Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС 19 глава

Тов. Мартов в своем «Осадном положении» отнесся и к этому вопросу так же, как к остальным за­тронутым им вопросам. Он не потрудился дать цельной картины спора. Он скромненько обошел единст­венный действительно принципиальный вопрос, всплывший в этом споре: обывательские нежности или выбор должностных лиц? Партийная точка зрения или обида Иванов Иванычей? Тов. Мартов и здесь ограничился вырыванием отдельных и бессвязных кусочков происшествия с добавлением всяческих ру­гательств по моему адресу. Маловато этого, тов. Мартов!

Особенно пристает ко мне тов. Мартов с вопросом, почему не выбирали на съезде тт. Аксельрода, За­сулич и Старовера. Обывательская точка зрения, на которую он встал, мешает ему видеть неприличие этих вопросов (почему не спросит он своего коллегу по редакции, тов. Плеханова?). Он видит противо­речие в том, что я считаю «бестактным» поведение меньшинства на съезде в вопросе о шестерке, и что я в то же время требую партийной гласности. Противоречия тут нет, как легко увидел бы и сам Мартов, если бы потрудился дать связное изложение всех перипетий вопроса, а не обрывков его. Бестактно было ставить вопрос на обывательскую точку зрения, апеллировать к жалости и обиде; интересы партийной огласки требовали бы оценки по существу преимуществ шестерки над тройкой, оценки кандидатов на должность, оценки оттенков: меньшинство и не заикнулось об этом на съезде.

Внимательно изучая протоколы, тов. Мартов увидел бы в речах делегатов целый ряд доводов против шестерки. Вот выборка из этих речей: во-первых, в старой шестерке ясно видны шероховатости в смысле принципиальных оттенков; во-вторых, желательно техническое упрощение редакционной работы; в-третьих, польза дела стоит выше обывательских нежностей; только выбор обеспечит соответствие вы­бранных лиц с их должностями; в-четвертых, нельзя ограничивать свободы выбора съездом; в-пятых,

__________________________ ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД________________________ 301

Но меньшинство до такой степени лишено было возможности подыскать разумные и деловые доводы против выборов, что, кроме внесения в партийное дело обывательщи­ны, оно дошло до приемов прямо скандального характера. В самом деле, как не назвать таким именем прием тов. Попова, посоветовавшего тов. Муравьеву «не брать на себя деликатных поручений» (стр. 322)? Что это, как не «залезание в чужую душу», по спра­ведливому выражению тов. Сорокина (стр. 328)? Что это, как не спекуляция на «лично­сти», при отсутствии доводов политических? Правду или неправду сказал тов. Соро­кин, что «против таких приемов мы всегда протестовали»? «Позволительно ли поведе­ние тов. Дейча, когда он демонстративно пытался пригвоздить к позорному столбу то­варищей, несогласных с ним?» (стр. 328).

Подведем итог прениям по вопросу о редакции. Меньшинство не опровергло (и не опровергало) многочисленных указаний большинства на то, что проект тройки был из­вестен делегатам в самом начале съезда и до съезда, что, следовательно, проект этот исходил из соображений и данных, независимых от происшествий

партии нужна теперь не только литературная группа в ЦО, в ЦО необходимы не только литераторы, но и администраторы; в-шестых, в ЦО должны быть лица вполне определенные, известные съезду; в-седьмых, коллегия из шести часто недееспособна, и ее работа осуществлена не благодаря ненормальному уставу, а несмотря на это; в-восьмых, ведение газеты — партийное (а не кружковое) дело, и т. д. — Пусть попро­бует тов. Мартов, если он так интересуется вопросом о причинах невыбора, вникнуть в каждое из этих соображений и опровергнуть хоть одно из них.

Так понял слова тов. Дейча (ср. стр. 324 — «резкий диалог с Орловым») тов. Сорокин в том же за­седании. Тов. Дейч объясняет (стр. 351), что он «ничего подобного не говорил», но сам же признает тут же, что сказал нечто весьма и весьма «подобное». «Я не говорил: кто решится, — объясняет тов. Дейч, — а сказал: мне интересно посмотреть, кто эти лица, которые решатся (sic! тов. Дейч поправляется из кулька в рогожку!) поддерживать такое преступное (sic!) предложение, как избрание трех» (стр. 351). Тов. Дейч не опроверг, а подтвердил слова тов. Сорокина. Тов. Дейч подтвердил упрек тов. Сорокина, что «все понятия здесь перепутались» (в доводах меньшинства за шестерку). Тов. Дейч подтвердил уме­стность Напоминания со стороны тов. Сорокина такой азбучной истины, что «мы члены партии и долж­ны поступать, руководствуясь исключительно политическими соображениями». Кричать о преступно­сти выборов значит унижаться не только до обывательщины, но прямо до скандальчика!

