Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

I. Отдел общего оккультизма 16 глава




 

Роза и крест

 

Тотчас же из медвежьей пасти выпорхнул злой дух в образе крылатой змеи. Это был Немраэль, дух низшей степени, который был предназначен к моим услугам. Вскоре я услышала беседу на языке эгрегоров, прекраснейших падших ангелов…

Ян Потоцкий. «Рукопись, найденная в Сарагосе»

 

 

ВСЕ СЕМЕРО неизвестных собрались в 1610 году в Париже. Говорили, что были они невидимы и жили на земле не один человеческий век, следя с высот своей мудрости за ничтожными страстями и великими муками людскими. Они принесли с собой семь книг, в которых содержалось сокровенное знание, дающее власть над живой и мертвой натурой и душами людей, а в последней книге были сведены воедино за «я коны, по которым живут и разрушаются государства. Каждый неизвестный владел одной только книгой, которую пополнял и совершенствовал всю свою долгую жизнь. И если кто-то из них, устав от хрупкой оболочки, подвижнической мудрости и блужданий по дорогам земли, хотел успокоиться, то созывал остальных. Неподвластные времени и расстояниям, не ведая ни голода, ни жажды, они тут же спешили на печальный зов собрата, чтобы отпустить его на вечный покой. Но прежде они должны были познакомиться с тем, кого уходящий избрал своим преемником. И если кандидат казался достойным, до пускали его к великому посвящению, пройдя которое он получал книгу и магическое кольцо. Оно давало власть над миром бесчис» ленных духов, могло притягивать жемчуг и драгоценные камни И вот отцы- основатели тайне встретились, чтобы увидеть того кому отныне суждено было, обретя волшебные свойства, множество лет владеть третьей книгой, повествующей о трансмутациях элементов… Им предстояло сделать особен» ответственный выбор, ибо сокровенное знание третьей книги, п хищенное тысячу лет назад, частично было разглашено алхимиками.

«Венец поэтического блеска окружает орден розенкрейцеров, — не скрывая восхищения, отмечал обычно сдержанный Гекерторн в уже цитированной нами рабо-те — Магический свет фантазии играет около их грациозных грез, а таинственность, которою они облекли себя, придает лишнее очарование их истории. Но их блеск напоминает метеор. Он только мелькнул в областях воображения и разума и исчез навседа, оставив, однако, после себя постоянные и пленительныеследы…»

Не знаю, как насчет «грациозных грез, но таинственности, поэтичесой фантазии и мишурного блеска было действительно предостаточно. Розенкрейцерская легенда проливает свет на устав ордена, напоминающего секретную организацию иезуитов. И здесь и там мистический покров тайны, долгое наблюдение за кандидатом, которого предполагалось вовлечь во внутренний круг, и как итог — представление неофита руводителям братства. Несмотря на отсутствие надежных исторических источников, такая аналогия представляется вполне закономерной, потому что розенкрейцерство, противопоставившее себя «Обществу Иисуса», неизбеежно должно было перенять эффективные методы могущественного соперника. Поднимая забрало, розенкрейцеры помышляли более о славе ордена, нежели о серьезном единоборстве. Ведь пока орден Розы и креста пребывал где-то в области «воображения» и «грациозных грез», «Общество Иисуса» по весь голос заявило о себе как о влиятельнейшей политической силе. Иезуиты, вовсю атаковавшие троны, скорее всего, на первых порах даже не подозревали о горстке конспираторов, вознамерившихся овладеть миром. К "вящей славе господней» братство Лойолы резало королей. Достаточно напомнить в этой связи о Генрихе Третьем, убитом фанатиком Клеманом, и наследовавшем ему Генрихе Четвертом, который тоже погиб от ножа, вложенного иезуитами в руку такого же религиозного безумца Равальяка. Лишь в следующем столетии, когда с притязаниями на вселенскую власть выступит масонство, поглотившее, кстати сказать, розенкрейцеров, обозначится подлинное соперничество. И еще одно рациональное зерно нам удастся извлечь из мифа «О семи неизвестных», сотканного совместными усилиями масонов и поэтов-оккультистов вроде Станисласа де Гуайта. Сетуя о «частично разглашенной» алхимиками премудрости, розенкрейцеры лишний раз обнаруживают свое несомненное эпигонство.

Они появились на свет, когда с эзотерической алхимией, в сущности, было покончено. Подлинные ученые, отряхнув мистическую паутину, целиком посвятили себя исследованию природы, а мистификаторы-златоделы пополнили ряды фальшивомонетчиков. Эзотерическая тайна оказалась, таким образом, бесхозным наследством. «Красные львы», пожирающие себя драконы и скрытая «киммерийскими тенями» золотая вода бессмертия покидали авансцену под ностальгические вздохи эстетов. Что там ни говори, но действительно жаль было «того огня, что просиял над целым мирозданьем и в ночь идет, и плачет уходя». Как удивительно подходят эти строки Фета к алхимии! Вспыхнув «беззаконной кометой» над мирозданием, она навсегда улетала в тот самый вековечный мрак, который тщилась, но так и не смогла осветить. Но ничто, повторяю, или почти ничто не исчезает из памяти человечества бесследно. Старые одежды не выбрасываются, их перелицовывают и подновляют. Авось сгодится на худой конец для карнавала. Розенкрейцерство, одарившее литературу многих европейских стран очаровательным вымыслом, уподобилось такому алхимическому заупокойному карнавалу.

 

Обложка французского журнала "Роза и крест". Конец XIX века.

 

Отдавая себе отчет в том, что глобальные цели алхимии оказались окончательно дискредитированными, розенкрейцеры поспешили откреститься от пращуров, чье эмблематическое наследство так ловко прибрали к рукам.

Образ зияющей кладбищенской ямы с Адамовой головой был аккуратно перенесен на уютный масонский коврик. Символ божественного возрождения обернулся слегка шокирующим посвятительным фарсом. Отдавая себе отчет в том, что глобальные цели алхимии оказались окончательно дискредитированными, розенкрейцеры поспешили откреститься от пращуров, чье эмблематическое наследство так ловко прибрали к рукам. Да, соглашались авторы розенкрейцерских манифестов, искатели «философского камня» впали в низкое заблуждение, алкая временных выгод, копаясь в прахе земном, но зато они, истинные адепты Розы и Креста, одухотворили, очистили первоначальную алхимическую идею, придав химерическим поискам «магистериума» возвышенную, а не узкомеркантильную цель. Не прозаическое золото должно было сделаться объектом исканий философа, но нетленные сокровища духа. Назначение розенкрейцерства в том и состоит, чтобы помочь избранным рода человеческого раскрыть духовное око, прозреть для горнего сияния, исполниться внутренним светом высшей истины. Прекраснодушный наивный лепет! А ведь запомнится, западет в душу, пойдет гулять по свету затверженный устами теософов, антропософов, оккультистских офеней Запада и Востока. «Происхождение общества сомнительно», — в один голос утверждают исследователи, и это, конечно, верно. Но кроме сомнительных сведений есть еще и традиция. Розенкрейцерская легенда, удивительно напоминая предания духовно-рыцарских орденов святой земли, обнаруживает и разительное сходство с иезуитским прототипом. Апологеты ордена ведут его летоисчисление с XIV столетия, когда

некий Николо Барно предпринял мнительное путешествие по Германии и Франции с целью собрать всеx подвижников «философского камня» в единое герметическое общество. Скорее всего, из этого ничего не вышло. Во всяком случае, в анонимном сочинении «Отголосок розенкрейцерства» ясно упомянуто о том, что попытки подобного рода предпринимались м и конце XVI века, когда алхимия переживала агонию. Сохранилась, однако, достоверная запись о том, что в 1610 году немецкий нотариус Газельмейер, представ перед иезуитским судом, рассказал о рукописи, озаглавленной «Fama Fraternitatis» («Слава братства»), излагавшей устав орденa. В 1614 году было распростраранено небольшое сочинение, называвшееся «Всеобщее преобразование света» и содержащее эту крамольную «Славу братства», где упоминалось о Христиане Розенкрейце, основавшем XIV веке герметическое сообщество. Никаких других следов об этом розенкрейцерском патриархе не имеется, хотя названные сочинения и были отпечатаны и Касселе Вильгельмом Весселем: одно — в 1614-м, другое — и 1615 году.

