 |
Книга пятая. Общие отношения спроса, предложения и стоимости. 14 глава
|
|
|
|
И наконец, в отделе V он суммирует влияние, которое различная длительность инвестирования, прямого или косвенного, оказывает на относительные стоимости, правильно доказывая, что если все заработные платы поднимаются или снижаются одновременно, то и это изменение не окажет постоянного воздействия на относительные стоимости различных товаров. Однако он утверждает, что, если норма прибыли падает, это снизит относительные стоимости тех товаров, производство которых требует более долговременного вложения капитала; поскольку если в одном случае капитал вкладывается в среднем на год и требует 10%-ной надбавки к заработной плате на прибыль, а в другом — на два года и требует 20%-ной надбавки, то во втором случае падение прибыли на 1/5 уменьшит надбавку с 20 до 16, а в первом—только с 10 до 8%. [Если прямые трудовые издержки в обоих случаях равны, то отношение стоимостей товаров составит до изменения 120/110, или 1,091, и после изменения — 116/108 или 1,074, т.е. уменьшится почти на 2%.] Его доказательство откровенно условно; в последующих главах он, кроме периода инвестирования, рассматривает и другие факторы дифференциации прибыли в различных отраслях. Трудно, однако, представить, каким образом он мог сильнее обосновать тот факт, что время или ожидание являются таким же элементом издержек производства, как и труд, иначе чем посвятив этому вопросу свою первую главу. К несчастью, однако, он осветил его лишь в нескольких словах и думал, что его читатели всегда смогут объяснить себе то, что он дает им лишь намеком.
И его действительно не понимали. Так, в примечании к заключительным строчкам отдела VI гл. I он говорит: "Г-н Мальтус думает, по-видимому, что, согласно моей теории, издержки производства какой-либо вещи и стоимость ее тождественны; это так, если он под издержками понимает "издержки производства", включающие прибыль. В вышеприведенном отрывке он имеет в виду не это, следовательно, он не вполне понял меня" [Рикардо. Соч., т. I, с. 61.]. И тем не менее Родбертус и Маркс обращаются к авторитету Рикардо, доказывая, что естественная стоимость товаров определяется исключительно затраченным на них трудом; и даже те немецкие экономисты, которые наиболее настойчиво опровергают выводы этих авторов, часто вынуждены соглашаться, что они правильно интерпретируют Рикардо и их выводы логически вытекают из его выводов.
|
|
|
Этот и другие факты такого рода показывают, что недоговорки Рикардо — следствие его неправильного подхода к изложению. Было бы лучше, если бы он время от времени повторял положение о том, что стоимости двух товаров следует считать в долговременном аспекте пропорциональными суммам затраченного на их производство труда только при прочих равных условиях, т. е. что в обоих случаях занят труд равной квалификации, и поэтому он оплачивается одинаково высоко; что ему ассистируют пропорциональные объемы капитала — с учетом времени их инвестирования и что нормы прибыли равны. Он не излагает вопрос четко, и в некоторых случаях он, возможно, не вполне ясно отдает себе отчет в том, что различные элементы нормальной стоимости воздействуют друг на друга взаимно, а не последовательно, как звенья длинной цепи причин. И он более, чем кто-нибудь другой, повинен в плохой привычке стараться выразить глубокие экономические доктрины несколькими предложениями [Проф. Эшли, многозначительная критика которого в адрес этого замечания составляет часть предпринятой им попытки "Реабилитации Рикардо" (Economic Journal, vol. I), доказывает, будто по общему мнению, Рикардо на самом деле привычно считал, что издержки производства и - с "легкими модификациями" - стоимости состоят просто из определенных количеств труда и что такая интерпретация в наибольшей степени соответствует его работам в целом. Спору нет, такой интерпретации придерживаются многие талантливые авторы, в противном случае не было бы большой необходимости в реабилитации Рикардо, т.е. в том, чтобы прикрыть несколько излишнюю наготу его теории. Однако вопрос о том, следует ли полагать, что Рикардо ничего не хотел сказать первой главой своей книги только потому, что он не возвращается постоянно к интерпретации содержащихся в ней пунктов, - из числа тех, которые каждый читатель должен решать для себя в соответствии со своим темпераментом: аргументов, помогающих ему принять такое решение, он не найдет. Здесь утверждается не то, что его концепции содержат законченную теорию стоимости, но только то, что они верны до тех пределов, до которых они простирались. В интерпретации Рикардо Родбертусом и Марксом процент не входит в ту часть издержек производства, которая определяет (или, скорее, участвует в ее определении) стоимость, и в этом проф. Эшли, кажется, согласен со всем, что утверждается здесь, когда (р. 480) исключает какие бы то ни было сомнения в том, что Рикардо "считал выплату процента, т.е. чего-то большего, чем просто возмещение капитала, самое собой разумеющейся".].
|
|
|
§ 3. Найдется немного авторов нового времени, которым удалось постичь блестящую оригинальность Рикардо в такой же степени, как Джевонсу. Однако он, кажется, судил и о Рикардо, и о Милле слишком резко и представлял их теории более узкими и менее научными, чем они есть в действительности. И его высказывание: "Многократные размышления и исследования привели меня к довольно новому выводу, что стоимость всецело зависит от полезности" ("Theory", p. 1.), вероятно, до известной степени объясняется его желанием подчеркнуть ту сторону стоимости, которую названные авторы осветили недостаточно. Это его положение представляется не менее однобоким и частным и намного более ошибочным, чем положение Рикардо о зависимости стоимости от издержек производства, на которое он со своим беззаботным немногословием часто соскальзывал, но он всегда считал его не более чем элементом теории, остальную часть которой он пытался объяснить.
|
|
|
"Чтобы получить удовлетворительную теорию обмена,— продолжает Джевонс,— необходимым следствием которой являются обычные законы спроса и предложения, мы должны лишь тщательно выявить естественные законы изменения полезности в зависимости от количества товара, которым мы обладаем... Часто оказывается, что стоимость определяется трудом, но только косвенно — через изменение степени полезности путем расширения или ограничения предложения". Как мы сейчас увидим, последнее из этих двух положений высказывалось ранее Рикардо и Миллем, и почти в такой же вольной и неточной форме, однако первое из них они бы не приняли, поскольку, хотя они и считали естественные законы изменения полезности слишком очевидными, чтобы объяснять их подробно, и признавали, что издержки производства не оказывают никакого влияния на меновую стоимость, если не изменяют массу товаров, брошенных производителями в продажу, их теории доказывают, что все верное для предложения mutatis mutandis верно и для спроса и что если полезность товара не влияет на массу товара, изымаемую покупателями с рынка, то она не оказывает никакого воздействия и на его меновую стоимость. Давайте сравним цепь причинных связей, выражающих главную позицию Джевонса во втором издании его работы, с выводами Рикардо и Милля. Он пишет (р. 179):
"Издержки производства определяют предложение.
Предложение определяет конечную степень полезности.
Конечная степень полезности определяет стоимость". Если эта цепь причин действительно существует, не будет большого греха в том, чтобы опустить промежуточные ступени и сказать, что издержки производства определяют стоимость, поскольку если А есть причина В, которая является причиной С — причины 3d, то А является причиной D. Однако подобного ряда причин не существует.
Прежде всего можно указать на двусмысленность терминов "издержки производства" и "предложение", которой Джевонс обязан был избежать с помощью технического аппарата полуматематических выражений, содержащихся в его построениях, и которой нет у Рикардо. Более серьезные возражения вызывает его третье положение. Цена, которую различные покупатели уплачивают за товар на рынке, определяется его конечными полезностями для них не единственно, а вместе с величинами покупательной силы, вытекающими из положения тех или иных покупателей. Меновая стоимость товара одинакова на всем рынке, но конечные степени полезности, с которыми она корреспондирует, на любых двух частях рынка различна. Надо полагать, Джевонс ближе подбирается к основам меновой стоимости, когда в анализе определяющих ее причин выражение "цена, которую потребители еще согласны уплатить" заменяет выражением "конечная степень полезности", которое в нашем рассмотрении концентрируется в термин "цена предельного спроса". Когда, например, он описывает (второе издание, р. 105) меновую сделку между "одним торгующим субъектом, владеющим только зерном, и вторым, владеющим только мясом", он дает диаграмму, на которой одна линия показывает приобретение "лицом" "полезности", а другая — потерю им "полезности". Но это не то, что случается в действительности: торгующий субъект — не такое "лицо", он отдает товары, представляющие равную покупательную силу, но очень разную полезность для покупателей. Джевонс, правда, сам осознает это и согласует свой анализ с жизненными фактами с помощью ряда дополнений, фактически заменяющих "полезность" и "бесполезность" "ценой спроса" и "ценой предложения", однако улучшенные таким образом, эти понятия в значительной степени теряют свою агрессивную направленность против старых теорий, и тогда — если строго придерживаться четких границ в литературной интерпретации их обоих — старые объяснения, хотя и не вполне точные, окажутся, по-видимому, ближе к истине, чем те, которыми намеревались заменить их Джевонс и некоторые его последователи.
|
|
|
Однако самое большое возражение против формализованного изложения его главной концепции состоит в том, что оно представляет цену предложения, цену спроса и количество произведенного товара не как взаимно определяющие друг друга (в рамках воздействия на них и прочих условий), но как определяющие друг друга последовательно. Он представляет их как три шара —А, В и С,— положенные в одну чашку; вместо того чтобы сказать, что их взаимное расположение по отношению друг к другу определяется силой тяготения, он сказал, что А определяет В и В определяет С. Кто-нибудь еще с таким же правом может сказать, что С определяет В и В определяет А. И в ответ Джевонсу можно построить даже еще менее неправильный ряд и, изменив порядок его посылок, сказать:
|
|
|
полезность определяет количество товара, которое следует предложить на рынке;
количество товаров, которое должно быть поставлено на рынок, определяет издержки их производства;
издержки производства определяют стоимость, поскольку этот ряд определяет цену предложения, позволяющую производителям продолжать работу.
Вернемся теперь к теории Рикардо, которая — хотя она несистематична и уязвима для критики - представляется в принципе более философской и близкой к реальной действительности. В уже цитировавшемся письме к Мальтусу он пишет: "Когда г-н Сэй утверждает, что стоимость товара пропорциональна его полезности, он не указывает точно, что такое стоимость. Это утверждение верно, если только покупатели регулируют стоимость товара: тогда мы действительно можем ожидать, что все люди согласятся дать за товар цену, пропорциональную их оценке товара. Однако, как мне представляется, суть состоит в том, что покупатели меньше всего участвуют в регулировании цены, все определяется конкуренцией продавцов, и, хотя покупатели в самом деле могут быть склонными дать за железо больше, чем за золото, они не в состоянии это сделать, так как предложение регулируется издержками производства... Вы говорите, что стоимость регулируется спросом и предложением [ sic]; это, я думаю, означает не сказать ничего, а причина та, которую я указывал в начале этого письма; именно предложение регулирует стоимость, а само предложение регулируется издержками производства. Денежное выражение издержек производства дает нам стоимость как труда, так и прибыли". (См. с. 17—36 прекрасного издания этих писем д-ром Бонар.) И вновь в его следующем письме: "Я не спорю, спрос влияет и на цену зерна, и на цены всех остальных товаров, но предложение следует за ним по пятам и быстро берет власть управлять ценами в свои [ sic] руки и в процессе этого управления он определяется издержками производства".
Когда Джевонс писал свой труд, эти письма не были опубликованы, однако подобные рассуждения содержатся в "Началах..." Рикардо. Милль также при обсуждении вопроса о стоимости денег говорит о законе "спроса и предложения, о котором известно, что он приложим ко всем товарам и который в примере с деньгами, как и с большинством других предметов, регулируется, но не устраняется законом издержек производства, поскольку последние не оказывали бы влияния на стоимость, если бы они не могли влиять на предложение" [Дж. С. Милль. Указ. соч., т. II, с. 254. ]. И вновь, когда он подытоживает свою теорию стоимости: "Из этого видно, что от спроса и предложения зависят колебания стоимостей и цен товаров во всех трех вышеназванных случаях, а также постоянные стоимости и цены всех вещей, предложение которых определяется не свободной конкуренцией, а какой-либо иной силой. В условиях же свободной конкуренции вещи в среднем обмениваются друг на друга по таким стоимостям и продаются по такой цене, которая позволяет надеяться на получение одинаковой выгоды всеми категориями производителей, а это возможно лишь тогда, когда вещи обмениваются друг на друга пропорционально их издержкам производства" [ Там же, с. 329. ]. И на следующей странице, рассматривая вопрос о товарах с сопряженными издержками производства, он пишет: "Поскольку категория издержек производства в данном случае нам не подходит, мы должны обратиться к закону стоимости, предшествующему закону издержек производства и более фундаментальному,— закону спроса и предложения" [Там же, с. 330].
Относительно последнего положения Джевонс говорит (р. 215) о "заблуждении Милля о том, что он возвращается к предшествующему закону стоимости — закону спроса и предложения: в действительности, вводя принцип издержек производства, он вообще никогда его не оставляет. Издержки производства — лишь одно из обстоятельств, управляющих предложением и таким образом косвенно влияющих на стоимости товаров".
Нам представляется, что в этой критике содержится большая доля истины, хотя последние формулировки вызывают возражения. Если бы она появилась во времена Милля, он, вероятно, согласился бы с этой критикой и убрал бы слово "предшествующему" как не выражающее того, что он в действительности имел в виду. "Принцип издержек производства" и принцип "конечной полезности", без сомнения, являются составными частями одного всеобщего закона спроса и предложения; каждый из них можно сравнить с одним из лезвий ножниц. Когда одно лезвие неподвижно и резание осуществляется за счет движения второго, мы с беззаботной краткостью можем сказать, что режет второе лезвие, но такой вывод нужно защищать осторожно, ибо случай не из тех, когда можно ограничиться формальным заключением. [См. кн. V, гл., III, § 7.]
Расхождение между Джевонсом, с одной стороны, и Рикардо и Миллем — с другой, было бы меньше, если бы Джевонс сам не усвоил привычку говорить о взаимоотношениях, которые реально существуют только между ценой спроса и стоимостью так, как будто они существуют между полезностью и стоимостью, и если бы он придавал значение — как это делал Курно и к чему, как можно было бы ожидать, его должно было привести использование математического аппарата — той исходной симметрии общего отношения спроса и предложения к стоимости, которая сосуществует с разительными отличиями в деталях этого отношения. Правда, мы не должны забывать, что в то время, когда он писал, таким аспектом теории стоимости, как спрос, в значительной степени пренебрегали и что он оказал большую услугу тем, что привлек внимание к нему и разработал его. Немногие мыслители дали нам столько разнообразных и высоких поводов для благодарности, как Джевонс, но это не должно заставлять нас поспешно принимать его критику в адрес его великих предшественников. [См. нашу статью, посвященную книге Джевонса, в Academy от 1 апреля 1872г. В приложении о проценте к изданию "Теории...", выпущенному в 1911 г. сыном Джевонса, есть специальные ссылки на эту статью (см. также выше, кн. VI, гл. I, § 8). Он утверждает, что теория его отца "верна во всем", хотя Джевонс "следует, к несчастью, практике рикардианской школы абстрагироваться от анализа некоторых положений, предполагая, что читатели знакомы с их взаимосвязью и придерживаются его точки зрения на них". Сына Джевонса, видимо, можно считать точным интепретатором отца, и долг экономической науки перед его отцом, без сомнения, настолько велик, что его можно сравнить с тем, чем обязана наука Рикардо. Однако "Теория..." в значительной степени представляет собой атаку на того, кого он называет в своем предисловии "этот талантливый, но упорствующий в своих заблуждениях человек, Давид Рикардо". Победа, которую празднует его критика, отчасти незаслуженна, так как исходит из того, что Рикардо упускал из виду спрос, когда говорил, что стоимость управляется издержками производства. Это искажение Рикардо принесло значительный вред в 1872г., поэтому нам представлялось необходимым показать, что если интерпретировать теорию процента Джевонса так, как он интерпретировал Рикардо, она окажется несостоятельной.]
Видимо, правильно брать для анализа критику, высказанную Джевонсом, так как она привлекла большее внимание, чем критика всех других авторов, во всяком случае в Англии. Но аналогичные нападки на теорию стоимости Рикардо были высказаны и многими другими экономистами. Среди них следует особо упомянуть Маклеода, в работах которого, написанных до 1870 г., есть многое из формы и содержания критики классических теорий отношения стоимости к издержкам производства, недавно высказанной проф. Вальрасом и проф. Карлом Менгером — современниками Джевонса, а также проф. Бем-Баверком и проф. Визером позднее.
Беззаботность Рикардо по отношению к фактору времени повторяется у его критиков и, таким образом; становится источником двойного заблуждения, поскольку они пытаются опровергнуть полагаемые его теорией конечные тенденции, причины причин, первопричину отношений между издержками производства и стоимостью с помощью доказательств, основанных на причинах текущих изменений и кратковременных колебаний стоимости. Несомненно, почти все, что они говорят, выражая свои мнения, верно в том смысле, какой они вкладывают, некоторые из их выводов новы и значительная часть доказательна по форме. Однако их претензии на создание новой теории стоимости, которая прямо противоположна старой или которая ведет не к развитию и расширению, а к значительному разрушению ее, по-видимому, не дают какого-либо продвижения вперед.
Первая глава работы Рикардо рассматривалась здесь единственно с точки зрения причин, управляющих относительными меновыми стоимостями различных товаров, поскольку именно в этом вопросе отразилось главным образом ее влияние на последующие рассуждения. Однако первоначально о ней вспоминали в связи с полемикой относительно степени, которой цена рабочей силы может служить подходящей мерой для общей покупательной способности денег. В этом отношении она представляет главным образом исторический интерес, и мы можем отослать читателя к посвященной ей статье проф. Холландера в Quarterly Journal of Economics за 1904г.
Приложение F. Бартерная торговля
[См. т. V, гл. II.]
Рассмотрим случай, когда два человека осуществляют бартерную сделку. Скажем, А имеет корзину яблок, В - корзину орехов; А хочет получить некоторое количество орехов, В - некоторое количество яблок. Удовлетворение, которое В получит от одного яблока, возможно, перевесит то, что он потеряет, расставшись с 12 орехами; в то же время удовлетворение, которое А получил бы от, возможно, 3 орехов, перевесит то, что он потеряет, расставшись с одним яблоком. Обмен начнется где-то между двумя этими пропорциями: но если он будет происходить постепенно, каждое яблоко, которое теряет А, будет увеличивать для него предельную полезность яблок и увеличивать его нежелание расставаться с дополнительными яблоками, в то же время каждый дополнительный орех, полученный им, будет снижать предельную полезность для него орехов и уменьшать его желание получить их еще больше, и наоборот в том, что касается В. Наконец, желание А в отношении орехов по сравнению с яблоками не будет превышать желания В, и обмен прекратится, поскольку любые условия, которые один из них готов предложить, окажутся невыгодными для другого. До этой точки обмен увеличивал удовлетворение обеих сторон, но дальше это не может продолжаться. Достигнуто равновесие, но это в действительности не определенное, а случайное равновесие.
Существует, однако, одно равновесное соотношение обмена, которое в какой-то степени имеет право называться истинным соотношением равновесия, поскольку, единожды обнаруженное, оно будет везде соблюдаться. Ясно, что, если очень много орехов должно было бы повсеместно отдаваться за одно яблоко, В предпочел бы осуществить лишь незначительный обмен, в то время как, если бы отдавалось очень немного орехов, А предпочел бы совершить незначительные операции. Должно быть некоторое промежуточное соотношение, при котором они в равной степени будут стремиться к осуществлению обмена. Предположим, что такое соотношение составляет шесть орехов на одно яблоко, и что А готов отдать 8 яблок за 48 орехов, в то время как В готов принять 8 яблок при таком соотношении; но А не пожелает отдать девятое яблоко за еще 6 орехов, в то время как В не желает отдать еще 6 орехов за девятое яблоко. Тогда это и есть истинное положение равновесия, но нет оснований предполагать, что оно будет достигнуто на практике.
Предположим, например, что в корзине А первоначально было 20 яблок, а в корзине В—100 орехов и что А вначале заставил В поверить, что он не очень заинтересован в получении каких-либо орехов, и таким образом ему удалось обменять 4 яблока на 40 орехов, позднее еще два яблока на 17 орехов и затем еще одно яблоко на восемь орехов. Возможно, теперь достигнуто равновесие, и не будет иметь места выгодный для обоих обмен. А имеет 65 орехов и не желает отдать еще одно яблоко за 8 орехов, в то время как В, имея только 35 орехов, устанавливает их высокую стоимость и не отдаст восьми орехов за еще одно яблоко.
С другой стороны, если В проявил большее умение в ведении торга, он, возможно, вынудил А отдать 6 яблок за 15 орехов и затем еще 2 яблока за 7 орехов. Теперь А отдал 6 яблок и получил 22 ореха, если условия обмена вначале составляли 6 орехов за одно яблоко и он получил 48 орехов за свои 8 яблок, он не отдал бы еще одно яблоко даже за 7 орехов, но, имея столь мало орехов, он стремился бы получить еще и желал бы отдать еще 2 яблока в обмен на 8 орехов и затем еще два — в обмен на 9 орехов, затем еще одно яблоко в обмен на 5 орехов, и в этом случае вновь могло бы быть достигнуто равновесие, поскольку В, имея 13 яблок и 56 орехов, возможно, не согласится отдать более пяти орехов за одно яблоко и А может не иметь желания отдать одно из нескольких остающихся у него яблок меньше чем за 6 орехов.
В обоих этих случаях обмен увеличил бы удовлетворение участников в той мере, в какой он осуществлялся, и, когда он прекратился, никакой дальнейший обмен, который не уменьшил бы удовлетворение по крайней мере одной из сторон, не был бы возможен. В каждом случае было бы достигнуто соотношение равновесия, но это было бы произвольное равновесие.
Предположим далее, что имеется сотня человек, находящихся в положении, подобном положению А, каждый имеет около 20 яблок и такое же желание получить орехи, как А, и равное число людей с другой стороны, находящихся в положении, аналогичном положению В. Тогда возможно, что некоторая часть наиболее способных к торгу людей на рынке окажется со стороны А, некоторая часть — со стороны В, и, была ли беспрепятственная связь на рынке или нет, средняя величина сделок вряд ли будет очень широко отклоняться от соотношения шесть орехов за одно яблоко, как это имело место при бартерной сделке между двумя людьми. Однако не будет иметься столь высокой степени вероятности очень тесного приближения к этому соотношению, какое мы наблюдали на примере рынка зерна. Весьма вероятно, что те, кто находится со стороны А, добьются в ходе торга в разной степени более благоприятного положения, чем те, кто находился со стороны В, таким образом, что спустя некоторое время 6500 орехов окажутся обменены на 700 яблок; и тогда те, кто находится со стороны А, имея столь много орехов, не изъявят желания вести дальнейший обмен, если не будет иметь место соотношение по крайней мере 9 орехов за одно яблоко, в то же время находящиеся со стороны В, имея в среднем по 35 орехов, возможно, откажутся расстаться с ними при таком соотношении. Вместе с тем, сторона В могла достигнуть в разной степени более благоприятного положения в торге по сравнению с А, добившись после некоторого времени результата, когда 1300 яблок будут обменены только на 4400 орехов; тогда со стороны В окажется 1300 яблок и 5600 орехов, и люди с этой стороны, возможно, не пожелают предложить более 5 орехов за одно яблоко, тогда как входящие в группу А, имея только по 7 яблок, могут отклонить такое соотношение. В одном случае равновесие оказалось бы достигнутым при соотношении в восемь орехов за одно яблоко, а в другом — пять орехов. В любом случае было бы достигнуто частное, а не общее равновесие.
Эта неопределенность соотношения, при котором достигается равновесие, косвенно зависит от того факта, что один товар обменивается на другой путем бартерной сделки, а не продается за деньги. Дело в том, что, поскольку деньги представляют собой всеобщее покупательное средство, имеется большая вероятность существования многих торговцев, которые могут на приемлемых условиях принять или сбыть большие количества товара, а это определяет тенденцию к стабилизации рынка. Но там, где преобладает бартерный обмен, яблоки, вероятно, будут обмениваться на орехи в одном случае, на рыбу — в другом, на стрелы - в третьем и т. д.; стабилизирующие влияния, которые приводят к объединению рынка, где стоимость устанавливается в деньгах, отсутствуют, и мы должны рассматривать предельные полезности всех товаров в качестве изменяющихся величин. Правда, однако, что если выращивание орехов являлось основным производством нашего района, где осуществляются бартерные сделки и все торговцы с обеих сторон имели крупные запасы орехов, в то время как только А имел бы орехи, тогда обмен нескольких горстей орехов не имел бы видимого воздействия на их запасы или ощутимо не изменял предельную полезность орехов. В этом случае торг напоминал бы во всех своих основных чертах покупку и продажу на обычном рынке зерна.
Так, например, пусть отдельный торговец А, имеющий 20 яблок, ведет торг с отдельным торговцем В. Пусть А желает продать 5 яблок за 15 орехов, шестое — за 4, а седьмое — за 5, восьмое — за 6, девятое — за 7 орехов и т.д.; при этом предельная, полезность орехов всегда постоянна для него, так что он готов продать восьмое яблоко за 6 орехов и т. д. независимо от того, добился ли он или нет более благоприятных условий в торге с В в предшествующем обмене. Тем временем пусть В предпочтет заплатить 50 орехов за первые пять яблок, а не остаться без них, 9 за шестое, 7 за седьмое, 6 за восьмое и только 5 за девятое; при этом предельная полезность орехов постоянна для него, так что он отдаст 6 орехов за восьмое яблоко независимо от того, приобрел ли он ранее дешево яблоки или нет. В этом случае торг обязательно будет вестись вокруг передачи восьми яблок, восьмое яблоко отдается за 6 орехов. Но, конечно, если А добился вначале больших выгод, он мог получить 50 или 60 орехов за первые семь яблок; в то время как, если бы В добился вначале больших выгод в торге, он мог бы получить 7 яблок за 30 или 40 орехов. Это соответствует тому факту, что на рынке зерна, который был рассмотрен в тексте, около 700 квартеров были бы проданы по окончательной ставке в 36 шилл.; но если продавцы добились вначале более благоприятных условий, совокупная цена была бы намного ниже, чем 36 шилл. X 700. Тогда действительное различие между теорией покупки и продажи и теорией бартера состоит в том, что для первой в общем справедливо, а для второй — в общем несправедливо предположение, что запас одной из вещей, находящихся на рынке и готовых к обмену на другие, очень велик и находится во многих руках, и поэтому предельная полезность этой вещи постоянна. См. замечание XII в Математическом приложении.
Приложение G. Влияние местных сборов (rates) и некоторые предложения по политике их применения
[См. т V гл XI и т. VI., гл X.]
§ 1. Мы видели [См ранее, кн. V, гл IX, § 1. Это приложение основывается на упомянутом там меморандуме], что влияние нового местного налога на печатное производство будет отличаться от влияния общенационального налога главным образом тем, что заставит ту часть полиграфической промышленности, которая может без особых трудностей переместиться за пределы границ действия местного налога, сделать это. Те заказчики, которые испытывают необходимость выполнения своих печатных работ в данной местности, будут платить за них более высокую цену. Наборщики будут мигрировать до тех нор, пока их не останется лишь столько, сколько смогут найти работу в этой местности примерно при той же заработной плате, как и раньше, а часть полиграфических предприятий перейдет в другие отрасли. В некоторых отношениях воздействие общих местных сборов на недвижимую собственность окажется иным. В данном случае, как и при введении налога на выполнение печатных работ, стремление к миграции оказывается очень важным фактором. Но, возможно, еще большее значение имеет тот факт, что значительная часть местных сборов непосредственным образом способствует улучшению условий тех самых жителей и работников данной местности, которые в ином случае могли бы быть вынуждены выехать за ее пределы. В данном случае необходимы два технических термина. Обременительные сборы - это те, которые не приносят компенсирующих выгод выплачивающим их лицам. Предельным случаем является тот, когда сборы предназначены для выплаты процентов по займу, произведенному муниципалитетом с целью осуществления предприятия, которое провалилось и было аннулировано. Более показательным является гот случай, когда налог в пользу бедняков взимается главным образом с состоятельных людей. "Обременительные" сборы, конечно, имеют тенденцию побуждать к выезду тех людей, на которых они налагаются.
|
|
|
