Глава. 2. 3. Галлия. История территории.

 

 

    Одна из самых крупных и населенных провинций Рима - Галлия – была присоединена к метрополии после непродолжительной, хотя и очень ожесточенной борьбы. Присоединение это связано с именем Гая Юлия Цезаря, который меньше чем за десятилетие завоевал территорию с более чем 5-ти миллионным населением. И все это он проделал с армией едва ли превышавшей 30 тысяч солдат и офицеров, без надежной операционной базы и неблагожелательном отношении к этому действу собственного Сената.

Галлия после своего подчинения подверглась сильнейшей романизации и добровольно и повсеместно отказалась от своей древней культуры и религии – друидизма, впитав как положительное, так и отрицательное из греко-римской цивилизации.

Именно Галлия стала тем последним островком римской культуры, который уцелел в море Великого переселения народов и пусть на немного, но пережил метрополию, она последней из римских провинций пала под ударами варваров-франков Хлодвига в 486 году н.э., спустя десять лет после официального падения Западной Римской Империи, когда в 476 году был низложен последний император Ромул Август.

О присоединении Галлии в 57 году до н.э. и о существовании ее в качестве римской провинции более пяти веков пойдет речь в этой главе.

“…Галлия была в два раза больше Италии: в ней было много государств, могущественная знать, влиятельное жречество, свои собственные нравы и традиции; она имела по крайней мере, как теперь думают, население от 4 до 5 миллионов жителей, которое не было истощено и ослаблено, подобно восточным народам; часть его даже жила исключительно войной…” ^20).

Галлия прельщала римлян своими богатствами, населенностью и обширными землями, которых в самой Италии со времен Гракхов для простых граждан уже катастрофически не хватало. Римский Сенат был вынужден искать места для расселения колонистов и наделения земельными участками отслуживших легионеров.

Обладала она и стратегическим положением, являясь мостом между италийскими и испанскими владениями Рима.

Первой территорией, населенной кельтами по ту сторону Альп и подчиненной власти Рима, стала Нарбонская Галлия, завоеванная в 117 году до н.э. Но близкое соседство со свободными кельтами и легкое проникновение через эфемерные границы в обоих направлениях делали эту провинцию крайне нестабильной и часто восстававшей против Римского владычества.

Многие волнения провинциалов поддерживались их свободными соплеменниками, которые оказывали поддержку как деньгами и амуницией, так и воинскими контингентами.

Получить в управление Нарбонскую Галлию с ее неспокойным населением было неудачей при жребии, определявшем провинции для проконсулов.

Несмотря на постоянные войны и то, что здесь проходилось держать армию, временами достигавшую 2 миллионов, на расселение в колониях римских ветеранов, границы владений Рима здесь не были значительно продвинуты: Лугудун Конвенарум, Толоса, Виенна и Генава все еще оставались самыми отдаленными римскими населенными пунктами на западе и на севере.

Но значение этих галльских владений для метрополии все возрастало. Превосходный климат, похожий на италийский, благоприятные почвенные условия, имеющие такое большое значение для торговли, удобные морские и сухопутные сообщения с Италией – все это вскоре придало южной части страны кельтов такое экономическое значение для Рима, какого не достигали в течение столетий гораздо более старые владения его, как например, испанские.

Аквы Секстиевы, а еще более Нарбоны были крупными римскими колониями в провинции, не потерявшими связь с родиной, являлись форпостами римского влияния и образа жизни в стране кельтов.

Но Нарбонская Галлия была лишь небольшой частью страны кельтов, которая раскинулась за пограничным Роданом.

“… Галлия по всей своей совокупности разделяется на три части. В одной из них живут бельги, в другой – аквитаны, а в третьей – те племена, которые на их собственном языке называются кельтами, а на нашем – галлами. Все они отличаются друг от друга особым языком, учреждениями и законами. Галлов отделяет от аквитанов река Гарумна, а от бельгов – Матрона и Секвана.

Самые храбрые из них – бельги, так как они живут дальше всех от Провинции с ее культурой и просвещенной жизнью; кроме того у них крайне редко бывают купцы, особенно с такими вещами, которые влекут за собою изнеженность духа; наконец, они живут в ближайшем соседстве с зарейнскими германцами, с которыми ведут непрерывные войны...

Та часть, которую, как мы сказали, занимают галлы, начинается у реки Родана, и ее границами служат река Гарумна, Океан и страна бельгов; но со стороны секванов и гельветов она примыкает также к реке Рейну. Она тянется к северу.

Страна бельгов начинается у самой дальней границы Галлии и доходит до нижнего Рейна. Она обращена на северо-восток. Активания идет от реки Гарумана до Пиренейских гор и до той части Океана, которая омывает Испанию. Она лежит на северо-запад….”. ^21).

Галлы издавна отличались склонностью к устройству поселений; повсюду у них были открытые села, не считая множества отдельных дворов. Не было недостатка и в укрепленных городах; их стены поражали римлян как своей прочностью, так и затейливой кладкой бревен и камня.

“…Все галльские стены обыкновенно бывают такого устройства. На землю кладутся во всю длину прямые и цельные бревна параллельно друг другу с промежутком в два фута; они связываются внутри (поперечными балками) и густо покрываются землей; а спереди указанные промежутки плотно заполняются большими камнями. Положив и связав их, на них сверху кладут другой ряд с соблюдением того расстояния между бревнами; однако бревна (верхние и нижние) не приходятся одно на другое, но каждое из них в пределах того же расстояния крепко сдерживается каменной кладкой. Так, рядами выводится вся постройка, пока стена не достигнет надлежащей высоты. Это сооружение имеет в общем довольно приятный и разнообразный вид вследствие правильного чередования бревен и камней, лежащих рядами по прямым линиям; но, кроме того, оно вполне целесообразно в смысле успешной обороны городов, т.к. от огня защищает камень, а от тарана деревянная кладка, которую нельзя ни пробить, ни вытащить, ибо она состоит из бревен – обыкновенно в сорок футов длиной – и внутри надлежащим образом связана…”. ^22).

В более северных округах, например у Нервиев, также были города, но население искало убежища во время войны скорее в болотах и лесах, чем за городскими стенами.

В тесной связи со сравнительно значительным развитием городской жизни находятся оживленные сношения как сухим путем, так и водой. Повсюду имелись дороги и мосты.

Речное судоходство было весьма обширно и речной флот очень вместителен.

Но гораздо более замечательно морское судоходство кельтов. Кельты не только были тем народом, который установил регулярное судоходство в Атлантическом океане, но у них достигло также замечательной высоты искусство судостроения и вождения судов. Судоходство средиземноморских народов долгое время ограничивалось лишь гребным флотом, что объясняется особенностями тех вод, где им приходилось плавать.

Военные суда финикийцев, греков и римлян представляли собой весельные галеры, где паруса употреблялись только временами в помощь гребцам; одни лишь торговые суда были в эпоху наивысшего развития античной культуры подлинными парусными кораблями.

Галлы же во времена Цезаря, как и в более позднее время, пользовались для плавания по проливу особого рода переносными кожаными челноками, представлявшими собой, в сущности, обыкновенные весельные лодки. Но на западной берегу Галлии у сантонов, пиктонов и в особенности у венетов были большие, правда, неуклюжие корабли, приводившиеся в движение не веслами, а снабженные кожаными парусами и железными якорными цепями; эти суда они употребляли не только в торговых сношениях с Британией, но и для морских сражений.

“…Их собственные корабли были следующим образом построены и снаряжены: их киль был несколько более плоским, чтобы легче было справляться с мелями и отливами; носы, а равно и кормы были целиком сделаны из дуба, чтобы выносить какие угодно удары волн и повреждения; ребра корабля были внизу связаны балками в фут толщиной и скреплены гвоздями в палец толщиной; якоря укреплялись не канатами, а железными цепями; вместо парусов на кораблях была грубая или тонкая дубленая кожа, может быть, по недостатку льна и неумению употреблять его в дело, а еще вероятнее потому, что полотняные паруса представлялись недостаточными для того, чтобы выдерживать сильные бури и порывистые ветры Океана и управлять такими тяжелыми кораблями. И вот когда наш флот сталкивался с этими судами, то он брал верх единственно быстротой хода и работой гребцов, а во всем остальном галльские корабли удобнее приспособлены к местным условиям и к борьбе с бурями. И действительно, наши суда не могли им вредить своими носами (до такой степени они были прочными); вследствие их высоты нелегко было их обстреливать; по той же причине не очень удобно было захватывать их баграми. Сверх того, когда начинал свирепеть ветер и они все-таки пускались в море, им было легче переносить бурю и безопаснее держаться на мели, а когда их захватывал отлив, им нечего было бояться скал и рифов. Наоборот все подобные неожиданности были очень опасны для наших судов…”. ^23).

Таким образом, мы не только впервые встречаем здесь судоходство в открытом океане, но и то, что парусное судно тут также впервые заняло место весельной лодки – процесс, которым не сумел, правда, воспользоваться умиравший древний мир и неисчислимые результаты которого лишь постепенно осуществляются новым культурным периодом.

Столкнувшись с новыми условиями войны на море, которые резко отличались как тактически, так и технически от классической формы противоборства флотов до идеала отточенной римлянами во время противостояния с могущественным Карфагеном, завоеватели Галлии должны были на ходу радикально менять схему своих действий. И это им удалось. Рим еще раз доказал свое превосходство, основанное на использовании опыта противника. Изменив тактику, римский гребной флот победил галльский.”. ^24).

 “…А приняв на вооружение новые успехи своего флота, Цезарь сумел победить до этого неуязвимые в своей природной защите мысовые города венетов….”. ^25).

При таком упорядоченном морском сношении между британским и галльским побережьями вполне понятны как наличие тесной политической связи между обитателями обеих сторон пролива, так и расцвет морской торговли и рыболовства.

Политическое развитие кельтского народа представляет ряд весьма интересных явлений. Исходным пунктом государственного устройства является здесь, как и повсюду, племенной округ со своим князем, советом старейшин и собрание свободных, способных носить оружие людей. Но своеобразие заключается в том, что оно никогда не вышло за пределы этого окружного строя.

Почти всюду правительство состояло из собрания аристократии, т.е. богатых собственников, отличившихся на войне, а армия образовывалась из тех же самых знатных, каждый из которых командовал небольшим отрядом сограждан и клиентов.

Так, к примеру эдуй Думнориг “…человек очень смелый, благодаря своей щедрости весьма популярный в народе и очень склонный к перевороту. Много лет подряд у него были на откуп пошлины и все остальные государственные доходы эдуев за ничтожную цену, т.к. на торгах никто в его присутствии не осмеливается предлагать больше, чем он. Этим он и сам лично обогатился и приобрел большие средства для своих щедрых раздач. Он постоянно содержит на свой собственный счет и имеет при себе большую конницу и влиятелен не только у себя на родине, но и у соседних племен …”. ^26).

Уже несколько поколений до подчинения Галлии власти Рима старая галльская знать входила в долги и беднела. “…Этой возрастающей нуждой воспользовалось небольшое число более ловких и смелых знатных с целью приобрести большее политическое могущество и собрать неизмеримые богатства. Одни накопляли большие богатства в землях и капиталах, другие монополизировали сбор пошлин и налогов и давали деньги взаймы. Все они, благодаря большому числу своих должников, своих клиентов, своих слуг, благодаря подаркам, делаемым беднякам, старались приобрести почти монархическую власть в древних аристократических республиках…”. ^27).

По мере исчезновения старой земельной аристократии и переходе собственности в руки небольшой новой знати, последняя своими клиентами смущала старое равновесие республиканской свободы и наводняла ими галльскую армию, с этих пор состоявшую уже из служителей, - людей, за пищу и кое-какие подачки обрабатывавших их землю и служивших им в их обширных жилищах, помещавшихся почти всегда поодиночке на берегу реки или посередине леса, и отрядов кавалерии, которые они содержали за свой счет, увеличивая этим свое могущество как в военное, так и в мирное время.

События привели Цезаря в Галлию в тот момент, когда кельтская нация переживала тяжелый и решительный кризис, аналогичный кризису, испытанному Италией после Гракхов и имевшему те же причины - пренебрежение древними кельтскими нравами, усвоение иностранных идей и обычаев, увеличение стоимости жизни и падение старых классов.

Уже более полстолетия греко-латинская цивилизация проникала к галльским народам, исключая только самые варварские – бельгов и гельтов. Она вносила много нового: от алфавита до вина и аристократической чеканки монет …” ^28).

В то же время старая земледельческая аристократия уступала все свое политическое влияние. Национальная религия – друизм – падала и теряла влияние на массы. Концентрация собственности и войны разорили многих галлов и большинство из них превратились в разбойников, о которых часто упоминает Цезарь. “… Иные занялись торговлей с разными народами Галлии или с германцами и римлянами; другие поселились в городах и образовали ядро ремесленного класса. Среди мелких сельских поселков, покрывавших всю Галлию возник ряд городов, как-то: Аварик, Герговия, Бибракте – начавших привлекать население и богатство. Торговля рабами с Италией процветала. Некоторые ремесла, например, керамика, приготовление вещей из золота, серебра и железа, прядение, приготовление ветчины, делали успехи…” ^29).

Широкое распространение в Галлии получил институт далтируев – “преданных”, посвятивших себя служению кому-либо. Цезарь описывает их так: “…из другой части города главнейший вождь сотиатов Адиатунн попытался сделать вылазку во главе отряда из шестисот “преданных”, которых галлы называют “солдуриями”. Их положение таково: они обыкновенно пользуются всеми благами жизни сообща с теми, чьей дружбе они себя посвятили; но если этих последних постигает насильственная смерть, то солдурии разделяют их участь или же сами лишают себя жизни; и до сих пор на памяти истории не оказалось ни одного такого солдурия, который отказался бы умереть в случае умервщления того, кому он обрек себя в дружбу…”. ^30).

У греков и римлян основой политического единства очень рано вместо племенного округа стал город. У кельтов, напротив, “гражданским коллективом” во все времена оставался клан; князь стоял во главе округа, а не какого-либо города и высшей инстанцией в государстве является общее окружное собрание.

Город имеет, как и на Востоке, только торговое и военное, но не политическое значение, поэтому даже такие значительные и обнесенные стенами галльские города, как Виенна и Генава, были в глазах греков и римлян лишь простыми селами.

В эпоху Цезаря исконное устройство кланов сохранилось почти без изменения и у островных кельтов и в северных округах на материке. Высшая власть принадлежала общине, князь был связан ее решениями во всех существенных вопросах, общественный совет был многочислен, в некоторых кланах он насчитывал до 600 членов, но имел, по-видимому, не большее значение, чем Сенат при римских царях.

Напротив, в более развитой южной части страны за одно или два поколения до Цезаря дети последних королей были еще живы в его время, произошел переворот, упразднивший королевскую власть по крайней мере в крупнейших кланах – у ирвенов, эдуев, секванов и господство перешло здесь к знати.

Обратной стороной полного отсутствия у кельтов городской цивилизации было совершенное преобладание в их кланах противоположного полюса политического развития, - аристократии.

Кельтская аристократия представляла собой высшее дворянство, состоявшее, может быть, по большей части из членов королевских или бывших королевских фамилий. И замечательно, что вожди противоположных партий в одном и том же клане очень часто принадлежали к поту же самому роду, как например, показано Цезарем на примере Эдия Думнорича. ^31).

Эти знатные семейства соединяли в своих руках экономическое, военное и политическое главенство. Они ввели у себя обычай составлять себе дружину, то есть аристократия пользовалась привилегией окружать себя известным числом наемных всадников, составляя таким образом государство в государстве. Опираясь на свою челядь, она не повиновалась ни законным властям, ни набору по округам и фактически разрушала существующий строй. ^32).

Цезарь описывает их так. “Другой класс – это всадники. Они все выступают в поход, когда это необходимо и когда наступает война (а до прихода Цезаря им приходилось почти ежегодно вести или наступательные или оборонительные войны). При этом чем кто знатнее и богаче, тем больше он держит при себе слуг и клиентов. В этом одном они видят свое влияние и могущество”. ^33).

Глубина и сила кельтского национального самосознания были бы необъяснимы,если бы несмотря на свою политическую раздробленность, кельтская нация не была издавна религиозно централизована. Кельтское духовенство, друиды, соединяло британские острова и всю Галлию, а быть может и другие кельтские страны общей религиозно-нациольной связью.

Оно имело своего главу, избиравшегося самими священниками, свои школы, где культивировалась традиция, свои привилегии, в особенности свободу от налогов и военной службы, признававшиеся всеми кланами, ежегодные соборы в “центре галльской земли”, а главное – общину верующих, очень набожных и религиозных. ^34).

Понятно, что такое духовенство старалось захватить и отчасти захватило в свои руки и светскую жизнь. Там, где царей избирали на год, духовенство во время междуцарствования руководило выборами.

Оно с успехом присвоило себе право исключать из религиозного союза, а тем самым и из гражданского общества отдельных лиц и даже целые общины; сумело подчинить себе гражданско-правовые тяжбы, в особенности споры о размежевании и о наследствах, опираясь на свое право исключения из общины, а быть может и на местный обычай, когда для производивших человеческих жертвоприношений избирались преимущественно преступники, развило обширную духовную юрисдикцию по уголовным делам, соперничавшую с судом королей. Наконец, духовенство претендовало даже на решение вопросов войны и мира.

Преобладающим родом оружия была конница, но у бельгов, а еще в большей мере на британских островах, наряду с ней достигли замечательного совершенства древненациональные боевые колесницы.

Эти многочисленные и храбрые отряды всадников и колесничных бойцов состояли из знати и ее челяди. Отличавшаяся аристократической страстью к собакам и лошадям, кельтская знать тратила большие средства для того, чтобы ездить на благородных конях иностранной породы. ^35).

Воинственный дух этого дворянства характеризуется тем, что когда раздавался призыв, все, кто только мог держаться на коне, даже старики, выступали в поход и, готовясь вступить в бой с презираемым врагом, клялись не возвращаться домой, если отряд их не прорвется хотя бы дважды через неприятельские ряды.

Наемные дружинники были типичные ландскнехты, деморализованные и тупо равнодушные к чужой и собственной жизни.

В сравнении с этими всадниками пехота отступала на задний план. В основном она походила на те кельтские отряды, с которыми римляне боролись в Италии и Испании.

Большой щит был в те времена главным средством обороны, что же касается оружия, то вместо меча первое место занимало теперь длинное ударное копье.

Когда несколько округов вели войну сообща, один клан стоял и сражался против другого. Нет никаких указаний на то, чтобы ополчение отдельного округа делилось на воинские части и составляло небольшие, правильно построенные тактические единицы.

Длинный обоз тащил за кельтским войском поклажу, а дорожные повозки служили ему скудной заменой укрепленного лагеря, который каждый вечер разбивали римляне.

Имеются сведения о высоких качествах пехоты отдельных округов, например нервиев. У них не было рыцарства и они, может быть, были даже не кельтского, а германского этнического происхождения.

Вообще же кельтская пехота этого времени представляла собой мало пригодное для войны и непоротливое ополчение, в особенности в южной части страны, где вместе и дикостью исчезла и храбрость. Еще более строгую оценку кельтской пехоте римский генерал Цезарь дал тем, что никогда не употреблял ее вместе с римской, после того, как узнал ее в своем первом походе.

Галлия, варварская страна, стремившаяся к цивилизации и вследствие этого полная противоречий, не умела вести ни страшную и упорную партизанскую войну варваров, ни ученую и методическую войну цивилизованных народов. Она попеременно вела то ту, то другую. В этой войне сказалась непоследовательность, господствующая тогда в галльском обществе.

Только этим можно объяснить каким образом Галлия была побеждена маленькой армией в 30 тысяч человек.

Первоначальная наивная храбрость была утрачена, а воинское мужество, основанное на высшей морали и целесообразных установлениях и являющееся обычно результатом более высокой цивилизации, проявлялось лишь среди рыцарства и притом в очень извращенном виде.

Достоинства, свойственные первобытной эпохе жизни народов, были утрачены кельтами, но они не приобрели тех качеств, которые приносит с собой культура, если она глубоко проникает весь народ.

Подчинить римскому владычеству в один день столько народов, населявших Галлию, изменить политические и национальные основы их существования – это было огромное предприятие.

Даже почти не достижимая цель. Но Цезарю удалось…

Правда, это завоевание в большей части было еще воображаемым. Ни Аквитания, ни свободная часть южной Галлии до сих пор еще не видели ни римского солдата, ни римского магистрата. Масса народов Центральной и Западной Галлии была еще не покорена, масса покорилась только по внешности.

Много других, и между ними самые богатые и самые могущественные – секваны, эдуи, лингоны, - дружественно принимали римского полководца только в качестве могущественного союзника, не высказывая никакого расположения принять римское владычество.

Лишь после подавления ряда выступлений антиримской партии галлов, Цезарь мог считать вновь покоренную страну надежно присоединенной.

Замечательно, но после неудачи восстания Верцингеторича Галлия после 50 года до н.э. уже серьезно не сопротивлялась даже тогда, когда Цезарь увел все войска для гражданской войны.

В “Комментариях” о гражданской войне нет упоминаний о каких-либо волнениях в Галлии и по Рейну. Ни галлы, ни германцы так и не воспользовались благоприятным моментом.

Но предприятием более трудным, чем усмирение слабых сопротивлений была для Цезаря организация в Галлии нового правительства. Было невозможно разрушить все политические и юридические органы древнего кельтского общества и заместить их совершенно новым управлением.

Не легче было и заставить функционировать эти древние учреждения под римским контролем, господствовать над ними до такой степени, чтобы в состоянии пользоваться для себя этой системой традиций, интересов, социальных сил, которую Цезарь нашел в действии и, большая часть которой продолжала существовать даже под римским владычеством.

Еще более важной задачей для Цезаря было уменьшить в Галлии недовольство, причиненное миром, который он неожиданно навязал стране, где в течение столетий войны обратились в привычку.

Подобные резкие социальные перемены не могли не вызвать последствий, тяжелых для нового строя. Слишком много людей жило в Галлии этими войнами, черпая из них свое могущество и почести.

Лишенные внезапным миром того, что было основанием их социального влияния и даже самого их существования, они могли быть только недовольным и тяжелым элементом.

Цезарь знал это так хорошо, что с целью занять этих многочисленных безработных солдат набрал среди них огромное количество вспомогательных войск. Он думал также польстить военной гордости галлов, образовав исключительно из них знаменитый легион Жаворонка ^36). , принимая таким образом в армию новых поданных на одинаковых правах с завоевателями мира.

Возможно, он рассматривал Британию как новое поле действия, открытое под контролем Рима для воинственных замыслов крупных галльских кланов.

В административном отношении вновь приобретенные проконсулом Нарбонской Галлии области были временно присоединены к Нарбонской провинции. Лишь когда Цезарь покинул эту должность, из завоеванных им земель были созданы два наместничества – собственно Галлия и Бельгия.

Потеря отдельными округами их политической независимости вытекала из факта завоевания.

Все они были обложены налогом в пользу Рима.

Но податная система эта была, конечно, не та, на основе которой родовая и финансовая аристократия эксплуатировала Азию. На каждую общину была здесь, как и в Испании, раз и навсегда возложена определенная дань, сбор которой предоставлялся ей самой. Этим путем целых 40 миллионов сестерциев поступали ежегодно из Галлии в кассы римского правительства, которое за это принимало на себя расходы по охране рейнской границы.

Разумеется, и те массы золота, которые были накоплены в храмах богов и в сокровищницах богатых, благодаря войне нашли себе дорогу в Рим.

Прежний окружной строй с наследственными королями или феодально-олигархической верхушкой уцелел в основном и после завоевания. Не была отменена и система клиенты, в силу которой одни области становились зависимыми от других, более могущественных. Хотя с утратой государственной самостоятельности эта система в значительной мере лишилась своего значения.

Цезарь заботился лишь о том, чтобы, воспользовавшись существующей династической и феодальной рознью и борьбой за гегемонию, установить порядок, соответствующий интересам Рима, и поставить всюду у власти сторонников иноземного господства.

    С самого начала Цезарь щадил национальный культ и его служителей. Мы не находим у него и следа тех мер, которые принимались позднее римскими властями против друидов. С этим, вероятно, связано то, что галльские войны Цезаря не носят, насколько нам известно, того характера религиозной войны, который так резко проявился впоследствии в британских войнах.

    Если Цезарь оказывал побежденной нации всевозможное снисхождение и щадил ее национальные, политические и религиозные учреждения, поскольку это было совместимо с подчинением Риму, то это делалось не с тем, чтобы отказаться от основной идеи его завоеваний – романизации Галлии, а с тем, чтобы осуществить ее в возможно более мягкой форме.

    Не он ограничивался распространением на северную часть страны тех порядков, которые привели уже в значительной мере к романизации южной провинции, но как настоящий государственный человек оказывал содействие естественному развитию и старался сократить всегда мучительный переходный период.

    Не говоря уже о принятии многих знатных кланов в число римских граждан и допущении некоторых из них даже в Сена, по-видимому, благодаря Цезарю во многих галльских округах был введен латинский язык как официальный, а вместо национальной монетной системы была введена римская, причем право чеканки золотой монеты и денариев было оставлено за римскими властями, а разменная монета чеканилась отдельными округами и по римскому образцу.

    Занимался Цезарь и созданием ряда заальпийских колоний. Он поселил своих германских и кельтских всадников в Новиодуне, а боев, высказывавших верность Риму и за это получивших значение римской колонии, в землях эдуев.

    Такой Галлию оставил Цезарь переходя Рубикон.

    В течение гражданской войны, продолжавшейся почти без перерывов двадцать лет, авторы дошедших до нас рассказов, естественно, могли оставить без внимания сравнительно незначительные события в Галлии. Но то обстоятельство, что эта страна ни разу не упоминается в сохранившемся до этого времени полностью списке триумфов, доказывает, что в те годы в стране кельтов не происходило никаких более или менее значительных новых военных экспедиций.

    Позднее, в течение долгого правления Августа и во все нередко весьма опасные критические моменты войн в Германии, области Галлии оставались покорными.

Однако и римское правительство и партия германских патриотов постоянно считались с возможностью восстания галлов против Рима в случае решительного успеха германцев и вторжения их в Галлию.

    Таким образом, чужеземное владычество в этой стране отнюдь не было обеспечено. Настоящее серьезное восстание произошло в 21 году при Тиберии, но оно было жестоко подавлено.

    Внутренняя организация Галлии является делом Августа. При организации управления империи по окончании гражданских войн Галлия в том виде, в каком она досталась Цезарю и была им окончательно подчинена, полностью перешла в ведение имперской администрации, за исключением области к югу от Альп, которая в это время была присоединена к Италии.

    Однако, уже в 21 году до н.э. Август передал сенатскому правительству Нарбоннскую Галлию вместе с областью Массалией от берега Средиземного моря до Севенских гор, а в собственном управлении оставил только новые галльские области.

    Эта все же чрезвычайно обширная территория затем была разделена на три административных округа, и во главе каждого из них был поставлен самостоятельный императорский наместник.

Это деление опиралось на отмеченное уже раньше диктатором Цезарем разделение всей страны по национальному признаку – на населенную иберами Аквитанию, чисто кельтскую Галлию и кельто-германскую область бельгов.

Правовые отношения в старой провинции Галлии и в трех новых были совершенно различны. Первая была немедленно полностью латинизирована, в последних же были сначала урегулированы существующие национальные отношения.

В старой провинции выдающееся значение имел город Нарбон, обладавший полным римским правом и соперничавший в торговле с греческой Массалией.

Затем были основаны четыре новые гражданские колонии, главным образом в уступленной после гражданской войны Массалией области.

Среди них наиболее важной в военном отношении была колония Юлиев-Форум, служившая главной стоянкой нового императорского флота.

Большое значение в торговле имела колония Арелате у устья Роны. Когда возросла роль Лиона и торговля вновь начала тяготеть к Роне, эта колония выдвинулась на первое место, впереди Нарбона, и сделалась настоящей наследницей Массалии и крупным рынком итало-галльской торговли.

Также по всей провинции уже при Цезаре и в начале империи были организованы крупные центры как общины латинского права: таковы Русцинон, Авеннион, Аквы Секстиевы, Аппа.

Уже в конце эпохи Августа язык и обычаи страны по обоим берегам Нижней Роны были полностью романизированы, а племенные округа были уничтожены почти по всей провинции.

Жители городских общин, получивших имперское право гражданства, равно как и граждане общин латинского права, которые, вступая в имперскую армию или занимая должности в своем родном городе, приобретали себе и своим потомкам имперское гражданство, в правовом отношении были совершенно равны италийцам и подобно им достигали на государственной службе должностей и почетных отличий.

В отличие в южной провинции в трех Галлиях не существовало городов римского и латинского права. Там был лишь один такой город, не принадлежавший ни к одной из трех провинций или принадлежавший ко всем.

Это был город Лугдун – нынешний Лион. Это поселение возникло на самой южной окраине императорской Галлии, непосредственно на границе имевшей городское устройство провинции, при слиянии Роны и Сены, в пункте, чрезвычайно удачно выбранном как в военном, так и в торговом отношении.

Этот единственный город трех Галлий был в то же время их столицей. Три галльские провинции не были объединены под общим верховным управлением, а из высших должностных лиц империи тут имел свое местопребывание только наместник Средней или Лугдунской провинции.

Однако, когда Галлию посещали император или члены императорской фамилии, они останавливались в Лионе.

Наряду с Карфагеном Лион был единственным городом латинской половины империи, который по образцу Рима имел постоянный гарнизон, равный 1200 солдатам. ^37).

Южная Галлия благодаря своему положению лучше, чем какая бы то ни было другая провинция, защищенная от всякого неприятельского нападения, достигла при императорском правительстве высокой степени процветания и городского развития.

Основой благосостояния служило земледелие, которое по всей Галлии приносило большие доходы. Выгодным занятием, в особенности на севере, было также скотоводств, а именно разведение свиней и овец.

Значение Галлии для судьбы империи очень велико. На протяжении пяти веков, которые она находилась под властью Рима, территория и население претерпели существенные изменения. Кельтская народность потеряла свою как религиозную, так и национальную самостоятельность.

Уже к концу I века н.э. легионы формировались из галло-римлян и хотя их боевые качества не могли идти ни в какое сравнение с имперскими или британскими волонтерами, уже один этот факт указывает на то, что имперское правительство полностью доверяло своим провинциалам. После закона Каракаллы (212г. н.э.) “О даровании гражданских прав всем свободным жителям империи” галло-римляне окончательно слились с романизированной частью империи.

За время до захвата франками в 486 году н.э. Галлия процветала и богатела под властью Рима, избавленная от ужаса междоусобных войн и опасности борьбы с германскими вторжениями.

Завоевание Цезарем Галлии открыло дорогу свободному проникновению греко-римской культуры вглубь Европейского материка.

Но здесь римская утонченная культура вступила в длительную и опасную войну с варварами-германцами, которая кончилась падением Рима.

 

 

Примечания.

Полибий. История. 1, 72, 1-3.

12	Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: