Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Возможные применения практики осознанного сновидения




Рассказывают, что однажды некая дама, узнав об электричестве — «научной диковинке» XVIII века, спросила Бенджамина Франклина: «Но какая же от этого польза?» Ответ Франклина стал знаменитым: «А какая польза, мадам, от ново­рожденного?» Если сегодня тот же вопрос задать об осознанном сновидении — «научной диковинке» XX века,— то вряд ли удастся найти лучший ответ. Однако наша работа в Стэнфорде и свидетельства других сновидцев говорят о том, что, подобно электричеству, осознанное сновидение способно помочь нам в решении множества задач. Открывающиеся сейчас возмож­ности осознанного сновидения используются в четырех основ­ных областях: в научных исследованиях; для оздоровления и духовного развития; для решения творческих задач и обучения, в целях исполнения желаний и для развлечения. Нами уже широко обсуждались польза и преимущества осознанных сно­видений, применяемых для научного изучения состояний сна. Обратимся теперь к оставшимся трем направлениям.

Все возможности осознанных сновидений, о которых пой­дет речь, представляют собой пример творчества. Это не должно показаться странным, если учесть, что основным преимущест­вом ясного сознания, как в состоянии сна, так и в бодрство­вании, является способность предпринимать гибкие и твор­ческие действия. Исследователи биологической обратной связи Элмер и Элис Грин писали:

Кажется все более бесспорным, что здоровье и творчес­тво являются фрагментами одной и той же картины. Свами Рама и Джек Шварц, западный суфий, с кото­рым нам посчастливилось недавно вместе работать, в один голос твердят, что самоисцеления можно добиться, погрузившись в состояние глубокой за­думчивости... Однако именно таким «методом» мы и пользуемся, когда ищем новую творческую идею, пригодную для решения интеллектуальной задачи. Какая интересная находка!(1)

Исследователи идут дальше и объясняют, что означает творчество на каждом из трех уровней — физиологическом, психологическом и социальном. В физиологическом смысле творчество означает физическое здоровье и воспроизводство. В эмоциональном — способность к переменам, благоприятству­ющую установлению внутренней гармонии. В духовной сфере творчество способствует синтезу новых идей.

Элмер и Элис Грин продолжают:

Ключом ко всем этим внутренним процессам является особенное состояние сознания, в котором разрыв между сознательными и бессознательными процессами сильно сужается, а иногда и вовсе исчезает на время. После достижения такого состояния задумчивости, можно усилием воли программировать свое тело, и все инструкции будут исполнены. Можно подвергнуть хладнокровному анализу свое эмоциональное состо­яние, принять его, отвергнуть или полностью заменить другим, более полезным. Проблемы, казавшиеся непре­одолимыми в обычном состоянии, найдут вдруг элеган­тное разрешение.(2)

Состояние сознания, описанное Гринами, нельзя назвать осознанным сновидением, это скорее гипнагогическое состо­яние. Тем не менее их заключения могут иметь большое прак­тическое значение для тех, кто занимается осознанными сно­видениями, так как именно в таких сновидениях сознательное встречается с бессознательным лицом к лицу.

 

Исцеляющее сновидение

 

Изучая эмоционально-оздоровительный эффект сновиде­ний, Гете писал: «Случалось, что я засыпал в слезах, однако очаровательные формы, которые приобретали мои сновидения, заставляли меня улыбаться, и я просыпался свежим и полным радости»(3).

Целительное воздействие сна было хорошо известно в древности. Больные должны были спать в храмах здоровья, чтобы видеть сны, способные если не излечить болезнь, то, по крайней мере, поставить диагноз и предложить необходимые лекарства. Я говорю об этом, чтобы показать, что идея лечения снами отчасти нова, а отчасти очень стара. Для продолжения разговора необходимо определиться, что же означают понятия «здоровье» и «оздоровление».

Согласно распространенному мнению, основными функ­циями сна являются отдых и восстановление сил. Так случилось, что научные исследования подтверждают концепцию сна, предложенную в «Макбете»: «шеф-повар на празднике жизни». Например, у многих видов наблюдается положительная корре­ляция между продолжительностью сна и потребностью в вос­становлении. Поэтому физические упражнения приводят к уве­личению времени сна человека, особенно его дельта-фазы, что, в свою очередь, прекращает дальнейшее выделение гормонов. С другой стороны, духовные упражнения ведут к увеличению продолжительности БДГ-сна и появлению сновидений. Во вре­мя сна человек относительно огражден от влияния внешних раздражителей и поэтому может постепенно возвращать себе оптимальное самочувствие и восстанавливать способность к адаптивному реагированию. Оздоровительный процесс во сне носит целостный характер и происходит одновременно на всех уровнях человеческого организма. На высших — психологичес­ких — уровнях эта функция наиболее полно обычно раскрыва­ется во время БДГ-сна. Я говорю «обычно», потому что благо­даря слабо адаптирующимся склонностям и привычкам ума сновидения не всегда могут выполнять свои функции, что хо­рошо видно на примере ночных кошмаров, о которых мы пого­ворим позже.

Человеческое существо — это необычайно сложная, многоуровневая жизненная система. Тем не менее очень полезно упростить его, выделив три основных уровня, которые и состав­ляют то, чем мы являемся. Рассказывая об исследованиях Гри­нов, я уже упоминал эти уровни: биологический, психологи­ческий и социальный. Они отражают три роли, отведенные нам: тело, сознание и член общества. Все эти уровни в большей или меньшей степени влияют друг на друга. Например, количество сахара в крови человека (биологический уровень) определяет то, насколько аппетитным ему кажется блюдо, стоящее на столе (психологический уровень), и даже то, силен ли его голод на­столько, чтобы заставить его украсть это блюдо (уровень со­циальный). С другой стороны, его отношение к общественным правилам, определит чувство вины за предполагаемую кражу. Таким образом, аппетитность блюда (психологический уро­вень) сильно зависит как от того, насколько человек голоден (биологический уровень), так и от того, есть ли кто-нибудь поблизости (социальный уровень). Именно из-за такой треху­ровневой организации мы и называем человека «биопсихосоциальной системой». Мы выяснили, что внешние раздражители (подобные описанным выше) оказывают влияние на все уровни биопсихосоциального организма. Поэтому имеет смысл гово­рить о комплексных реакциях индивида, а концепцию здоровья и оздоровления следует рассматривать как целостную.

Здоровье можно определить как «состояние оптимального функционирования организма, свободного от болезней и ано­малий». Среда, в которой происходит это функционирование, называется жизнью, со всеми присущими ей сложностями. По­этому более общим определением здоровья можно считать адаптивное реагирование на требования жизни. Для того чтобы реагирование было «адаптивным» оно должно помогать чело­веку благоприятным образом решать возникшие проблемы, не нарушая целостности личности. Адаптивное реагирование должно смягчать взаимодействия человека с окружающей средой. Наряду с различными степенями адаптивности существует оп­тимум, который и называется здоровьем.

По этому определению, быть здоровым означает нечто большее, чем просто поддерживать статус кво. Напротив, когда привычное поведение оказывается не способным адекватно раз­решить ситуацию, здоровое реагирование должно способство­вать выработке новой, более подходящей, тактики. Обучаясь новому, мы растем и становимся лучше подготовленными к новым вызовам, которые нам бросает жизнь.

Осознанные сновидения имеют много родственного с мечтательностью, гипнагогическим состоянием, психоделическим, наркотическим опьянением, гипнотическими галлюцинация­ми и другими типами ментальных образов. Многие члены этой дружной семьи нашли себе пристанище в терапевтических кру­гах. Поэтому можно предположить, что та же участь ждет и осознанные сновидения.

По мнению докторов Денниса Джаффа и Дэвида Бреслера, «ментальные образы мобилизуют латентные, внутренние силы, огромный потенциал которых можно с успехом использовать для излечения и поддержания здоровья»(4). Уже сейчас образы используются во многих психотерапевтических целях — от психоанализа до коррекции поведения.

Эффективность образов во многом зависит от их правдоподобности. В этой связи использование осознанных сновидений в качестве оздоровительного средства может оказаться очень эффективным. Это объясняется тем, что из всех доступ­ных человеку форм образов, осознанные сновидения — форма самая яркая. Все, что происходит в осознанных снах, оказывает на человека сильное моральное и физическое воздействие.

Гипноз как метод терапевтического воздействия образами наиболее близок к осознанным сновидениям. Люди, испыты­вавшие глубокий гипнотический транс, находят, что он во мно­гом схоже осознанным сновидением. В состоянии гипноза люди почти всегда сохраняют осознанность, а в особенно глубоких состояниях переживают события настолько реальные, насколь­ко реальной может быть сама жизнь. Сильно загипнотизиро­ванные испытуемые способны при помощи воли управлять многими физиологическими функциями: предотвращать ал­лергические реакции, останавливать кровотечения, произво­дить обезболивание. К сожалению, такими способностями мо­гут обладать лишь пять— десять процентов населения (это люди, хорошо поддающиеся гипнозу). Кроме того, подвержен­ность гипнозу не поддается тренировке. Осознанное сновиде­ние, напротив, хорошо тренируемая способность, обладающая тем же потенциалом саморегуляции, что и глубокое гипнотичес­кое состояние. Поэтому именно осознанные сновидения могут быть применимы для подавляющего большинства людей.

Одно из наиболее интригующих применений ментальных образов открылось в результате работы Карла Саймонтона с онкологическими больными. Д-р Саимонтон и его коллеги сообщают, что продолжительность жизни пациентов с раковыми заболеваниями, в лечении которых традиционные средства (облучение и химиотерапия) сочетались методами образной терапии, увеличивалась вдвое по сравнению со средней продолжительностью жизни таких больных по стране в целом. И хотя, анализируя эти результаты, необходимо соблюдать осторожность, невозможно не заметить открывающихся перспектив. Учитывая прямую связь между телом и умом, выявленную в наших экспериментах с осознанными сновидениями, представ­ляется вполне закономерным, что надежды, возлагаемые на их оздоровительный эффект, полностью обоснованы.

Наши лабораторные исследования раскрыли непосредст­венную связь между поведением во сне и физиологическими реакциями организма. Все это дает редкую возможность раз­вития физиологического самоконтроля, а впоследствии и самооздоровления. Во время осознанных сновидений человек может выполнять упражнения, специально разработанные для улуч­шения тех или иных физиологических функций.

Разнообразные техники, обычно используемые так называ­емыми «паранормальными целителями» основаны на том, что пациента вводят в состояние, когда он чувствует себя совершенно здоровым. Если во время сновидения нам удается создать образ своего тела, то почему бы нам не попытаться иници­ировать процесс самооздоровления, сознательно представив, что наше тело совершенно здорово? И далее, если наше тело во сне окажется не совсем здоровым, мы могли бы попытаться символически вылечить его не просыпаясь. Наши исследования в Стэнфорде показали, что все это возможно. А теперь вопрос, ответ на который предстоит найти будущим исследователям: «В какой степени лечение тела сновидения влияет на оздоровление физического тела?»

Существует еще одна причина, увеличивающая притяга­тельность волевого самоконтроля над физиологическими про­цессами в осознанных снах. В принципе, человек способен на­учиться управлять некоторыми физиологическими парамет­рами (частотой пульса, волнами мозга, кровяным давлением и т.д.) и в нормальном состоянии сознания. Однако пределы этого управления ограничиваются рамками бодрствующего состо­яния. Например, во время бодрствования мы можем свободно изменять частоту и интенсивность волн мозга в пределах его нормальной активности. Мы можем уменьшать или увеличи­вать количество альфа-волн, которые ассоциируются с бодрст­вованием, однако оказываемся совершенно не в состоянии уп­равлять дельта-волнами, подвластными нам только во время глубокого сна.

Из всех состояний сознания, доступных человеку, только БДГ-сон обладает наиболее широким диапазоном изменения физиологических параметров. Из-за того что осознанные сновидения происходят во время БДГ-сна, этот широкий диапазон параметров становится доступным волевому контролю. В сос­тоянии осознанною БДГ-сновидения человек может, напри­мер, с легкостью понизить чрезмерное кровяное давление. Во­прос о том, насколько это практично, и какова продолжитель­ность оказываемого влияния, остается открытым. Однако вполне возможно, что понижение давления во сне может привести к понижению давления в последующий период бодрствования.

Мы высказали гипотезу о том, что положительные образы во сне способны улучшить здоровье. Напрашивается вопрос: не могут ли отрицательные образы, наоборот, стать причиной бо­лезни? Харольд Левитан из Университета Макгилла изучал сно­видения пациентов с психосоматическими расстройствами. Их сны зачастую были связаны с различными увечьями, что поз­волило д-ру Левитану предположить, что «повторяющееся переживание получения травмы приводит к ослаблению нор­мального функционирования физиологических систем и, как следствие, к различным заболеваниям». Все это кажется доста­точно правдоподобным. Если мы согласны допустить возмож­ность лечения во сне, то нельзя оставлять без внимания и воз­можность того, что сны способны также наносить вред.

Здоровье означает возрастающую целостность, а психологический рост часто требует реинтеграции заброшенных или отвергнутых аспектов личности. Этого можно сознательно и намеренно добиться с помощью символических методов, предлагаемых осознанными сновидениями. Содержание оздоровительных снов очень часто принимает форму интеграции, или объединения, различных образов. Образ человека (или эго) часто объединяется с элементами, которые Юнг называл «тенями». Давайте для простоты разделим нашу личность на две части. К одной из них отнесем качества, которые кажутся нам приемле­мыми и «хорошими», (совокупность этих качеств и является нашим представителем, или эго). Другую — составим из «пло­хих» качеств, не удовлетворяющих нас, от которых мы созна­тельно и подсознательно стремимся избавиться. Мы отделяем их от себя, и во всех наших видениях эти качества играют роль «других», или «теней». Заметьте, образ своего эго не завершен, не целостен: он отбрасывает тень. Согласно учению Юнга, эго лишь тогда сможет обрести целостность и здоровое психоло­гическое функционирование, когда научится намеренно при­нимать все аспекты собственной тени.

Способность действовать добровольно, руководствуясь идеалами, а не привычками, может позволить осознанно сновидящим сознательно принять и интегрировать подавленные ранее аспекты личности. Те камни, которые были отброшены строителем эго, составляют фундамент нового Я.

Важность принятия ответственности за каждый «теневой» элемент собственного сна, можно наглядно проиллюстрировать теми мучениями, которые сопровождали сновидения Фреде­рика ван Эдена. «В одном из своих осознанных сновидений, — пишет ван Эден, — я парил над невероятно просторным ланд­шафтом. Ясное синее небо было залито солнечным светом, я чувствовал глубокое блаженство и благодарность и стремился выразить это проникновенными словами признательности»(6). Однако ван Эден обнаружил, что такие прекрасные сны часто сменялись «демоническими видениями», в которых он часто оказывался атакованным, осмеянным и измученным чем-то таким, что сам он называл «разумными существами очень низ­кой морали»(7).

Скорее всего, Юнг назвал бы демонические сны ван Эдена примерами компенсации, необходимой для устранения умст­венного дисбаланса, вызванного ошибочным ощущением соб­ственной праведности и мнимой божественности. Ницше вы­разился бы более афористично: «Если крона дерева упирается в Небеса, то его корни достигают Ада». Возможность существо­вания таких демонических пережитков вызывала беспокойство людей еще в средние века, поэтому можно понять озабочен­ность ван Эдена. Как опытный исследователь внутреннего прос­транства, он должен был считаться с присутствием этой нечисти в своих снах. В этом стыдно было признаться, но они существо­вали. Однако ван Эден никак не мог поверить, что именно его разум несет ответственность за «все ужасы и ошибки жизни во сне». Поэтому он и придерживался гипотезы о демонах, кото­рых считал виновниками своих мучений. Такой подход мешал освободиться от демонических видений, и все его усилия встре­чали стойкое сопротивление.

Ван Эден — не единственный сновидец, имевший пробле­мы с демонами. Сен-Дени в своих сновидениях также встречался с «отвратительными монстрами». Однако, в отличие от ван Эдена, он проявил к ним отношение, достойное подражания. Одно время его мучил ужасный навязчивый кошмар:

Я не осознавал, что сплю, и казалось, меня преследуют отвратительные монстры. Я бежал по бесконечной анфиладе. Двери, разделявшие их, открывались с тру­дом. Не успев закрыть их за собой, я слышал, как они снова открываются, пропуская ужасную процессию. Чудовища издавали леденящие душу звуки и пытались схватить меня. Я знал, что они охотятся на меня. Я проснулся, тяжело дыша и обливаясь холодным потом.

Подобный кошмар со всеми присущими ему ужасами пов­торялся четыре раза в течение шести недель. О четвертом случае кошмара Сен-Дени пишет:

В тот момент, когда чудовища уже были готовы начать охоту, я внезапно осознал ситуацию, в которой нахо­жусь. Желание противостоять иллюзорному ужасу дало мне силы перебороть страх. Я не стал убегать. Усилием воли я заставил себя повернуться спиной к стене и взглянуть монстрам в лицо. Во время прошлых кошмаров мне удавалось лишь мельком взглянуть на них, теперь же я намеренно изучал чудовищ.

Несмотря на осознанность, в первое мгновение Сен-Дени испытал настоящее эмоциональное потрясение. Это говорит о том, что «появление во сне чего-то неприятного взгляду» замет­но воздействует на человеческое сознание даже тогда, когда оно к этому готово. Тем не менее неустрашимый сновидец продол­жает:

Я уставился на своего главного противника. Он был чем-то похож на тех ощетинившихся и гримасничающих демонов, скульптуры которых можно встретить на портиках соборов. Любопытство взяло верх над остальными эмоциями. В нескольких шагах от меня шипел и прыгал фантастический монстр. Я полностью владел собою, и его действия казались мне не больше чем пародией. На его руках, вернее, лапах я заметил когти. Лап было семь, и все они были хорошо видны. Вообще все подробности облика чудовищ были четкими и реалистичными: волосы, брови, раны на плечах и множество других деталей. Из всех образов, виденных мною в сновидениях, этот, пожалуй, по качеству можно поставить на первое место. Быть может, его прототипом стал какой-нибудь готический барельеф, запечатлевшийся в моей памяти. Так это или иначе, но мое воображение несло полную ответственность за движения и окрас монстра. Как только я сконцентрировал на нем свое внимание, все его помощники исчезли как по волшебству. Вскоре и сам предводитель стал замедлять движения, терять чет­кость и таять. В конце концов он стал походить на ко­лышущуюся шкуру, полинявший костюм, какие обыч­но украшают входы магазинов, торгующих карнаваль­ной одеждой. Последовало несколько незначительных сцен, и я проснулся.(8)

На этом кошмары Сен-Дени закончились.

Из всех моих осознанных сновидений, «бунт в классе», по­жалуй, наиболее близок к «демоническим сновидениям». Ци­тируя этот сон в первой главе, я рассказал о том, как мне удалось принять и интегрировать одного из моих демонов — отвра­тительного великана. По нескольким критериям можно ска­зать, что это был исцеляющий сон. Во-первых, первоначальный конфликт — нездоровая предпосылка стресса — был разрешен позитивно. Кроме того, «эго сна» оказалось способно принять разрушителя как часть себя и сделало еще один шаг к интег­рации. И самое главное, когда я проснулся, я отчетливо чувст­вовал улучшение самочувствия.

Однако существует альтернатива подобному методу при­нятия и ассимиляции. Другой мой сон предлагает еще один пример исцеляющего осознанного сна, в котором использовалась символическая трансформация: «Я только что вернулся из путешествия и нес по улице узел с одеждой. Остановившееся такси перегородило мне дорогу. Я чувствовал, что два человека, сидящие в нем, и один, стоящий на улице, враждебно настроены по отношению ко мне и хотят меня ограбить. Каким-то образом я понял, что сплю и тотчас же атаковал своих противников. Я свалил их в кучу и поджег, а пепел использовал, чтобы удобрить цветущие растения. Проснувшись, я чувствовал себя наполнен­ным энергией».

Если в предыдущем сне я пользовался стратегией воспри­имчивости, то теперь смог проявить активность, использовав очищающий символ огня, чтобы превратить отрицательный образ грабителей в положительный образ цветов. Приняв во внимание мое самочувствие после пробуждения, можно заклю­чить, что и этот сон был исцеляющим. А как же грабители? Мне кажется, им очень нравится быть цветами.

Два процитированных осознанных сновидения иллюстри­руют один важный психотерапевтический принцип: для разре­шения личностных конфликтов не всегда нужно интерпрети­ровать сновидения. Во многих случаях эти конфликты можно символически разрешить во время самого сна. Конечно, и разрушитель, и грабители могут быть символами скрытых наклонностей и качеств, от которых мне хотелось бы избавить свое эго. Однако мне удалось разрешить все конфликты, даже не созна­вая этого по-настоящему. Таким образом, мое принятие или преобразование персонажей сна символизирует принятие или преобразование неидентифицированных эмоций, поведение или роли, отведенной им. Интерпретация может стать интерес­ной с исследовательской точки зрения, однако в приведенных примерах она кажется излишней.

Эти же два сна могут стать иллюстрацией к еще одной психотерапевтической возможности, предлагаемой осознанны­ми сновидениями. В обоих случаях я оценивал целительный эффект по своему самочувствию после пробуждения. Опытным путем я открыл, что чувства, овладевающие мною после осознанного сновидения, служат своеобразным вознаграждением за поведение во сне. Пожалуйста, поймите меня правильно, я не пытаюсь сказать, что «если это кажется хорошим, то это хо­рошо». Я говорю: «Если это кажется хорошим теперь, то это было хорошим тогда». Это тот компас, по которому я сверяю курс личных исследований мира осознанных сновидений. Если в осознанном сновидении я делаю нечто такое, о чем не при­ходится жалеть впоследствии, значит, я могу сделать то же и в будущем. Если же я сделал то, что мне не понравилось, то в последующих снах я стремлюсь этого избежать. Следование такой политике ведет к улучшению моего восприятия осознан­ных сновидений. Вместо того чтобы в беседах с учениками настаивать на какой-то стратегии поведения, я советую им придерживаться этого же пути: «Это ваш сон. Пробуйте что хотите, но следите за тем, что чувствуете после. Если вы будете слушать свое сознание, то вам будут не нужны никакие правила».

 

Ночные кошмары и как от них избавиться

 

Согласно теории Фрейда, ночные кошмары являются проявлением мазохистских наклонностей. Основой для столь любопытного заключения служила его непоколебимая уверен­ность в том, что сны суть символическое исполнение желаний. «Я не вижу причин, мешающих сновидениям быть такими же разнообразными, как мысли во время бодрствования, — пишет Фрейд. —... В одном случае они могут быть исполнением же­лания, в другом — реализацией страха, отражением противос­тояния во сне, воплощением намерения или творческой идеи»(9). О своем собственном участии Фрейд пишет: «Я ничего не имею против этого... Это лишь мелкое обстоятельство на пути убе­дительной концепции сновидений, оно никак не отражает дей­ствительность»(10). Если, по Фрейду, сны не более чем исполнение желаний, то тогда то же самое должно относиться и к кошмарам: жертва кошмара должна тайно желать унижений, мучений и преследований.

Наверное, мы с Фрейдом пользовались разными зеркалам и для отражения реальности, поэтому я не вижу необходимости рассматривать любой сон как исполнение скрытых желаний. Я больше склонен считать, что кошмарное сновидение — это несчастливый результат нездоровой реакции. Поэтому я не ви­жу в кошмарах реализации мазохистских наклонностей. Обеспокоенность, возникающая во время кошмара, может быть индикатором недостаточной эффективности наших действий во сне. Беспокойство возникает в результате столкновения с обстоятельствами, вызывающими страх, в которых наше при­вычное поведение оказывается бесполезным. Очевидно, что для выхода из такой ситуации человек должен отыскать новое ре­шение. Иногда это нелегко, поскольку сновидения часто задают загадки, с которыми никогда не сталкиваешься в бодрствующей жизни. Иногда бывает трудно разобраться в кошмаре, не обра­щая внимания на качества самого человека. Но эта особенность характерна лишь для хронически больных личностей. Если вы сравнительно нормальны и переживаете кошмары лишь время от времени, то вам можно сделать более благоприятный прог­ноз. Оказавшись в определенных обстоятельствах, вы должны быть готовы взять на себя ответственность за происходящее, в том числе и за свое сновидение. Если вы приобретете такую способность, вам станет доступен чрезвычайно мощный ин­струмент противостояния страху во сне.

Чтобы понять, как осознанность помогает сновидцу спра­виться с ситуациями, провоцирующими беспокойство, рассмо­трим следующую аналогию. Сравним обычного сновидца с ма­леньким ребенком, напуганным темнотой. Ребенок действи­тельно верит, что его окружают чудовища. В этом случае осоз­нанно сновидящии похож на ребенка постарше, который про­должает бояться темноты, но знает, что чудовищ не существует. Он может бояться, но знает, что бояться нечего, и способен справиться со своим беспокойством. Так же и осознанно сно­видящий. Говоря биологическим языком, беспокойство выпол­няет специальную функцию. Оно возникает в результате однов­ременного выполнения двух условий: первое — это страх, возникающий в ответ на определенные обстоятельства, в которых мы оказываемся; второе — уверенность в том, что неблаго­приятные последствия неизбежны. Иными словами, мы чувст­вуем обеспокоенность, когда боимся, а в запасе привычных и отрепетированных поступков нет ничего, что могло бы помочь перебороть страх. Беспокойство заставляет нас внимательнее отнестись к ситуации, пересмотреть возможные варианты дей­ствий и найти приемлемое решение; короче говоря, положиться на свое сознание. Человек становится более приспособленным, потому что осознание бесполезности привычных действии ве­дет к совершению творческих, намеренных, новаторских пос­тупков.

Поэтому наиболее подходящей адаптивной реакцией на чувство беспокойства во сне может стать осознанное и творчес­кое отношение к ситуации. Именно беспокойство зачастую ста­новится причиной спонтанного возникновения осознанного сновидения. Если мы приучим себя к подобной реакции, то может случится так, что любой беспокойный сон будет превра­щаться в осознанный.

Рассказывая о лечении ночных страхов у детей, д-р Мэри Арнольд-Форстер упоминала, что осознание часто помогало детям справиться с кошмарами. Нечто подобное встречалось и в моем личном опыте. Однажды, навещая племянницу, я по­дарил ей свою любимую деревянную лошадку и спросил: «Что тебе снится в последнее время?» Мадлен, которой было тогда семь лет, взволнованно рассказала мне об ужасном кошмаре. Ей снилось, как она плавала в пруду. Рядом с домом действительно был пруд, и она часто туда ходила. Однако на этот раз малышку напугала акула, поедавшая маленьких девочек! Я посочувство­вал ее страху и добавил: «Но ты же знаешь, что в Колорадо вообще не водятся акулы?» «Конечно!» — ответила она. «А если ты знаешь, — продолжал я, — что там, где ты плаваешь, нет акул, то, когда снова их там увидишь, ты сразу поймешь, что спишь. Во сне акула не может причинить никакого вреда. Она кажется страшной, только когда не знаешь, что видишь сон. Но как только ты это поймешь, ты сможешь сделать все, что захочешь. Ты сможешь даже подружиться с этой акулой. Почему бы тебе не попробовать?» Мадлен очень увлеклась этой идеей и вскоре доказала это. Через неделю она позвонила мне и гордо заявила: «Ты знаешь, что я сделала? Я прокатилась на спине той акулы!» Не знаю, все ли дети способны достигнуть подобных результатов, однако этот феномен безусловно заслуживает дальнейшего изучения.

Можно ли из приведенных фактов сделать какие-нибудь полезные выводы? Мои ранние опыты позволяют положитель­но ответить на этот вопрос. В первый год моих исследований 36 процентов осознанных сновидений были вызваны у меня бес­покойством (в первые шесть месяцев таких сновидений было 60 процентов). Во второй же год этот показатель снизился до 19 процентов. На протяжении третьего года беспокойство прояв­лялось в 5 процентах осознанных снов, а в течение следующих четырех лет — менее чем в одном проценте. Снижение количес­тва и пропорции беспокойных снов я объясняю разрешением во время осознанных сновидений множества конфликтов. Осо­бое значение этот факт приобретает в связи с тем, что в послед­нее время в моей жизни появилось намного больше проблем и стрессов. Если бы мне не удавалось как-нибудь разрешать стрес­совые ситуации, это могло бы повлечь за собой беспокойство как во время бодрствования, так и во сне. Поэтому польза «ответственных» осознанных сновидений состоит в том, что они позволяют напрямую разобраться в конфликте, возникшем во сне, и тем самым научить более адаптивному реагированию на происходящее во сне и наяву. Я доверяю своим осознанным сновидениям и считаю это вполне убедительным аргументом. Но предположим, что это не так. Предположим, что противос­тояние страху и любовь к врагам — бесполезны и даже вредны. Если бы это было так, то количество моих беспокойных снов должно было бы возрастать. Если бы метод так называемой «самоинтеграции» был лишь полумерой, налагающей своеоб­разный бандаж на сновидение, то и тогда вряд ли можно было бы ожидать улучшения. Однако факт остается фактом: из года в год мои осознанные сновидения становились все менее и менее беспокойными. Очевидно, я делал нечто правильное.

Кое-кто может логично возразить, что я научился просто не осознавать себя во время беспокойных снов. Это безусловно натянутое предположение, оно не может объяснить всех име­ющихся фактов. Во-первых, согласно классическим предполо­жениям, во время кошмара человек должен просыпаться. Фрейд считал, что задача беспокойства во сне — будить спящего всякий раз, когда происходящее становится слишком неприятным. Из этого следует, что своих худших кошмаров он просто не увидит. Я же пытался пользоваться беспокойством как падежным тол­чком к осознанности. В течение последних шести лет я ни разу не просыпался от беспокойства, как это бывало раньше во время неосознанных ночных кошмаров. Все это время сильное беспо­койство не будило меня ото сна, а бросало в сон, вынуждая лицом к лицу противостоять собственным страхам и разрешать всевозможные конфликты.

Именно в этом и сосредоточен важный потенциал осознан­ных сновидений. Если мы просыпаемся и избегаем кошмаров, мы уходим от проблем, вызвавших наши страхи, и только за­глушаем их на время, позволяя вскоре появиться вновь. Вместе с неразрешенными конфликтами остаются негативные и нездо­ровые чувства. С другой стороны, осознанность дает шанс ос­таться в кошмаре, принять его вызов и решить все проблемы так, чтобы улучшить самочувствие. Поэтому если предполо­жить, что истинной причиной возникновения кошмаров явля­ется стремление к оздоровлению, то осознанность помогает направить это стремление в нужное русло.

Гибкость и уверенность в себе, сопровождающие осознан­ность, намного усиливают способность управлять ситуацией, разворачивающейся во сне. Я считаю, что гибкость стоит того, чтобы ее развивать. В мире снов это качество имеет бесспорное преимущество, но, кроме того, оно с успехом может быть использовано и в реальной жизни. Иногда гибкость является единственно доступным средством. Очень часто бывает нереально ждать от других изменений в нужную нам сторону. Часто не бывает возможности заставить окружающих поступать так, как нужно нам или, наоборот, препятствовать им сделать то, что нам ни к чему. Тем не менее при любых обстоятельствах — и во сне, и наяву — у нас всегда остается возможность пересмотреть свое отношение к тому, что видишь. Мы определяем свое вос­приятие. Только мы можем выбрать, кем и какими нам быть и какую часть себя противопоставить обстоятельствам. Если, не­смотря на все мои ар1ументы, вы продолжаете считать, что именно внешние факторы определяют ваш взгляд на жизнь, обратите внимание па следующие строки:

Двое глядят из окошка тюрьмы.

Один видит грязь, другой — звезды средь тьмы.

Мы не всегда знаем, как лучше поступить. Жизнь часто ставит перед нами трудные задачи, и, когда это случается, осоз­нанное сновидение помогает сделать правильный выбор.

 

Принятие решений

 

Принятие решений становится проблемой лишь тогда, ког­да мы не располагаем достаточным количеством необходимой информации. В противном случае сделать оптимальный выбор не представляется сложным. Может ли осознанное сновидение помочь найти эффективное («правильное») решение в условиях неопределенности?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо сделать не­большое отступление и рассмотреть два типа знания. К первому относится знание, о котором вы знаете, что знаете, и которое вы явно можете выразить. Например, не составляет труда сложить два числа или назвать свое имя. Такое знание называется явным. Второй тип знания часто называют неявным. Сюда относится все, что вы умеете делать, но не можете объяснить как (на­пример, ходьба или речь), а также все, о чем вы знаете, но не знаете, что знаете (скажем, цвет глаз вашей первой учитель­ницы). jtot тип знания был раскрыт благодаря серии тестов на вспоминание, когда испытуемым казалось, что они лишь угадывают факты, однако количество угадываний при этом было выше, чем случайное. Из этих двух типов «неявное» знание бесспорно более обширно: мы знаем намного больше, чем ду­маем. Кстати, у животных, лишенных речи, все знание является неявным. Сразу после рождения мы не могли выразить словами то, что знали. Поэтому нетрудно видеть, что речевое, «явное», знание развилось как подмножество неявного и сильно от него зависит.

Такое же различие существует между мышлением и ин­туицией. Поэтому важно понять, что для решения задач в ус­ловиях неопределенности интуиция — использование обшир­ной информации, предоставляемой неявным знанием, — имеет очевидное преимущество перед прямым, сознательным мыш­лением. Тут-то и проявляется связь со сновидениями. Наверное, каждый из нас видел во сне человека, с которым встречался до этого лишь однажды, однако во сне мы могли вспомнить его внешний облик намного лучше, чем во время бодрствования при помощи карандаша и бумаги или слов. Объяснением этому феномену может стать неявное знание. Во сне нам доступен весь объем имеющейся информации, поскольку мы не ограничены той маленькой частью, которую нам предоставляет бодрствую­щее сознание. Поэтому я предлагаю использовать обширную базу данных осознанных сновидений для принятия оптималь­ных решений.

 

Решение твор

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...