Судьбы государства и права в коммунистической формации

Помимо социально-классовых и собственно внутринаучных причин, побуждавших Маркса и Энгельса заниматься вопросом о будущем государства и права, имелся еще один момент – идеологический, требовавший пристального внимания к данному вопросу. Существенным компонентом идейно-политической жизни 40–90-х гг. XIX в. являлись всевозможные проекты устройства власти в свободном от эксплуататорских порядков мире, выдвинутые теоретиками утопического социализма, анархизма и т.п. По этим проектам общественное мнение судило о намерениях коммунистов; в немалой степени через них определялось отношение к коммунистическому движению. Такое положение вещей придавало Марксу и Энгельсу дополнительный импульс обрисовать вероятное состояние публичной власти в условиях предвозвещенной ими коммунистической формации.

Маркс и Энгельс показали, что публичная власть есть функция управления обществом. Перемены, которые предстоят публичной власти, Маркс прямо ставит в зависимость от развития коммунистической формации в целом. В исторической эпохе, которую откроет акт ниспровержения классового господства буржуазии, Маркс различает три периода: 1) переход от капитализма к первой ступени коммунистического общества – социализму; 2) первую (низшую) фазу коммунистического общества; 3) высшую фазу коммунизма. В политическом плане переход от капитализма к социализму специфичен тем, что государство данного периода должно быть орудием диктатуры пролетариата, его социальной власти и решать задачи, обусловливаемые продолжающейся классовой борьбой, сопротивлением свергнутых классов, искоренением частной собственности, строительством социалистического общества.

На первой ступени коммунистической формации (при социализме) картина иная: средства производства уже вышли из частной собственности и принадлежат всему обществу, нет больше эксплуататорских классов и поэтому классово-политическое насилие (т.е. подавление какого-либо класса) делается ненужным; но государство на этой ступени сохраняется. Что касается характеристики Марксом политического аспекта высшего этапа коммунизма, то именно она содержит предвидение полного отмирания государства.

Продолжая такой ход Марксовых мыслей, Энгельс формулирует принципиальную позицию Маркса и свою по вопросу о происхождении и отмирании государства: "Итак, государство существует не извечно. Были общества, которые обходились без него, которые понятия не имели о государстве и государственной власти. На определенной ступени экономического развития, которая необходимо была связана с расколом общества на классы, государство стало в силу этого раскола необходимостью. Мы приближаемся теперь быстрыми шагами к такой ступени развития производства, на которой существование этих классов не только перестало быть необходимостью, но становится прямой помехой производству. Классы исчезнут так же неизбежно, как неизбежно они в прошлом возникли. С исчезновением классов исчезнет неизбежно государство. Общество, которое по-новому организует производство на основе свободной и равной ассоциации производителей, отправит всю государственную машину туда, где ей будет тогда настоящее место: в музей древностей, рядом с прялкой и с бронзовым топором".

Как бы ни видоизменялись подходы к тем или иным взглядам Маркса и Энгельса на политику, государство, право, закон, как бы ни варьировались их оценки, одно остается несомненным: эти взгляды навсегда вошли в историю всемирной политико-юридической мысли, составляют ее солидный пласт. Они сыграли и играют значительную социальную роль. Без всестороннего постижения марксизма невозможно представить истинной картины политической и духовной жизни мира XIX и XX вв.

№ 33. Политическое учение В. И. Ленина

Владимир Ильич Ленин (1870–1924) опубликовал множество работ самого разного жанра по вопросам политики, власти, государства. Перечислить их все нет практической возможности. Но нельзя не назвать такие из них, как "Что делать?" (1902), "Империализм как высшая стадия капитализма" (1916), "Государство и революция. Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции" (1917), "Пролетарская революция и ренегат Каутский" (1918), "Детская болезнь "левизны" в коммунизме" (1920).

Рассмотрение комплекса взглядов Ленина на государство и власть надо начинать с вопроса о классовой природе государства. Именно этому вопросу посвящен первый же параграф первой главы "Государства и революции" – по общему признанию того основного труда, который содержит теоретически-системное изложение соответствующих ленинских представлений.

Сугубая классовость – врожденная, неотъемлемая и всеопределяющая, по Ленину, черта такого социального установления, каким выступает государство. Она внутренне присуща ему в силу нескольких причин. Первая из них – воплощение в государстве антагонизма классов, расколовшего общество со времени утверждения в нем частной собственности и общественных групп с противоречивыми экономическими интересами. Важнейшим и коренным пунктом называет Ленин тезис, согласно которому "государство есть продукт и проявление непримиримости классовых противоречий". Вторая половина этого тезиса в высшей степени характерна для ленинского понимания государства как инобытия классово-антагонистического общества.

Вторая причина, под действием которой государство является по своей природе классовым установлением, – комплектование аппарата государства (и прежде всего верхних эшелонов государственной власти) лицами из среды господствующего класса. Ленин вместе с тем отмечает, что отнюдь не весь государственный аппарат заполняют сплошь одни только выходцы из этого класса. Состав администрации российского самодержавия служит ему примером того, что бюрократия (в особенности занятое отправлением исполнительских функций чиновничество) может рекрутироваться также из других социальных слоев.

Третья причина, делающая государство, согласно Ленину, организацией насквозь классовой, – осуществление государственной машиной политики, угодной и выгодной главным образом господствующему классу, отвечающей его коренным экономическим, политическим и идеологическим интересам. Ленин очень редко отмечает, что деятельность государства удовлетворяет многие потребности общества в целом, направлена на решение также общенациональных задач и т.д. Подобная сдержанность обусловлена не отсутствием самой такой деятельности. Просто Ленин фактически признает ее малозначащей, третьестепенной, не типичной для государства.

Конкретное содержание феномена "диктатура класса" Ленин видит таким. Во-первых, диктатуру определенного класса составляет его власть, т.е. осуществляемое им господство над всеми остальными социальными группами, непререкаемое подчинение его воле и интересам поведения, действий всех членов общества. Во-вторых, подобная диктатура включает в себя опору власти господствующего класса, прямо на насилие, применяемое в самых различных формах. Момент насилия Ленин особенно выделяет в качестве одного из необходимых слагаемых диктатуры. В-третьих, непременным признаком диктатуры класса является ее полнейшая "раскрепощенность", совершенная несвязанность какими бы то ни было законами. Ленин тем самым от имени марксизма выдает прошлым, современным и будущим государствам индульгенцию являться антиправовыми и даже противозаконными социальными установлениями.

Оборотная сторона марксистско-ленинской трактовки сущности государства как классовой диктатуры – это восприятие и оценка демократии, свободы, права, принципов гуманизма, в частности сложившихся в досоциалистическую эпоху, как малозначащих компонентов общественно-политической жизни. С точки зрения Ленина, почти все, на что они способны, – быть проводниками диктатуры класса, прикрывать ее внешне привлекательными атрибутами и тем самым вводить в заблуждение трудящихся, народные массы, пряча от них угнетательский характер государства. Различные демократически-правовые институты и нормы достойны разоблачения и отрицания.

Во времена Ленина ими были; в первую очередь, институты и нормы демократии, сложившейся в развитых капиталистических странах. Ленин считает: в капиталистическом обществе демократия потому является демократией для богатых, что она не обеспечивает фактического равенства эксплуататора с эксплуатируемым, что в данном обществе представитель угнетенной массы лишен таких материальных возможностей практически пользоваться свободой слова и собраний, правом участвовать в делах государства и проч., какими располагают имущественно состоятельные люди.

Анализируя проблему "государство и революция", Ленин писал: "Переход государственной власти из рук одного в руки другого класса есть первый, главный, основной признак революции как в строго научном, так и в практически-политическом значений этого понятия". Применительно к социалистической революции, прежде всего, встает вопрос о том, как пролетариат должен отнестись к буржуазному государству – олицетворению власти старых господствующих классов. Тут имеются две возможности. Одна – пролетариат овладевает уже готовой государственной машиной и затем пускает ее в ход для решения своих собственных задач. И вторая – пролетариат ниспровергает, разрушает буржуазную государственность и на ее месте создает свой, принципиально новый тип государства. Вслед за К. Марксом Ленин без малейших колебаний выбирает вторую возможность.

Государственной формой диктатуры пролетариата, вовлечения трудящихся в политическую жизнь должна быть, согласно Ленину, Республика Советов. В ленинском изображении Советская республика сочетает черты государственной и общественной организации; в ней соединяются элементы представительной и непосредственной демократии. Советы – учреждения, которые одновременно и законодательствуют, и исполняют законы, и сами же контролируют выполнение своих законов. Строится и функционирует такого типа республика на основе демократического централизма, что означает выборность всех органов власти снизу доверху, подотчетность их и подконтрольность, сменяемость депутатов и т.д.

Политико-юридические, конституционно-правовые аспекты устройства системы Советов сравнительно мало интересуют Ленина. Главное для него – насколько Советы фактически в состоянии быть инструментами диктатуры пролетариата или, что одно и то же, находиться под беспрекословным руководством большевистской партии. Без этого Советы, в глазах Ленина, никакой ценности не имеют.

Роль коммунистической партии в общем механизме пролетарской государственной власти Ленин определяет так: "Диктатуру осуществляет организованный в Советы пролетариат, которым руководит коммунистическая партия большевиков". В свою очередь, самой партией руководит Центральный Комитет. Внутри него образуются еще более узкие коллегии (Политбюро, Оргбюро).

Положения о диктатуре рабочего класса, пролетарской демократии, о соотношении коммунистической партии и советского государства, об экономических функциях такого государства, его территориальном единстве, внешней политике образуют костяк ленинского учения о социалистической государственности.

Взгляды Ленина на власть и политику, государство и право, в особенности на "технологию" осуществления политического господства и т.д., его деятельность как главы коммунистической партии и советского правительства оказали главное, решающее воздействие на развитие теории и практики большевизма. Они имели, кроме того, широкий международный резонанс. В XX в. ими, так или иначе, вдохновлялись многие ультрарадикальные политические движения.

№ 34. Учение Р. Иеринга о праве и государстве

Одной из самых заметных фигур европейской юриспруденции второй половины XIX столетия был германский правовед Рудольф фон Иеринг (1818–1892). Широкую известность принесли ему такие труды, как "Дух римского права на различных ступенях его развития", "Цель в праве" и "Борьба за право".

Уподобляя право организму, Иеринг придает ему "все качества продукта природы: единство во множестве, индивидуальность, рост из себя и т.д.". Рост или развитие права из самого себя требует исторического подхода к нему. Необходимость именно такого подхода обосновывается и показывается в "Духе римского права". Кроме того, он отмечает: "Каждый организм может подвергнуться двойному исследованию: анатомическому и физиологическому; первое имеет своим предметом его составные части и их отношения друг к другу, т.е. его структуру, второе – его функции. Мы намерены подвергнуть право обоим этим исследованиям".

Реализуя подобное намерение, Иеринг делает особый упор на раскрытии функций права, поскольку он считает, что в любых организмах функции являются носителями их целей. Организм права в данном отношении не исключение. В свою очередь, цели Иеринг приписывает значение правообразующего фактора, правосозидающей силы. Об этом иеринговский труд "Цель в праве".

Здесь, во втором главном сочинении Иеринга гораздо подробнее, нежели в "Духе римского права", рассматриваются истоки и общее понятие права.

Право, по Иерингу, выходит "из рук" общества, которое он интерпретирует как сферу "совместного действия людей, объединенных общими целями; в этой сфере каждый, действуя для других, действует также для себя, а действуя для себя, тем самым действует и для других". Однако демиургом права у Иеринга выступает не всякое, но лишь государственно-организованное общество. Венчает такое общество аппарат государства, воплощающий социальную, публичную власть. Вот этим-то аппаратом государства в конечном итоге и порождается право. Без каких бы то ни было околичностей Иеринг заявляет: "Государство – единственный источник права".

Само право характеризуется Иерингом с разных сторон. Прежде всего – со стороны содержания. Им являются интересы субъектов социального взаимодействия, но такие интересы, которые общи всем его участникам; другими словами – интересы общества в целом. Они и составляют содержание права. При одном непременном условии – их защите, гарантировании государством. Право есть защищенный государством интерес. Встречается у Иеринга и несколько иная формулировка того, что образует содержание права: "Право есть совокупность жизненных условий общества в широком смысле, обеспечиваемых внешним принуждением, т. е. государственной властью". Приведенные иеринговские формулировки представляют собой критику волевой теории права, задававшей тон в немецком правоведении первой половины XIX в.

Взятое со стороны своей формы, право характеризуется Иерингом в качестве суммы норм, общеобязательных правил поведения. Принудительность, сообщаемая государством общеобязательному правилу поведения (этой форме права), служит для Иеринга главным, решающим признаком того, что, в сущности, есть право и что к нему не относится. Право оказывается обязанным государству не только своим происхождением, но еще и способом существования.

Иеринг не проводит сколько-нибудь серьезного теоретического разграничения права и закона. Сплошь и рядом он считает их явлениями равнопорядковыми, идентичными. Но в действительности они далеко не таковы. Большинство его суждений (особенно высказанных в "Духе римского права", "Цели в праве") фактически имеют своим адресатом закон, а вовсе не право.

Первоначально право имеет односторонне-принудительную силу, направленную на подданных с целью пресечения чрезмерных притязаний частных интересов. Постепенно оно приобретает двусторонне-обязательную силу, становится обязывающим и для самой государственной власти. Иеринг полагает, что забота о самосохранении вынуждает власть подчиняться праву. Властвующие в конце концов осознают: ничем так не укрепляется в подвластных чувство правопорядка, законопослушание, без которых нет прочной государственности, как пример соблюдения норм права представителями власти, государством.

№ 35. Нормативистская теория права Г.Кельзена.

Основная работа Г. Кельзена (1881 — 1973 гг.), австрийского философа права, называется «Чистая теория права» (1934г.). Под этим названием строилась такая теория позитивного (т.е. существующего, действующего) права, которая, в обеспечение своей «чистоты», отказывается заранее от познания всех элементов, которые оказываются чуждыми позитивному праву. Кельзен считал, что специфическая и специальная наука права (юриспруденция) должна различаться и обособляться от философии, с одной стороны, и от социологии (познания социальной реальности), с другой стороны.

Предмет изучения теории права («общей теории права») составляют законодательные нормы, их элементы, их взаимоотношения, правопорядок как целое, его структура, отношения между различными правопорядками. Цель теории — снабдить юриста (правоведа и практика), прежде всего судью, законодателя и преподавателя пониманием и описанием позитивного права его страны. Наука должна описывать свой объект таким, какой он есть, а не предписывать, каким он должен быть с точки зрения ценностных соображений. Последнее есть предмет политики, который имеет дело с искусством государственного управления, с деятельностью, направленной на ценности, а не на объект науки, направленный к познанию реальности.

Чистая теория права рассматривает свой предмет как некую копию трансцендентальной идеи; она проводит в то же время ясное разграничение между эмпирическим правом и трансцендентальной справедливостью путем исключения последней из своего специального научного рассмотрения. Она видит в праве не проявление сверхчеловеческой власти, а специфическую социальную технику, основанную на человеческом опыте. «То, что не может быть обнаружено в содержании позитивных юридических норм, не может войти и в правовое понятие», — утверждал Кельзен.

Согласно теории Кельзена, универсальным логическим предположением (и оправданием) значимости позитивного права, «его обязательности и действенности», является так называемая «основная норма». Эта норма призвана вводить все официальные действия должностных лиц в контекст правопорядка.

В трактовке соотношения права и власти, права и государства позитивистская традиция проступает наиболее отчетливо, особенно в выводе о том, что право, согласно чистой теории права, есть «специфический порядок или организация власти». Государство выступает в двух измерениях — как господство и как право.

Представляя теорию права обособленной от моральной философии, Кельзен мало чем отличается от аналогичной установки Дж. Остина, с той лишь разницей, что он несколько обновил терминологическое оправдание правоведения как науки эмпирической и «социально- технической». Если у Остина мораль и право разделены непроницаемым барьером, то у Кельзена речь идет скорее о степени обособления права от морали, а юриспруденции от политики. Тем не менее, Кельзен признавал тот факт, что право в его реальности (как регулятор поведения) характеризуется таким свойством, как результативность и действенность, и что по-другому все это называется властью права (закона). И хотя право и власть не одно и то же, само по себе право не может существовать без власти, а потому право и трактуется чистой теорией права как «специфический порядок власти или организация власти».

Свою позицию в отношении доктрины естественного права Г. Кельзен высказал в статье «Доктрина естественного права перед трибуналом науки» (1949г.). Г. Кельзен характеризует естественное право как доктрину, предлагающую определенное решение извечной проблемы справедливости. Она пытается ответить на вопрос, что правильно и что неправильно во взаимоотношениях людей. При этом исходит из того, что можно различить, что естественно, а что неестественно в поведении человека. Кельзен считал, что здесь происходит смешение различий между научно-общепризнанными законами природы и правилами этики и юриспруденции. Оценка «естественности» в поведении человека основывается на субъективной оценке: она означает лишь то, что оно (поведение) соответствует тем нормам, которые базируются на позиции определенного мыслителя. При этом позиции, скажем, Гоббса отличаются от позиций Локка или Руссо.

Позитивистский вариант кельзеновского правоведения получает дополнительное объяснение в традиционной для позитивизма трактовке соотношения науки и политики. Кельзен исходит из того, что независимость науки от политики общеизвестна. Под этим подразумевается, что поиск истины не должен быть подвержен влиянию политических интересов, которые преследуют цель установления или удержания какого-либо общественного строя или института. Политика есть искусство управления, функция воли, которая проявляется в виде активности, основанной на определенной системе ценностей. Наука же — это функция познания, ее целью является не управление, а объяснение. Научные суждения могут быть либо истинными, либо фальшивыми, они не должны основываться на ценностных суждениях, субъективных по своему характеру.

№ 36. Социологическая теория права С.А. Муромцева

С. А. Муромцеву принадлежит историческая заслуга в деле обоснования социологического подхода к изучению права, в истолковании права как действующего правопорядка и в оправдании свободы судейского-правотворчества, способного, по его оценке, содействовать эволюции России в сторону более либерального режима властвования. «Нечего опасаться произвола со стороны судей... Высокий уровень образования, правильное движение по службе (т. е. соблюдение при назначении известной, законом установленной последовательности в должностях), избрание кандидатов на судейские должности самою судейской корпорацией), развитый контроль гласности при действительной независимости и несменяемости членов этой корпорации гарантирует и справедливость, и солидарность судей данной страны». Закон, обычай, наука («право юристов»), общественные воззрения на справедливость и нравственность — все это, отмечал Муромцев, суть авторитеты, которые «неминуемо руководят судьею, но которым он не подчиняется пассивно. Указания различных авторитетов постоянно расходятся, и судье приходится делать выбор между ними» (Суд и закон в гражданском праве. 1880).

Защита правотворческой функции с приведенной аргументацией носит характер преимущественно социально-правовой, социологический. Но существует также аргументация этическая, философская, поскольку суд облечен доверием «постоянно и постепенно проводить в жизнь справедливость». В отличие от социологического и этического обсуждения проблем взаимоотношений между судьей и законом, отмечал Муромцев, формальная догматическая теория права, олицетворяющая типичную профессиональную узкодогматическую и техницистскую пози­цию, проводит между судом и законом резкую грань и особую иерархическую соподчиненность— «закон творит, суд осуществляет волю законодателя».

Новизна социологического подхода Муромцева к правопониманию состояла в том, что в его концепции «вместо совокупности юридических норм под правом разумеется, совокупность юриди­ческих отношений (правовой порядок). Нормы же представля­ются как некоторый атрибут порядка» (Определение и основное разделение права. 1879). Эта новая позиция в российском правоведении способствовала усвоению и распространению взгля­да на право, который не отождествлял право с велением носителя верховной власти в государстве (короля, царя, парла­мента) и тем самым содействовал более глубокому пониманию специфики права, его сущности и роли.

В годы преподавания в Московском университете Муромцев зарекомендовал себя сторонникам умеренно-либеральных кон­ституционных преобразований (Земский собор, более прочное обеспечение прав личности). В 1881 г. во время студенческих волнений он получил отставку, работал в адвокатуре, в после­дующем он был избран председателем I Государственной думы. На его могилу студенты возложили венок с надписью; «Первому русскому гражданину—от будущих граждан».

№ 37. Психологическая теория права Л.И. Петражицкого

В начале XX века крупным научным событием не только в русской, но и европейской литературе стало опубликование "Теории права и государства в связи с теорией нравственности" Льва Иосифовича Петражицкого (1867–1931). В гносеологическом и методологическом отношении он следовал началам позитивной философии, но при этом проявил большую самостоятельность и оригинальность в освещении правовых явлений и самой природы права.

Право определяется и исследуется Петражицким как явление нашей индивидуальной психики. Социальный момент в праве не игнорируется, но воспринимается под углом зрения психологически-правовых переживаний постольку, поскольку социальный элемент в этих переживаниях отражается. Петражицкий признает различия между правом и нравственностью, но главное различие между ними он видит и воспринимает как различие между чисто императивным характером нравственных импульсов (и соответствующих им норм) и императивно-атрибутивным характером права. "Императивность" в данном случае предстает в толковании Петражицкого индивидуально-личностным сознанием долга, обязанности, в то время как "атрибутивность" – это сознание "своего права", выступающее вовне как притязание. Для нравственности важен императив и момент добровольности в исполнении обязанностей, тогда как для права основное сосредоточено в моменте атрибутивности, т.е. в непременном исполнении обязанности и в связанном с этим удовлетворением. Если в нравственном общении психика участников довольно мирно реагирует на неисполнение обязанностей, то в правовом общении неисполнение обязанностей (в том числе правовых требований, подтвержденных судебным решением) вызывает гнев, влечет оправданные требования принудительного исполнения.

Одним из важных выводов теории стало положение о том, что с точки зрения социальных целеполаганий и достижения твердого порядка роль права в общественной жизни важнее роли нравственности, поскольку пассивная этическая мотивация в этом плане явно уступает активной этической мотивации (сознанию правомочности); в этом отношении "та и другая ветвь человеческой этики" исполняют не просто различные функции, они различны и в силе мотивации, во влиянии на поведение. Правовой психике, сообразно ее природе, свойственно двустороннее мотивационное действие – "наряду с пассивною этическою мотивациею (сознание долга) имеет место активная (сознание управомоченности), так что получается соответственно координированное индивидуальное и массовое поведение. При этом пассивно-правовая мотивация... оказывает более решительное и неуклонное влияние на поведение".

На стороне правового актива имеется не только поощрительно-санкционирующая мотивация в пользу осуществления права, но также стремление "добиваться причитающегося". Последнее осуществляется вне зависимости от усмотрения и воли обязанных – оно сопровождается требованием, домогательством, тенденцией заставлять обязанных подчиняться с помощью разных средств, в том числе насильственных, и кроме того – "тенденцией злостных, мстительных и вообще репрессивных реакций по адресу нарушителей". Все это оказывает добавочное мотивационное давление.

В итоге действия указанных законов-тенденций правовой психики и ее развития получается прочная скоординированная система вызываемого правом социального поведения, прочный и точно определенный порядок.

В своем воздействии на социальное поведение особо заметными делаются такие специальные функции права – распределительная иорганизационная. Так, в частности, дистрибутивная (распределительная) функция в области народного (и международного) хозяйства может отличаться от функции распределения частей плодородной почвы, средств и орудий производства, предметов потребления, вообще хозяйственных благ между индивидами и группами. Основной тип и главный базис распределения хозяйственных благ, а вместе с тем и основной базис экономической и социальной жизни вообще представляет явление собственности (в частнохозяйственном укладе, в условиях "капиталистического" социального строя – индивидуальной собственности, в условиях первобытного или другого коллективистского строя – коллективной).

К числу несомненных заслуг создателя психологической теории права относят обычно решительное и безусловное освобождение теории права от узкого юридического догматизма. В этом вопросе Петражицкий создал своеобразное учение о многообразии нормативных фактов и видов положительного права. Отказавшись от сложившихся вариантов догматического истолкования источников права и стремясь охватить все известные факты из истории права и современного, его состояния, Петражицкий насчитал целых 15 видов положительного права, неизвестных, по его оценке, современной науке или же не признаваемых ею.

Среди них он, помимо официального права (законодательства), различает книжное право, для которого нормативным фактом служит авторитет книги, преимущественно юридического содержания (имеются в виду священные книги, сборники обычного права, научные трактаты и Свод законов Юстиниана); далее следует "право принятых в науке мнений", "право учений отдельных юристов или групп их", "право юридической экспертизы" (сюда же отнесены знаменитые "ответы" римских юристов); отдельно выделено "право изречений религиозно-этических авторитетов: основателей религий, пророков, апостолов, святых, отцов Церкви и т.д." и "право религиозно-авторитетных примеров, образцов поведения". Своеобразное семейство образуется из "договорного права", "права односторонних обещаний" (например, государственных органов и частных лиц), "программного права" (программное заявление органов государственной власти), "признанного права" (признание известных прав и обязанностей одной из сторон юридического отношения). "Прецедентное право" усматривается в деятельности государственных учреждений и в международном праве. Различается также "общенародное право, как везде существующее право" (нормативным фактом для него служат ссылки на то, что "так принято во всем мире", "у всех народов"). Отсюда становится понятным соседствующее с прецедентным и общенародным "право юридических поговорок и пословиц".

Сегодня теория Петражицкого воспринимается как предпосылка таких новейших течений, как правовой реализм, а также соответствующие ответвления бихевиоризма и феноменологии.

№ 38. Возрожденное естественное права (Ж. Маритен, Р.Штаммлер)

