Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Post-S.A.C.: The freedom of contract doctrine in the modern jusirsprudence of the Russian courts.

После ВАС: доктрина свободы договора

В современном российском правоприменении

В статье поднимаются некоторые вопросы применения важнейшей для частного права доктрины – свободы договора, ставшие актуальными после появления Постановления Пленума ВАС № 16 от 14.03.2014 г. «О свободе договора и её пределах». По мнению автора, основанному на приведённых в статье доводах, понимание свободы договора, изложенное в этом Постановлении, несовместимо с принципами гражданского права, правилами толкования легального текста и теорией разделения властей. Оно подрывает стабильность оборота, в том числе – устойчивость прав слабой стороны в правоотношении, включая потребителей.

Ключевые слова: свобода договора, злоупотребление правом, устойчивость субъективных прав, принцип дозволительности, принцип диспозитивности, толкование права, права потребителей.

 

V. L. Volfson

Post-S.A.C.: The freedom of contract doctrine in the modern jusirsprudence of the Russian courts.

The article deals with the current issues of ‘freedom of contract’, a fundamental private-law doctrine, which were brought into focus by the Ruling of the Plenum of the Supreme Arbitration Court #16 ‘On the freedom of contracts and its limitations’. The author argues that the S.A.C. view on the administration of this doctrine, as presented in the Ruling, is poorly compatible with some basic concepts of private-law legislature and legal text interpretation, as well as with the theory of separation of powers. It will cause a traumatic effect on sustainability of individual rights of a less powerful party, e.g. those of the customer.

Key words: freedom of contract, principles of civil law, sustainability of individual rights, abuse of rights, interpretation of legal text, customer rights.

______________________

* Вольфсон Владимир Леонович

Санкт-Петербургский государственный экономический университет

Доцент кафедры гражданского права

кандидат юридических наук.

E-mail: [email protected]

Volfson Vladimir Leonovich

Saint Petersburg State University of Economics

Lecturer of the Chair of Civil Law

PhD in Jurisprudence

E-mail: [email protected]


Свобода договора, фундаментальная доктрина частного права, основана на ещё более общем его начале, системообразующем для различения его от права публичного: приобретая или осуществляя права, лица частного права действуют в своём интересе (ч. 2 ст. 1 ГК)[1]. Совершаться такие действия, как легко видеть, могут не иначе, чем по собственной воле субъектов (ст. 9 ГК). Эта парадигма находит выражение в двух важнейших принципах – дозволительности и диспозитивности. Их эволюция в договорном праве привела к доктрине свободы договора.

В последние годы законодатель в правотворчестве и высшие судебные инстанции в том, что ввиду ряда сложностей с ниспровержением теории разделения властей именуют порой «юриспруденция», целеустремлённо заняты совершенствованием гражданского права в двух направлениях: раскрепощения оборота и укрепления добросовестности. Первая из этих кампаний нашла своё выражение во многих актах юриспруденции, но высшее воплощение – в Постановлении Пленума ВАС № 16 от 14.03.2014 г. «О свободе договора и её пределах»[2]. В нём закреплена презумпция диспозитивности любых норм договорного права (абз. 1 п. 4 Постановления). Ожидаемо, в соседствующих положениях акта провозглашён столь же революционный подход к определению императивности. Таковой модальностью норма договорного права, гласит новая теория, обладает либо когда в ней выражен эксплицитный запрет (п. 2 – но даже и здесь возможны исключения), либо когда «это необходимо» (именно так в тексте) «исходя из целей законодательного регулирования», и далее приведён ряд целей, обнаружение каковых судом в регулировании превращает норму в императивную «по необходимости» (п. 3), среди них – и защита интересов слабой стороны. Представлены также примеры норм права, в которых не имеется диспозитивной оговорки, однако новая теория свободы договора позволяет судам освободить их от химеры императивности. Так, объявлены диспозитивными однозначно императивные нормы – ст. 475 и ст. 782 ГК, что красноречиво говорит о последствиях обсуждаемой революции в толковании для российского гражданского права в целом, но с практической точки зрения – прежде всего сулит драматические перемены в уровне защищённости слабой стороны в договоре, включая потребителей: и дело, конечно, не только в том, что указанные нормы, несомненно предназначенные в их императивной модальности законодателем именно для защиты такой стороны, сторона более сильная, если позиция ВАС устоит в общей юрисдикции, будет теперь безболезненно для себя исключать из договора.

К изложенным выше достижениям юриспруденции стоит отнестись серьёзно уже потому, что в силу п. 2 ст. 13 прежней редакции[3] ФКЗ «Об арбитражных судах»[4] разъяснения Пленума ВАС являлись обязательными для нижестоящих судов. Подобной – явно, по нашему мнению, антиконституционной – нормы не было в ФКЗ «О судах общей юрисдикции»[5] применительно к полномочиям Верховного Суда (как высшей судебной инстанции данной юрисдикции до объединения высших судов). Не было и нет её и в ФКЗ «О судебной системе»[6] и в ФКЗ «О Верховном Суде РФ»[7], определяющих полномочия высшей инстанции, ныне единой для обеих юрисдикций. И тем не менее, разъяснения Пленума ВАС, в силу ещё одного ФКЗ[8], сохраняют свою силу до принятия соответствующих решений Пленумом Верховного Суда. И хотя эти разъяснения в обновлённом конституционном поле лишились вследствие реформы обязательности, можно не усомниться в том, что указание о «сохранении силы» правовых позиций бывшего судебного начальства подавляющая часть арбитражных судов (хотя исключения есть) [9], и уж тем более Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда, отнесёт не только к содержанию этих позиций. Так, совсем недавно эта коллегия объявила диспозитивным правило ст. 712, закрепляющее – несомненно, императивно, – безусловное право подрядчика удерживать вещь в целях обеспечения оплаты произведённых им работ, причём дополнительным аргументом стала отсылка к диспозитивности общей нормы об удержании (ст. 359) – суждение, которое должно произвести эффект на тех юристов, кто ещё хранит воспоминания о правиле толкования, известном как «соотношение общей и специальной нормы»[9].

Исходя из этого, становится необходимым радикальное изменение правовых позиций Постановления «О свободе договора» – по существу, отказ от них, – в «соответствующих решениях» Верховного Суда. Понимание доктрины «свободы договора», принципов гражданского законодательства, подходы к толкованию норм права[10] в Постановлении ВАС № 16 автору этой работы представляются категорически неприемлемыми и, более того, угрожающими фундаментальным ценностям как правового регулирования, так и демократического правления.

Формат этой работы не позволяет обсудить в ней различие теоретических подходов к свободе договора. Наша цель – высказать и обосновать доводы, по которым мы считаем необходимым освободить гражданский оборот от свободы того рода, что провозглашена в Постановлении № 16. Однако, безусловно, было бы недобросовестно вовсе не упомянуть о том, что позиция автора никогда не будет поддержана многими авторитетными правоведами, в том числе, естественно, и теми, кто участвовал в разработке этого Постановления[11]. Оптимизм внушает то, что сами они допускают возможность скорой его отмены [6]. Автор этой статьи готов показать, в чём суть наших расхождений.

Прежде всего, в Постановлении, как мы это видим, допущено смешение принципов дозволительности и диспозитивности. Согласно первому, юридически действительными являются и такие, прежде всего договорные, частные отношения субъектов, которые не предусмотрены, но и прямо не запрещены нормами позитивного законодательства. Согласно второму, стороны могут отступить от правила поведения, предусмотренному нормой права. Сосуществование двух этих принципов предопределяет допустимость диспозитивного отступления только при наличии специальной оговорки, – а в обратном случае как раз и происходит смешение двух разных принципов гражданского права, в результате которого нормы права превращаются в простые рекомендации, ничем не обременяющие субъектов. Между тем, самоочевидно, что норма права без диспозитивной оговорки, пусть и не содержащая эксплицитного запрета, вовсе не является рекомендацией. Дополнительным аргументом здесь служит несовместимость предложенного в Постановлении Пленума ВАС подхода с системными принципами толкования: невозможно считать имплицитно диспозитивными нормы без диспозитивных оговорок в условиях, когда в колоссальное число норм договорного права такие оговорки эксплицитно включены.

При этом, если норма права императивна, это ещё вовсе не значит, что она тем самым исключает возможность какого-либо другого правоотношения по поводу тех же благ – всё зависит от того, перекрывает ли её семантический объём поле дозволительности, в котором по умолчанию, в силу одноименного принципа, пребывают все нормы частного права [3]. Например, императивная, вопреки пониманию ВАС, ст. 782 ГК исключает дозволительное поле только в рамках договора[12], поименованного в гл. 39, однако при вступлении в правоотношение по оказанию услуг, неподпадающего под правовой режим этой главы, она не помешает сторонам запретить односторонний отказ от договора заказчику. И далее, никакой «диспозитивности по умолчанию» в договорном праве нет ещё и потому, что правовые режимы поименованных договоров возникать могут только на основании императивных предписаний: абсолютно все главы и параграфы ГК, в которых эти режимы представлены, открываются статьями, императивно их распространяющих на любые договоры, обладающие признаками поименованных.

Второй «критерий императивности» в доктрине ВАС, – когда таковая «необходима» исходя из целей регулирования для защиты особо значимых охраняемых законом интересов – неприемлем по многим причинам. И главная из них в том, что способом толкования гражданско-правовой нормы здесь принимается целеполагание. Однако законотворчество в области частного права не имеет никакой иной цели, кроме гармонизации противостоящих интересов, и эта единственная его цель не пребывает вне пределов легального текста, – ибо таковой и есть не что иное, как результат попытки её достижения [4]. Недопустимы вменение догме какого-либо содержания, помимо того, что следует из этого текста, но навязывание ему по определению мнимой цели в особенности опасно, поскольку ведёт к узурпации догмы права судебным усмотрением, имя которому – произвол [2].

Второй (дискреционный) критерий императивности, предалагаемый ВАС, недопустим, по нашему мнению, и потому, что конституционный принцип пределов свободы, на котором он пытается паразитировать (ч. 3 ст. 55 Конституции[13]), и воспроизводящее его в гражданском законодательстве общее ограничение осуществления прав (абз. 2 ч. 1 ст. 1 ГК), очевидно применимы к уже существующим субъективным гражданским правам и предусматривают эксплицитное, со скрупулёзно нормированным объёмом и, ввиду базовых принципов публичного права, всегда ограничительно толкуемое стеснение. Это следует, во-первых, из текста указанных норм. Во-вторых, иное прочтение вступало бы в непримиримое противоречие уже с конституционной доктриной осуществления прав и свобод, которая, конечно, отвергает допущение имплицитной, тем более уж – судебно-дискреционной модальности запретов.

В свете сказанного можно было бы даже не оговаривать тот изъян «двойственной императивности», что заметен прежде всех прочих: схема, где один род запрета эксплицитен, а другой может подразумеваться, в принципе несовместима с намерениями по либерализации правового регулирования; другими словами, если бы авторы Постановления действительно радели о свободе договора, то при любом, пусть и ошибочном понимании принципов дозволительности и диспозитивности они бы воздержались от конструирования такой схемы: сохранение наряду с первой, «эксплицитной императивностью», императивности дискреционной наносит сокрушительный удар по стабильности и предсказуемости оборота. Однако всё встаёт на свои места, как только мы примем, что намерения были совсем иные.

В Постановлении имеется ещё одно положение, которое заслуживает обсуждения в этой работе не только потому, что расценивается нами как само по себе и в очередной раз ошибочное, а также сулящее негативный эффект для слабой стороны, но как раз ввиду того, что оно, возможно, проливает свет на истинные мотивы авторов Постановления. В пункте 8 мы видим правило, касающееся злоупотребления той свободой договора, которая нас интересует – то есть свободой самостоятельно определять его условия. Вот как понимала высшая инстанция по хозяйственным спорам это злоупотребление и его последствия: «В случаях, когда будет доказано, что сторона злоупотребляет своим правом, вытекающим из условия договора, отличного от диспозитивной нормы или исключающего ее применение, либо злоупотребляет своим правом, основанным на императивной норме, суд с учетом характера и последствий допущенного злоупотребления отказывает этой стороне в защите принадлежащего ей права полностью или частично либо применяет иные меры, предусмотренные законом (пункт 2 статьи 10 ГК РФ)».

Сначала – о том, почему это ошибка. Злоупотреблять можно условием договора, тождественном императивной норме – просто потому, что злоупотребление субъективным правом представляет собой такое его осуществление, которое опирается на интерес, отличный от того, что вменяется праву в легальном тексте [3]. Но злоупотребление условием договора, выраженным по собственной воле сторон, в рамках договорной свободы невозможно. Принцип разумности субъектов гражданского права означает, что, во-первых, они, в дееспособном состоянии, имеют полную (при условии, что она не ограничена аффектом – ст. 177), возможность самостоятельно распознавать и определять свои интересы, а во-вторых, выражают эти интересы в условиях договора в полном соответствии с таким, то есть собственным, их пониманием. Это полнота распознания, определения и выражения интересов относится, разумеется, и к тем возможным изменениям, которые они претерпят сообразно изменению обстоятельств, разумно допустимого при заключении договора. Следовательно, принимая на себя какую-либо договорную обязанность, – или, что то же самое, предоставляя корреспондирующее право контрагенту, коль скоро такое право есть всегда не что иное, как описание того же самого обязательства «с точки наблюдения» управомоченной стороны, – сторона обязанная исключает возможность злоупотребления этим правом другой стороной при условии, что осуществление права имеет место в пределах любого разумно мыслимого при заключении договора изменения обстоятельств. При невыполнении этого условия осуществление права будет иметь место за пределами свободы договора: ведь свобода договора не может простираться далее той области, где могут располагаться интересы сторон; эта свобода всегда есть свобода действовать для достижения этих интересов. Таким образом, злоупотребление свободой договора, а потому и каким–либо субъективным правом, которое опиралось бы на условие договора, а не на норму позитивного права (как в случае отклонения от правила, установленного диспозитивной нормой, или же волеизъявления в поле дозволительности), в принципе невозможно. Условие договора, находящееся вне области договорной свободы, подлежит изменению по требованию заинтересованной стороны на основании доктрины существенно изменившихся обстоятельств, представленной в правилах ст. 451 ГК, и правила эти как раз и выражают пределы усмотрения, о которых здесь говорится. Отметим, что если бы конструкции специальных норм ст. 451 не существовало, то и тогда бы можно было говорить о злоупотреблении правом, но не о злоупотреблении договорной свободой, и это было бы доктринальной ошибкой, но приведение в действие общих правил об осуществлении права при наличии специального регулирования следовало бы считать ошибкой школьного уровня, поскольку это уже пробел в позитивном знании. Общеизвестно, впрочем, что суды наши, после трансцедентального усложнения семантики ст. 10 в 2013 г.[14], а также под воздействием некоторых достижений юриспруденции, в том смысле, в каком это слово здесь используется, заметно чаще стали предпочитать ст. 10 нормам, требующим усилий по квалификации вопросов факта. Однако, на наш взгляд, это не вопрос подхода к сущности злоупотребления правом. О том, что никакого подхода к ст. 10 как к средству ограничения договорной свободы, собственно, не состоялось, говорит тот простой факт, что Коллегия по гражданским делам в ноябре 2014 г. по вопросу о возможности признания недействительной сделки по основаниям злоупотребления правом заняла позицию[15], противоположную той, что она сформулировала в Обзоре судебной практики спустя несколько месяцев[16].

Поэтому – теперь о том, почему это больше чем ошибка. И речь не только о положении п. 8 Постановления, а обо всех разобранных выше позициях. Вспомним, что Постановление № 16 стал лебединой песней ареопага, одну из своих миссий видевшего в раскрепощении гражданского оборота. Можно привести множество примеров искреннего и успешного служения ВАС этой высокой цели. Но это благородное устремление всегда было неотделимо от другого мотива – вытеснения законодателя из правотворчества как средства усиления собственной власти. И Постановление № 16 в целом, и его пункт 8 – наглядная иллюстрация, как эти намерения могли в юриспруденции ВАС прийти в непримиримое противоречие. Одержимость свободой договора (чего стоит одна декларация о диспозитивности по умолчанию в п. 3, – а вспомнить можно и множество других либеральнейших позиций ВАС, как, например, очень неортодоксальные суждения по вопросам заключения договоров в Информационном письме № 165 от 22.02.12014[17]) никогда бы не уместилась в сознании высококвалифицированного юриста с вручением судебной власти полномочия по произвольному, грубому и явно ошибочному, особенно в условиях специального регулирования, её ограничению, если бы такое расширение полномочий не составляло ещё одну доминанту этого сознания.

Всё, что сказано выше о представленной в Постановлении свободе договора, на наш взгляд, должно убеждать в том, что забота авторов Постановления о раскрепощении оборота лицемерна. Их задача состояла в дальнейшей узурпации догмы позитивного законодательства судебной властью, что, конечно, есть еще один шаг к новому распределению властных миссий, в сторону от того, что в классической демократии задавалось идеей разделения властей, и к тому, что отвечает логике феодального реванша[18].

Последствия такого подхода для слабой стороны договора, прежде всего – для потребителей, легко предвидеть. Несмотря на заклинания о том, что «императивность по необходимости» будто бы является одной из «целей» регулирования, состоящей в защите особо значимых интересов, сам тот факт, что правом обнаруживать эту цель, подчеркнём снова – в действительности отсутствующую, и, как следствие, определять модальность нормы, ВАС наделил судебную власть, объективно будет порождать правовую неопределённость в положении такой стороны. Между тем, традиционно принятый и, по нашему убеждению, единственно верный подход к прочтению гражданского законодательства, усматривающий в любой норме права, не снабжённой диспозитивной оговоркой, норму императивную, гарантирует защиту интересов слабой стороны как раз в силу того, что исключает какое-либо иное определение модальности такой нормы. Этот подход исходит из принципа объективности позитивного законодательства – догма права (то есть нормы законодательства) всегда имеет то, и только то, содержание, которое следует из самой догмы [4].

Не менее опасна для слабой стороны и сформулированная в п. 8 доктрина злоупотребления договорным условием. Самоочевидно, что по спорам с участием потребителей, стороной, осуществляющей защиту права, является в подавляющем числе случаев именно потребитель. Именно его вытекающее из договора право, если критикуемое здесь понимание свободы договора будет воспринято судами общей юрисдикции, станет допустимым оставить без защиты на основании ст. 10. В практике этой юрисдикции имеются уже решения, когда, формально не имея возможности сослаться на Постановление № 16, суды отказывали в требовании просто ввиду того, что расценивали как недобросовестность попытку осуществления кредитором права, основанного на согласованном сторонами «несправедливом» условии[19].

Так называемые «правовые позиции» ВАС формально адресованы только арбитражным судам, споры с участием потребителей не рассматривающим, но ведь эти позиции строятся на правопонимании, отнюдь не ограниченном областью хозяйственных споров. Наша цель – в принципе показать неприемлемость этой доктрины, не допустить её адаптации в судебном правосознании и правоприменении. И для достижения этой цели полезно было бы, даже абстрагируясь от соображений об иной, чем доктринальная, мотивированности авторов Постановления, отыскать исходную посылку, предопределившую погрешность представленного в Постановлении видения свободы договора.

На наш взгляд, в совокупности правовые позиции Постановления № 16 свидетельствуют о том, что его гносеологической основой являлось представление о противоположности сущностей договорной свободы и позитивного законодательства, регулирующего частные отношения. Похоже, что авторы Постановления верят в то, что любая норма права, в том числе и гражданского, есть ограничение свободы. Такая посылка в рассуждении о частном праве – во всяком случае, в логике сугубо научной, – облегчает вывод о том, что его нормы по умолчанию диспозитивны, а императивность является исключением. Однако наш подход к гражданскому законодательству противоположен. По нашему убеждению, нормы гражданского права суть не что иное, как юридическое воплощение реально существующих экономических и социальных интересов, а ввиду того, что в гражданских правоотношениях интересы его участников по определению разнонаправленны – это воплощение неизбежно становится способом их гармонизации. Причём эту гармонизирующую миссию выполняют как диспозитивные, так и императивные нормы, поскольку и те, и другие направлены на такой баланс интересов сторон, при котором возникают комфортные условия для участия в обороте, – достигается тот самый искомый эффект раскрепощения. Таким образом, гражданское законодательство вовсе не есть нечто, противостоящее договорной свободе, – наоборот, оно и есть средство достижения этой свободы, поскольку свобода договора – это свобода реализации субъектами своих интересов посредством договорных связей. Без права свобода невозможна. Именно поэтому, а не только ввиду очевидных системных сложностей (прежде всего – уже отмеченной выше императивности предписаний о распространении на договоры, обладающие признаками поименованных, правовых режимов соответствующих разделов ГК) и несовместимости с российской правовой культурой, невозможно установить презумпцию диспозитивности отдельно для договорного права, «точечно» оговоривая императивность, – и это несмотря на то, что нормы в договорном праве в подавляющем большинстве, естественно, диспозитивны. Такая презумпция парадигмально недопустима, поскольку создавала бы иллюзию, будто договорные отношения регулируются каким-то «другим» гражданским правом, стоящем не на тех же самых принципах, что частное право в целом.

Как всякая анархия, «свобода договора» в версии ВАС противоположна подлинной свободе; как любой хаос, она противостоит гармонии в отношениях самостоятельных субъектов, достигаемой всегда и только посредством права. И как всякая анархия и любой хаос, она оборачивается произволом властей. Поэтому правовые позиции Постановления ВАС «О свободе договора и её пределах» должны быть безотлагательно ликвидированы. Суды, которые и до реформы неидеально справлялись с распознаванием диспозитивного и дозволительного режимов [10], были сначала дезориентированы экстравагантными новеллами в части осуществления гражданских прав [5], а сейчас пожинают плоды переворота в гражданском праве, который высшая инстанция по хозяйственным спорам попыталась совершить перед тем, как сложить с себя полномочия.

 

Литература

1. Бевзенко Р. С. О свободе договора и её пределах. [Электронный ресурс]//ZAKON.RU.URL:https://zakon.ru/blog/2014/4/4/o_svobode_dogovora_i_eyo_predelax (Дата обращения: 30.04.2016).

2. Вольфсон В. Л. «Непринуждённая неустойчивость. О судьбах публичного интереса в пересмотре вступивших в законную силу судебных актов». Вестник СПбГУ за 2014 г.. Серия «Право». Выпуск №2. С. 5 – 23.

3. Вольфсон В. Л. Противодействие злоупотреблению правом в российском гражданском законодательстве. СПб., 2012. 194 с.

4. Вольфсон В. Л. Язык догмы. Обход невозможен. // Мир юридической науки. 2012. № 6. С. 8 – 18.

5. Вольфсон В. Л. Добросовестность в гражданском праве: категория и принцип» // Сборник статей по итогам Международной научно-практической видеоконференции «Актуальные проблемы права и законодательства России и Болгарии». Опубл. в сб. Научные труды СЗИУ РАНХиГС. Том 6. Выпуск 3 (20). Санкт-Петербург, 2015 г.

6. Иванов А. А. Трудная судьба свободы договора в России (передача 034). [Электронный ресурс] //ZAKON.RU. URL: https://zakon.ru/blog/2016/04/11/trudnaya_sudba_svobody_dogovora_v_rossii_peredacha_034 (Дата обращения: 30.04.2016)

7. Карапетов А. Г., Бевзенко Р. С. Комментарий к нормам ГК об отдельных видах договоров в контексте постановления Пленума ВАС РФ "О свободе договора и ее пределах" // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации № 8 и №9/2014.

8. Карапетов А. Г., Савельев А. И. Свобода договора и её пределы. Том 1. – М.: Статут, 2012. – 452 с.

9. Карапетов А.Г., Фетисова Е.М. Практика применения арбитражными судами Постановления Пленума ВАС от 14.03.2014 № 16 «О свободе договора и её пределах. Вестник экономического правосудия. 2015. № 12. С. 145 – 191.

10. Кузнецова О. А. Применение судами принципа свободы договора. Вестник Пермского университета. Юридические науки. Выпуск № 1-3 / 2009. С. 73 – 83.


[1] Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть первая.: утв. 30.11.1994 № 51-ФЗ: в ред. от 31.01.2016 № 7-ФЗ // СЗ РФ. 01.02.2016. № 5. Ст. 559. Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть вторая.: утв. 26.01.1996 № 14-ФЗ: в ред. от 29.06.2015 № 210-ФЗ // СЗ РФ. 06.07.2015. № 27. Ст. 4001. Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть третья.: утв. 26.11.2001№ 146-ФЗ: в ред. от 09.03.2016 № 60-ФЗ // СЗ РФ. 14.03.2016. № 11. Ст. 1487. Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть четвёртая.: утв. 18.12.2006 № 230-ФЗ: в ред. от 28.11.2015 №-358-ФЗ. // СЗ РФ. 30.11.2015. № 48 (часть I). Ст. 6724.

[2] Постановление Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации № 16 от 14.03.2014 г. «О свободе договора и его пределах» // «Вестник ВАС РФ», N 5, май, 2014.

[3] Об арбитражных судах в Российской Федерации: Федеральный конституционный закон от 28.04.1995 № 1-ФКЗ: в ред. 06.12.2011 № 4-ФКЗ // СЗ РФ. 12.12.2011. № 50. Ст. 7334.

[4] Об арбитражных судах в Российской Федерации: Федеральный конституционный закон от 28.04.1995 № 1-ФКЗ: в ред. от 15.02.2016 № 2-ФКЗ // СЗ РФ. 15.02.2016. № 7. Ст. 896.

[5] О судах общей юрисдикции в Российской Федерации: Федеральный конституционный закон от 07.02.2011 № 1-ФКЗ: в ред. от 21.07.2014 № 13-ФКЗ // СЗ РФ. 28.07.2014. № 30 (Часть I). Ст. 4204.

[6] О судебной системе в Российской Федерации: Федеральный конституционный закон от 31.12.1996 № 1-ФКЗ: в ред. от 05.02.2014 № 4-ФКЗ // СЗ РФ. 10.02.2014. № 6. Ст. 551.

[7] О Верховном Суде Российской Федерации: Федеральный конституционный закон от 05.02.2014 № 3-ФКЗ: в ред. от 15.02.2016 № 2-ФКЗ // СЗ РФ. 15.02.2016. № 7. Ст. 896.

[8] О внесении изменений в Федеральный Конституционный Закон «Об арбитражных судах в Российской Федерации» и статью 2 Федерального Конституционного Закона «О Верховном Суде Российской Федерации»: Федеральный конституционный закон от 4.06.2014 г. № 8-ФКЗ // СЗ РФ. 09.06.2014. № 23. Ст. 2921.

[9] Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 29 марта 2016 года №306-ЭС15-16624.

[10] О воззрениях автора на толкование догмы права см. [4].

[11] Сторонниками правовых позиций, изложенных в Постановлении «О свободе договора», являются, в частности, А. Г. Карапетов [7; 8; 9], А. А. Иванов [6] и Р. С. Бевзенко [1; 7].

[12] При этом полагаем необходимым внести в ч. 1 ст. 782 изменения, которые позволили бы услугодателю компенсировать за счет заказчика, заявившего немотивированный отказ, не только «фактические расходы», но и потери времени.

[13] Конституция Российской Федерации. Принята всенародным голосованием 12.12.1993: в ред. от 21.07.2014 № 11-ФКЗ // СЗ РФ. 28.07.2014. № 30 (Часть I). Ст. 4202.

[14] О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 Гражданского кодекса Российской Федерации: Федеральный закон от 30.12.2012 № 302-ФЗ: в ред. от 4.03.2013 № 21-ФЗ // СЗ РФ. 2013. № 9. Ст. 873.

[15] Определение Судебной Коллегии по гражданским делам Верховного Суда РФ от 11 ноября 2014 г. N 9-КГ14-7.

[16] Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации. Утверждён Президиумом Верховного Суда 4 марта 2015 года. // Судебная коллегия по гражданским делам. Разъяснения по вопросам, возникающим в судебной практике. Вопрос № 6, стр. 84.

[17] Информационное письмо Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации № 165 от 22.02.12014 «Обзор судебной практики по спорам, связанным с признанием договора незаключённым». См., напр., правовую позицию в п. 6 Обзора.

[18] Категория «правоприменительный феодализм» используется автором во многих работах. См., в частности, [2].

[19] См., напр., Определение Судебной Коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации от 29 марта 2016 г. по делу № 83-КГ16-2. Практику же арбитражных судов по отказу в защите права, основанному на «несправедливом» условии в интерпретации п. 8 Постановления, можно к настоящему времени уже считать сложившейся. Правовая позиция Президиума ВАС была сформулирована в точном соответствии с «разъяснениями» п. 8 после издания пленумного Постановления в Постановлении Президиума от 15 июля 2014 г. по делу № 5467/14. Нижестоящие суды воспроизводят эту доктрину, со ссылкой на оба Постановления, в своих решениях. См., напр., Постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 09.12.2105 N Ф06-3841/2015 по делу N А55-8108/2015. Эти решения, так же, как и недавнее Определение от 29 марта 2016 года №306-ЭС15-16624, о котором уже говорилось, подтверждают выдвинутый в статье тезис – положение ФКЗ от 4.06.2014 г. № 8 о «сохранении силы» правовых позиций Пленума бывшего ВАС до соответствующих решений Верховного Суда будет восприниматься арбитражными судами в привычном им смысле, воплощённом в п. 2 ст. 13 ФКЗ «Об арбитражных судах», несмотря на то, что эта последняя норма, закреплявшая за пленумными разъяснениями ВАС режим формальной обязательности, из закона исключена.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...