 |
Значение Вселенских Соборов в истории христианства
|
|
|
|
Значение эпохи Вселенских Соборов для христианской Церкви заключается прежде всего в том, что эта эпоха стала временем окончательного формулирования православного вероучения. Процесс становления и развития вероучения начался уже в апостольские времена, и уже в Посланиях апостола Павла мы находим все основные элементы христианского богословия, в частности учение о Христе как о Сыне Божием, учение о Церкви. Этот процесс продолжился в писаниях мужей апостольских и в сочинениях отцов и учителей Церкви II-III веков. И все же именно на Вселенских Соборах IV века православное учение о Троице получило законченный вид; именно в ходе христологических споров V-VII веков окончательно сформировалась православная христология; и именно иконоборческий спор подвел итог развитию православного богословия в течение первых восьми веков существования Церкви.
Вселенские Соборы, несмотря на все сопутствующие негативные обстоятельства, несмотря на вмешательство императора, придворные и межцерковные интриги, несмотря даже на взаимные отлучения и расколы, следовавшие за некоторыми Соборами, были моментами торжества церковной истины. Определения Вселенских Соборов начинались формулой «Изволися Духу Святому и нам...», указывающей на совместное творчество (синергию) Святого Духа и людей в выработке догматических формулировок, и догматы Вселенских Соборов в Православной Церкви всегда признавались как богодухновенные и не подлежащие пересмотру. Важно отметить, что все семь Вселенских Соборов происходили на Востоке, однако в них принимали участие представители Западной Церкви в лице легатов Римского папы, и догматические решения Соборов одобрялись Церковью на Западе. Таким образом, Восточная Церковь вносила решающий вклад в формирование богословия всей Вселенской Церкви.
|
|
|
Каждый Вселенский Собор был ответом на ту или иную ересь, потрясавшую Церковь в конкретный исторический период ее бытия. Но оказывалось, что ереси становились движущей силой развития православного богословия. Именно в ответ на ереси, каждая из которых бросала вызов Церкви, ее вероучению и ее духовному строю, богословы находили те точные формулировки, которые ложились в основу православного догматического Предания.
В эпоху Вселенских Соборов сформировалось православное каноническое право. Каждый Собор, помимо догматических вопросов, рассматривал также дисциплинарные вопросы и издавал канонические определения. Так закладывалась основа церковного канонического устройства, которое со времен Вселенских Соборов оставалось неизменным. Канонические правила остались от первых четырех Вселенских Соборов, а также от VII Собора. Что касается V и VI Соборов, то они не издавали канонических определений, потому в 692 году в Константинополе был созван специальный Собор, посвященный каноническим вопросам: он получил название «Пято-Шестого». Каноническое право Православной Церкви включает, помимо правил Вселенских Соборов, также каноны некоторых Поместных Соборов, в том числе тех, чья догматическая позиция не была принята Церковью (а именно Гангрского Собора ок. 340 года, Антиохийского Собора 341 года).
Эпоха Вселенских Соборов была периодом формирования церковно-государственных отношений. Эти отношения со времен императора Константина складывались непросто. Принцип «симфонии» между Церковью и государством был заложен уже в царствование Константина, он был окончательно сформулирован в эпоху Юстиниана и подтвержден в «Эпанагоге», составленной в конце IX века от имени императора Василия I и его сыновей. В этом документе царь и патриарх представлены как две равные величины, причем о царе говорится, что он должен быть «отличнейшим в Православии и благочестии», «сведущим в догматах о Святой Троице и в определениях о спасении через воплощение Господа нашего Иисуса Христа», а о патриархе – что он должен без смущения говорить перед лицом царя о правде и защите догматов и что он «один только должен толковать правила древних и определения святых отцов и положения святых Соборов». На практике, однако, «симфонией» всегда дирижировал император, а не патриарх, и воля императора навязывалась Церкви как обязательная для исполнения – не только в дисциплинарных, но и в догматических вопросах. Если император становился на сторону Православия, епископы могли со спокойной совестью подписываться под его эдиктами; если же император склонялся к ереси, для Церкви наступали тяжелые времена, и несогласные с царской волей подвергались репрессиям и казням.
|
|
|
К прискорбию, однако, слишком часто в истории Византии епископы соглашались с императором даже в тех случаях, когда совесть должна была бы поставить их на путь гражданского неповиновения. Более того, одни и те же епископы ставили свои подписи и под еретическими, и под православными решениями. Число архиереев-оппортунистов в некоторых случаях было весьма значительным. В «разбойничьем» Соборе 449 года участвовало 135 епископов, а в иконоборческом Соборе 754 года – 338. Многие из тех, кто подписывал православное вероопределение на православном Соборе, подписывали еретические документы на «разбойничьих» Соборах; и наоборот: поддавшиеся давлению еретиков приносили покаяние на православных Соборах. Этот оппортунизм церковной иерархии, проявившийся с особой яркостью в иконоборческую эпоху, привел к падению авторитета епископов в глазах простых верующих и способствовал повышению авторитета монашествующих. Во многих случаях, когда иерархи оказывались не на высоте своего сана, именно на плечи монахов ложилась миссия защиты Православия (достаточно вспомнить Максима Исповедника, Иоанна Дамаскина и Феодора Студита).
Каков канонический статус Вселенского Собора в истории Церкви? В православной среде широко распространено мнение о том, что Вселенский Собор является высшим органом власти в Церкви, которому подчинены Поместные Соборы и предстоятели местных Православных Церквей. Нередко различие между Западной и Восточной Церквами видят в том, что в Западной Церкви высшая власть сосредоточена в руках Римского папы, тогда как в Восточной она принадлежит Вселенскому Собору. Это понимание не соответствует исторической действительности. Вселенские Соборы никогда не являлись высшим органом власти в Православной Церкви. В течение почти трех столетий до созыва I Вселенского Собора Церковь вообще не знала, что такое Вселенский Собор; в течение двенадцати веков, протекших со дня окончания VII Собора, Православная Церковь живет без Вселенских Соборов. Основная роль Вселенских Соборов в IV-VIII веках заключалась в опровержении той или иной ереси, волновавшей в данный момент православную экумену («вселенную»). Не следует думать, будто христианская Церковь в IV-VIII веках жила «от Собора до Собора». Вселенские Соборы созывались нерегулярно, с перерывами в 20, 50, 100 и более лет. При необходимости каждая местная Церковь, будь то в Риме, Константинополе, Антиохии, Кесарии Каппадокийской или другом городе, не дожидаясь созыва Вселенского Собора, решала текущие вопросы на своих Поместных Соборах, которые выносили решения, становившиеся обязательными для данной Церкви.
|
|
|
Необходимо также отметить, что Вселенские Соборы не являлись «вселенскими» в буквальном смысле. Под экуменой (вселенной) понималась главным образом Римская империя; Церкви, находившиеся на окраинах империи или за ее пределами, как, например, Армянская Церковь или Церковь Востока, как правило, не принимали участие во Вселенских Соборах. С течением времени эти Церкви высказывали свое отношение – положительное или отрицательное – к Вселенским Соборам на своих собственных Поместных Соборах. Решения Вселенских Соборов не становились обязательными для Церквей до тех пор, пока их собственные Поместные Соборы не утвердят эти решения. Таким образом, именно Поместный Собор каждой отдельной Церкви, а не Вселенский Собор, был последней и высшей инстанцией, выносившей свой суд по основным догматическим и каноническим вопросам. Разумеется, позиция других Церквей при этом учитывалась, но только в той мере, в какой она не противоречила позиции данной Церкви.
|
|
|
Таким образом, ключевым в вопросе о значимости Вселенских Соборов для христианской Церкви является понятие рецепции. История показывает, что Вселенские Соборы не принимались Поместными Церквами пассивно или автоматически. Напротив, Церквам предстояло решить судьбу каждого Собора, а именно: принять ли или отвергнуть этот Собор, принять ли его в качестве Вселенского или Поместного, принять ли все его решения или только некоторые. Процесс рецепции предполагал активное обсуждение Соборов и их отдельных решений внутри каждой Поместной Церкви. Именно поэтому рецепция некоторых Соборов была весьма болезненной и сопровождалась напряженными спорами, народными волнениями, вмешательством гражданских властей. Признание Собора, кроме того, предполагало не только официальную промульгацию его учения церковными властями, но и его принятие в среде богословов, монашества и мирян. Вся полнота церковной общины была вовлечена в процесс рецепции.
К этому процессу нередко примешивались сторонние факторы. На принятие Собора той или иной Поместной Церковью влияли национальные и языковые факторы: в частности, далеко не все догматические формулировки грекоязычных Церквей удавалось адекватно воспроизвести на латыни или на национальных языках крайнего Востока (коптском, эфиопском, сирийском, арабском, армянском и др.), из-за чего возникали разногласия и недоразумения, приводившие к расколам. На процесс рецепции влияли политические факторы, к числу которых относится, например, национальное сопротивление византийскому церковному и политическому владычеству в Египте, Армении и Сирии в IV-VI веках. Наконец, на рецепцию могли влиять личные мотивы: в тех случаях, когда учение того или иного церковного иерарха становилось учением Вселенского Собора, богословы и епископы, которые являлись его личными врагами или были недовольны его деятельностью, старались повлиять на общественное мнение внутри своей Церкви таким образом, чтобы решения Собора в ней признаны не были.
Рецепция Вселенских Соборов была, таким образом, постепенным процессом, требовавшим продолжительного времени и включавшим в себя самые разнообразные элементы. Решающим моментом, определявшим признание или непризнание того или иного Вселенского Собора, был не сам факт созыва этого Собора, а межправославный консенсус относительно его «принятия», достигавшийся лишь впоследствии, когда Поместные Церкви выносили свои решения по поводу данного Собора. Так, например, Никейский Собор 325 года (I Вселенский), осудивший арианство, не был единодушно принят всеми Церквами Римской империи вплоть до созыва Константинопольского Собора 381 года (II Вселенского). В некоторых Церквах процесс рецепции Никейского Собора продолжался еще дольше: так, например, Церковью Востока этот Собор был одобрен лишь 85 лет спустя, на Поместном Соборе 410 года в Селевкии-Ктесифоне. Ефесский Собор 449 года имел все признаки Вселенского, однако Православные Церкви не приняли его решения, и Халкидонский Собор 451 года (IV Вселенский) объявил его «разбойничьим». Иконоборческий Собор 754 года также имел все признаки Вселенского, однако и он был впоследствии отвергнут Церквами.
|
|
|
Не вполне уясненной остается роль Римской Церкви в истории Вселенских Соборов. Все семь Вселенских Соборов происходили на Востоке, и Римские папы не принимали в них личного участия: вместо себя они присылали легатов. Даже в том случае, если папа находился в городе, где происходил Собор, он не участвовал в заседаниях Собора (как было с папой Вигилием, находившимся в Константинополе во время проведения V Вселенского Собора). По окончании Собора легаты докладывали папе о принятых догматических решениях, и он утверждал их. Канонические решения утверждались папой выборочно (так, например, папа Лев Великий опротестовал 28-е правило Халкидонского Собора, предоставляющее Константинопольскому епископу равные права с Римским; в ходе Собора это правило было оспорено его легатами). В глазах Западной Церкви именно утверждение решений Собора папой придавало ему легитимность. В Восточной Церкви процесс рецепции был более сложным, и признание Римским папой Собора не воспринимали как необходимое условие для придания ему легитимности.
Процесс рецепции Вселенских Соборов не завершился внутри мирового христианства вплоть до настоящего времени. Ассирийская Церковь Востока принимает только два Вселенских Собора, «дохалкидонские» Церкви – только три. В Римско-католической Церкви, напротив, Вселенскими считаются также Константинопольский Собор 869–870 годов, Латеранские Соборы 1123,1139, 1179 и 1215 годов, Лионские Соборы 1245 и 1274 годов, Вьенский Собор 1311 года, Констанцский Собор 1414–1418 годов, Базельский Собор 1431 года, Ферраро-Флорентийский Собор 1439 года, Латеранский Собор 1512–1516 годов, Тридентский Собор 1545–1563 годов, Ватиканские Соборы 1869–1870 и 1962–1965 годов: итого 22 Собора.
Вопрос об отношении к Вселенским Соборам стоит на повестке дня современного межхристианского диалога. Однако для Православной Церкви именно семь Вселенских Соборов IV-VIII веков остаются тем фундаментом, на котором по сей день зиждется ее богословие, каноническая традиция, литургический строй.
Богословская литература эпохи Вселенских соборов
Эпоха Вселенских Соборов стала самой продуктивной в истории христианской Церкви на Востоке с точки зрения богословского творчества. Именно в эту эпоху жили те отцы Церкви, которые в православной традиции почитаются в качестве «вселенских учителей и святителей» и творцов догматического богословия. Наиболее авторитетными богословами эпохи Вселенских Соборов являются святители Афанасий Великий, Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский, Кирилл Александрийский, блаженный Феодорит Кирский, преподобные Максим Исповедник и Иоанн Дамаскин; особняком стоит автор сочинений, сохранившихся под именем Дионисия Ареопагита.
Святитель Афанасий Александрийский присутствовал на I Вселенском Соборе в качестве диакона, сопровождая своего епископа – Александра Александрийского. После смерти Александра Афанасий стал его преемником и возглавлял Александрийскую кафедру на протяжении почти полувека (с четырьмя перерывами). Афанасий является автором большого количества сочинений догматического, аскетического и нравственного характера. В «Слове на язычников» Афанасий критикует греческую мифологию и защищает христианство от нападок со стороны язычников, продолжая традицию, восходящую к апологетам II-III веков. В «Слове о воплощении Бога Слова и пришествии Его к нам во плоти» Афанасий излагает догмат искупления в контексте полемики с арианской ересью. Антиарианскую направленность имеют слова «Против ариан», послания «О Святом Духе», ряд других посланий и защитительных слов. Перу Афанасия принадлежит несколько экзегетических сочинений, а также «Житие святого Антония» – первый памятник христианской агиографии, оказавший огромное влияние на всю последующую агиографическую литературу. Это сочинение посвящено преподобному Антонию Великому, подвижнику египетской пустыни и современнику Афанасия.
Главной заслугой Афанасия в догматической области является опровержение ереси Ария и формулировка православного учения о единосущии Отца, Сына и Святого Духа. В творениях Афанасия получило развитие учение об искуплении и обожении человека, совершенном Иисусом Христом. Говоря о Боговоплощении, Афанасий пишет:
Слово вочеловечилось, чтобы мы обожились; Оно явило Себя телесно, чтобы мы узнали о невидимом Отце; Оно претерпело поругание от людей, чтобы мы наследовали бессмертие. Само Оно ни в чем не претерпело ущерба... страждущих же людей, ради которых претерпело это, сохранило и спасло Своим бесстрастием. И вообще заслуги Спасителя, совершенные через вочеловечение Его, столь велики и многочисленны, что пожелать изобразить их значило бы уподобиться человеку, который устремил взор на безбрежное море и решил пересчитать его волны.
Святитель Василий Великий (0к.330–379) вошел в историю Церкви как неутомимый защитник Православия в те годы, когда арианство распространилось по всему христианскому Востоку. Он получил блестящее образование в Афинской академии – главном языческом училище Восточно-Римской империи, в зрелом возрасте принял крещение, стал священником. В 370 году он был избран архиепископом Кесарии Каппадокийской, в его подчинении оказалось 50 епископов, из которых большинство сочувствовало арианству. Василий был решителен в защите православной веры и, когда императорский префект Модест начал угрожать ему наказаниями и пытками, ответил:
Не подлежит конфискации имущества тот, кто ничего не имеет: разве только ты потребуешь эту власяницу или несколько книг, в чем и состоит все мое богатство. Изгнания я не знаю, потому что не ограничен никаким местом: и то, где живу ныне, не мое, и всякое, куда меня ни забросят, станет моим; лучше же сказать, везде Божие место, где буду я странник и пришелец. А пытки что сделают мне, у которого нет тела?.. А смерть для меня – благодеяние: она скорее пошлет меня к Богу, для Которого живу и действую.
Пораженный смелостью Василия, префект сообщил императору Валенту о его непреклонности. Валент, отправивший в ссылку многих православных епископов, так и не решился сместить святителя. Василий умер в возрасте 49 лет.
К числу догматических сочинений Василия принадлежит трактат «Против Евномия», в котором Василий опровергает мнение о том, что нерожденность является сущностью Бога. Трактат «О Святом Духе» содержит изложение православной пневматологии; при этом Василий избегает называть Святого Духа Богом и «единосущным» Отцу и Сыну, предпочитая более нейтральный термин «рав-ночестный». Василий был автором значительного числа экзегетических сочинений, из которых наибольшую известность получили «Беседы на Шестоднев» – толкование рассказа о сотворении мира из первой главы книги Бытия. Василию принадлежит 15 бесед на псалмы, а также 28 бесед на догматические и нравственные темы. Одна из бесед называется «К юношам о том, как получать пользу от языческих сочинений»; в ней святитель учит христианскую молодежь правильному отношению к светской литературе. Корпус аскетических творений Василия включает «Нравственные правила», адресованные всем христианам, а также два сборника правил для аскетов, легших в основу последующих монашеских уставов, – «Правила, пространно изложенные» и «Правила, кратко изложенные». От Василия дошло более 300 писем, собранных его учениками и посвященных аскетическим, нравственным и практическим вопросам. Наконец, авторству Василия Великого в православной традиции приписывается текст литургии, совершаемой десять раз в году – в день его памяти, в канун праздников Рождества Христова и Богоявления, во все воскресные дни Великого поста, в Великий Четверг и Великую Субботу.
Святитель Григорий Богослов был другом Василия Великого: они вместе учились в Афинской академии. Как и Василий, Григорий принял крещение в возрасте около 30 лет. Стремясь к уединению и желая посвятить жизнь литературному творчеству, Григорий уклонялся от принятия священства, однако уступил настояниям своего отца, престарелого епископа Назианза, и стал его помощником в управлении Церковью. Василий Великий посвятил Григория в епископа города Сасимы, однако он туда не поехал, а остался в На-зианзе и продолжил литературные труды. В 379 году Григорий был приглашен в Константинополь, где возглавил группу сторонников Никейской веры. Император Феодосий, изгнавший ариан из Константинополя в 380 году, утвердил Григория в звании архиепископа Константинопольского, однако II Вселенский Собор сместил его с этого поста. Григорий закончил дни в уединении.
Литературное наследие Григория включает 45 слов, представляющих собой литературно обработанные проповеди. Из них наиболее известными являются «Пять слов о богословии», содержащие классическое изложение православного учения о Святой Троице: за них Григорий получил свое прозвище Богослов, укоренившееся в православной традиции. Два слова против Юлиана Отступника, имеющие обличительный характер, написаны после смерти нечестивого императора. «Надгробное слово Василию Великому» принадлежит к лучшим произведениям этого жанра: в нем Григорий отдает дань уважения и любви своему лучшему другу, учителю и старшему собрату. Несколько слов Григория посвящены церковным праздникам, памяти мучеников и святых. Григорию принадлежит большое количество стихотворений, имеющих преимущественно автобиографический или морально-дидактический характер. Григорий – первый византийский автор, который собственноручно собрал и отредактировал корпус своих писем: эти письма разнообразны по содержанию и имеют разных адресатов, в том числе епископов, государственных чиновников и друзей.
Григорий Богослов был самым авторитетным, популярным и часто цитируемым автором на протяжении всей византийской эпохи: по «индексу цитируемости» его произведения уступали только Библии. Многие выражения и целые фрагменты его праздничных слов вошли в богослужебные тексты Православной Церкви. Слова пасхального богослужения – «Воскресения день, просветимся лю-дие, Пасха, Господня Пасха!», «праздников Праздник и Торжество из торжеств», «Воскресения день, и просветимся торжеством, и друг друга обымем, рцем: братие, и ненавидящим нас простим вся воскресением» – являются буквальными цитатами из пасхальных проповедей Григория Богослова. Слова «Христос раждается, славите! Христос с небес, срящите! Христос на земли, возноситеся!» заимствованы из его рождественской проповеди, а слова «Пятьдесятницу празднуем и Духа Святаго пришествие» – из его проповеди на Пятидесятницу.
Говоря о Боге, Григорий настаивает на том, что человек не может познать Бога так, как Бог знает Сам Себя: он может лишь узнавать о Боге через Христа и через рассмотрение видимого мира. Сущность Божия недосягаема для человеческого разума. Для Григория богопознание есть путь за пределы постижимого человеческим разумом, тогда как для Евномия это движение в пределах дискурсивного мышления. Разум может привести человека к признанию существования Бога, но никоим образом не может проникнуть в сущность Божию. Рассуждая об этом, Григорий полемизирует не только с Евномием, но и с самим «богословом» эллинской античности Платоном, цитируя его знаменитое изречение, на которое и до Григория ссылались многие христианские авторы:
«Постичь Бога трудно, а изречь невозможно», как философствовал некто из эллинских богословов... Я же говорю: изречь невозможно, а постичь еше более невозможно. Ведь постигнутое может быть и словом изъяснено – если не вполне, то хотя бы приблизительно – тому, у кого уши не окончательно повреждены и разум не вовсе притупился. Но такую реальность объять разумом совершенно невозможно и недостижимо не только для закосневших в лени и склоненных к земле, но и для весьма возвышенных и боголюбивых... Это естество невместимое и непостижимое. Непостижимым же называю не то, что Бог существует, но то, что Он из Себя представляет.
Бог пребывает вне человеческих категорий времени, места, слова, разума, а потому не может быть выражен при помощи человеческого языка, подчеркивает Григорий:
Бог всегда был, есть и будет; вернее, всегда «есть». Ибо термины «был» и «будет» взяты из наших временных делений и из преходящей природы, а Сущий всегда есть, и так Он Сам Себя называет, беседуя с Моисеем на горе. Ибо Он обладает всецелым бытием и объединяет его в Себе, не имеющее ни начала, ни конца. Как некий океан сущности, беспредельный и неограниченный, превосходящий всякую идею времени и природы, одним умом Он может быть очерчен – и то весьма неясно и неполно, и не Он Сам, но то, что вокруг Него: когда собирают воедино те или другие представления о Нем в один какой-то облик истины, убегающий прежде, чем будет уловлен, и ускользающий прежде, чем будет представлен... Итак, Божество беспредельно и неудобосозерцаемо, и это только в Нем совершенно постижимо – Его беспредельность...
В центре богословия Григория – учение о Святой Троице, Которую он нередко называет «моя Троица», подчеркивая личный, почти интимный характер своего отношения к Богу. Об Отце, Сыне и Святом Духе Григорий говорит как о едином Божестве и единой Силе:
Больше всего и прежде всего храни добрый залог (2 Тим 1:14), для которого я живу и жительствую, который хотел бы я иметь при исходе из жизни, с которым я и все скорби переношу и все приятное презираю, а именно исповедание Отца, Сына и Святого Духа. Этот залог вверяю тебе ныне, с ним погружу тебя в купель и изведу из купели. Его даю тебе на всю жизнь помощником и заступником – Единое Божество и Единую Силу, Которая... не возрастает и не уменьшается... Которая повсюду равна, повсюду одна и та же, как единая красота и единое величие неба. Она есть бесконечная соприродность Трех Бесконечных, так что Каждый, рассматриваемый в отдельности, есть Бог... но и Три, рассматриваемые вместе, суть также Бог: первое по причине единосушия, второе по причине единоначалия.
Другой лейтмотив всех произведений Григория – спасение и обожение человека, совершенное воплотившимся Словом. Об обожении на христианском Востоке писали и до Григория, однако именно у него учение об обожении становится центральным пунктом всего богословского дискурса. Путь человека к обожению, по учению Григория Богослова, лежит через Церковь и Таинства, прежде всего крещение и Евхаристию, а также через любовь человека к Богу, добрые дела, аскетический образ жизни, молитву и богообщение. Путь к обожению начинается в земной жизни, а завершается после смерти. Обожение есть увенчание и вершина процесса богопознания:
...(Бог) с такой же быстротой озаряет наш ум, если он очишен, с какой летящая молния озаряет взор. Мне кажется, что это для того, чтобы постигаемым привлекать к Себе, – ибо абсолютно непостижимое является безнадежно недоступным, – а непостижимым приводить в удивление, через удивление же возбуждать большее желание, через желание очищать, а через очищение делать богоподобными; когда же сделаемся такими, тогда уже беседовать как со своими – пусть слово дерзнет на нечто смелое! – беседовать с Богом, соединившимся с богами и познанным ими, может быть, настолько же, насколько Он знает познанных Им (ср.: 1 Кор 13:12).
Поэтическое наследие Григория Богослова обширно и разнообразно. Его поэзия носит преимущественно подражательный характер, он пользуется античными размерами, основанными на чередовании кратких и долгих слогов. Среди его стихотворений – поэтический пересказ евангельских текстов, размышления на богословские и нравственные темы, эпиграммы и эпитафии, молитвенные обращения к Богу и обличения в адрес врагов и обидчиков. Некоторые стихотворения имеют автобиографический характер: из них наиболее интересна поэма «О своей жизни», содержащая пространную автобиографию Григория. В поздних стихотворениях Григория преобладают пессимистические настроения, хотя они и растворены глубоким религиозным чувством:
Вчера, сокрушенный своими скорбями, сидел я вдали от людей
В тенистой роше и скорбел душой.
Ибо люблю такое лекарство в страданиях,
Охотно беседуя сам со своей душой.
Ветерки шептали вместе с поюшими птицами,
Навевая сон с древесных ветвей,
Особенно тому, кто изнемог душой. А с деревьев
Звонкие кузнечики, любимцы солнца,
Оглашали своим треском весь лес.
Рядом была прохладная вода, которая омывала мои ноги...
Я же, увлекаемый парением ума,
Наблюдал в себе такую борьбу мыслей.
Кем я был? Кто я есмь? Кем я буду? Не знаю этого ни я,
Ни тот, кто превзошел меня мудростью... Я есмь. Но скажи, что это значит? Что-то от меня уже в прошлом,Чем-то я являюсь сейчас, а чем-то буду, если только буду... Говорят, что есть страна без зверей... И есть страна, где не знают холодных снегов; Но из смертных никто никогда еше не мог похвалиться тем, Что, не испытав тяжких бедствий жизни, перешел отсюда. Немошь, нишета, рождение, смерть, вражда, злые люди – Эти звери на суше и на море – все скорби: такова жизнь! И как видел я много несчастий, ничем не подслашенных, Так не видел ни одного блага, которое было бы полностью Лишено скорби...
Святитель Григорий Нисский (0к.335–0к.394) был одним из самых глубоких и оригинальных мыслителей в истории христианства. Младший брат Василия Великого, он считал себя его учеником и продолжателем его дела: некоторые произведения Григория Нисского задуманы как продолжение недоконченных произведений Василия. В частности, трактат «О сотворении человека», содержащий изложение христианской антропологии, является продолжением «Бесед на Шестоднев» Василия Великого, а обширный трактат «Против Евномия» – продолжением одноименного трактата Василия.
Из трех Великих Каппадокийцев Григорий Нисский был самым плодовитым: его литературное наследие чрезвычайно обширно и разнообразно. Помимо упомянутых трактатов, оно включает в себя экзегетический трактат «О жизни Моисея Законодателя», где повествование библейской книги Исход толкуется как аллегория мистического опыта христианина. Аллегорический метод, унаследованный Григорием от Оригена, используется и в других экзегетических трактатах, таких как «Толкование на Песнь Песней», где библейская книга предстает в качестве аллегории духовного брака человеческой души и Церкви с Женихом-Христом, «Точное истолкование Екклезиаста Соломонова», беседы «О надписании псалмов». Григорий пользуется аллегорическим методом, в частности, при изложении теории богопознания, которое, по его учению, включает в себя три степени: очищение от страстей (катарсис), приобретение «естественного видения», позволяющего ясно видеть и понимать тварный мир, и, наконец, собственно богопо-знание, боговидение, общение с Богом лицом к лицу. Аллегорическим изображением этого пути является библейский рассказ о восхождении Моисея на гору Синай: это восхождение начинается снятием обуви, что символизирует освобождение от всего страстного и греховного, а заканчивается вступлением во мрак, символизирующий отрешение от всякого дискурсивного мышления и погружение в «несозерцаемость Божественного естества».
Как догматист, Григорий Нисский стоял на тех же позициях, что и Василий Великий и Григорий Богослов, опровергая евномианство и защищая единосущие Отца, Сына и Святого Духа. Догматическое наследие Григория, помимо трактата «Против Евномия», включает послание «К Авлавию о том, что не три Бога», две книги «Против Аполлинария», «Слово о Духе Святом, против маке-дониан духоборов», «О Святой Троице, к Евстафию», послание к Симпликию «О вере», трактат «К эллинам, на основании общих понятий». В «Большом огласительном слове» Григорий в систематическом виде излагает основные догматы христианства – о Троице, о Боговоплощении и искуплении, о Таинствах Церкви. Слово содержит также эсхатологические размышления, получившие развитие в трактате «О душе и воскресении». Догматическая проблематика затрагивается в трактатах «О младенцах, преждевременно похищенных смертью» и «О роке».
Григорию принадлежит большое количество сочинений нравственного и аскетического характера, таких как «О девстве или о совершенстве», «О совершенстве», «О том, каким должно быть монаху». Трактат «О жизни Макрины», посвященный сестре Григория и Василия, написан вскоре после ее кончины. В небольшом трактате «К Армонию о том, что значит имя и название «христианин"» Григорий Нисский раскрывает смысл христианства в следующих словах:
...Если кто принимает на себя имя Христово, а того, что умопредстав-ляется с этим именем, не являет к жизни, тот ложно носит это имя. По представленному нами примеру, оно – бездушная личина с чертами человеческого образа, наложенная на обезьяну. Ибо, как Христос не может быть Христом, если Он не есть правда, и чистота, и истина, и отчуждение от всякого зла, так не может быть и христианином тот, кто не обнаруживает в себе общения с этими именами. Итак, если бы нужно было кому-либо истолковать смысл слова «христианство» посредством определения, то мы скажем так: христианство есть подражание Божескому естеству.
Григорий Нисский известен в истории православной богословской мысли тем, что, подобно Оригену, он не считал адские мучения вечными и допускал мысль о конечном спасении всех людей, а также диавола и демонов. Это учение Нисского святителя не следует вполне отождествлять с оригенистическим апокатаста-сисом, о чем будет подробнее сказано в другом месте.
Выдающимся церковным писателем IV века был святитель Иоанн Златоуст (ок.347–407). По объему литературного наследия он превзошел всех предшествующих греческих отцов – возможно, даже самого Оригена. Златоуст был блестяще образованным человеком и в годы пресвитерства в Антиохии прославился своими проповедями, за которые и получил свое прозвище. В 397 году он был призван в Константинополь и возведен в сан архиепископа. В столице империи его дар учительства раскрылся во всей полноте. Проповеди, которые Златоуст нередко произносил, сидя на амвоне чтеца в окружении народа, привлекали толпы людей и записывались стенографами. Популярность святителя и обличительный тон его проповедей вызвали недовольство в среде епископата и при дворе, и в 403 году собор враждебно настроенных по отношению к нему епископов во главе с Феофилом Александрийским низложил его. Златоуст был отправлен в ссылку, из которой был вскоре возвращен по требованию толпы. Когда на ипподроме была воздвигнута серебряная статуя императрицы, Иоанн произнес свою знаменитую проповедь, начинавшуюся словами: «Вновь Иродиада беснуется, вновь возмущается, вновь пляшет, вновь требует главы Иоанна на блюде». Снова был созван собор, и снова Иоанн отправился в ссылку. Златоуст умер в Ко-манах (на территории нынешней Абхазии), истощенный и оставленный всеми. Его последние слова были: «Слава Богу за все».
Простое перечисление творений Златоуста заняло бы несколько десятков страниц. Подобно Оригену, он истолковал значительную часть Библии, однако в отличие от Оригена придерживался буквального, а не аллегорического метода толкования. Наиболее известными экзегетическими произведениями Златоуста являются «Беседы на книгу Бытия», толкования ряда других ветхозаветных книг, «Беседы на Матфея-евангелиста», «Беседы на Евангелие от Иоанна», толкования Деяний апостольских и Посланий апостола Павла. К числу догматических и догматико-полемических сочинений относятся беседы «Против аномеев, о непостижимости Бога», «Против иудеев», «Рассуждение против иудеев и язычников о том, что Иисус Христос есть истинный Бог». Корпус сочинений Златоуста включает множество бесед на нравственные и аскетические темы, бесед, посвященных церковным праздникам и дням памяти святых, похвальных слов, бесед на разные случаи. Среди аскетических сочинений Златоуста выделяются два «Увещания к Феодору падшему», посвященные теме покаяния и адресованные, как предполагают, Феодору Мопсуестийскому, два трактата «О сокрушении», три слова «К Стагирию, об унынии», книга «О девстве». Особый интерес представляют «Шесть слов о священстве» – один из первых, наряду с 3-м Словом святителя Григория Богослова, трактатов о священстве. Сохранилось более 200 писем Златоуста. Имя Златоуста было окружено таким ореолом почитания, что
|
|
|
