До ближайшей АЗС 380 тысяч километров

 

Планирование экспедиции на Луну – задача не из легких, но все же проще, чем планирование ее репетиции

 

Жили-были астронавты, которые однажды объехали Луну на двухместном электрическом багги. Их машинка была похожа на те, что ездят по полю для гольфа или что используются в больших закусочных Майами, чтобы подвозить пожилых посетителей до стоянки. Из-за немного странного вида этих автомобильчиков экспедиции на Луну 70-х невольно стали ассоциироваться со спокойной и размеренной прогулкой пенсионеров. Но сейчас уже этого нет. Новые роверы НАСА напоминают уже больше футуристические трейлеры для туристов, чем прогулочные коляски для стариков. Они полностью герметизированы, что очень хорошо для астронавтов, которые могут спокойно снять там свои тяжелые и неудобные скафандры с громоздкими шлемами. НАСА условно говорит о внутренней экипировке таких роверов как о позволяющих работать в обычной одежде, так что я не смогла удержаться, чтобы не представить себе астронавтов, разгуливающих по модулю в обтягивающих маечках и без штанов. Если НАСА построит когда-нибудь базу на Луне^[55], астронавты смогут совершать очень длинные и сложные путешествия. Группы исследователей будут ежедневно встречаться и спокойно возвращаться на базу после двухнедельных экспедиций. В новых вездеходах есть где поспать и разогреть еду, для стеснительных в туалете имеется шторка, в ровере есть даже два держателя для стаканчиков.

Прежде чем протестировать настоящие герметические вездеходы на аналогичных поверхностях (участках Земли по структуре похожих на поверхность Луны), НАСА делает несколько черновых проходов. Это своего рода двухдневная репетиция 14-дневного путешествия по поверхности Земли на макетах данных приспособлений. Этот эксперимент помогает НАСА получить реальное представление о «технических характеристиках и производительности» вездеходов – сколько времени необходимо на выполнение того или иного задания, насколько успешно проходит их выполнение и что в принципе работает, а что нет. В этот раз в качестве модели герметического мини-ровера^[56] будет использован оранжевый «хаммер», принадлежащий ХМП исследовательской станции канадского острова Девон, что расположен в Северном Ледовитом океане. (ХМП – аббревиатура для названия проекта «Хотон-Марс Проджект»; география острова Девон похожа также на некоторые участки поверхности Марса, так что эксперименты с высадкой роверов на Красной планете здесь тоже проводятся.)

Девон действительно похож на поверхность Луны, так что узнать, как выглядит спутник нашей планеты вблизи, можно, и не покидая ее. Двадцатикилометровый в диаметре кратер Хотон является точной копией лунного кратера Шеклтон, на краю которого НАСА уже с 2004 года планирует построить свою базу. Кратеры образуются от метеороидов^[57], падающих на планету или любое другое крупное космическое тело со скоростью около 160 000 км/ч. И если у этого космического тела нет такой же плотной атмосферы, как у Земли, которая замедляет падение метеороидов, а некоторые просто сжигает, то даже самый крошечный из них, падая, образует углубление на поверхности той же Луны. Камешек гравия, летящий с такой скоростью, при ударе может образовать кратер диаметром в несколько метров. Ученые так усердно занимаются изучением метеоритов, потому что те, словно природные экскаваторы, дают им возможность исследовать геологические породы, которым тысячи или даже миллионы лет, а такие материалы очень дорогостоящи и, как правило, редки.

Так же как поверхность Марса или Луны, ландшафт острова Девон очень неудобен для жизни и работы. Тысячи миль отделяют вас от предметов первой необходимости, на острове нет ни электричества, ни сотовой связи, ни причала, ни посадочной полосы для самолетов – одним словом, там нет ничего. Но именно это и привлекает ученых. Работая там, исследователи на практике узнают, что такое планирование в экстремальных ситуациях. Именно этот остров – лучшее место для экспериментов, помогающих выяснить, к примеру, оптимальное число астронавтов в команде, или реальное время прохождения вездеходом каменной россыпи, или даже то, сколько кислорода понадобится, чтобы выбраться из кратера по усыпанному щебнем склону. Как сказал кто-то из присутствовавших на вчерашнем собрании, посвященном подготовке пробега, «это место для совершения ошибок».

Как и Луна, остров Девон кажется пустынным и ничем не интересным местом, но только до тех пор, пока вы не познакомитесь с ним поближе. Из окна летящего низко над землей самолета «Твин-Оттер» все выглядит совсем иначе. Земля, которая со спутника похожа на простую лужу грязи, оказалась сочетанием изгибов коричневого, серого, золотистого, кремового и рыжеватого цветов. Холодная вода океана придала берегу удивительную форму и окрасила его таким образом, что кажется, будто внизу кто-то разостлал листы итальянской мраморной бумаги.

Придите сами, и вы поймете, почему планетологи добираются сюда, на край света, только чтобы увидеть это место. На нашей планете немало кратеров такого же, как и Хотон, размера, но большинство из них уже заросли лесом или же стали площадкой для больших торговых центров. Ландшафт далекой Арктики намного проще и удобнее. Все, что там есть, это земля и небо. От центра кратера Хотон расходится так называемый шлейф закратерных выбросов вроде того, что есть вокруг всех лунных кратеров. Когда метеороид сталкивается с другим небесным телом похожего типа, энергия их удара одновременно разбивает и плавит находящуюся внизу твердую породу. Образовавшаяся в результате этого магмоподобная масса разбрызгивается наружу, оседает и, остывая, превращается в некую нугу под названием брекчия (звучит, будто это некий итальянский деликатес). А затем ждет еще 39 миллионов лет, пока какой-то человек в туристических ботинках и со шлемом на голове не придет, чтобы собрать ее.

Сегодня этих парней в шлемах двое. За рулем герметического мини-ровера сидит ученый-планетолог и по совместительству руководитель проекта «Хотон-Марс» Паскаль Ли. Именно он в 1997 году при поддержке НАСА, Института поиска внеземных цивилизаций, Института Марса и нескольких других организаций создал на базе кратера Хотон исследовательский центр ХМП. Другой пассажир на переднем сиденье вездехода – это Эндрю Аберкромби, представитель проекта НАСА по исследованию психологических систем и поведения человека при РОК. Аберкромби – симпатичный веснушчатый блондин, которому каким-то чудесным образом удается сочетать в себе весь прославленный «американизм», вплоть до клочка выгоревших волос и немного шепелявого акцента. Между Ли и Аберкромби сидят, сжавшись, практикант программы ХМП Джонатан Нельсон и неизменный товарищ по кабине Ли собачка Пинг-Понг. Три автомобиля повышенной проходимости (АПП) послушно следуют за «хаммером», в котором едут механик Джесс Уивер, инженер-разработчик скафандров Том Чейз и я. Мы вшестером составляем команду «Альфа» герметического мини-ровера (или, как называли нас в Центре управления, ГМР-Альфа). К концу дня мы должны «состыковаться» с еще одной группой, ГМР-Браво.

Мы едем медленно, со скоростью 10 км/час, как и настоящий вездеход. Невысокие, усыпанные гравием холмы кажутся здесь просто однообразно серыми. Пейзаж за окном удивительно похож на лунную долину Тавр-Литтров, где в 1972 году астронавты совершили поездку на вездеходе. Проезжая по такой пустынной местности в похожем на луковицу шлеме на голове, я могла легко (и не без доли смущения) вообразить, что еду по настоящей Луне. Ли определенно испытывал удовольствие от поездки («Можете себе представить, что я организовал все это»?), и я легко могла его понять. Мы все просто влюбились в это место.

Все, кроме нашего механика Уивера, которого совсем не интересовал пейзаж за окном, я же только им и любовалась. Вчера я даже чуть не ударилась об АПП, стоящий прямо напротив меня, настолько сильно я была поглощена созерцанием. Во время первых высадок на Луне ученые беспокоились, что красоты местного пейзажа будут сильно отвлекать астронавтов, поэтому полеты были распланированы буквально по минутам. «За все время мы только раза два выглянули в окно», – вспоминает Юджин Сернан в разговоре с Харрисоном Шмиттом во время подготовки к полету «Аполлона-17».

