать: «Чудак, не думай, будто мы должны рисовать глаза до того красивыми, Что они и на глаза-то вовсе не будут похожи; то же самое относится и к другим частям тела, — ты смотри, выходит ли у нас красивым все в целом, когда мы каждую часть передаем подобающим образом».

Вот и сейчас – не заставляй нас соединять с должностью стражей такое счастье, что оно сделает их кем угодно, только не стражами. Мы сумели бы и земледельцев нарядить в пышные одежды, облечь в золото и предоставить им лишь для собственного удовольствия возделывать землю, гончары пускай с удобством разлягутся у очага, пьют себе вволю и пируют, пододвинув поближе гончарный круг и занимаясь своим ремеслом лишь столько, сколько им захочется. И всех остальных мы подобным же образом можем сделать счастливыми, чтобы так процветало все государство.

...Если мы сделаем стражей подлинными стражами, они никоим образом не станут причинять зла государству. А кто толкует о каких-то земледельцах, словно они не члены государства, а праздные и благополучные участники всенародного пиршества, тот, вероятно, имеет в не государство, а что-то иное. Нужно решить, ставим ли мы стражей, имея в виду наивысшее благополучие их самих, или же им надо заботиться о государстве в целом и его процветании. Таким образом, при росте и благоустройстве нашего государства надо предоставить всем сословиям возможность иметь свою долю в общем процветании соответственно их природным данным.

...Мы нашли для наших стражей еще что-то такое, чего надо всячески остерегаться, как бы оно не проникло в государство незаметным для стражей образом.

- Что же это такое?

- Богатство и бедность. Одно ведет к роскоши, лени, новшествам, другая кроме новшеств – к низостям и злодеяниям… В них (государствах) заключены два враждебных между собой государства: одно – бедняков, другое – богачей; и в каждом из них опять-таки множество государств, так что ты промахнешься, подходя к ним как к чему-то единому. Если же ты подойдешь к ним как к множеству и передашь денежные средства и власть одних граждан другим или самих их переведешь из одной группы в другую, ты всегда приобретешь себе союзников, а противников у тебя будет немного. И пока государство управляется разумно, как недавно и было нами постановлено, его мощь будет чрезвычайно велика; я говорю не о показной, о подлинной мощи, если даже государство защищает всего лишь тысяча воинов. Ни среди эллинов, ни среди варваров нелегко найти хотя бы одно государство, великое в этом смысле, между тем как мнимо великих множество и они во много раз больше нашего государства. Или ты считаешь иначе?

- Нет, клянусь Зевсом.

- Стало быть, как раз это и служило бы нашим правителям пределом для необходимой величины устраиваемого ими государства; и соответственно его размерам они и представляют ему количество земли, ни посягая на большее.

- О каком пределе ты говоришь?

- По-моему, вот о каком: государство можно увеличивать лишь до тех пор, пока оно не перестает быть единым, но не более того.

- Прекрасно.

- Стало быть, мы дадим нашим стражам еще и такое задание: всячески следить за тем, чтобы наше государство было не слишком малым, но и не мнимо большим – оно должно быть достаточным и единым… А ещё легче будет им то, что потомство стражей, если оно неудачно, надо переводить в другие сословия, а одаренных людей из остальных сословий – в число стражей. Этим мы хотели показать, что и каждого из остальных граждан надо ставить на то одно дело, к которому у него есть способности, чтобы, заниматься лишь тем делом, которое ему подобает, каждый представлял бы собою единство, а не множество: так и все государство в целом станет единым, а не множественным.

– …Нарушение законов причиняет именно тот вред, что мало-помалу внедряясь, … проникает в нравы и навыки, а оттуда, уже в более крупных размерах, распространяется на деловые взаимоотношения граждан и поягает даже на сами законы и государственное устройство…

–...Даже игры наших детей должны как можно больше соответствовать законам, потому что, если они становятся беспорядочными и дети не соблюдают правил, невозможно вырастить из них серьезных, законопослушных граждан… И во всем, что считается мелочами, они найдут нормы поведения … Младшим полагается молчать при старших, уступать им место, вставать в их присутствии, почитать родителей, а затем, что касается их наружности: стрижка, одежда, обувь и т.д.

– Не стоит ли давать предписания тем, кто получил безупречное воспитание: в большинстве случаев они сами без труда поймут, какие здесь требуются законы.... А если нет, вся их жизнь пройдет в том, что они вечно будут устанавливать множество разных законов и вносить в них поправки в расчете, что таким образом достигнут совершенства.

– По твоим словам, жизнь таких людей будет вроде как у тех больных, которые из-за распущенности не желают бросить свой дурной образ жизни… Забавное же у них будет времяпрепровождение: лечась, они добиваются только того, что делают свои недуги разнообразнее и сильнее, но все время надеются выздороветь, когда кто присоветует им новое лекарство… Своим злейшим врагом считают они того, кто говорит им правду, а именно, что, пока они не перестанут пьянствовать, наедаться, предаваться любовным утехам и праздности, им нисколько не помогут ни лекарства, ни прижигания, ни разрезы, а также заговоры, амулеты и тому подобное....

Государство, раз оно правильно устроено, будет у нас вполне совершенным… Ясно, что оно мудро, мужественно, рассудительно и справедливо… То государство, которое мы разбирали, кажется мне мудрым – ведь в нем осуществляются здравые решения… Между тем эти-то здравые решения и суть какое-то знание; ведь не невежество, а знание помогает хорошо рассуждать… А в государстве можно встретить много разнообразных знаний… Есть ли в только что основанном нами государстве у кого-либо из граждан какое-нибудь знание, что с помощью него можно решать не мелкие, а общегосударственные вопросы…?

–Да есть.

– Какое же и у кого?

– Это искусство всегда быть на страже: им обладают те правители, которых мы недавно назвали совершенными стражами…

– А как ты считаешь, кого больше в нашем государстве – кузнецов или этих подлинных стражей?

– Кузнецов гораздо больше….

– Значит, государство, основанное согласно природе, всецело было бы мудрым благодаря совсем небольшой части населения, которая стоит во главе и управляет, и ее знанию. И по-видимому, от природы в очень малом числе встречаются люди, подходящие, чтобы обладать этим знанием, которое одно из всех остальных видов знания заслуживает имя мудрости… Мужественным государство бывает лишь благодаря тому, что в этой части оно обладает способностью постоянно сохранять то мнение об опасностях…, которое ей внушил законодатель. … Образуется это мнение под воспитывающим воздействием закона… Рассудительность… похожа на некое созвучие и гармонию… Нечто вроде порядка – вот что такое рассудительнсоть; это власть над определенными удовольствиями и вожделениями – так ведь утверждают, приводя выражение «преодолеть самого себя»… И в нашем государстве ничтожные вожделения большинства подчиняются тем разумным желаниям меньшинства, те есть людей порядочных… Кому из граждан присуща …рассудительность – правителям или подвлатсным?

– И тем и другим.

– Рассудительность подобна гармонии…Она (рассудительность) пронизывает на свой лад решительно все целиком; пользуясь всеми совими струнами, она заставляет и те, что слабо натянуты, и те, что сильно и средне звучать согласно между собою, …с помощью разума, а то и силой, …числом и богатсвом… Согласованность и есть рассудительность, … ествественное созвучие худшего и лучшего в вопросе о том, чему надлежит править и в государстве, и в каждом отдельном человеке… Мы обозоели эти три свойства нашего государства. А оставшийся неразобранным вид, благодаря которому государство становится причастным побродетели, что он собой представляет? … Ясно, что это – справедливость…

Мы же в начале, когда основывали государство, установили, что делать это надо непременно во имя целого. Так вот это целое и есть справедливость или какая-то ее разновидность. Мы установили и после все время повторяли, если ты помнишь, что каждый отдельный человек должен заниматься чем-нибудь одним из того, что нужно в государстве, и притом как раз тем, к чему он по своим природным зад<

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: