Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Парвус. Мировой рынок и сельскохозяйственный кризис. 23 глава





СЛУЧАЙНЫЕ ЗАМЕТКИ____________________________ 411

допросу. Извозчик Крайнов, который привез Воздухова к губернатору и отвез потом в часть, опять-таки не расспрашивается о том, не говорил ли ему Воздухов, зачем он едет? что именно высказывал он Птицыну? не слышал ли еще кто-либо этого разгово­ра? Суд ограничивается прочтением краткого показания неявившегося Крайнова (удо­стоверяющего, что пьян Воздухов не был, а только немного выпивши), и товарищ про­курора нисколько не думает о том, чтобы добиться явки этого важного свидетеля. Если принять во внимание, что Воздухов — запасный унтер-офицер, значит, человек быва­лый, законы и порядки немного знающий, что он даже после последнего смертельного боя говорит товарищам: «я подам жалобу», — то становится более чем вероятным, что он ездил к губернатору именно жаловаться на полицию, что свидетель Птицын лгал, выгораживая полицию, что лакеи судьи и лакей прокурор не хотели разоблачать этой щекотливой истории.

Далее. Почему и за что били Воздухова? Обвинительный акт опять-таки изображает это так, как только можно было изобразить выгоднее... для подсудимых. «Поводом к истязанию» послужил будто бы порез руки Шелеметьева, когда он вталкивал Воздухо­ва в солдатскую. Вопрос в том, почему вталкивали спокойно говорившего и с Шеле-метьевым и с Пановым Воздухова (предположим, что надо было непременно его втал­кивать!) не в арестантскую, а сначала в солдатскую? Он отправлен для вытрезвления, — в арестантской есть уже несколько пьяных, — туда же попадает потом и Воздухов, зачем же Шелеметьев, «представив» его Панову, толкает в солдатскую? Очевидно, именно для того, чтобы избить. В арестантской есть народ, а в солдатской Воздухов будет один, а к Шелеметьеву придут на помощь товарищи и г. Панов, которому в на­стоящий момент «вверена» первая часть. Истязание было вызвано, значит, не случай­ным поводом, а совершено по заранее обдуманному намерению. Предположить можно только одно из двух: либо всех, присылаемых в часть для вытрезвления (хоть бы и держащих себя вполне прилично и спокойно), отправляют сначала


412__________________________ В. И. ЛЕНИН

в солдатскую для «обучения», либо Воздухова повели бить именно за то, что он ездил к губернатору жаловаться на полицию. Газетные отчеты о деле так кратки, что катего­рически высказаться за последнее предположение (которое ничуть не невероятно) трудно, но предварительное и судебное следствие, конечно, могли бы досконально вы­яснить этот вопрос. Суд, разумеется, не обратил на этот вопрос никакого внимания. Го­ворю: «разумеется», ибо равнодушие судей отражает здесь не только чиновнический формализм, но и просто обывательский взгляд русского человека. «Нашли, чему удив­ляться! Убили пьяного мужика в части! То ли еще у нас бывает!» И обыватель указыва­ет вам десятки случаев, несравненно более возмутительных и притом проходящих для виновников безнаказанно. Указания обывателя совершенно справедливы, и тем не ме­нее он совершенно неправ и обнаруживает своим рассуждением только крайнюю обы­вательскую близорукость. Не потому ли у нас возможны несравненно более возмути­тельные случаи полицейского насилия, что это насилие составляет повседневную и обычную практику любой полицейской части? И не потому ли бессильно наше негодо­вание против исключительных случаев, что мы созерцаем с привычным равнодушием «нормальные» случаи? — что наше равнодушие невозмутимо даже тогда, когда такое привычное и обычное явление, как битье пьяного (якобы пьяного) «мужика» в части, вызывает протест со стороны самого этого (казалось бы, привычного) мужика, распла­чивающегося жизнью за продерзостную попытку принести смиреннейшую жалобу гу­бернатору?

Есть и другое основание, не позволяющее пройти мимо этого, самого обычного, случая. Давно уже сказано, что предупредительное значение наказания обусловливает­ся вовсе не его жестокостью, а его неотвратимостью. Важно не то, чтобы за преступле­ние было назначено тяжкое наказание, а то, чтобы ни один случай преступления не проходил нераскрытым. С этой стороны тоже небезынтересно данное дело. Противоза­конное и дикое битье в полиции происходит в России-


СЛУЧАЙНЫЕ ЗАМЕТКИ____________________________ 413

ской империи — без преувеличения можно сказать — ежедневно и ежечасно. А до су­да доходит оно в совершенно исключительных и крайне редких случаях. Это нисколько не удивительно, ибо преступником является та самая полиция, которой вверено в Рос­сии раскрытие преступлений. Но это обязывает нас с тем большим, хотя бы и не обыч­ным, вниманием останавливаться на тех случаях, когда суду приходится приподнять завесу, прикрывающую обычное дело.

Обратите внимание, например, на то, как бьют полицейские. Их пятеро или шестеро, работают они с зверской жестокостью, многие пьяны, у всех шашки. Но ни один из них ни разу не ударяет жертву шашкой. Они — люди опытные и прекрасно знают, как надо бить. Удар шашкой — улика, а избить кулаками — поди, потом, докажи, что били в по­лиции. «Избит в драке, взяли избитого» — и все шито-крыто. Даже в настоящем деле, когда случайно избили до смерти («и дернула же его нелегкая умереть; мужик был здо­ровеннейший, кто бы мог этого ожидать?»), обвинению приходилось свидетельскими показаниями доказывать, что «Воздухов до отправления его в часть был совершенно здоров». Очевидно, убийцы, утверждавшие все время, что они вовсе и не били, говори­ли, что привезли

* Эти строки были уже написаны, когда газеты принесли еще одно подтверждение правильности та­кого утверждения. На другом конце России, в Одессе — городе, состоящем на столичном положении, — мировой судья оправдал некоего М. Клинкова, обвинявшегося, по протоколу околоточного надзирателя Садукова, в буйстве во время ареста в части. На суде обвиняемый, а также четыре свидетеля его показали следующее: Саду ков задержал в пьяном виде и доставил в участок М. Клинкова. Вытрезвившись, Клин­ков стал требовать, чтобы его освободили. В ответ на это один городовой схватил его за шиворот и стал бить, потом явилось еще трое городовых, и все четверо стали истязать его, нанося удары в лицо, голову, грудь и бока. Под градом сыпавшихся на него ударов Клинков, облитый кровью, свалился на пол, и тогда его стали уже бить лежачего с еще большим остервенением. Как показали Клинков и его свидетели, ис­тязанием его руководил Садуков, поощрявший городовых. Избитый Клинков потерял сознание, и когда пришел в себя, то был выпущен из участка. Немедленно Клинков отправился к врачу, которым был ос­видетельствован. Мировой судья посоветовал Клинкову подать жалобу на Садукова и городовых проку­рору, на что Клинков ответил, что жалоба прокурору уже подана им, причем свидетелями истязания его выступают двадцать человек.

Не надо быть пророком, чтобы предсказать, что М. Клинкову не удастся добиться предания суду и осуждения городовых за истязание. Били не до смерти, — и если, паче чаяния, ответят, то пустяками.


414__________________________ В. И. ЛЕНИН

избитого. А найти свидетелей в подобном деле — вещь невероятно трудная. По счаст­ливой случайности оказалось еще, что окошечко из арестантской в солдатскую не со­всем заделано: правда, вместо стекла вставлен жестяной лист с наверченными дырами, и дыры из солдатской завешены кожею, но, когда просунешь палец, кожа поднимается, и из арестантской можно тогда видеть, что делается в солдатской. Только поэтому на суде удалось вполне восстановить картину «обучения». Но такой беспорядок, как не­плотно заделанное окно, мог быть, конечно, только в прошлом веке; в XX веке, навер­ное уже, окошечко из арестантской в солдатскую в первой кремлевской части Нижнего Новгорода заделано наглухо... А раз нет свидетелей, то только бы попал человек в сол­датскую!

Ни в одной стране нет такого обилия законов, как в России. У нас на все есть законы. Есть и особый устав о содержании под стражею, в котором обстоятельно расписано, что задержание законно только в особых помещениях, подчиненных особому надзору. Закон, как видите, соблюдается: при полиции есть особая «арестантская». Но до аре­стантской «принято» «вталкивать» в «солдатскую». И хотя роль солдатской, как на­стоящего застенка, вполне ясна из данных всего процесса, тем не менее судебная власть и не подумала остановить свое внимание на этом явлении. Не от прокуроров же, в са­мом деле, ждать разоблачения безобразий нашего полицейского самовластья и борьбы с ним!

Мы коснулись вопроса о свидетелях в подобных делах. В лучшем случае свидетеля­ми могут быть только люди, находящиеся в руках полиции; стороннему человеку лишь при совершенно исключительных условиях удастся наблюдать полицейское «учение» в части. А на тех свидетелей, которые в руках полиции, возможно полицейское воздейст­вие. Было оно и в данном деле. Свидетель Фролов, находившийся во время убийства в арестантской, на предварительном следствии показал сначала, что Воздухова били и полицейские и околоточный; потом снял оговор с околоточного Панова; на суде же заявил, что никто из полиции Возду-


СЛУЧАЙНЫЕ ЗАМЕТКИ____________________________ 415

хова не бил, что его наущали показать против полиции Семахин и Баринов (другие аре­станты, бывшие главными свидетелями обвинения), что полиция его не наущала и не подучивала. Свидетели Фадеев и Антонова показали, что никто в солдатской до Возду-хова и пальцем не дотрагивался: там все сидели смирно и тихо, и никакой ссоры не бы­ло.

Как видите, явление опять самое обычное. И судебная власть отнеслась к нему опять-таки с привычным равнодушием. Есть закон, карающий за ложное показание пред судом довольно строго; возбуждение преследования против этих двоих лжесвиде­телей пролило бы еще побольше света на полицейское бесчинство, от которого почти совершенно беззащитны те, кто имеет несчастье попадать в полицейские лапы (а несча­стье это случается регулярно и постоянно с сотнями тысяч «простого» народа), — но суд думает только о применении статьи такой-то, а вовсе не об этой беззащитности. И эта деталь процесса, как и все остальные, показывает ясно, какая это всеохватывающая и крепкая сеть, какая это застарелая язва, для избавления от которой нужно избавление от всей системы полного самовластия полиции и полной бесправности народа.

Лет тридцать пять тому назад с одним известным русским писателем, Φ. Μ. Решет­никовым, случилась неприятная история. Отправился он в С.-Петербурге в дворянское собрание, ошибочно воображая, что там дают концерт. Городовые не пустили его и прикрикнули: «Куда ты лезешь? кто ты такой?» — «Мастеровой!» — грубо отвечал рассердившийся Ф. М. Решетников. Результатом такого ответа — рассказывает Гл. Ус­пенский — было то, что Решетников ночевал в части, откуда вышел избитый, без денег и кольца. «Довожу об этом до сведения вашего превосходительства, — писал Решетни­ков в прошении с.-петербургскому обер-полицмейстеру. — Я ничего не ищу. Я только об одном осмеливаюсь утруждать вас, чтобы пристава, квартальные, их подчаски и го­родовые не били парод... Этому народу и так придется много получить всякой всячи-ны»146.


416__________________________ В. И. ЛЕНИН

Скромное желание, которым так давно уже осмеливался утруждать русский писа­тель начальника столичной полиции, осталось и по сие время невыполненным, и оста­ется невыполнимым при наших политических порядках. Но в настоящее время взоры всякого честного человека, измученного созерцанием зверства и насилия, привлекает к себе новое могучее движение в народе, собирающее силы, чтобы смести с лица русской земли всякое зверство и осуществить лучшие идеалы человечества. За последние деся­тилетия ненависть к полиции во много раз возросла и окрепла в массах простого паро­да. Развитие городской жизни, рост промышленности, распространение грамотности, все это заронило и в темные массы стремление к лучшей жизни и сознание человече­ского достоинства, а полиция осталась такой же самоуправной и зверской. К ее зверст­ву прибавилась только большая утонченность сыска и травля нового, самого страшного врага: всего, что несет в народные массы луч сознания своих прав и веру в свои силы. Оплодотворенная таким сознанием и такой верой, народная ненависть найдет себе вы­ход не в дикой мести, а в борьбе за свободу.

П. ЗАЧЕМ УСКОРЯТЬ ПРЕВРАТНОСТЬ ВРЕМЕН?

Интересный проект приняло Орловское губернское дворянское собрание, и еще ин­тереснее были прения по поводу этого проекта.

Суть дела вот в чем. Губернский предводитель дворянства, М. А. Стахович, внес доклад, предлагая заключить договор с финансовым ведомством о предоставлении ор­ловским дворянам должностей сборщиков. При введении винной монополии открыва­ется в губернии 40 должностей сборщиков денег с казенных винных лавок. Вознаграж­дение сборщикам — 2 180 руб. в год (900 руб. жалованья, 600 руб. разъездных и 680 руб. на стражника). Так вот хорошо бы дворянам эти места занять, а для этого соста­вить артель и войти в договор с казной. Вместо требуемого залога (3—5 тысяч) делать вычеты первое время по 300 руб. в год с каждого сбор-


СЛУЧАЙНЫЕ ЗАМЕТКИ____________________________ 417

щика и составить из этих денег дворянский капитал в обеспечение питейного ведомст­ва.

Проект, как видите, отличается несомненной практичностью и доказывает, что наше высшее сословие в совершенстве обладает чутьем насчет того, где бы можно урвать казенного пирога. Но именно эта практичность и показалась многим благородным по­мещикам чрезмерной, неприличной, недостойной дворянина. Разгорелись прения, ко­торые с особенной ясностью обнаружили три точки зрения на вопрос.

Первая — точка зрения практицизма. Кормиться надо, сословие нуждается,... все же заработок,... не отказать же бедным дворянам в помощи? Да и притом ведь сборщики могут содействовать отрезвлению народа! Вторая точка зрения — романтиков. Слу­жить по питейной части, чуть-чуть повыше целовальников, в подчинении у простых управляющих складами, «часто лиц низших сословий»!? — и полились горячие речи о великом призвании дворянства. Мы намерены остановиться именно на этих речах, но сначала укажем третью точку зрения — мужей государственных. С одной стороны, нельзя не сознаться, что как будто и зазорно, но с другой стороны, надо признаться, что выгодно. Можно однако и капитал приобрести и невинность соблюсти: управляющий акцизными сборами может назначать и без залогов, и те же 40 дворян могут получить места по ходатайству губернского предводителя дворянства — без всякой артели и до­говора, а то ведь, пожалуй, «министр внутренних дел остановит постановление в огра­ждение правильности общего государственного строя». Это мудрое мнение, вероятно, восторжествовало бы, если бы предводитель дворянства не сделал два существенно важных заявления: во-1-х, что договор уже представлялся в совет министра финансов, который признал его возможным и в принципе согласился на него. А, во-2-х, что «до­быть эти места путем одного только ходатайства губернского предводителя дворянства нельзя». И доклад был принят.

Бедные романтики! Они потерпели поражение. А как они красиво говорили.


418__________________________ В. И. ЛЕНИН

«До сих пор дворянство выставляло только руководителей. Доклад же предлагает образовать какую-то артель. Соответствует ли это прошлому, настоящему и будущему дворянства? По закону о сборщиках в случае обнаруженной растраты со стороны си­дельца, дворянин должен стать за стойку. Лучше умереть, чем занять такую долж­ность!»

Фу ты, господи, сколько в человеке благородства! Лучше умереть, чем торговать водкой! Вот торговать хлебом — это благородное занятие, особенно в неурожайные годы, когда можно нажиться на счет голодающих. А еще более благородное занятие — ростовщичествовать хлебом, ссужать его зимой голодным крестьянам под летнюю ра­боту и рассчитывать эту работу втрое дешевле против вольных цен. Именно в той цен­трально-черноземной полосе, к которой принадлежит Орловская губерния, наши по­мещики с особенным усердием всегда занимались и занимаются этим благороднейшим видом ростовщичества. Ну, а для того, чтобы хорошенько отделить благородное рос­товщичество от неблагородного, надо, конечно, как можно громче кричать о недостой­ном дворянина занятии целовальника.

«Нужно строго охранять наше призвание, выраженное в известном высочайшем ма­нифесте, — бескорыстно служить народу. Корыстное служение этому противоречит»... «У сословия, имеющего в прошлом такие заслуги, как ратная служба его предков, вы­несшего на своих плечах великие реформы императора Александра II, есть почва для исполнения и в будущем своих обязанностей перед государством».

Да, бескорыстная служба! Раздача поместий, пожалование населенных имений, т. е. подарки тысяч десятин земли и тысяч крепостных душ, образование класса крупных землевладельцев, имеющих сотни, тысячи и десятки тысяч десятин земли и доводящих миллионы крестьян своей эксплуатацией до полной нищеты, — вот проявления этого бескорыстия. Но особенно мила ссылка на «великие» реформы Александра П. Напри­мер, освобождение крестьян — с каким бескорыстием наши благородные дворяне ободрали их как липку: заставили


СЛУЧАЙНЫЕ ЗАМЕТКИ____________________________ 419

выкупать их собственную землю, заставили платить за нее втридорога против настоя­щей цены, награбили себе крестьянской земли в виде всяческих отрезков, пообменива-ли свои песочки, овраги и пустоши на хорошие крестьянские земли, а теперь еще име­ют наглость хвастаться подобными подвигами!

«Патриотического сфера питейного дела ничего не представляет»... «Наши традиции основаны не на рублях, а на государственной службе. Дворянство не должно превра­щаться в биржу».

Зелен виноград! Превращаться в биржу дворянство «не должно», потому что на бирже требуются солидные капиталы, а господа вчерашние рабовладельцы прожились в пух и прах. Для широкой массы их не превращение в биржу, а подчинение бирже, подчинение рублю стало давно совершившимся фактом. И в погоне за рублем «высшее сословие» давно уже занимается такими высокопатриотическими делами, как произ­водство сивухи, устройство сахароваренных и других заводов, участие во всяческих дутых торгово-промышленных предприятиях, обивание порогов у представителей высших придворных сфер, у великих князей, министров и проч. и проч. ради добыва­ния концессий и правительственных гарантий для таких предприятий, ради выпраши­вания себе подачек в виде льгот дворянскому банку, премий за вывоз сахара, кусочков (в тысячи десятин!) какой-нибудь башкирской земли, выгодных и теплых «доходных местечек» и т. п.

«Дворянская этика носит на себе следы истории, социального положения...» — и следы конюшни, приучившей дворян к насилиям и надругательствам над мужиком. Впрочем, вековая привычка властвовать выработала в дворянах и нечто более тонкое: уменье облекать свои эксплуататорские интересы в пышные фразы, рассчитанные на одурачение темного «простонародья». Слушайте дальше:

«Зачем ускорять превратность времен? Пусть это будет предрассудок, но старые традиции не позволяют помогать этой превратности...»


420__________________________ В. И. ЛЕНИН

В этих словах г-на Нарышкина (одного из мужей совета, отстаивавших государст­венную точку зрения) видно верное классовое чутье. Конечно, боязнь должности сбор­щика (или даже целовальника) есть, по нынешним временам, предрассудок, но разве не благодаря предрассудкам темных масс крестьянства держится неслыханно бесстыдная эксплуатация крестьян помещиками в нашей деревне? Предрассудки вымирают и без того; зачем же ускорять их вымирание, открыто сближая дворянина с целовальником, облегчая для крестьянина посредством этого сопоставления процесс (и без того уже на­чавшийся процесс) усвоения той простой истины, что благородный помещик такой же ростовщик, грабитель и хищник, как и любой деревенский мироед, только неизмеримо более сильный, сильный своим землевладением, своими, веками сложившимися, при­вилегиями, своей близостью к царской власти, своей привычкой к господству и умени­ем прикрывать свое нутро Иудушки целой доктриной романтизма и великодушия?

Да, г. Нарышкин, несомненно, муж совета, и его устами вещает государственная мудрость. Я не удивляюсь, что «маршал» орловского дворянства отвечал ему — с такой изысканностью выражений, которая сделала бы честь английскому лорду, — следую­щее:

«Возражать против тех авторитетов, которые мы здесь слышали, было бы смелостью с моей стороны, если бы я не был убежден, что, возражая против их мнений, я не воз­ражаю против их убеждений».

Вот это верно, и притом в гораздо более широком смысле верно, чем воображал г. Стахович, который, поистине, нечаянно правду сказал. Убеждения у господ дворян одинаковы у всех — начиная от практиков и кончая романтиками. Все твердо верят в свое «священное право» на сотни или тысячи десятин земли, награбленной предками или пожалованной грабителями, в право эксплуатировать крестьян и играть господ­ствующую роль в государстве, в право на самые жирные (а при нужде и нежирные) куски казенного пирога,


СЛУЧАЙНЫЕ ЗАМЕТКИ____________________________ 421

т. е. народных денег. Расходятся же они только в мнениях о целесообразности отдель­ных мероприятий, и их прения при обсуждении этих мнений так же поучительны для пролетариата, как и всякий домашний спор в лагере эксплуататоров. В таких спорах наглядно выступает различие между общими интересами всего класса капиталистов или землевладельцев и интересами отдельных личностей или отдельных групп; в таких спорах пробалтывается нередко то, что, вообще говоря, тщательно скрывается.

Но помимо этого орловский эпизод проливает еще некоторый свет и на характер пресловутой питейной монополии. Каких только благ ни ждала от нее наша официаль­ная и официозная пресса: и увеличения казенных доходов и улучшения продукта и уменьшения пьянства! А на деле вместо увеличения доходов до сих пор получилось только удорожание вина, запутанность бюджета, невозможность точно определить фи­нансовые результаты всей операции; вместо улучшения продукта получилось ухудше­ние, и вряд ли правительству удастся особенно импонировать публике тем сообщением об успешных результатах «дегустации» новой «казенки», которое обошло недавно все газеты. Вместо уменьшения пьянства — увеличение числа мест тайной продажи вина, увеличение полицейских доходов с этих мест, открытие винных лавок вопреки воле на-

* ** А

селения, ходатайствующего о противном, усиление пьянства на улицах. А главное — какое новое гигантское

Недавно, например, газеты сообщали, что в Архангельской губернии некоторые селения еще в 1899 году составили приговоры, чтобы у них не открывали винных лавок. Правительство, вводящее там имен­но теперь питейную монополию, ответило, конечно, отказом: очевидно, из попечительства о народной трезвости!

Мы уже не говорим о том, какую массу денег потеряли от казенной монополии крестьянские обще­ства. Прежде они взимали плату с содержателей винных лавок. Казна отняла у них этот источник дохода, не вознаградив их ни единой копейкой! В своей интересной книге «Das hungernde Rußland» (Reiseeindrücke, Beobachtungen und Untersuchungen. Von С Lehmann und Parvus. Stuttgart. Dietz Verlag. 1900) (К. Леман и Парвус. «Голодающая Россия» (Путевые впечатления, наблюдения и исследования. Штутгарт. Издание Дитца. 1900). Ред.) Парвус справедливо называет это ограблением мирских касс. Он сообщает, что по расчету самарского губернского земства потеря всех крестьянских обществ губернии от введения винной монополии составила за три года (1895—1897) 3 150 000рублей!


422__________________________ В. И. ЛЕНИН

поприще для чиновничьего самодурства и произвола, подхалимства и хищения откры­вает это создание новой отрасли многомиллионного казенного хозяйства, создание це­лой армии новых чиновников! Это настоящее нашествие целых туч чиновнической са­ранчи, подлизывающейся, интригующей, грабящей, изводящей паки и паки моря чер­нил и горы бумаги. Орловский проект — не что иное, как попытка облечь в законные формы то стремление урвать более или менее жирные кусочки казенного пирога, кото­рое охватывает нашу провинцию и неминуемо грозит стране — при условии чиновни­ческого самовластия и общественной безгласности — дальнейшим усилением произво­ла и хищения. Вот маленький примерчик: еще осенью проскользнула в газетах заметка о «строительном анекдоте в области винной монополии». В Москве сооружаются три винных склада, которые должны обслуживать всю губернию. На постройку этих скла­дов министерством было ассигновано 1 637 000 руб. И вот оказывается, что «определи­лась потребность в дополнительном кредите в размере двух с половиной миллионов». Очевидно, здесь должностные лица, которым вверено было казенное имущество, хап­нули немножко побольше, чем 50 шаровар и несколько штук сапожного товара!

III. ОБЪЕКТИВНАЯ СТАТИСТИКА

Наше правительство привыкло обвинять своих противников в тенденциозности — и не только революционеров, но и либералов. Случалось ли вам, например, видеть отзы­вы официальной печати о либеральных (легальных, конечно) органах? В органе мини­стерства финансов, «Вестнике Финансов»147, бывали иногда обзоры печати, и всякий раз, когда ведший эти обзоры чиновник говорил об оценке бюджета или голода или ка­кой-либо правительственной меры в одном из на-

* Курсив автора. См. «С.-Петербургские Ведомости», 1900, № 239 от 1-го сентября.


СЛУЧАЙНЫЕ ЗАМЕТКИ____________________________ 423

ших либеральных (толстых) журналов, он всегда с негодованием отмечал их «тенден­циозность», противопоставляя ей «объективное» указание не только на «темные сторо­ны», но и на «отрадные явления». Это, разумеется, — не более как маленький пример­чик, но он иллюстрирует обычное отношение правительства, обычное стремление его кичиться своей «объективностью».

Попробуем сделать удоьольствие этим строгим и беспристрастным судьям. Попро­буем обратиться к статистике. Мы возьмем, конечно, не статистику тех или иных фак­тов общественной жизни: известно, что факты и регистрируются людьми пристраст­ными и обобщаются учреждениями иногда решительно «тенденциозными» — вроде земства. Нет, мы возьмем статистику... законов. Смеем думать, ни один самый ярый сторонник правительства не решится утверждать, что может быть что-либо объектив­нее и беспристрастнее статистики законов — простого подсчета того, что само прави­тельство постановляет, совершенно независимо от всяких соображений о расхождении между словом и делом, постановлением и исполнением и т. п.?

Итак, к делу.

При правительствующем сенате издается, как известно, «Собрание узаконений и распоряжений правительства», периодически вещающее о каждом мероприятии прави­тельства. Вот эти данные мы и возьмем, и посмотрим, о чем правительство узаконяет и распоряжается. Именно: о чем. Мы не позволим себе критики начальственных велений, — мы только подсчитаем число «оных», относящихся до той или другой области. В ян­варских газетах перепечатано из названного правительственного издания содержание № 2905 до 2929 за прошлый год и № 1—66 за текущий. Итого 91 узаконение и распо­ряжение за период от 29-го декабря 1900 г. до 12-го января 1901 г. — как раз на рубеже столетий. По своему характеру, эти 91 узаконение представляют особенное удобство для «статистической» обработки: среди них нет никаких особенно выдающихся зако­нов, ничего такого, что отодвигало бы совершенно


424__________________________ В. И. ЛЕНИН

на задний план все остальное и налагало особую печать на данный период внутреннего управления. Все — узаконения сравнительно мелкие, удовлетворяющие текущим за­просам, возникающим постоянно и регулярно. Мы застаем таким образом правительст­во в его будничном виде, а это еще раз гарантирует нам объективность «статистики».

Из 91-го узаконения 34, т. е. более трети, трактуют об одном и том же предмете: о продлении сроков для оплаты капитала по акциям или для взноса денег за акции раз­личных торгово-промышленных акционерных обществ. Чтение этих узаконений можно рекомендовать читателям газет для освежения в своей памяти списка производств в нашей промышленности и названия различных фирм. Совершенно аналогично содер­жание второй группы узаконений: об изменении уставов торгово-промышленных об­ществ. Сюда относится 15 узаконений, реформирующих статуты товарищества чайной торговли бр. К. и С. Поповых, товарищества картонно-тольного производства А. Нау-ман и К0, товарищества кожевенного производства и торговли кожевенными, холще-выми и полотняными товарами под фирмою И. А. Осипов и К0, и т. д. и т. д. Наконец, к этого же рода узаконениям надо прибавить еще 11, из которых шесть посвящены удов­летворению тех или других нужд торговли и промышленности (учреждение общест­венного банка и общества взаимного кредита, назначение цен процентным бумагам, принимаемым в залог при казенных подрядах, правила обращения по железным доро­гам вагонов, принадлежащих частным лицам, инструкция для маклеров Борисоглеб­ской хлебной биржи), и пять — учреждают при четырех заводах и одном руднике шесть новых должностей городовых и две должности конно-полицейского урядника.

Итак, 60 узаконений из 91, т. е. две трети, посвящены самому непосредственному удовлетворению различных практических нужд наших капиталистов и (отчасти) охране их от рабочих возмущений. Бесстрастный язык цифр свидетельствует, что по преобла­дающему харак-

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...