Ли останавливает «хаммер» и сверяется с GPS-навигатором. Мы достигли первой точки нашего маршрута. Это своего рода пит-стоп для геологов: надеть скафандр, залезть по крутому склону и собрать пару образцов почвы. В это время Ли и Аберкромби стоят возле машины и играются со своими наушниками, после этого, правда, они уже не могут больше общаться ни друг с другом, ни с «центром управления». За «хаммером» Чейз раскладывает на матах части фальшивых скафандров. Если бы вездеход был настоящим, скафандры можно было бы просто снять с его задней панели. Астронавты залезли бы в них прямо из вездехода, повернулись бы, чтобы отстегнуться от ровера, и спокойно бы ушли на задание. А затем обратная процедура по возвращении: снять скафандр, оставить его висеть, как обмякший скелет, и попасть внутрь вездехода. Благодаря этой идее скафандры не загромождают и так стесненное пространство вездехода и не приносят внутрь космическую пыль.

Пыль – это настоящее бедствие для астронавтов. В отсутствие воды и ветра, которые могли бы помочь от нее избавиться, эти крошечные осколки кажутся раздражающе колкими. Они царапают фронтальные стекла и линзы камер, портят опорные панели и забивают шарниры оборудования. И бороться с этой пылью бессмысленно. В отличие от Земли, на Луне нет магнитного поля, которое могло бы защитить ее от постоянного потока солнечного ветра, чьи заряженные частички буквально бомбардируют ее поверхность, сообщая той электростатический заряд.

Лунная пыль застревает буквально как носки в сушильной машине. Астронавты, которые выходят наружу чистенькими и блестящими, уже через пару часов возвращаются в модуль не чище шахтеров. Костюмы и кальсоны астронавтов с «Аполлона-12» были к концу полета настолько грязными, что половина экипажа, по словам Джима Ловелла, «предпочла возвращаться домой вообще без нижнего белья».

Еще одной причиной, почему следует не допускать космическую пыль в модуль, является тот факт, что в условиях низкой гравитации ее частички будут оседать очень медленно, а значит, смогут легче попасть в легкие и накопиться в мягких тканях организма. НАСА проводило уже так много исследований по космической пыли и способам борьбы с нею, что существует целая индустрия заменителя лунной пыли^[58]. (Лунные камни и их осколки считаются «национальным достоянием», и поэтому их нельзя продавать. А вот запрета на продажу лунной пыли – настоящей или искусственной – не существует, и в 1999 году на аукционе «Кристи» покрытый пылью кусок «Аполлона-15» был продан за $300 тысяч.)

Ли тоже хочет подвесить пару имитаторов скафандра к «хаммеру», но Уивер против. «Я так и сказал ему: я не дам вам испортить «хаммер», – вспоминает Уивер. Наш механик Уивер – это высокий, худощавый студент из Теннесси с гладко выбритым лицом и невозмутимым видом. Ли, который был знаком с его матерью, увидел как-то Уивера, разбиравшего мотор грязного мотоцикла, и предложил ему эту, наверное, самую лучшую в мире работу на лето.

Ли становится на колени на один из матов, чтобы Чейзу было удобнее отрегулировать на его спине ПСЖО (переносную систему жизнеобеспечения), которая внешне похожа на громоздкий белый рюкзак. Руки Ли в этот момент вытянуты вперед, словно он обращается к кому-то с мольбой или выступает в бродвейском мюзикле. Компания «Гамильтон Сандстрэнд», в которой и работает Чейз, производит как настоящие скафандры, так и их копии для экспериментов, но и те и другие нельзя надеть самостоятельно. (Это еще один совсем не героический аспект космической прогулки – кто-то обязательно поможет вам надеть штанишки^[59].) Пока Ли и Чейз воюют с имитатором ПСЖО, Уивер достает из кармана пачку сигарет. Для него РОК – просто перекур. Он тоже думает связать свою жизнь с авиацией, но, скорее всего, в качестве пилота небольшого самолета, а не астронавта.

Вам, наверное, интересно узнать, что находится в макете ПСЖО, ведь кислорода в Канаде хоть отбавляй. Туда помещен специальный вентилятор, который нужен, чтобы шлем не запотевал. А вообще не суть важно, что там внутри. Главное, сделать рюкзак достаточно тяжелым и сковать с его помощью движения и обзорность «астронавта», как это делает настоящая система жизнеобеспечения. Теперь уже можно давать испытуемым задания и смотреть, как они с ними справляются в таком обмундировании.

На «Аполлоне» задания писали обычно на специальных планшетах, которые на липучках крепились к манжету скафандра. В открытом космосе все делается по спискам: списки на манжетах, списки работ на лунной поверхности, списки правил полета и первоочередных задач. Каждое утро на борту шаттла начинается с факса или e-mail с расписанием дня, перечня заданий и последних изменений. О любом отклонении от инструкций нужно докладывать в Центр управления полетом. В расписании астронавта распланировано буквально все, за исключением одного-двух часов «подготовки ко сну». Это как путешествие, в котором расписано буквально все, вплоть до того, на каких заправках покупать бензин.

Аберкромби бегло просматривает планшет с заданиями. Он заламинировал его, потому что на Девоне часто идут дожди, а список немаленький, так что все запомнить сложно. Я мало знаю об Аберкромби или отделе НАСА, в котором он работает, но из того, что я видела, могу точно сказать, что он действительно подходит на эту должность. Он очень серьезно относится ко всему происходящему, а 66 страниц его «Плана полевых испытаний» включают расчеты времени, описание объектов, четыре страницы по технике безопасности, древо решений в ситуациях отличных от номинальных условий, альтернативные и перспективные цели, первоочередные задачи и правила выполнения заданий. Документ распечатан в нескольких экземплярах и вручен каждому участнику эксперимента, хотя я и сомневаюсь, что кто-либо прочитал его целиком.

Аберкромби надевает белый комбинезон фирмы «Тайвек», который используется здесь вместо скафандра. Пинг-Понг крутится у наших ног с перчаткой Ли в зубах. «Может, Пинг-Понг тоже хочет поучаствовать?» – говорит Ли тем особым писклявым голоском, который так похож на лай его собаки. Но Аберкромби перебивает его: «Мы должны обсудить первоочередные задачи и перспективные цели».

«Вы выглядите прямо как отряд маляров», – ухмыляется сквозь облако табачного дыма Уивер.

Когда все надевают шлемы и макеты системы жизнеобеспе-ченья, Чейз делает пару фотографий. Аберкромби чувствует себя при этом довольно неудобно. А вот Ли, наоборот, не видит ничего дурного в том, чтобы сфотографироваться в таком облике. Поверьте, даже в ненастоящем скафандре мужчина выглядит очень привлекательным, и сорокапятилетний холостяк Ли не исключение.

С киркой в руках Ли поднимается по склону холма. За ним следует Аберкромби с сумкой для образцов. Нашим командам дали задания подобные тем, что некогда выполняли астронавты «Аполлона», – собрать и упаковать образцы камней и почв, сделать пару фотографий, проделать гравиметрические измерения и определить уровень радиации.

Харрисон Шмитт был единственным астронавтом «Аполлона» с геологическим образованием. Остальные – обыкновенные пилоты, которые прошли краткий курс введения в геологию, чтобы иметь хотя бы общее представление о том, что и как они должны искать. Обучение предполагало занятия в геологической лаборатории НАСА, где астронавты могли познакомиться с базальтами и брекчиями Земли, посмотреть на пенопластовую модель Луны и потрогать образцы настоящих лунных пород, которые доставили астронавты «Аполлона-11». Практические же занятия проходили у них на испытательном полигоне в пустыне Невада, примерно в ста километрах северо-западнее Лас-Вегаса, где в 1950-х годах проводились испытания атомных бомб и как результат осталось множество кратеров. Поскольку камни все еще сохраняли радиоактивность, астронавтам не нужно было их собирать или исследовать. И казалось, что никого это не беспокоило, но, как сказал астронавт «Аполлона-15» Джим Ирвин в интервью газете «Лунар серфис джорнал», «вернуться туда тоже никто не мечтал».

Нашей первоочередной задачей на сегодня является расчет времени. Насколько точно роверы могут соблюдать предусмотренный план передвижений? Как часто им следует выходить на связь с Центром управления? И как нужно вносить изменения в план действий, если одна из групп отстает от графика? Вот на какие вопросы мы должны помочь найти ответы. Чтобы узнать, насколько предлагаемые планы соответствуют реальным возможностям их выполнения и что этому может помешать, обе команды должны передвигаться строго по намеченному маршруту и засекать время на каждом его промежутке. В какой-то момент практикант Джонатан Нельсон сделает доклад о «продуктивности контрольных показателей», и менеджеры НАСА с облегчением вздохнут: $200 тысяч не были выброшены на ветер. Но пока это только куча разговоров вроде этого:

«НЕЛЬСОН: Вам нужно время, что мы потратили, чтобы одеться?

ЛИ: Нет. Одеваться мы вообще-то начали в…

НЕЛЬСОН: Так значит, вам и нужно время, за которое мы оделись.

ЛИ: Думаете, это и есть запрашиваемое время?

НЕЛЬСОН: Ну, существует разница между временем, которое мы потратили на подготовку и сам процесс одевания.

АБЕРКРОМБИ: Короче, сколько времени у нас ушло, чтобы одеться, обуться и выйти на задание?»

Расчет времени очень важен для астронавтов, работающих в открытом космосе. Если не знать, сколько времени придется провести вне корабля, не будешь знать, сколько понадобится кислорода тебе или заряда батареи твоему автомобилю. Астронавты «Аполлона» должны были действовать строго по плану с учетом «ограничивающих условий возвращения». Высчитывались (и высчитываются) эти самые ограничивающие условия очень просто: берется человек, на него надевают скафандр и систему жизнеобеспечения, его выгружают на аналогичной территории, этак километрах в пяти от базы НАСА, и засекают время, которое ему понадобится, чтобы прийти назад. В целях безопасности астронавтам «Аполлона» не разрешалось отходить от модуля на расстояние больше того, что они могли пройти пешком, ведь всегда надо было учитывать возможность неисправности ровера. (Именно поэтому желательно иметь на борту два ровера: если с одним из них что-нибудь случится, всегда будет второй, чтобы доставить астронавтов на борт.)

Обратная дорога всегда была источником беспокойства для людей, планировавших задания, и поводом для огорчений астронавтов. На местности, где нет ни деревьев, ни зданий, которые могли бы помочь сориентироваться, довольно сложно понять, какая часть пути уже пройдена, а сколько еще предстоит пройти. Поэтому в целях той же безопасности действовать приходилось строго по плану, вплоть до мельчайших подробностей. Вот астронавты и придумывали, что могли. Во время одного из возвращений на борт «Аполлона-15» астронавт Дэйв Скотт заметил необычный черный камень, которого до этого не видел. Скотт знал, что, если он спросит Центр управления о возможности остановиться и подобрать этот камень, ему прикажут не останавливаться и двигаться дальше. А зная, что в Центре слышат все разговоры астронавтов, Скотт решил сделать вид, что у них возникла проблема с ремнем безопасности. Впоследствии камень так и назвали – «базальтом ремня безопасности».

«СКОТТ: Смотри, там пористый базальт. Слушай, может, я… Подожди секунду, нам нужно…

ИРВИН: Хорошо, сейчас остановимся.

СКОТТ: Дай-ка застегну ремень… Опять он порвался.

ИРВИН [продумывает план]: Может, ты дашь мне свой?

СКОТТ: Сейчас… Вот только найду его. [пауза]Вот он. [пауза] Подержи-ка вот здесь…

ИРВИН: Все. Готово. [долгая пауза]».

Приближается вечер. Мы уже добрались до назначенного места. Ли и Аберкромби будут ночевать прямо здесь, на сиденьях «хаммера», остальные же вернутся в лагерь и присоединятся к ним утром. Но команды «Браво» пока не видно, так что мы решаем побродить немного вокруг и сделать пару фотографий на фоне оврага. Позднее, когда я увижу эти фотографии, то подумаю, что мы похожи там на стоящих у шахт рудокопов. Мне как-то сложно объяснить, чем меня так привлекал пейзаж острова. Но иногда бывали моменты, когда ты из последних сил тащишься куда-то вдаль, и вдруг порыв ветра заставляет тебя нагнуть голову вниз, а там – маленькая зеленая кочка мха, усыпанная, как пирог карамелью, крошечными красными цветками. Глядя на все это, невольно задумаешься, сколько сил должно быть у этого слабого и хрупкого растеньица, чтобы выжить в таких невероятно сложных условиях. А может, это просто удивление из-за контрастности цветов. Вчера, когда мы шли по склону неизменно серо-бежевого каньона, мимо нас неожиданно пролетел шмель. Желтый цвет его окраса казался просто какой-то галлюцинацией, словно цветной предмет на черно-белой фотографии. «Надо же, – сказал кто-то, – похоже, мы свернули где-то не туда».

Начинается дождь, и мы поворачиваем обратно к «хаммеру». Ли и Аберкромби просто летают. И не удивительно, ведь только что закончился первый день первого эксперимента НАСА с вездеходами. «Просто потрясающе, – говорит Аберкромби. – На Земле не так уж много мест, которые бы были настолько похожи на лунный ландшафт.»

«Земля, это команда "Браво"», – неожиданно раздается по рации. Это голос Брайана Гласса, геофизика НАСА, а по совместительству и лидера команды «Браво». Он сообщает GPS-координаты и погодные условия того места, где они сейчас находятся. Хотя слово «сообщает» не передает той дикой смеси крика и фырканья, что раздается из радиоприемника. Они попали под сильный дождь, видимость сократилась до 90 метров, а свечи их «ровера» Кавасаки-мул (большой АПП с маленькой вместимостью) отсырели. Дело в том, что они должны были пересечь речной поток, который в действительности оказался гораздо глубже, чем можно было предположить по спутниковым снимкам. Кроме того, одна из свечей вообще оказалась неправильного размера. В общем, они отстали от графика часа этак на два.

«Похоже, не всем так весело, как нам», – заключает Уивер, набрасывая на голову капюшон.

Утро в лагере начинается со звука расстегивающегося замка палатки. Да, все наши спальные удобства ограничиваются тридцатью палатками на склоне холма, которые чудовищно контрастируют со всем остальным пейзажем. Все встают примерно в одно и то же время, ведь каждое утро проходит собрание. Сегодня оно состоится в главной палатке-«штабе». Кроме традиции проводить собрания, НАСА привнесло на остров и телефонную связь. Сотрудники НАСА в Эймсе, штат Калифорния, могут связаться с Ли, который находится буквально в нескольких десятках километров от северного магнитного полюса, набрав простой четырехзначный номер, даже без кода страны. (Остров Девон – одно из тех странных, но нередких мест, где нет унитазов со смывом^[60], но зато работает голосовая интернет-почта.)

Веб-камера установлена в лагере на обычной треноге в углу, так что весь мир может наблюдать за отчаянными попытками Эндрю Аберкромби поддержать порядок и дисциплину на собрании, посвященном обзору результатов эксперимента. Еще одной дополнительной целью данных исследований является изучение «динамики человека в условиях длительного нахождения в ограниченном пространстве». Надеюсь, хоть кто-то делал записи в то утро, потому что я уж точно не могла.

«После первого задания мы даже опережали график на десять минут», – жалуется Гласс. Что-то в его редеющих рыжих волосах и форме бороды напоминает мне сэра Уолтера Роли, которого мое воображение так и рисует в елизаветинском жабо поверх теплого сюртука из овечьей шерсти. Гласс утверждает, что это Центр управления заставил их прождать почти два часа, пока они переделывали маршрут. «У меня. – еле сдерживая эмоции, говорит Гласс, – у меня создалось впечатление, что нам просто морочили голову, только чтобы группа «Альфа» могла успеть к ужину».

Ли доказывает ему, что наша команда понятия не имела, что происходило с «Браво».

«Ну, – говорит Гласс, – может, это потому что. – тут он поворачивается к Аберкромби, – наш Паскаль игнорировал телефонные звонки».

«Он у меня на вибрации стоял!»

«Может, подведем все-таки итоги»? – спрашивает наконец Аберкромби.

Но Гласс начинает говорить уже о «непрекращающихся» звонках из Центра управления с вопросами о том, чем они занимаются. «И каждый раз я должен был останавливаться, искать место, где бы не так сильно мешал шум ветра и мотора, снимать шлем.» – продолжает он жаловаться.

Мораль: исследователям нужно хоть немного свободы. Жесткое соблюдение графика, которое так характерно для всех РОК-заданий астронавтов, будет практически невозможным во время всей двухнедельной высадки на Марсе. Психологи уже давно обсуждают необходимость предоставления некоторой свободы действий астронавтам, которые все чаще жалуются врачам на то, что им не разрешают самим планировать день и принимать решения относительно выполнения того или иного задания. Как и Гласс, многие из них считают, что постоянное вмешательство Центра управления очень сильно мешает и буквально деморализует. Космический психиатр из Калифорнийского университета Сан-Франциско Ник Канас занимался изучением влияния степени свободы действий на астронавтов в трех различных ситуациях. И мужчины и женщины были значительно более счастливы в группе с наибольшей свободой. Единственным исключением во всем экипаже был парень из Центра управления, который «не совсем понимал, какова теперь его роль во всем этом проекте».

Собрание все не заканчивается. Уивер уже начинает дремать. Наш проводник, известный своими принципами невмешательства, словно гризли, трется спиной о косяк двери. А Гласс все никак не может успокоиться: «У нас даже еды нормальной не было, только шоколадные батончики, а у "Альфы" выбор был куда лучше.»

«Неправда, – возражает ему Ли. – У нас было только два бутерброда».

«Хорошо, – уныло говорит Аберкромби, – значит, надо заказывать больше хлеба».

Тут выступает Майк, повар: «Кто-то украл хлеб еще в Резолюте». (Все рейсы на остров Девон проходят с пересадкой в эскимосском поселении Резолют.) У Майка было три дня, чтобы самостоятельно закупить продовольствие на тридцать с лишним человек на шесть недель.

НАСА, пожалуй, следовало нанять Майка поваром для нашего исследования. Одной из проблем современных экспедиций НАСА является то, что в их планировании задействовано очень большое количество людей. Слишком уж много нянек приглядывает за одним дитятей. Как сказал однажды идейный вдохновитель программы «Аполлон» Вернер фон Браун, «если бы нас было больше, ничего бы у нас не получилось».

Юджин Сернан, астронавт «Аполлона-17», тоже жаловался на бесконечные приготовления и нескончаемые «что если». «Я не знаю, нужна ли нам уже вся та сообразительность – не хочу говорить «мужество», – которые требовались от астронавтов, совершивших первую высадку на Луне. И от этой мысли становится очень грустно», – говорил Джернан. Да, и в конечном счете, всех проблем не избежать. Как справедливо отметил менеджер безопасности одного из шаттлов НАСА, «Аполлон-8» состоял из 5 600 000 частей; даже если бы все они работали с надежностью 99,9 %, ожидаемое количество ошибок составило бы 5600 сбоев.

Но, с другой стороны, как говорится, плохое планирование – это планирование неудачи.

Пару лет назад я брала интервью у астронавта Криса Хэдфилда о том, как у них проходят подготовки к РОК (как правило, это работы, связанные с починкой старого или установкой нового оборудования). Я спросила, не считает ли он, что НАСА излишне усердствует с постоянными тренировками и планами. Хэдфилд ответил, что ему пришлось провести 250 часов в лаборатории гидроневесомости, перед тем как выполнить шестичасовое задание в открытом космосе. (Лаборатория гидроневесомости представляет собой просто большой бассейн с макетами частей МКС. Считается, что, когда астронавт в скафандре плавает в таком бассейне, он максимально приближается к состоянию невесомости космоса.) «Конечно, выбор есть всегда, – говорит Хэдфилд. – Можно ничего не делать и только надеяться на лучшее, а можно потратить миллиарды долларов на каждый полет, чтобы предусмотреть любую случайность». По его словам, НАСА пытается найти золотую середину между двумя этими крайностями. «Приготовления действительно важны, – продолжает он. – Именно за них нам и платят. Не за полеты, а за собрания, планирование, подготовку и тренировки. Я стал астронавтом шесть лет назад и за все это время провел в космосе только восемь дней».

Хэдфилд также сказал мне, что авария, произошедшая с «Аполлоном-13» (по дороге на Луну на борту произошел взрыв кислородного баллона), на самом деле была как минимум однажды «прорепетирована» НАСА, и все, что сделал в тот момент Ловелл, было продиктовано ему Центром управления. Даже указание не мыться две недели.

 

 

Хьюстон, у нас грибок

 

⇐ Предыдущая6789101112131415Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: