 |
История стегоцефалов (по И. А. Ефремову)
|
|
|
|
А.П. Быстров
КОПРОЛИТ
В препараторской работа
И у всех одна забота:
Расколоть за десять дней
Сотни две больших камней,
Просмотреть две тонны глины
Из таинственной долины,
Перерыть сухой песок
И... найти хотя б кусок
Кости вымершего зверя...
И, в свою удачу веря,
Днями трудится народ.
Вот в углу сидит Галина, 1)
Перед ней сухая глина.
Глина древняя тверда
Как железная руда.
Инструментом вроде клина
Долбит медленно Галина
Глыбу глины и бранит
Этот твердый как гранит,
Как кремень кусок породы...
Так как с детства, от природы
И усердна, и нервна,
И слаба была она,
То теперь, дробя каменья
Без привычки, без уменья,
От забот она не спит
И в руках ее скрипит
Инструмент из твердой стали
И мучительно устали
От труда за десять дней
Руки слабые у ней.
Так Галина терпит муки
Ради выгоды науки
За ничтожный звон монет,
А костей все нет и нет...
Наконец, за труд награда
Ей дана. Галина рада
И, схвативши в руки гвоздь,
Ковыряет в глине кость.
Через час на стол Галины
С треском выпала из глины
Часть скелета мертвеца
В виде птичьего яйца...
Долго мы тогда гадали:
Что же нам раскопки дали?
Кто же в древней глине был?
Что за зверь? И где он жил? —
То ли в море, то ль в пустыне
И, как будто со святыни,
С кости сверху и с боков
Мы сметали пыль веков.
И народ в ученом споре
Вспомнил сушу, вспомнил море,
Всех животных перечел
И шумел как улей пчел...
Наконец, замолкли люди
И торжественно на блюде
Эту кость они несут
Академику 2) на суд.
Не любя пустых полемик,
Долго думал академик
И, забыв про кучу дел,
Целый день на кость глядел.
Он глазам своим не верил,
Но потом ее измерил
И писать на ней велит
|
|
|
По латыни: "копролит".
С удивленьем мы глядели,
Как усердно две недели
Копролит минувших лет,
Точно маленький скелет
Интересной древней рыбки,
Брови сдвинув, без улыбки
Изучает так и сяк
Академик Борисяк.
Все мы знать тогда хотели:
Кто же это в самом деле
В древнем мире был таков,
Что за тысячи веков
До времен людей науки,
Мог творить такие... штуки?
Академик был счастлив:
Он удачный сделал шлиф,
Рассмотрел затем под лупой
Копролит скотины глупой
И сказал в раздумье он:
"Это сделал старый слон...".
И была тотчас Эглону 3)
Бочка гипса по талону
Академией дана —
Делай голову слона!
Ян Мартынович за дело
Взялся сразу, взялся смело,
Засучивши рукава —
"Эка мудрость — голова!!".
И слепил ее не худо, —
Не скульптура, — просто чудо!
Получился страшный зверь:
Пасть широкая как дверь,
У него была раскрыта,
Вместо челюсти — корыто,
Вместо хобота — бревно... —
А Эглону все равно!
Он слону приделал уши,
Он скульптуру красит, сушит,
Проклиная копролит;
Каждый день теперь болит
От работы поясница,
Слон во сне Эглону снится
И от ужаса Эглон
Дышит тяжко, точно слон...
........................
Приходя смотреть от скуки
Достижения науки,
Удивляется народ:
"Разве был такой урод?..".
Мы восторгам не мешаем
И экскурсии внушаем,
Что совсем на днях у нас
Для музея напоказ
Голова сия отлита,
На основе копролита
Исполинского слона
Реконструкция дана.
1935.
1) Галина Михайловна (или Сергеевна?) Львова — препаратор. Убита в сентябре 1941 г. немецкой бомбой в Ленинграде.
2) Академик А.А.Борисяк, скончался 25.02.1944.
3) Ян Мартынович Эглон, препаратор-скульптор Палеонтологического института СССР.
(подготовлено В. В. Дубатоловым,
прислано Д. Г. Наумовым)
История стегоцефалов (по И. А. Ефремову)
"Стегоцефалы - группа с очень большой эволюционной зарядкой".
Из работы И.А.Ефремова: Труды ПИН АН СССР, том II, 1933 г.
|
|
|
В глубокой древности веков
Стегоцефал не был таков,
Каким известен он в триасе.
И все, что нам о древней расе
Сказать позволено теперь, -
Так это то, что первый зверь
Вначале был похож на рыбу,
Но он уже гранита глыбу,
Нарушив мирных вод покой
Царапал страшною рукой...
Он был особого устройства,
Тая в себе такие свойства,
Что мог легко за сотни лет
Безмерно изменить скелет.
Имелась в нем на то "зарядка"... 
То - вещь особого порядка...
Не всем понять ее дано! 
При всех условиях равно
Она его почти безмерно
За три периода примерно
Могла ужасно изменять, -
Любой фасон он мог принять:
То он с короткими ногами, 
То череп с острыми рогами
Несет он с гордостью опять,
То, развиваясь как бы вспять,
Хранит на шее, точно швабры,
Всю жизнь свои большие жабры,
Живя личинкой пять веков,
То сразу дюжину клыков 
Имеет он в широкой пасти
И ими рыбу рвет на части...
Теперь для рыбы он гроза! –
Его голодные глаза 
Блестят огнем в кровавом пире,
То он растет все шире, шире,
Пока "зарядка" без помех,
Шутя, как будто всем на смех,
Играя формой, как шалунья,
Стремится в виде полулунья
Ему широкий череп дать,
То, чтобы новый вид создать, 
Она формует череп уже -
И скоро он плывет по луже
Среди корней и вязких глин,
Имея череп, точно клин... 
Но... в мире ведь ничто не вечно,
Нельзя меняться бесконечно.
И вот, такой момент настал,
Когда менять себя устал
Несчастный наш стегоцефальчик...
Он потерял свой первый пальчик
Среди болот и рек перми...
Его, как рыбой ни корми,
Он слаб теперь от "утомленья",
Исчезли прежние "стремленья",
Хотя б в пределах прежних норм
Давать десятки новых форм...
И в нем царит теперь смущенье...
Во всем заметно "истощенье"...
Минула пермь... настал триас...
Стегоцефал в последний раз
Плотву за хвост ловил, вздыхая...
Настала жизнь совсем плохая:
"Зарядку" он еще носил,
Но нет уже в "зарядке" сил!
Беда пришла, и тут вот вскоре
Случилось с ним большое горе.
Лежит хвостатый рыболов
Больным среди гнилых стволов
Больших триасовых растений...
Он ищет влаги, ищет тени... -
Исчезла прежней жизни мощь...
В тени болот гигантский хвощ
Шуршит, по-прежнему, стволами,
Как раньше, занятый делами,
Весь мир спокойствие хранит,
Ко всем несчастьям, как гранит,
И безразличный, и холодный...
Стегоцефал лежит голодный,
Едва живой уж много дней
Среди хвощей, среди корней
В тени деревьев над водою...
Убитый тяжкою бедою,
н от судьбы не мог уйти;
Он знал: на жизненном пути
К нему конец уже подкрался...
Стегоцефал за жизнь не дрался,
Когда "зарядку" исчерпал, -
Вздохнул... и замертво упал...
|
|
|
21 марта 1937 г.
(подготовлено В. В. Дубатоловым, прислано Д. Г. Наумовым)
НА ЛЬДУ ЛАДОЖСКОГО ОЗЕРА
(в ночь на 1-е декабря 1941 года)
Я шел... и под стоны свирепой метели
Холодные хлопья в лицо мне летели,
Как будто в усталое сердце хотели
Проникнуть они.
Мне сердце не спрятать в промерзшей одежде...
В нем, кажется, больше нет места надежде,
Что снова настанут такие как прежде
Спокойные дни.
Так шел я... и, полный тоски и тревоги,
Я думал, что скоро откажутся ноги,
Что я упаду, и на этой дороге
Останусь один.
И в дали холодной, туманной и синей
Лед, снегом покрытый, казался пустыней...
В висках появлялся серебряный иней
Не первых седин.
Я слушал как вьюга стонала и выла,
Тоскливо и жутко на озере было,
На льду бесконечном лежали уныло
Сугробы одни.
Всю ночь бушевали со стоном метели
И снежные хлопья в лицо мне летели,
Казалось, в усталое сердце хотели
Проникнуть они...
Декабрь 1941.
------------------------------------------------------
Equus caballus
(сиречь, лошадь)
“...Вчера ночью на берегу реки
Вятки чья то лошадь изгрызла
бот, принадлежавший капитану
первого ранга NN.”
(Будто бы из местной газеты.
Июнь, 1942.
г.Киров, - бывшая Вятка).
Капитан, любитель вод,
От морей на целый год
По капризу злого рока
Был оторван раньше срока.
Он заброшен был туда,
Где не пенится вода,
Где не страшен шторм могучий,
Где порою могут тучи
Показаться банным паром,
Где сидят за самоваром
И в грозу как в полный штиль,
Где и ветер только пыль
|
|
|
Поднимает по дорогам...
Словом, просто, грозным Богом
Этот город проклят был,
Про него и черт забыл.
Капитан был в страшном горе...
Капитану нужно море,
Нужен ветер, нужен шторм,
Как коню хороший корм.
Перед ним же только Вятка
Широко, спокойно, гладко,
Точно лужа из стекла,
Возле города текла.
Бабы в ней белье стирали...
За труды они не брали
С горожан большой цены,
Но привыкли мыть штаны,
Чтобы больше выгод было,
Вятским способом - без мыла.
И была сия река
Уж не первые века
Переполнена народом;
Все тянулись к Вятским водам,
Как тянулся в древний век
Первобытный человек.
Капитан решил на Вятке
Завести свои порядки,
Поразмыслил он и... - вот
Приобрел дырявый бот.
Положил его на травку,
Получил где надо справку:
Дескать может плавать бот
По простору вятских вод.
Но, чтоб плавать бот годился,
Капитан над ним трудился
И неделю с этих пор
Каждый день звенел топор.
Капитан работал смело:
Мачту вырубил умело
Сделал руль за пару дней,
Парус сшил из простыней,
Торопясь, как на пожаре,
Две оглобли на базаре
Приобрел для крепких рей,
Банку 1) сделал из дверей,
Добыл весла за махорку...
Наконец, назначил сборку
Корабля в воскресный день...
И на мир ночная тень
С неба медленно спустилась,
В теплом воздухе сгустилась,
Белым пологом легла
Над водой сырая мгла.
Все, как будто, ночи ждали:
За рекой в туманной дали
Огонек в окне потух,
Прокричал и смолк петух...
Лишь про сон совсем забыла
Одинокая кобыла,
У реки она одна
В темноте была видна...
Капитану плохо спится,
Капитану море снится,
Шум волны у мрачных скал,
Где когда-то он искал
В дни минувших увлечений
Океанских приключений,
Снится смерч, свирепый шквал,
Страшный риф, девятый вал,
Тень Летучего Голландца,
Снятся волны в вихре танца,
И предательский туман,
И оптический обман
Отдаленного миража
Свист и стоны такелажа
В шторм жестокий на ветру...
...Капитан вскочил к утру
И с постели без оглядки
На песчаный берег Вятки
Торопливо прибежал.
Бот его в песке лежал
Весь изгрызенный зубами,
Весь испачканный губами...
Капитан как следопыт
Усмотрел следы копыт
На речном песке у борта,
Раз двенадцать вспомнил черта,
|
|
|
Поглядел вокруг с тоской,
Наконец, махнув рукой,
Понял, что случилось ночью:
Видел он теперь воочью,
Что предмет его забот,
Небольшой, изящный бот, -
Все, что сердцу мило было,
Съела вятская кобыла...
Август, 1942.
г. Киров
1) Банка - скамья
ПИСЬМО
Профессору И. А. Ефремову
Мой друг! Тебе из дальней Вятки
Подарок я послать могу,
Поверь, совсем не в виде взятки -
Я в чувствах, право, редко лгу.1)
Из Вятки... Это как с Камчатки -
Ведь здесь полгода снег и лед,
А потому тебе перчатки
Твой старый друг купил и шлет.
Перчатки шлет, а не перчатку! -
Ведь я дуэли не хочу
И драться мне за опечатку
С тобой совсем не по плечу.
Хоть прежде мы дрались от скуки,
Но лучше жить не ссорясь впредь.
Поверь, твои большие руки
Мне просто хочется согреть.
Они ведь сделали немало
В былое время мне добра,
А что дрались с тобой, бывало,
О том забыть давно пора.
Прими же, друг, перчатки эти.
Носи на счастье. Будь здоров.
Живи сто лет на этом свете.
Привет жене.
Пиши.
Быстров.
1944 г.
1) В одном из вариантов это четверостишье немного другое:
Мой друг! Тебе из дальней Вятки
При сем подарок скромный шлю.
Поверь, совсем не в виде взятки, -
Я, может быть, тебя люблю.
(подготовлено В. В. Дубатоловым,
прислано Д. Г. Наумовым)
ОСЕНЬ
Мне осенней порой
Долгой, скучной, сырой
Грустно видеть картину тоскливую...
Уж завяли цветы...
Отцветаешь и ты,
Жизнь проживши не очень счастливую.
Солнца больше не жди —
Будут только дожди...
Вон и листья желтеют и падают...
Понимаешь и ты,
Что поблекли мечты,
Что и радости больше не радуют.
Дождь осенний жесток
И последний листок
Вон с озябшего клена срывается...
И понятно тебе:
Все покорно судьбе,
А желанье не часто сбывается...
25 октября 1945 г.
(подготовлено В. В. Дубатоловым,
прислано Д. Г. Наумовым)
МАМОНТ
Prime lex historiae ne
quid falsi dicat... 1)
Остров Врангеля годами
Окружен морскими льдами;
Холод там царит всегда,
Там соленая вода
Не несет течений с юга;
Там нередко воет вьюга,
Но спокойствие хранит
Неприветливый гранит.
Остров мрачным изваяньем
Спит под северным сияньем,
Освещающем снега,
И угрюмо берега
Смотрят в Северное море,
А вокруг в немом просторе
Целый год белеют льды
На поверхности воды.
Этот остров уж полвека
Привлекает человека
И хранит он с давних лет
Не один его скелет.
И, казалось, в море мглистом
И на острове скалистом
Ничего нельзя найти,
Кроме гибели в пути.
Но, когда на остров этот
Как-то раз в начале лета
Наши люди пробрались
И усердно принялись
Изучать песок и камни,
Старый лед и снег недавний,
То в Москву прислали весть,
Что под снегом мамонт есть.
Пробежавши по эфиру,
Разнесла тотчас по миру
Новость радиоволна.
— "Мы нашли в снегу слона", —
В телеграмме говорилось,
— "Неизвестно, что творилось
С трупом прежде, но теперь
Вмерз в ледник несчастный зверь.
Мы с трудом и понемногу
Откопали хвост и ногу,
Дальше только шерсть одна
На спине его видна.
Так как север пищей беден,
Мамонт скоро будет съеден:
Здесь едят и мертвецов,
А десятка два песцов
С удовольствием за зиму
С этой туши кожу снимут.
Чтобы мамонта спасти
Нужно труп его везти,
Не теряя и недели
В этом крайне срочном деле,
В Академию Наук,
Хоть немало будет мук, —
Нелегко с тяжелой тушей
До Москвы добраться сушей
Сквозь Сибирскую тайгу,
Утонувшую в снегу.". —
Получивши эти вести,
Собралось ученых двести,
Чтоб обдумать свой ответ,
И хороший дать совет,
Как у этой ценной туши
Сохранить и хвост, и уши,
Не сломать в дороге ног,
Чтобы мамонт этот мог,
Претерпевши все мученья,
Послужить для изученья
Древних вымерших слонов.
Хоть вопрос о них не нов,
Старики в ученом споре
Волновались точно море,
Перед ними, будто сон,
Встал виденьем грозный слон.
— "То, что к выгоде науки
Попадает в наши руки", —
Академик начал речь, —
— "Мы должны спасти, сберечь
И исследовать детально,
Скрупулезно, капитально,
Сделать в Обществе доклад, —
Для ученых мамонт — клад!
Предлагаю в виде пробы
Изучить его микробы,
А для этого кишки
Взять в стерильные мешки,
А затем на теплом паре
Оживить в агар-агаре
Те микробы прежних лет,
От которых всюду след
Сохранился в древнем мире:
И в Европе, и в Сибири
Каждый маленький родник,
Подмывающий ледник,
Заражен был этой флорой...
Проникая мелкой спорой
Через хобот, сиречь, нос,
Вызывал микроб понос
У слонов минувшей эры...
Не приняв простые меры
Против этих вредных спор,
Несомненно, с давних пор,
Как теперь уже известно,
Заражаясь повсеместно,
Стали мамонты хворать,
А затем и вымирать...".
И спешит стенографистка,
Наклонясь к бумаге низко,
Записать, как злой микроб
Загонял чудовищ в гроб.
— "Ваш проект не очень сложен,
Но на практике возможен
Неудач большой процент", —
Заявил седой доцент, —
"Вместо мелочи микробной
Нужно мамонта подробно
И послойно изучать!
С кожи следует начать
И ее разрезать первой,
А затем: сосуды, нервы,
Мышцы, кости, мозг спинной...
А потом и головной..." —
Много было возражений
Против этих предложений.
Как ведется с давних пор,
Начался ученый спор
Из-за будущих открытий.
— "Протестую против вскрытий!" —
Горячился как студент
Старый член-корреспондент, —
"Мамонт жив! В анабиозе,
Точно муха на морозе,
Сотни лет он спал в снегу
И сказать я вам могу,
Что биологи считают,
Что как только льды растают,
Оживет наш слон опять —
Эдак лет на... 25!" —
Президент спросил тревожно:
— "Оживление возможно?
И проснется зверь лесной
Точно бабочка весной?" —
— "Разумеется! Конечно,
Он не будет мертвым вечно...
Купим мы ему слоних...
Мы надеемся на них,
Хоть они другого вида,
Получить потом гибрида.
По закону будет он
Полумамонт-полуслон...".
И строчит стенографистка:
"Торжество науки близко.
Удивим мы белый свет...".
В этот миг внесли в Совет
Телеграмму из Гааги
И на поданной бумаге,
Растерявшись на момент,
Текст читает президент:
"Sir,
Мы ждем от Вас ответа
На вопрос: какого цвета
Мамонт был в большой мороз?
И еще один вопрос:
Какова у зверя кожа
И на что она похожа?
Здесь решил "Сапожный Трест"
Выпускать для наших мест
Ваксу "Слон" по прежней таксе,
Но названье этой ваксе,
Чтоб рекламу ей создать,
Разрешите "Мамонт" дать.
Климат всякий, даже жаркий
Нашей ваксой этой марки
Переносится легко,
With good wishes,
N @ Co " 2)
Президент признался честно:
— "Вакса "Мамонт" — это лестно!
За границей будет шум. —
Отпустить из наших сумм
На поездку тысяч двести,
Чтобы мамонт был на месте
К декабрю, иль к январю...
Я примерно говорю...".
..........................
Из Москвы на север вскоре
Через тундру, через море
Экспедиция ушла
И на острове нашла, —
Признаюсь, не к нашей чести —
Не слона и клочья шерсти
Со спины и с живота,
А гниющий хвост кита...
.....................
И теперь в туманной дали,
Где открытий люди ждали,
Где белеют только льды
На поверхности воды,
Остров Врангеля, как прежде,
В ледяной своей одежде
Тайну мамонта хранит
И молчит его гранит...
Остров мрачным изваяньем
Спит под северным сияньем,
Освещающим снега,
И угрюмо берега
Смотрят в северное море...
Все молчит в немом просторе...
Лишь волна о скалы бьет
Там, где хвост кита гниет...
08.11.1946.
1) Первый закон истории не говорить неправду (лат.).
2) С добрыми пожеланиями, N и Компания.
(подготовлено В. В. Дубатоловым,
прислано Д. Г. Наумовым)
ТОСТ ПАЛЕОНТОЛОГА
№ 1 (трезвого)
Выпьем за жизнь, превращенную в камень,
Жизнь, что хранится в природе веками,
Жизнь, что из камня своими руками
Каждый из нас высекал!
Смело ломая древнейшие плиты,
Мшанки, кораллы, хвощи, граптолиты,
Даже, не скрою, порой копролиты
Каждый из нас извлекал.
Молотом были породы разбиты,
Губки, моллюски, ежи, трилобиты,
Кости гигантские были добыты
Нами повсюду из скал.
Каждый, собравши из мертвой породы
Новые виды и новые роды,
В муках решая загадки природы,
Счастья в науке искал.
Многие в славе достигли зенита...
Многие спят уж под глыбой гранита
Сном непробудным, как сон аммонита,
Многих покой приласкал.
Так уж ведется в природе веками...
Счастье берите своими руками...
Словом, пока надо мною не камень,
Я поднимаю бокал!
1947 г.
ТОСТ ПАЛЕОНТОЛОГА
№ 2 (пьяного)
Вы ожидаете нового тоста?
Я заявляю и ясно, и просто:
Пусть вы живете спокойно лет по ста
С вашим покорным слугой!
Всякие звери на свете бывали...
Заврами древних зверей мы назвали...
Жаль, что вина им тогда не давали...
Так ведь, сосед дорогой?
Завры ходили походкою гордой,
Поступью смелой, прямою и твердой,
С поднятой кверху зубатою мордой...
Мелочь давили ногой.
Вымерли завры, сражаясь с врагами,
Бились бедняги зубами, рогами,
Но не дошли ведь своими мозгами
Звери до мысли благой:
Если бы завры хоть изредка пили,
Дольше, конечно, на свете бы жили...
Спьяну чудовища добрыми б были,
Спины сгибали б дугой...
Если считаешь с ошибками до ста,
Мыслить разумно, поверьте, не просто...
Пьян я немного... и мне не до тоста...
Кто-нибудь скажет другой!
1947 г.
(подготовлено В. В. Дубатоловым,
прислано Д. Г. Наумовым)
Бетти
Жизнь прожить нельзя беспечно.
Жизнь сложна для всех, конечно,
И всегда полна труда...
И бегут, бегут года
Друг за другом торопливо.
Счастья ждем мы терпеливо.
И в пустых мечтах о нем
Мы проводим день за днем.
Жизнь нередко мы торопим,
Горе часто в водке топим,
О любви порой твердим,
Воду пьем и хлеб едим...
......................
И студент Гарутт Вадим
Жил, трудясь, как все другие,
И желанья он благие,
Как и все, в душе имел,
Был не трус и не был смел,
И... попал в беду, как в сети:
Он, бедняк, влюбился в Бетти...
Стал искать он с Бетти встреч,
Но о чем велася речь
У него при этом с нею,
Я сказать, ей-ей не смею:
Я боюсь попасть в беду,
Но скажу, что он в саду
У стены большого зданья
Назначал не раз свиданья.
Бетти так была умна,
Так красива, так скромна,
Как никто на целом свете...
Словом, он влюбился в Бетти.
Я не скрою, — и она
От любви была пьяна,
И у ней блестели глазки...
Сколько в них светилось ласки,
И вниманья, и ума! —
И порой она сама,
Не стыдясь, к нему тянулась,
Так что даже... клетка гнулась
И, схватив железный прут,
Усмирял ее Гарутт.
Бетти умная молчала,
Только хоботом качала...
......................
Так прошло немало дней.
У него свиданья с ней
Были, кажется, нередки.
У большой железной клетки
Я не раз его встречал;
Слон молчал и он молчал,
Но обоим, вероятно,
Это было так приятно,
Что без глупых слов они
Проводили вместе дни.
И Гарутт такую дружбу
Превратил почти что в службу.
По ночам он видел сны:
Все слоны, слоны, слоны,
А между слонами Бетти...
И, проснувшись на рассвете,
На свиданье он спешил.
Наш Гарутт теперь решил,
Что имеет все, что нужно.
Он и Бетти жили дружно.
Но потом пришла война...
Рвались бомбы... — и она
Наповал была убита, 1)
Но Гаруттом не забыта
Он ее ночной порой
Закопал в земле сырой,
Над могилой столб поставил...
Город он затем оставил,
Где-то ездил, где-то жил,
И учился, и служил...
Так за годом год тянулся.
Наконец, Гарутт вернулся
И, хотя прошло пять лет,
Откопал ее скелет,
Вырыл все ее останки,
Череп Бетти взял на санки
И во тьме ночной зимой
Перевез его домой.
Там, в своей каморке скромной
Для покойницы огромной
Долго место он искал,
Что-то там сдвигал... таскал...
И забыл о сне и пище...
Наконец, в его жилище
Череп занял целый стол,
Точно княжеский престол.
.......................
Время шло... Слабело горе...
И Гарутт за дело вскоре
Энергично принялся:
Написать Гарутт взялся
Диссертацию на славу.
Темой выбрал он по праву
Морфологию слона.
Не нова была она,
Но была вполне достойной
Светлой памяти покойной.
Словом, выбор был не плох.
И Гарутт, скрывая вздох,
Написал: "Страницы эти
Посвящаю славной Бетти..." —
Так он начал первый том.
Аспирантом он потом
Был при кафедре назначен.
Выбор был вполне удачен,
И понятно почему
Из Москвы пришло ему
Без хлопот и очень быстро
Утверждение министра.
И теперь Вадим Гарутт
Уж давно двухтомный труд
О слонах усердно пишет,
Похудел и еле дышит:
Со слонами много мук. —
Он недавно двадцать штук
Черепов слонов гигантских, —
Азиатских, африканских, —
Из музеев получил
И детально изучил.
И Гарутту, я не скрою,
Нелегко жилось порою:
Слон — ведь это сила, мощь! —
А Гарутт был тощ, как хвощ,
Он, однако, для науки
Не берег, как дамы, руки,
Не боялся он трудов,
Чтобы череп в пять пудов
Повернуть, поднять, измерить,
Осмотреть, сто раз проверить
Сколько в нем каких частей,
Сколько дыр, зубов, костей...
Изучил он за два лета
Все строение скелета,
Много знаний приобрел
И... "слонометр" изобрел,
То есть циркуль из фанеры,
Чтобы делать им промеры.
Этот точный инструмент
Измерял в один момент
Всех слонов любого роста,
Хоть и был устроен просто;
По идее он не нов,
Но удобен для слонов.
И Гарутт в беседе с нами
Восторгается слонами.
Для Гарутта слон — мечта,
И от носа до хвоста
Идеал лесного зверя!
И в слона, как в бога, веря,
В поклонении таком
Он считает пустяком
Не ценнее копролита (!)
Рабдосому граптолита.
По Гарутту для наук
Вам не надо этих штук, —
Только слон имеет ценность,
Остальное прах и бренность!
— "Например, больбопорит", —
Аспирант наш говорит, —
— "Объясните, что такое?
Гриб. Растение морское,
О которых с давних пор
Вы ведете глупый спор?
Трилобит, ей-ей, мокрица!
И ему, как говорится,
Грош цена в базарный день,
Каламит — дубовый пень,
Мшанка — ясно всем без спора —
Что-то вроде мухомора,
Аммонит — бараний рог...".
Был Гарутт безмерно строг
К этим мизерным предметам.
Трудно спорить с ним об этом,
Если это не слоны,
То и нет у них цены!
Нам пришлось, как говорится,
С положением мириться.
Что же будешь делать тут? —
Философствует Гарутт,
Как присяжный диалектик;
Он, простите, не эклектик:
Он к развитию идей
Просвещеннейших людей
Исторически подходит,
В книгах ищет и находит,
Что философ Демокрит
Об "элефас" говорит. 2)
Изучить его творенья
С философской точки зренья,
Он основой всех основ
Признает одних слонов...
......................
И Гарутт наш прав, конечно,
Хоть об этом спорят вечно,
Я вполне согласен с ним:
Нужно чем-нибудь одним
Заниматься в жизни нашей,
Знанья пить одною чашей,
Взять один тяжелый крест,
Знать, что vita brevis est. 3)
Несомненно, для науки
Нужен труд и нужны муки,
Нужно жить, любить, страдать,
Нужно молодость отдать,
Заниматься изученьем
Всякой вещи с увлеченьем...
Не забудьте: без него
Вам не сделать НИ-ЧЕ-ГО!
13.08.1949.
1) Бетти была убита немецкой авиационной бомбой осенью 1941 года в Зоосаду в Ленинграде.
2) ελεφαζ — слон (греч.).
3) Vita (nostra) brevis est (лат.) — Жизнь (наша) коротка есть.
(подготовлено В. В. Дубатоловым,
прислано Д. Г. Наумовым)
ОСЛИЦА
(совсем не басня)
Посвящается О.Б.Л.1)
Ослица старая в хлеву обширном
Кормилась мирно,
Питалась плотно, сытно, жирно...
У всех у нас заслуги есть,
Ее ж заслуг не перечесть,
А потому хвалу и честь
И даже лесть
Она в избытке получала
Однако, ела и... молчала.
Итак прошло немало лет,
О ней забыл почти весь свет
И тишина в хлеву царила,
Но вдруг она заговорила
Сказав одно словцо "желток".
И полился наград поток
В ее кормушку отовсюду.
За что? Но я гадать не буду,
Как заработала она
Лауреатство, ордена
И целый ряд почетных званий —
Мне не хватает нужных знаний,
Да я к тому ж и не дорос,
Чтоб разрешать такой вопрос.
Я злюсь?
Да, злюсь!
Но как не злиться?
Ведь "Валаамова ослица"
Совсем не миф, не небылица! —
Она у нас в Москве живет,
Она профессором слывет
И все должны считаться с нею,
Она же порет ахинею
И вот уже пятнадцать лет
Сует в науку... партбилет.
Март-июль 1954 г.
1) О.Б. Лепешинской — Д.В.
(подготовлено В. В. Дубатоловым,
прислано Д. Г. Наумовым)
СКАЗКА
В холодном воздухе, зимой,
В дыму, охваченная тьмой,
Взвиваясь выше, выше, выше
Над закопченною трубой,
Вполне довольная собой,
Сверкая, искорка летела...
И вдруг во мраке перед ней,
Как будто венчик из камней,
Кружась, снежинка заблестела...
Спеша спускалась вниз она...
В холодном небе жизнь скучна
И жажда ласки в ней проснулась,
Ее к себе Земля влекла...
И вот на миг, ища тепла,
Снежинка искорки коснулась...
Она замедлила полет...
Хоть холодна была, как лед,
Она в кристальных тканях платья,
Но все ж горячие объятья
Ее смогли согреть на миг... —
И тотчас мир погас для них:
Кристалл снежинки вдруг растаял,
Хотя была еще зима,
Погасла искра — и густая,
Как прежде воцарилась тьма.
08.08.1955.
(подготовлено В. В. Дубатоловым,
прислано Д. Г. Наумовым)
МЕЧТЫ
Посвящается профессору И.А.Ефремову
Блондин. Одет всегда по моде,
Всегда изысканный поклон.
К особой северной породе
Себя готов причислить он.
И галстук модный, серебристый
Всегда с утра надет на нем,
Всегда он выбритый и чистый,
Его глаза блестят огнем.
Всегда он полон обаянья.
Он снится женщинам во сне,
И древних греков изваянья
Напоминает часто мне.
В своей душе он иностранец,
Он не Иван, он сэр Джон Биль,
Он любит джаз и модный танец,
Его мечта - автомобиль!
Он хочет, чтобы в грозном вое
Автомобиль в две тыщи сил
Как что-то страшное, живое
Его по городу носил,
И чтоб машина камни рвала
Как дикий зверь из мостовой,
И чтоб всегда везде бывала
Она и грозной, и живой.
И чтоб в порыве злобы жгучей
Тряслась от ярости она,
И чтоб мотор ее могучий
Дрожа ревел, как сатана;
И чтобы всем казались фары
Глазами дьявола у ней,
Чтоб все боялись этой пары
Зловещих матовых огней,
Чтоб он летел вперед во мраке,
Как смерч у тропиков в грозу,
И чтобы сам он был во фраке,
И чтоб... монокль блестел в глазу!
????
(подготовлено В. В. Дубатоловым,
прислано Д. Г. Наумовым)
|
|
|