Легенда гласит, что, подобно рыцарям-крестоносцам, мальтийцам, масонам и бесчисленным мистикам разных эпох, Розенкрейц получил посвящение в таинства на Востоке. Рожденный 1.478 году в Германии, он еще юношей отправился вместе с одним бывалым монахом в Палестину. Пробыв три года в Дамаске н Иерусалиме, перебрался в Каир, затем совершил поездку по странам Магриба, где приобщился к сокровенной мудрости тамошних магов. Само собой разумеется, что весь вояж протекал на фонe больших и малых чудес. Когда, например, наш паломник Путешествовал по Аравии (вспомним посольство графа Литта), его узнавали и окликали по имени ученейшие мужи, никогда прежде с ним не встречавшиеся. Собственно, от них он и перенял высшие секреты, в том числе искусство продления жизни. Вернувшись через Испанию на родину, умудренный пилигрим скоро приобрел верных учеников и умер, искренне ими оплакиваемый, 106 лет от роду (по другим указаниям — 150), но не по причине естественной дряхлости, а потому, что устал от жизни. Среди первых соратников Розенкрейца, решившихся произвести вместе с ним мировую реформу, называют трех нищенствующих монахов. Впоследствии к ним добавилось еще четверо. Разъехавшись по разным странам проповедовать идеалы розенкрейцерства, они ежегодно собирались вместе, чтобы дать друг другу отчет о своей деятельности. Отсюда, вероятно, и возник миф «О семи неизвестных». Название ордена традиционно выводят из имени его основоположника, которое означает «Розовый крест». Более поздние толкователи оперируют латинскими словами ros (роса) и crux (крест) — «Росный крест», так как, согласно алхимическим представлениям, субстанция, обозначаемая как роса, считалась наилучшим растворителем золота. Эмблема креста выступает при этом как вензельное сплетение (+) букв LVX, образуя основополагающее понятие «свет». Такая заведомо искусственная подтасовка находится в очевидном противоречии как с символикой ордена, так и с его литературным базисом. Не случайно же розенкрейцеры зачисляли провансальский «Роман о Розе» в предтечи своего аллегорического учения, в котором легко различим золотой венчик излюбленного цветка альбигойцев и трубадуров. Не мифическая роса, которая в равной степени могла быть и эликсиром долголетия и царской водкой, a Rosa philosopho-rum- «Роза философов» упоминается в книге «Искусство зла-тоделания, химией именуемое», появившейся в том же 1610 году, когда иезуиты узнали от приговоренного к галерам Газельмейера про «Славу братства», принявшего антипапскую эстафету. В преемственности символов, как и в преемственности идей, тоже есть своя неумолимая логика. Усиливая растущую в обществе оппозицию гнетущему засилью иезуитов, розенкрейцеры объективно способствовали Реформации. Они, безусловно, стремились к освобождению философской мысли от оков средневекового мистицизма, бичуя в своих памфлетах «зверя Запада» и «зверя Востока», то есть папу и Магомета. Однако даже беглое знакомство с изложенной в «Славе братства» программой убеждает нас в полной тождественности розенкрейцерских идеалов с волшебными сказочками в стиле Елены Блаватской и пресловутого «йога» Рамачараки, под чьим брахманским именем скрывался шарлатан-европеец. Отрекшись от старых бредней о колдовстве, ведьмах и сношениях с дьяволом, фантасты розы и креста населили невидимый кос-мос-астраль бесчисленными сонмами прелестных и услужливых духов. В воздухе кувыркались эфирные сильфы, в воде плескались ундины, в прядях огня танцевали саламандры, а трудолюбивые гномы, стуча молоточками, обследовали рудные жилы. Все они жаждали лишь одного — прийти к человеку на помощь.

«Мне мысль твоя — закон. Что ты прикажешь?» — восклицает сильф Ариэль в «Буре» Шекспира.

Любого из первоначальных духов можно было поставить себе на службу, заключив его в розен крейцерский перстень, кристалл, зеркало. Составленные из чистейших частиц стихии обитания, первоначальные духи не ведали оков пространства и времени и могли жить тысячи лет. И все же, не обладая бессмертной душой, они были обречены на уничтожение. Этим и объяснялась их подчиненная по отношению к людям роль. Лишь страстная любовь, которую каждый из духов надеялся пробудить в человеческом сердце, давала шанс разделить, бессмертие с обожаемым властелином.

Розенкрейцерская доктрина были желанной находкой для артистического мира, но в роли новой религии или даже философской системы она могла вызвать лишь снисходительную улыбку. Милую сказочку требовалось хоть чем нибудь подкрепить. Невидимые духи нуждались в осязаемых мощах.

Согласно легенде, могила Хрстиана Розенкрейца была случайно обнаружена в подземных коридорах братства. В ней нашли написанный золотом свод таинств и откровений, содержащий пророчество о грядущем конце света. Точная дата предначертанного события осталась к сожалению, неизвестной, судя по излюбленной розенкрцерской дистанции 100 лет, давно минула без заметных следствий. Однако по состоянию на первую четверть XVII столетия весть о неминуемом светопреставлении, впрочем далеко не единственная не могла пройти бесследно. В столь чрезвычайных обстоятельствах братство решило несколько приподнять завесы секретности и познакомить общественность с доктриной и целями рыцар Розы и Креста, составлявших ранее прерогативу внутреннего круга.

Главнейшая задача ордена состояла, по словам Георга Шустера (тайные общества, союзы и ордены СПб., 1905), «в уменьшении земных бедствий путем приведении человечества к истинной философии, которую познал Адам после своего падения и которой следовали Моисей и Соломон».

У же по одной этой фразе можно угадать в розенкрейцерстве соединительное звено между учением каббалы и философским масонством. Будучи герметиками, розенкрейцеры обещали своим последователям доступ к высшим тайнам и, предвосхищая масонскую риторику, наставляли, как уберечься от болезней, блюдя заветы христианской религии и ведя нравственный образ жизни. Обязанности, которые они на себя налагали, не только представлялись не слишком обременительными, но, напротив, крайне заманчивыми. Получившие посвящение обязывались безвозмездно лечить больных, носить одежду страны пребывания, ежегодно являться на собрания ордена, умирая, назначить преемника и хранить тайну 100 лет.

Последний пункт не столько связывал неофита обетом молчания, сколько гарантировал ему рекордно долгую жизнь. Одним словом, очередное анонимно выпущенное сочинение «Confessio Fraternitatis Rosae Crucis» («Исповеведание Братства Розового Креста») наделало в Европе много шума. Исповедание» обращалось ковсем благомыслящим людям с призывом присоединиться к движению обновления мира. В адрес издателя хлынул поток благодарных писем, но ни одно из них не удостоилось ответа. Розенкрейцеры были где-то совсем рядом, но как духи воздуха — сильфы -

не обладали видимой плотью. Отсутствие отклика не охладило горячие головы. От желающих присоединиться к союзу, чтобы совместно произвести решительную реформу общественной жизни, не было отбоя. в Сейчас этот насыщенный фанатичным суеверием и очевидными нелепостями памфлет способен вызвать лишь недоумение. Возможно, правы исследователи, усмотревшие в «Исповедании» откровенную насмешку над сумбурным мировоззрением, царившим в головах людей на пороге новой эпохи. Так, например, высмеивая «проклятое делание золота», автор «Исповедания» тут же отзывался о нем с величайшим пиететом. Оказывается, это было только «побочным занятием» философских братьев, которые «знали еще тысячи подобных штучек и даже еще получше, чем эта». За первым памфлетом последовали десятки других, порой изящных и остроумных, но чаще пустых, ничего, кроме напыщенного словоизвержения, не содержащих.

Братство достигло поставленной цели. Ажиотаж вокруг розенкрейцерства разгорелся необычайный. Отдельные трезвые голоса, обвинявшие орден в распространении ложных медицинских рецептов и теологических бредней, тонули в восторженном хоре одураченных, жаждущих чуда простаков. И вдруг ушат холодной воды: в числе ярых хулителей розенкрейцерства оказался не кто иной, как сам автор наделавших столько шума апологетических брошюр!

Насколько можно судить по противоречивым откликам современников, этим оригиналом был теолог из Вюртемберга Иоганн Валентин Андрэ (1586–1654). Человек одаренный и разносторонне образованный, он презирал догматические споры, проповедуя идею всеобщего христианского единения. Преданный издателем, он признался, что написал в юности озорное фантастическое произведение «Химическая свадьба», но от остальных приписываемых ему сочинений открестился решительно. Анализируя фамильный герб Андрэ: андреевский крест и четыре розы, геральдические изыскатели пытались повернуть дело так, будто сам он и был «основателем» вымышленного, никогда не существовавшего общества. Отличительным знаком братства был, однако, не андреевский крест с розами между лучами, а роза с крестом в середине — эмблема страдания и любви, созвучная символу иезуитов — сердцу с крестом.

Традиционную же аббревиатуру крестной таблички INRI («Иисус Назареянин Царь Иудейский») розенкрейцеры толковали на свой лад: Igne Natura Regeneran-do Integrat, или «Природа обновляет возрождающим пламенем».

Это было дерзким вызовом церкви и потому оставило след в ее анналах. Короче говоря, не только мистификации и загадки излучал розенкрейцерский метеор. Пусть «Исповедание» было издевательской сатирой, а Андрэ, что отнюдь не доказано, ее автором, но основать движение, охватившее добрую половину Европы, он едва ли мог. Тем более в юности, потому что ему было лишь 25 лет в 1610 году, когда судили читателя «Славы братства». Вообще с розенкрейцерством сопряжено немало исторических и чисто литературных курьезов. Наиболее примечательный из них связан с именем Джузеппе Фран-ческо Борри, алхимика и миланского уроженца. Обвиненный в ереси за обличение злоупотреблений римской курии, он был арестован святейшей инквизицией и заточен в замок Сант-Анджело, где и умер в 1695 году. Примечательно, что ровно через 100 лет в том же каземате окончил свои дни Джузеппе Бальза» известный миру как граф Калиостро.

Современники приписывали Борри авторство знаменитого кабалистического романа «Граф Габалис», изданного в 1670 году аббатом Вильяром де Монфоконом. Это любопытное повествование, составленное из отдельны выпусков: «Граф Габалис», «Kабинет графа Габалиса», «Гении помощники», «Непримиримым гном» и «Новые беседы», выходило с подзаголовком «Посвящение в тайную науку». Роман построен в виде бесед, вводящий в мир невидимых духов и какбы посвящающих читателя в святая святых розенкрейцерской каббалы. Мне посчастливилось прочесть эту некогда наделавшую столько шума, а ныне почти забытую, ставшую библиографическим раритетом книгу. Невзирая на сугубо серьезное предисловий оккультистов-издателей и многв значительные примечания, вынес впечатление, что и это так волновавший чувствительных дам и пылких «ясновидящих», роман не более чем остроумная шутка, веселая пародия на кабалистические россказни, которыми увлекались парижане времен мушкетера д'Артаньяна.

Впрочем, предоставим лучше слово самому герою, от лица которого ведется рассказ о таинственном чернокнижнике-графе: «… в, том, что я охотнее разоблачаю секреты, чем им следую, виноват скорее мой Сатурн, чем граф Габалис. Если звезды не исполняют своих обязанностей, то в этом граф неповинен; граф неповинен также и в том, что я не обладаю достаточным величием души, чтобы попробовать сделаться господином природы, взбаламучивать стихии, беседовать с высшими существами, повелевать демонами, производить новые миры, разговаривать с богом, посседающим на своем грозном троне, и принудить херувима, оберегающего вход в земной рай, пропустить меня для прогулки по его аллеям… Зачем оскорблять память этого достойного человека и говорить, что он погиб вследст-иие того, что научил меня всему итому.

Разве нельзя предположить, что при постоянных нападениях, грабежах и разбоях он пал от руки какого-нибудь негодяя? Ныть может, при беседе с богом пи не мог поднять на него взоров, так как написано, что взглянувший на него умирает». В этом месте сделано характерное издательское примечание: «Под иееми этими шутками сокрыты иеликие истины, замечаемые только теми, кто умеет читать между строк».

Очевидно, я не принадлежу к числу подобных провидцев. Поэтому вряд ли кто сумеет поколебать мое глубочайшее убеждение в том, что автор, будь то злосчастный Борри или же добрый аббат Вильяр, от души потешался не только над кабалистическими и розенкрейцерскими выдумками, но и над догматами религии. Да будет памятно его славное имя!

Ян Потоцкий, блестящий польский писатель и мальтийский каваалер, использует потом драгоценный опыт «Графа Габалиса» и своем знаменитом романе «Рукопись, найденная в Сарагосе».

Парижский журнал «Теософ», выходивший в конце прошлого — начале нынешнего веков, пытался оспорить очевидное: «Сочинение Граф Габалис», написанное в 1670 году, представляет в смешном и шутовском виде некоторые из таинств розенкрейцеров. Цель напечатания этого сочинения состояла, по всей вероятности, в том, чтобы заставить обратить внимание на оккупьтные науки (так оказывается! — Е. П.), что и удалось автору, судя по тому, что оно сильно распространилось и было много раз переводимо. Главный сюжет его составляют браки элементалов с людьми, символизируя власть, получаемую адептом над силами-духами природы. Эта идея поясняется примерами одержимости мужчин и женщин, предающихся сношениям с инкубами и суккубами».

Сделаем несколько терминологических уточнений. Элементалы (элементалии) — это и есть первоначальные духи, стремящиеся овладеть человеческим сердцем. Парацельс разделял их на инкубов — стихий мужского пола и суккубов — женского. По обвинению в сожительстве с демонами тысячи женщин приняли огненную кончину. Чрезвычайно показательно отношение к столь деликатной теме новейших оккультистов.

«Элементалы человека, — утверждал, например, доктор Папюс, — это те инстинктивные существа, которые известны под именем шариков кровяных или красных и белых или лейкоцитов». Забавно, не так ли? И чем, спрашивается, сей упоительный бред, написанный на заре нашего века, ознаменованного выдающимися научными открытиями, разнится от опуса Бержье, повенчавшего альфа-частицы с «философским камнем»?

Маниакальный апломб на фоне вопиющего невежества вернее всего отличает провозвестников сверхъестественного, будь то заурядные черти, сильфы, спиритические духи или «маленькие зеленые человечки», прилетевшие на тарелках.

Розенкрейцеры, пустившие крепкие корни в немецких землях и Нидерландах, не оставляли надежды покорить Париж, где модные философские поветрия устаревали столь же скоро, как и примелькавшиеся костюмы. «Мы, депутаты коллегии Розового Креста, — оповещала специально отпечатанная афишка, — видимо и не видимо пребываем в этом городе. Мы учим без книг или знаков всеобщему языку, который может спасти людей от смертельного заблуждения». Напрасные потуги. Расколовшая Европу Тридцатилетняя война (1618–1648) заставила перетряхнуть старый хлам и основательно пересмотреть и реальные, и мнимые ценности. Французы, особенно после остроумных памфлетов Габриеля Ранде, не помышляли о переустройстве мира, который и без того изменялся прямо на глазах под аккомпанемент мортир и мушкетов.

В 1630 году в Лейдене вышла книга Петера Мормио «Arcana Naturae Secretissima» («Секретнейшие тайны природы»), где розенкрейцерские «арканы» подразделялись на три основные дисциплины: вечное движение, превращение металлов и всеобщее лекарство.

Перекраивалась карта Европы, с глобуса исчезали белые пятна, а правнуки Розенкрейца по-прежнему витали в алхимическом дыму и за неимением лучшего принялись за составление своей родословной.

Германские розенкрейцеры возвели ее к легендарным временам короля Артура, а шотландцы и шведы, перенявшие у немцев иоаннитское предание, претендовали на происхождение от александрийских магов. Основав общество «Мудрецов Света», которое именовали также Ор-муздским, они присвоили себе венецианского льва, прижимающего когтями пергамент с из чением: «Мир тебе, мой Map евангелист».

Войны, как известно, ускоря смешение обычаев и языков. Венеции, где издавна собирали на тайные встречи алхимики, возникло местное отделение братства, установившее вскоре связи с единомышленниками из Эрфур-та, Лейпцига, Амстердама. Завоевывая страны и города, герметическая община превращалась в масонскую ложу. Окончательно это оформилось в Англии, куда укрылись после Тридцатилетней войны «немецкие братья».

В конце XVUI века английские розенкрейцеры пополняли свои ряды за счет «вольных каменщиков». Кроме правительствующего сената и главной коллегии в Лондоне братство располагало отделениями в Бристоле, Манчестере, Кембридже, Оксфорде, Эдинбурге и Глазго.

Под сенью масонских лож, декорированных кабалистическими знаками и атрибутами смерти, алхимия окончательно вырождается в систему символов. «Философский камень» перестает быть «красным львом» и «магистери-умом» и становится синонимом духовного совершенства. В масонском сочинении «Пламенеющая Звезда» приводится своеобразный схоластический диалог, являющийся частью посвятительных таинств.

— Когда герметические философы говорят о золоте и серебре, обыкновенное ли золото и серебро подразумевают они?

— Нет, потому что обыкновенное золото и серебро мертвы, между тем как золото и серебро философов полны жизни.

— Какая цель масонских исследований?

— Узнать, как сделать совершенным то, что природа оставила несовершенным в человек

Какая цель философских иследований?

Узнать, как сделать совершенным то, что природа оставила несовершенным в минералах, и увеличить силу «философского иимня».

Тот ли это камень, символ которого означает нашу первую степень?

Да, это тот самый камень, который «вольные каменщики» желают отесать.

«Магистериум», «феникс» становится «кубическим камнем» в основании нового Тампля, слоеным паролем масонской степени «Рыцарь Солнца». Несколько замечаний о степенях. Как и любое герметическое сообщество, восходящее духовно к мистическим сектам, претендующее к тому же на золотые шпоры рыцарства, розенкрейцерство основывалось на восходящей лестнице таинств.

Подобные аллегорические лестницы можно видеть на старинных гравюрах, изображающих вдепта, стоящего у подножия прима. Для алхимика каждая ступень отображала определенную стадию деяния, для астролога — зодиакально-планетную идею, для кабалиста — сефироты, для масона — градусы, или степени.

В первоначальном розенкрейцерстве, если таковое, конечно, не миф, различались следующие градации: «отец», распределявший работы; «старший», что соответствовало званию мастера, и «младший», то есть ученик, подмастерье.

На какой-то стадии, скорее всего — двадцатых годах XVI века, Когда орден организационно оформился, структура его усложнилась, обретя характер протомассонский и вместе с тем подчеркнуто герметический. Собственно, последнее и побудит Кроули взять за основу учрежденного им сексуально-магического ордена ступенчатый конус Розового Креста.

По линии восхождения розенкрейцерские ступени именовались:

Zelator — ревнитель;

Theoricus — штудирующий теорию;

Practicus — допущенный к самостоятельной работе;

Philosophus — постигающий истину;

Adeptus junior — младший адепт;

Adeptus major — старший адепт;

Adeptus exemptus — чрезвычайный адепт;

Magister templi — магистр храма;

Magus — маг.

Всего девять ступеней, в отличие от семи аллегорических ступеней, ведущих к вратам храма алхимии и астрологии. В последующем масонстве подобная тенденция к увеличению «градусности» получит широчайшее развитие. Наивысшую из возможных тайну, за которой уже нет ни познания, ни любопытства, благоразумно постараются отдалить. Короля не должно лицезреть в голом виде. Организационно поглощенное масонством, розенкрейцерство идейно раздвоилось и продолжило оккультное существование в недрах откровенно колдовских или даже вовсе сатанистских сект.

Альфонс Луи Констан (1810–1875), писавший под псевдонимом Элиафаса Леви, кажется, первым предпринял попытку объединить магов-одиночек в единый интернациональный орден, построенный по образу тамплиерского или же розенкрейцерского. Путешествуя по Европе, он встречался с польским мистиком Хоэне-Вронс-ки и английским писателем Эдуардом Булвер-Литтоном. Первая большая работа Леви, «Основы магии», вобравшая богатый опыт средневекового чернокнижия, кабалистические методы прочтения, а также колдовскую практику Аполлония Тианского, сделала его кумиром нового поколения оккультистов. Во исполнение заветов учителя они и основали «Французский кабалистический орден розенкрейцеров», ставший подлинной академией сатанизма. Вскоре подобные учреждения возникли и в других странах.

 

Массонский диплом.

 

Общество розенкрейцеров в Англии пожаловало сей внушительный сертификат «достопочтенному брату доктору Уинну Весткотту IХ, верховному магу». От имени высшего совета грамоту подписал сам же Весткотт, удостоенный девятой степени посвящения.

В Англии общество было возрождено в 1866 году Робертом Вент-вортом Литтлом, разыскавшим в архивах описания древних розенкрейцерских ритуалов. Он был дружен с Кеннетом Маккензи, автором «Королевской масонской энциклопедии», и находился под сильным влиянием Харгрейва Дженнингса, издавшего в 1870 году книгу «Розенкрейцеры, их ритуалы и таинства». Обе эти работы и дали Литтлу необходимую основу для творческой реанимации розенкрейцерского обряда. Особенно заметен в не» вклад Дженнингса, составившего этакий коктейль из различный религиозных систем, в которыз на первое место упорно выдвигался фаллический культ. Опередив, разумеется в карикатурной форме, 3. Фрейда, Дженнингс и Литтл целиком ответственны не только за сугубо обскурантистиский дух последующих розен крейцерских учений, но и за сексуально-магические новации Кроули. Дальнейшая история ордена связана уже с этим жрецом всех религий, а также с Уинном Весткоттом.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...