Социальные идеи Жака Маритена направлены на решение проблем современности в христианском ключе. «Выход из ситуации кризиса современной ему эпохи виделся Маритену в утверждении „теоцентрического гуманизма“, „персоналистической демократии“, христианизации всех областей духовной культуры и экуменическом сближении религий». В работе «Сумерки цивилизации» Маритен описывает становление гуманистических идей, и ошибки, приведшие к их вырождению. Гуманизм понимается мыслителем как развитие всех возможностей человека, раскрытие его первоначального величия. Но гуманизму, начиная с античности, свойственен порок замыкания человека на самом себе. Именно в изоляции человеческой природы от Высшего существа, согласно Маритену, коренятся проблемы современного человечества. В отсутствие Бога, человек теряет и свою душу, что приводит к появлению таких теорий отчаяния и абсурда как философия Ницше или экзистенциализм. Две крайности представляют марксизм, полностью замкнувшийся в своем рационализме, и христианский гуманизм, изолировавший разум на поисках «Града человека-бога вместо обращения к идеалу Града личности, сотворенной по образу Божию». Духовное преобразование и обновление цивилизации Маритен связывал с выдвигаемым им проектом «интегрального гуманизма», преодолевающего отпадение человека от Бога через восстановление трансцендентных оснований человеческой жизни. В такой новой цивилизации христианская вера будет сочетаться с секулярными институтами. Источником суверенитета государства будет Бог, главными целями государства станут социальные, и христианские идеалы станут для социальной политики государства каноном. В такой христиански инспирированной демократии религия будет регулировать на высшем уровне отношения между индивидами, и человеческая свобода будет развиваться. Фашизм и коммунизм искореняли такую свободу, а либерализм, поощряющий эгоизм и индивидуализм, противоречит христианским нормам. Интегральный же гуманизм рассматривает человека как единство божественного и человеческого начал. Маритен не считает свою концепцию, в отличие от марксистского гуманизма, утопичной. Социалистический гуманизм абсолютизирует коллективное начало, либеральный — индивидуальное, а интегральный гуманизм придерживается золотой середины, сочетая обновление с сохранением традиционных ценностей.

Соблюдение трех основных принципов интегрального гуманизма — утверждение ценностей личности, совместное существование людей в стремлении к общественному благу, а также христианско-теистическая направленность, ведущая к экуменическому сближению верующих, с точки зрения Маритена, приведет к существованию общества, в котором наиболее полно смогут раскрываться способности личности, а также будет воплощаться человеческая свобода.

Чтобы охарактеризовать значение интегрального гуманизма Маритена для развития католической церкви в XX веке, достаточно упомянуть, что в 1967 г. в энциклике «О прогрессе народов» («Populorum progressio») Павел VI писал о стремлении католической церкви к реализации идеала «интегрального гуманизма».

Рудольф Штаммлер (1856-1938) — немецкий социолог-правовед, работавший в русле методологии марбург-ской школы неокантианства. В своих исследованиях «Учение о правильном праве», «Теория юриспруденции», «Хозяйство и право с точки зрения материалистического понимания истории» рассматривал право как априорную мыслительную структуру, независимую от социально-исторической реальное m. Лшнчески щлдшес. л государственным и экономическим формам, право накладывается на них и сообщает их функционированию необходимую степень упорядоченности. Поэтому можно давать определение правового строя безотносительно к государственной организации, но нельзя говорить о государственности, не предпослав этому представлений о юридической нормативности, без которой невозможна социальная деятельность людей внутри государства.

Право по своей изначальной природе стремится к тому, чтобы его нормативно-регулятивные усилия отвечали идеалам социальной справедливости. Его установки совпадают с тем, что издавна принято трактовать как естественно-правовые принципы. Для Штаммлера эти принципы имеют априорный характер и сводятся к наборам формальных условий и самых общих, абстрактных признаков, накладывающихся на живую социальную реальность. При этом право, будучи изменчивым, зависящим от множества социально-исторических обстоятельств, может отвечать критериям справедливости, а может достаточно далеко отстоять от них. Виновником негативной трансформации права в источник несправедливости выступает чаще всего государство, руководствующееся мотивами, не имеющими отношения к естественно-правовым принципам.

№ 39. Политическая идеология анархизма (М. Штирнер, М.А. Бакунин)

Макс Шти́рнер — немецкий философ, предвосхитивший задолго до их возникновения идеи нигилизма, экзистенциализма, постмодернизма и анархизма, в особенности индивидуалистического анархизма.

⇐ Предыдущая123

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: