 |
Млекопитающие: краткая энциклопедия
|
|
|
|
X x x
Почти все время, свободное от службы у Ворот, Страж точит инструменты.
Стены в его Сторожке до самого потолка увешаны топорами, ножами, косами, и
когда больше нечем заняться, он любовно проходится по их лезвиям точильным
камнем. Свежезаточенные лезвия всегда источают бледное ледяное сияние -
будто не солнечные лучи отражаются, но сам металл тускло светится изнутри.
Я разглядываю ряды инструментов на стенах, и Страж неотрывно следит за
мной, пряча довольную усмешку в уголках рта.
- Поберегись. Не туда руку сунешь - вмиг без пальца останешься. -
Заскорузлым, как корешок дерева, пальцем он обводит свой арсенал. - Это тебе
не игрушки, которые любой дурак изготовит. Все эти лезвия я сам ковал, все
до единого. Я ведь раньше был кузнецом. И все это - моих рук дело. Металл
ухоженный, баланс что надо. Подобрать рукоятку к лезвию - это, скажу тебе,
отдельное искусство. Вот, возьми что-нибудь, подержи. Только за лезвие не
хватайся.
Из разложенных на столе инструментов я выбираю самый маленький топорик,
сжимаю покрепче и несколько раз легонько взмахиваю им в воздухе. И
действительно: инструмент с легким свистом рассекает пространство, отзываясь
на усилие плеча - а может, лишь на мысль о таком усилии - мгновенно и чутко,
словно вышколенная борзая. Что говорить, у Стража есть все основания
гордиться собой.
- А к этому топорику я даже рукоятку сам выстрогал. Из десятилетнего
ясеня. Не знаю, как другие, а я люблю рукоятки из десятилетнего ясеня.
Моложе нельзя, старше не годится. Десять лет - идеальный возраст. Дерево
крепкое, чуть сырое, удар держит отлично. Здесь в Восточном Лесу хороший
ясень растет...
- А для чего вам столько инструментов?
|
|
|
- Много для чего, - отвечает Страж. - Зимой для каждого дело найдется.
Да вот, придет зима - сам увидишь. Зимы здесь долгие...
X x x
За Воротами для зверей отведено особое место. Небольшое пастбище за
оградой, где они спят по ночам. Через Пастбище протекает ручей, из которого
звери могут напиться, когда захотят. А дальше, за Пастбищем, раскинулся
Яблоневый лес. Бескрайнее море яблонь тянется докуда хватает глаз и
растворяется в дымке у горизонта.
Над Западной Стеной высятся три Обзорные Башни со смотровыми
площадками, на которые можно взобраться по самой обычной стремянке.
Простенькие крыши укрывают площадки от дождя, и через железные прутья на
окнах удобно наблюдать за зверями в любую погоду.
- Никто, кроме тебя, не ходит на них смотреть, - говорит мне Страж. -
Впрочем, ты здесь недавно, что с тебя взять. Поживешь, оботрешься - и
потеряешь к зверюгам всякий интерес. Как все потеряли. Ну, разве что в
первую половину весны...
С приходом весны, рассказывает Страж, случается единственная в году
неделя, когда люди поднимаются на Обзорные Башни смотреть, как звери
дерутся. Лишь на эти семь-восемь дней - когда самцы линяют, а у самок
вот-вот родится потомство - в кротких существах вскипает дремучий инстинкт,
и самцы принимаются с невообразимой жестокостью калечить друг друга. И тогда
земля омывается кровью, из которой рождаются новый порядок и новая жизнь.
X x x
Без единого звука они лежат, подогнув ноги, в пожухлой осенней траве, а
их длинная золотая шерсть пылает в лучах заката. Вытянув шеи и застыв, точно
вросшие в землю скульптуры, смотрят, как последние лучи растворяются в
яблоневой листве. И лишь когда солнце совсем заходит, и синяя мгла накрывает
зверей с головой, каждый из них расслабляет шею, опускает к земле
белоснежный рог и закрывает глаза.
|
|
|
Так заканчивается еще один день в жизни Города.
СТРАНА ЧУДЕС БЕЗ ТОРМОЗОВ
Дождевик. Жаббервоги. Стирка
Я очутился в огромном пустом помещении. Белые стены, белый потолок,
ковер цвета кофе с молоком. Изящные цвета в изысканном сочетании. Что ни
говори, а даже у белого цвета существуют свои оттенки - от благородного до
грязно-невнятного. Матовые стекла не позволяли разглядеть пейзаж за окном,
но тусклый свет, проникавший в комнату, убедил меня хотя бы в том, что
солнце еще не погасло. Стало быть, я нахожусь над землей, и проклятый лифт
все-таки ехал вверх, а не вниз. Я немного успокоился: чутье меня еще не
подводит.
Девушка жестом предложила мне сесть. Я опустился на кожаный диван и
положил ногу на ногу. Не успел я устроиться, как она тут же прошла через
комнату и скрылась за другой дверью - напротив той, через которую мы вошли.
Почти никакой мебели я в комнате не увидел. Перед диваном стоял
небольшой столик, на столике - керамический набор: зажигалка, пепельница,
сигаретница. Любопытства ради я заглянул в сигаретницу, но ни одной сигареты
не обнаружил. На стенах - ни картин, ни плакатов, ни календаря. Абсолютно
ничего лишнего.
Чуть в стороне от окна громоздился письменный стол. Желая разглядеть
его получше, я поднялся с дивана и подошел к окну. Массивная, из цельной
доски столешница на двух тумбах с выдвижными ящиками. На столе - лампа под
абажуром, три дешевые шариковые ручки, "вечный календарь" да горсть небрежно
рассыпанных канцелярских скрепок. Календарь раскрыт на сегодняшней дате.
В дальнем углу комнаты ютились три металлических шкафчика для одежды -
из тех, какими заставлены раздевалки в любой конторе. Нечего и говорить:
железные шкафчики в этой комнате просто резали глаз. Слишком грубо и
примитивно для солидного кабинета. Будь это мой кабинет, я бы поставил
что-нибудь поизящней, из дерева. Но раз это не мой кабинет, и я здесь лишь
затем, чтобы выполнить заказ и уйти, то серые у них шкафчики или
бледно-персиковые музыкальные автоматы, меня уже не касается.
В левой стене я разглядел глубокую нишу - нечто вроде чулана за
раздвижной гофрированной дверью. Вот, собственно, и весь интерьер. Ни часов
|
|
|
на стене, ни телефона, ни точилки для карандашей, ни графина с водой. Ни
стеллажей, ни папок с документами. Как и для чего используется эта комната -
бог его разберет. Я вернулся к дивану, сел, опять закинул ногу на ногу и
зевнул.
Минут через десять толстушка вернулась. Даже не взглянув в мою сторону,
открыла один железный шкафчик, достала нечто черное и блестящее, взяла в
охапку, пронесла через комнату и положила на стол. То был плотно свернутый
комплект из прорезиненного плаща-дождевика и пары сапог. Плюс огромные
очки-консервы - наподобие тех, какие носили военные летчики в Первую
мировую. Что все это значит, я совершенно не понимал.
Девушка повернулась ко мне и что-то сказала - слишком быстро, я не
успел проследить за ее губами.
- Вы не могли бы говорить чуть помедленней? - попросил я. - В чтении по
губам я пока не слишком силен...
Она повторила, на этот раз - медленно, широко открывая рот. Удалось
разобрать: "Наденьте это сверху". Я предпочел бы обойтись без плаща, но
препираться не хотелось, и я молча повиновался. Скинул кроссовки, влез в
сапоги и надел дождевик поверх футболки. Сапоги оказались на пару размеров
больше, а тяжеленный плащ сковывал движения, но я решил не жаловаться.
Девушка подошла, застегнула на плаще все пуговицы от горла до пят и
нахлобучила мне на голову капюшон. Для этого пришлось встать на цыпочки, и,
слегка покачнувшись, она задела лбом кончик моего носа.
- Замечательный запах! - сказал я. Имея в виду, конечно, ее духи.
- Спасибо, - ответила она и, дернув за шнурок, затянула на мне капюшон
до самых ноздрей. А оставшиеся пол-лица замуровала в "консервы". И я стал
похож на мумию для погони за расхитителями гробниц в особо дождливую погоду.
Отодвинув ширму в стене, девушка взяла меня за руку, завела в чулан,
зажгла свет и задернула ширму у себя за спиной. Чулан показался мне обычным
гардеробом для верхней одежды. Очень похоже - только без всякой одежды.
Пустые вешалки для пальто да таблетки от моли - и больше я ничего там не
увидел. Я напряг воображение. Может, это не гардероб, а комната с потайным
|
|
|
ходом, замаскированная под гардероб? Все-таки одевать меня в дождевик, чтобы
просто запихать в гардероб, слишком бессмысленно.
Девушка прошла в дальний угол, ухватилась за торчащую из стены большую
золоченую рукоятку и с лязгом подергала ее вправо-влево. Как я и ожидал, в
стене распахнулась дверца размером с крышку автомобильного багажника. Из
черной непроглядной дыры тянуло промозглой сыростью. Мягко говоря, не самое
приятное ощущение. Ровный гул, доносившийся снизу, походил на шум бурлящей
реки.
- Там, внизу, течет река, - сообщила девушка. Теперь ее странная речь
звучала немного естественнее. Так, словно говорит она нормально, просто гул
заглушает слова. Не оттого ли мне почудилось, будто понимать ее стало легче?
Просто чудеса какие-то. - Идите вверх по реке. Увидите большой водопад, -
продолжала она. - Двигайтесь без остановок прямо сквозь водопад. И попадете
в лабораторию моего деда. Дальше сами разберетесь.
- Там меня ждет ваш дедушка? - уточнил я.
- Да, - кивнула она и вручила мне карманный фонарик на шнурке.
Лезть в сырую холодную мглу совсем не хотелось, но возмущаться было
поздно. Собравшись с духом, я поднял ногу и ступил в распахнутую дыру.
Нагнувшись, просунул туда же голову, за головой протащил все тело.
Перебросил вторую ногу. В жестком, как листовое железо, плаще я рисковал
переломать себе кости, но в итоге умудрился-таки оказаться по другую сторону
стены. И оглянулся на толстушку в светящемся окошке гардероба. Именно
теперь, сквозь "консервы", из темноты, она выглядела особенно
привлекательно.
- Будьте осторожны. Вдоль реки, слышите? От берега не удаляйтесь, ни в
какие коридоры не сворачивайте. Только прямо! - сказала она, пытаясь
разглядеть меня в темноте.
- Прямо - и до водопада? - уточнил я.
- Прямо - и до водопада! - повторила она.
Одними губами я произнес: "Сэла?".
"Sela!" - рассмеялась она. И захлопнула дверцу.
X x x
Дверца захлопнулась - и я погрузился в жидкую темноту. Без малейшей
искорки света. Ничего не видать, хоть глаз выколи. Я не различал даже
собственных рук. Какое-то время я простоял, не двигаясь, словно меня огрели
чем-то тяжелым. Бессилие рыбы, завернутой в целлофан и запертой в
холодильнике. Когда внезапно, без подготовки погружаешься в абсолютную мглу,
тело на несколько мгновений становится ватным, теряя всякую силу. Я даже
слегка обиделся. Закрываешь дверь - закрывай, но хотя бы предупреди заранее.
Нащупав кнопку, я включил фонарик. Жизнерадостный желтый луч убежал,
растворяясь, во тьму. Первым делом я оглядел пространство у себя по ногами,
|
|
|
потом не спеша осмотрелся. Я стоял на тесной, метра три на три, бетонной
платформе, все края которой обрывались в пропасть. Ни перил, ни даже
низенького бордюра. Очень мило, уже всерьез разозлился я. Что, нельзя было
предупредить хотя бы об этом?
С одного края платформы по отвесной стене сбегала алюминиевая лесенка.
Я перебросил шнурок фонарика через плечо и начал осторожно спускаться по
скользким ступенькам. Чем ниже, тем громче и отчетливее шумела подо мною
вода. Ну и дела, думал я. Где это слыхано, чтобы из офиса в современном
небоскребе люди через гардероб проваливались под землю и ползали по отвесным
стенам над пропастью с бурлящей рекой? И не где-нибудь, а в самом сердце
Токио. Чем сильнее я напрягал мозги, тем меньше понимал, что происходит.
Сперва идиотский лифт без особых примет. Потом толстушка без голоса. А
теперь еще и лестница в бездну. Может, вернуться, отказаться от такой работы
да пойти спокойно домой? Слишком уж все рискованно - и чересчур
непривычно... Но я продолжал спускаться. Во-первых, у меня тоже есть
профессиональная гордость. А во-вторых, эта толстушка в розовом, похоже,
задела меня за живое. Почему-то именно перед ней отказываться от работы
хотелось меньше всего.
На двадцатой ступеньке я задержался, перевел дух, спустился еще на
восемнадцать ступенек - и ноги коснулись земли. Не отходя от лесенки,
посветил фонариком вокруг и внимательно огляделся. Я стоял на твердой скале,
а в каких-то двух метрах передо мною текла река. Вода ревела и хлюпала, как
огромное полотнище на ветру. Течение, похоже, было довольно быстрым, однако
ни глубины, ни цвета воды я не разобрал. Понял единственное: река бежит
слева направо.
Светя себе под ноги, я двинулся вверх по течению. То и дело мне
чудилось, будто вокруг что-то движется, - и я тут же высвечивал
подозрительное место фонариком. Никого, ничего. Только река да отвесные
скалы вдоль берега. Видно, просто нервы шалят в темноте, решил я.
Через пять-шесть минут ходьбы вдруг резко изменилось эхо: будто потолок
опустился, и шум воды отдавался в камень прямо над головой. Я посветил
вверх, но тьма была непроглядной: есть там потолок или нет, я так и не
разобрал. Чуть погодя, как и предупреждала толстушка, в боковых скалах
начали один за другим распахиваться коридоры, а точнее - расщелины, из
которых выбегали ручейки воды и, звонко журча, вливались в реку. На всякий
случай я заглянул в один проход и попытался осмотреть его изнутри, шаря по
стенам лучом фонарика. Но ничего не увидел. Только понял, что внутри он
расширяется до гигантской пещеры. Сворачивать в такие милые коридоры по
собственной воле мне бы никогда и в голову не пришло.
Сжимая фонарик, я двигался вверх по реке, как древняя рыба по ступеням
эволюции. Скала под ногами была уже мокрой и скользкой, ступать приходилось
вдвойне осторожней. Свались я сейчас в реку или просто поскользнись и разбей
фонарик - моя песенка спета.
Следя за тем, что творится у меня под ногами, я не сразу заметил
впереди тусклый пляшущий огонек. Когда же я поднял взгляд, он был уже метрах
в семи-восьми от меня. Мгновенно выключив фонарик, я скользнул рукой в
прорезь дождевика, дотянулся до заднего кармана, вытащил складной нож и
раскрыл его. Черная мгла и рокот воды укутали меня надежнее любой
маскировки.
Едва я погасил свет, огонек впереди застыл. Потом описал в темноте два
больших круга - так, словно мне подавали сигнал: "Все в порядке, опасности
нет". Но я не шевелился: пусть мне сначала покажут, с кем я имею дело. Тогда
огонек снова запрыгал. Он приближался, порхая во мгле, как гигантский
светлячок с высокоразвитым интеллектом. А я стоял наизготовку, сжимая в
одной руке нож, в другой - выключенный фонарик, и неотрывно смотрел на него.
Между нами оставалось метра три, когда огонек остановился. Затем
подскочил на полметра вверх и снова опустился. Светил он довольно слабо, и я
сначала не понял, что именно мне показывают. Но он все дергался, снова и
снова. Приглядевшись, я различил мужское лицо - в таких же
очках-"консервах", что на мне, и под таким же капюшоном. В руке мужчина
держал жестяную керосиновую лампу - такие продают в магазинах "Все для
кемпинга". Светя лампой себе в лицо, он надсадно что-то кричал, но река
бурлила слишком яростно, а лампа светила слишком тускло, и я мог ни
расслышать, ни прочесть по губам ничего вразумительного.
- Надо бы... жабер... водить, а тут... из-за них! Так что... вини,
но... - доносилось до меня бессвязными обрывками. Как бы то ни было,
опасности этот человек, похоже, не представлял. Я включил фонарик, осветил
свою голову сбоку и, потыкав пальцем в районе уха, показал, что все равно ни
черта не слышу.
Мужчина закивал, поставил на землю керосинку и принялся шарить по
карманам дождевика, извиваясь всем телом. И тут я почувствовал, что
оглушительный рев вокруг резко стих - так, будто вода в реке моментально
ушла. Мне показалось, что я падаю в обморок: мое сознание меркнет, и оттого
исчезает звук. Уж не знаю, с чего я так решил, но на всякий случай напряг
руки и ноги, чтобы не расшибиться о камни.
Прошло несколько секунд, а я все не падал и чувствовал себя совершенно
нормально. Лишь слабее различал шум реки, и только.
- Я пришел тебя встретить, - произнес незнакомец. На этот раз - очень
ясно и отчетливо.
Покачав головой, я зажал под мышкой фонарик, сложил нож и спрятал
обратно в карман. Похоже, денек сулит немало сюрпризов.
- Что случилось со звуком? - спросил я его.
- С чем?.. Ах, да. Ты, наверно, чуть не оглох... Извини. Но я уже
убавил звук, все в порядке... Да-да, конечно!.. - повторял он, беспрестанно
кивая собственным мыслям. Река теперь журчала не громче полевого ручья. - Ну
что, идем? - добавил он, повернулся ко мне спиной и привычным шагом двинулся
вверх по течению. Светя себе под ноги, я зашагал следом.
- Убавили звук? Так он был искусственный? - прокричал я туда, где, по
моим расчетам, должна была находиться его спина.
- Нет, - отозвался он. - Обычный природный звук.
- Но как вы убавляете природные звуки? - опешил я.
- Если говорить точно, я не убавляю, - сказал он. - Я просто их
отключаю.
Сбитый с толку, я решил отложить разговор. Все-таки я здесь не затем,
чтобы приставать с расспросами. Я пришел выполнить заказ. А что там мой
клиент вытворяет со звуками - убавляет, отключает или перемешивает, как
водку с лаймом, - не имеет к работе ни малейшего отношения. И я продолжал
идти в темноте, держа язык за зубами.
Так или иначе, с отключенным звуком двигаться стало куда спокойнее. Я
даже слышал, как на ходу поскрипывают мои сапоги. Над головой пару раз
заскрежетало, словно кто-то поскреб булыжником о булыжник.
- Кажется, сюда опять пробрались жаббервоги, - сказал мужчина. - Я
видел следы. Потому и вышел тебе навстречу - мало ли что. Обычно твари сюда
не суются. Но иногда случается... Прямо напасть!
- Жаббервоги? - переспросил я.
- Я думаю, ты бы не очень хотел повстречать на этой тропе жаббервога! -
сказал он и смачно захохотал.
- Да уж... Пожалуй, - поддакнул я. Жаббервоги, бандерлоги, что угодно.
Встречаться в кромешной тьме с тем, чьего вида не представляешь, хотелось
меньше всего на свете.
- Потому я и пришел тебя встретить, - повторил он. - Жаббервогам,
знаешь ли, палец в рот не клади.
- Вы очень любезны, - только и сказал я.
Через некоторое время впереди послышался шум - будто забыли закрыть
кухонный кран. Водопад. В тусклом свете фонарика я не смог разобрать, но,
похоже, - очень большой водопад. Если б не отключенный звук, грохотало бы,
наверное, будь здоров. Мы подошли к водной стене вплотную, и мне забрызгало
все очки.
- Это надо пройти насквозь? - уточнил я.
- Да. - И он без лишних объяснений растворился в стене воды. Делать
нечего. Спохватившись, я поспешил за ним.
Слава богу, там, где мы шли, поливало меньше всего. Но все равно меня
будто вколачивало в землю гигантским молотком. Очень мило, нечего сказать.
Тут хоть три плаща напяливай - не промокнув до нитки, в чертову лабораторию
не попадешь. Я понимаю, что так, видимо, нужно для какой-то особой
секретности. Но разве нельзя все устроить хоть немного гостеприимнее? Внутри
водопада я поскользнулся и больно ушиб колено. С отключенным звуком разница
между тем, что должно звучать, и тем, что я слышал на самом деле, сбивала с
толку. Что ни говори, а водопад должен шуметь, как положено нормальному
водопаду.
Прорвавшись сквозь стену воды, я увидел небольшую, в человеческий рост
пещеру, а в ее дальней стене - массивную железную дверь. Мой провожатый
достал из кармана плаща нечто похожее на переносной калькулятор, вставил в
щель замка, поколдовал над ним пару-тройку секунд - и дверь беззвучно
открылась внутрь.
- Вот мы и прибыли. Прошу! - Он пропустил меня, затем вошел сам и запер
дверь изнутри. - Ну что, натерпелся приключений?
- Ну, в общем... Скажи я вам - "сущие пустяки", вы же все равно не
поверите.
Не выпуская из рук керосинки и не снимая капюшона с "консервами",
незнакомец захохотал. Странным, утробным смехом. Уох-хо-хо...
Комната, в которой мы очутились, напоминала раздевалку бассейна:
просторная, ничего лишнего, шкафчики вдоль стены. В них - все те же
дождевики на вешалках, сапоги и очки-"консервы" точь-в-точь как у нас.
Комплектов пять или шесть, не меньше. Все развешано и расставлено в
идеальном порядке. Я стащил с себя резиновое снаряжение, повесил на
свободную вешалку плащ, поставил на полку сапоги. И повесил фонарик на
специальный гвоздик.
- Уж извини, что доставил тебе столько хлопот, - сказал мой спутник. -
Но, знаешь ли, безопасность превыше всего. Приходится принимать меры. Там, в
темноте, эти твари просто кишмя кишат. Расслабишься хоть на секунду - костей
от тебя не оставят.
- Жаббервоги?
- Н-да... - Он опять закивал. - В том числе и жаббервоги.
Незнакомец провел меня из раздевалки в кабинет, сбросил наконец
дождевик - и оказался невысоким, приятным на вид стариканом. Не то чтобы
полноватым - скорее, приземистым и крепко сложенным. С жизнерадостным,
румяным лицом. Старик достал из кармана пенсне, нацепил на нос и стал похож
на какого-нибудь крупного политика довоенных времен.
Он усадил меня на диван, а сам разместился за письменным столом. Его
кабинет был точь-в-точь как тот, куда привела меня розовая толстушка. Все
один к одному: цвет ковра, лампы на потолке, обои на стенах, диван. На
столике перед диваном - керамический курительный набор. На письменном столе
- календарь. И даже скрепки, похоже, рассыпаны с точно такой же
небрежностью... Словно я проделал круг и вернулся туда же, откуда вышел.
Может, так оно и есть. А может, и нет. Не могу же я, в самом деле, помнить,
как именно были рассыпаны эти проклятые скрепки.
Довольно долго старик изучал меня. Потом взял со стола одну скрепку,
распрямил ее и принялся ковырять заусенцы вокруг ногтей. Точнее, вокруг
одного ногтя на указательном пальце левой руки. А когда закончил, бросил
изуродованную скрепку в пепельницу. И я подумал, что если мне все-таки
грозит реинкарнация, меньше всего хотелось бы переродиться в канцелярскую
скрепку. Слишком бездарно: появиться на свет лишь затем, чтобы какой-то
старик потыкал тебя носом в свои заусенцы, а потом бросил в пепельницу и
забыл навсегда.
- Насколько мне известно, - заговорил он, - жаббервоги сговорились с
кракерами. Это, конечно, не значит, что стороны будут соблюдать какие-то
обязательства. Жаббервоги слишком осторожны, а кракеры чересчур любят лезть
поперед всех. Так что я уверен: весь их договор - штука временная и, так
сказать, весьма локального применения. Но в целом это очень плохой знак.
Жаббервоги, которые сюда и носа совать не должны, в последнее время так и
шныряют вокруг. Того и гляди, это место станет их очередным притоном. Если
это случится - мне и самому, как ты понимаешь, придется несладко.
- Да уж, - согласился я. Кто такие жаббервоги, я понятия не имел, но
если эти чертовы кракеры заручились поддержкой со стороны, жареным пахло и
для меня. До сих пор я считал, что мы конкурируем с кракерами на равных,
хотя это равновесие достаточно зыбко, чтобы потерять его из-за какой-то
случайности. Однако тот факт, что о жаббервогах знает старик, но не знаю я,
говорил об одном: равновесие уже нарушено - и не в нашу пользу. Я не знаю о
жаббервогах потому, что я рядовой конвертор. А верхний эшелон Системы, как
видно, давным-давно в курсе происходящего.
- Впрочем, ладно, - продолжил он. - Это отдельный разговор. А сейчас,
если не возражаешь, займемся делом.
- Разумеется, - ответил я.
- Я попросил Агентство подыскать мне самого опытного конвертора. И
выбор пал на тебя. Репутация у тебя что надо. Все, у кого я спрашивал,
расписывали твои достоинства: дело свое знаешь, нервы железные,
дисциплинирован и так далее. Чувства локтя, правда, недостает, но в
остальном, говорят, пожаловаться не на что.
- Я уверен, они преувеличили, - сказал я. Скромность мне тоже не
повредит.
Старик снова захохотал. Уох-хо-хо.
- Ну, если честно, лично мне твое чувство локтя до лампочки. На самом
деле, от тебя требуются только крепкие нервы. Без железной выдержки
первоклассным нейроконвертором не стать никогда... Собственно, за это вашему
брату и платят такие деньги.
Сказать было нечего, и я промолчал. Старик хохотнул еще раз и повел
меня в лабораторию.
- По специальности я биолог, - объяснял он на ходу. - Но то, чем я
занят в последние годы, выходит далеко за рамки биологии. Тут тебе и
нейрофизиология, и акустика, и лингвистика, и даже теология. Уж извини, что
я сам так говорю, но исследования эти уникальны и представляют огромную
научную ценность. Да-да! На данном этапе я изучаю, в основном, неба
млекопитающих.
- Неба?
- Ротовые полости, грубо говоря. Я исследую функции рта. Как рот
двигается, как образуется голос и так далее... Взгляни-ка сюда!
Он нашарил выключатель и зажег в лаборатории свет. Я увидел огромный,
во всю стену, стеллаж, на полках которого тесными рядами стояли белые
черепа. Всех млекопитающих, каких я только мог припомнить: от жирафа и
лошади до панды и крохотной мыши. Штук, наверное, триста или четыреста.
Включая, разумеется, человеческие. На одной из полок выстроились в ряд
черепа европеоидов, негроидов, монголоидов и американских индейцев, женские
и мужские - по одному черепу каждого пола.
- А черепа китов и слонов я храню отдельно, в подвале. Слишком много
места занимают, ты же понимаешь...
- И не говорите, - кивнул я. Добавь сюда еще парочку слоновьих черепов
- и работать можно будет разве что в раздевалке.
Черепа животных планеты Земля стояли на полках, хором разинув рты, и
сверлили пустыми глазницами белую стену напротив. Экспонаты экспонатами, но
в окружении такого дикого количества черепов становилось не по себе. Полки
на других стенах, хотя и не так плотно, как черепами, были заставлены
стеклянной посудой, в которой плавали заквашенные в формалине языки, уши,
губы и небные дуги всех размеров и видов, какие только можно вообразить.
- Ну, как тебе коллекция? - радостно спросил старикан. - Чего только
люди на свете не собирают! Кто старые пластинки. Кто вино в погребах. Я даже
знал одного богача, который коллекционировал танки и устраивал у себя в саду
маневры. Ну а я коллекционирую черепа. Все люди разные. Потому и интересно.
Ты согласен?
- Пожалуй, да, - кивнул я.
- Черепами млекопитающих я заинтересоваться еще в молодости. Понемногу
начал их собирать - и собираю до сих пор. Вот уже больше тридцати лет. Ты не
представляешь, сколько нужно времени и сил, чтобы понять один-единственный
череп! В этом смысле понять живого человека из плоти и крови гораздо легче.
Именно так! В этом я убежден. Хоть и понимаю, что тебе, молодому, с живой
плотью общаться куда интереснее. Уох-хо-хо!.. - обрадовался он собственной
шутке. - А я вот общаюсь с черепами и слушаю их звуки уже тридцать лет.
Тридцать лет, скажу тебе, - срок немалый...
- Звуки? - переспросил я. - Черепа издают звуки?
- Еще как! - тут же закивал он. - Каждый череп издает лишь ему присущие
звуки. В каждом зашит свой неповторимый звуковой код. Черепа разговаривают.
Да-да! Я не ради красного словца говорю. В самом буквальном смысле. Конечная
цель моей работы и состоит в том, чтобы, ни много ни мало, расшифровать эти
коды. И научиться их контролировать.
- Хм-м... - только и протянул я. Конечно, в мелочах я не разобрался, но
если все так, как он говорит, - его работа и впрямь не имеет цены.
- Похоже, это и впрямь очень ценные исследования, - сказал я.
- Еще бы! - кивнул старик. - Вот почему все эти мерзавцы тянут к ним
лапы. То еще дьявольское отродье! У них так и чешутся руки использовать мои
работы для своих грязных целей. Подумай сам: если можно считывать память по
черепам, зачем тогда, к примеру, пытки нужны? Убил кого нужно, ободрал мясо
с черепа - и вся информация у тебя на ладони...
- Ужас какой! - содрогнулся я.
- Ну, насколько все будет ужаснее, говорить еще рано. Пока, например,
больше информации можно считывать с коры ампутированного мозга.
- Тоже очень мило, - мрачно заметил я. Ободрать череп или выпотрошить
человеку мозги. Можно подумать, большая разница.
- Вот поэтому мне нужно, чтобы ты как следует все закодировал, - очень
серьезно сказал старик. - Чтобы даже самые крутые кракеры, перехватив эти
данные, не смогли прочесть результаты экспериментов. Я не знаю, выйдет ли
цивилизация из кризиса, в котором оказалась, так и не решив, как ей
использовать науку - во зло или на благо самой себе. Но сама наука должна
существовать только ради науки. Только так! В это я верю свято.
- Я плохо разбираюсь в вопросах веры, - осторожно ответил я. - Но хотел
бы разобраться в вопросе, так сказать, чисто организационного плана. Дело в
том, что заказ на мою работу исходил не от Системы, и даже не от
официального агента Системы; меня заказали лично вы. Это крайне редкий
случай. Откровенно говоря, подобные случаи чреваты нарушением Устава. Если я
нарушаю Устав - меня лишают лицензии, и я остаюсь без работы. Надеюсь, это
вы понимаете?
- Отлично понимаю, - кивнул старик. - И то, что ты об этом
беспокоишься, только делает тебе честь. Но бояться нечего. Тебя, как
классного нейроконвертора, совершенно официально заказывает Система. Именно
так... Просто, чтобы обеспечить максимальную секретность, я не стал
оформлять заказ в канцелярии, а связался с тобой напрямую. За эту работу
тебя никто лицензии не лишит.
- Вы можете это гарантировать?
Старик выдвинул ящик, достал папку и протянул мне. Я раскрыл и не
поверил глазам: в руках у меня - официальное многостраничное письмо-заявка
Системы на мое имя. Составлено по всей форме. Подписано где нужно и кем
положено.
- Нет проблем, - сказал я, возвращая папку. - У меня квалификация
второй ступени. Надеюсь, вы не возражаете? Вторая ступень - это значит...
- Двойная оплата, ты об этом? Никаких возражений. Вместе с премиальными
выйдет даже три к одному. Устроит?
- Очень любезно с вашей стороны.
- Все-таки работа особой важности. Да и под водопадом ты недаром
ползал. Уох-хо-хо!.. - снова развеселился он.
- Ну что ж. Тогда покажите мне исходные данные, - попросил я. - Я
просмотрю их и выберу оптимальный метод конвертации. Кто будет делать расчет
компьютерного уровня, вы или я?
- Этим займусь я сам, на своем компьютере. А ты возьмешь на себя все,
что до и после. Согласен?
- Прекрасно. Так я быстрее закончу и меньше устану.
Старик поднялся с кресла, повернулся ко мне спиной и принялся шарить по
голой стене руками. Секунд пять или шесть - и вдруг в монолитной, на первый
взгляд, стене распахнулась дверца потайной ниши. Фокусы продолжались. Старик
достал из ниши еще одну папку с документами и захлопнул дверцу. Дверца
закрылась, и на гладкой белоснежной стене не осталось ни щели, ни шва.
Взяв эту папку, я бегло просмотрел семь страниц, мелко испещренных
цифрами. С хаотичностью никаких проблем не было. Нормальные беспорядочные
цифры. Обычное сырье для конвертации.
- Я думаю, для данных этого порядка "стирка" подойдет в самый раз, -
предложил я. - При "стирке" разрядность ключа такова, что за взлом алгоритма
обычным методом перебора можно не беспокоиться. "Временный мост" здесь
практически не построить. В принципе, конечно, такая вероятность есть, но на
практике успешность "случайного тыка" никак не проверить, а значит, и от
погрешностей до конца не избавиться. Это все равно, что пытаться ходить по
пустыне без компаса. Под силу разве что Моисею.
- Не знаю, что там делал Моисей в пустыне, но море он все-таки пересек,
- заметил старик.
- Это было слишком давно. Насколько я знаю, на этом уровне конвертации
ни одного взлома пока не зарегистрировано.
- Ты хочешь сказать, что банальной первичной конвертации более чем
достаточно?
- Но при вторичной риск будет слишком велик. Мы, конечно, сведем
вероятность успешных "тыков" к нулю, но сегодня это слишком опасная
акробатика: мы рискуем поставить подножку самим себе. Все-таки процесс
конвертирования еще не освоен до конца. Разработки продолжаются.
- А тебе никто и не говорит о вторичной конвертации, - глухо произнес
старик, взял со стола очередную скрепку и снова увлекся заусенцами - теперь
уже на среднем пальце левой руки.
- Вот как? Но что тогда...
- Шаффлинг, - резко прервал меня он. - Мне от тебя нужен шаффлинг.
Сначала стирка, а потом шаффлинг, одно за другим. Почему я и вызвал именно
тебя. Ради простой стирки нанимать конвертора второй ступени нет нужды.
- Я что-то не пойму, - сказал я и, откинувшись на диване, положил ногу
на ногу. - Откуда вам известно про шаффлинг? Ведь это сверхсекретная тема, и
внешний доступ к ней заблокирован...
- Мне много чего известно. У меня хорошие связи в высшем эшелоне
Системы.
- Ну, тогда воспользуйтесь этими связями и спросите там, наверху. И вам
ответят: все шаффлинговые системы заморожены, любая деятельность подобного
рода категорически запрещена. Почему - не мое дело. Видимо, случилась
какая-то авария. Но так или иначе, пользоваться шаффлингом больше нельзя. И
тут уж, если что, простой потерей лицензии не отделаешься...
Старик внимательно выслушал меня и снова протянул мне папку с заявкой.
- Посмотри внимательнее на последнюю страницу. Там должна быть санкция
на шаффл-активность.
Я раскрыл, как велено, папку на последней странице и пробежал глазами.
Мистика! Совершенно официально в рамках полученного задания мне разрешалось
применение конвертационной системы "шаффлинг". Я перечитал несколько раз.
Полная легальность. Пять подписей, четыре печати. Черт меня побери! О чем
они там думают наверху? Сначала приказывают людям рыть яму, а когда яма
вырыта, немедленно требуют ее засыпать. Что бы ни происходило на верхушке
пирамиды, в итоге голова болит только у нас, рабочих муравьев.
- Я хотел бы получить цветные копии всех страниц этой заявки, -
попросил я. - Иначе я могу влипнуть в крайне неприятную историю. Надеюсь, вы
меня понимаете.
- Разумеется, - кивнул он. - Ты их получишь, не волнуйся. Все
формальности соблюдены - комар носа не подточит. Половину денег получишь
сегодня, половину - по завершении работы. Нет возражений?
- Возражений нет. Стирку я выполню здесь. Обработанные данные заберу с
собой и уже дома сделаю шаффлинг. Это потребует отдельной и очень серьезной
подготовки. А уже то, что получится, принесу вам.
- Результат мне нужен через трое суток ровно в полдень. Во что бы то ни
стало.
- Это нормальный срок. Я успею.
- Запомни: опаздывать нельзя ни в коем случае, - напирал он. - Просто
не представляешь, что будет, опоздай ты хоть на минуту.
- Мир развалится на куски? - улыбнулся я.
- В каком-то смысле, - оч<
|
|
|