302__________________________ В. И. ЛЕНИН

и споров на съезде. Меньшинство заняло, при отстаивании шестерки, принципиально неправильную и недопустимую позицию обывательских соображений. Меньшинство проявило полное забвение партийной точки зрения на выбор должностных лиц, не прикоснувшись даже к оценке каждого кандидата на должность и его соответствия или несоответствия с функциями данной должности. Меньшинство уклонялось от обсужде­ния вопроса по существу, ссылаясь на пресловутую гармоничность, «проливая слезы» и «впадая в пафос» (стр. 327, речь Ланге), как будто кого-то «хотели убить». Меньшинст­во дошло даже до «залегания в чужую душу», воплей о «преступности» выбора и тому подобных непозволительных приемов, дошло под влиянием «нервного возбуждения» (стр. 325).

Борьба обывательщины с партийностью, худшего сорта «личностей» с политиче­скими соображениями, жалких слов с элементарными понятиями революционного дол­га — вот чем была борьба из-за шестерки и тройки на тридцатом заседании нашего съезда.

И на 31 -ом заседании, когда съезд большинством 19 голосов против 17 при трех воз­державшихся отверг предложение об утверждении всей старой редакции (см. 330 стр. и опечатки) и когда бывшие редакторы вернулись в зал заседания, тов. Мартов в своем «заявлении от имени большинства бывшей редакции» (стр. 330—331) проявил в еще больших размерах ту же шаткость и неустойчивость политической позиции и по­литических понятий. Разберем подробнее каждый пункт коллективного заявления и моего ответа (стр. 332—333) на него.

«Отныне, — говорит тов. Мартов после неутверждения старой редакции, — старой «Искры» не существует, и было бы последовательнее переменить ее название. Во вся­ком случае в новом постановлении съезда мы видим существенное ограничение того вотума доверия «Искре», который был принят в одном из первых заседаний съезда».

Тов. Мартов с коллегами поднимает действительно интересный и поучительный во многих отношениях

__________________________ ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД________________________ 303

вопрос о политической последовательности. Я ответил уже на это ссылкой на то, что все говорили при утверждении «Искры» (стр. 349 прот. ср. выше, стр. 82). Несомнен­но, что перед нами один из самых вопиющих случаев политической непоследователь­ности; с чьей стороны, — со стороны ли большинства съезда или со стороны большин­ства старой редакции, предоставим судить читателю. Читателю же мы предоставим решение и двух других, очень кстати поставленных тов. Мартовым и коллегами его во­просов: 1) обывательская или партийная точка зрения проявляется в желании видеть «ограничение вотума доверия «Искре»» в решении съезда произвести выбор должно­стных лиц в редакцию ЦО? 2) с какого момента действительно не существует старой «Искры»: с номера ли 46-го, когда мы стали вести ее вдвоем с Плехановым, или с но­мера 53-го, когда ее повело большинство старой редакции? Если первый вопрос есть интереснейший вопрос принципа, то второй — интереснейший вопрос факта.

«Так как теперь решено, — продолжал тов. Мартов, — выбрать редакцию из трех лиц, то я от имени своего и трех других товарищей заявляю, что ни один из нас не при­мет участия в такой новой редакции. Лично о себе прибавляю, что, если верно, что не­которые товарищи хотели вписать мое имя, как одного из кандидатов в эту «тройку», то я должен усмотреть в этом оскорбление, мною не заслуженное (sic!). Говорю это ввиду обстоятельств, при которых было решено изменить редакцию. Решено это было ввиду каких-то «трений», неработоспособности бывшей редакции,

См. настоящий том, стр. 296—297. Ред.

Тов. Мартов, вероятно, имеет в виду выражение тов. Посадовского: «шероховатости». Повторяю, что тов. Посадовский так и не объяснил съезду, что он хотел сказать, а тов. Муравьев, употребивший то же выражение, объяснил, что говорил о принципиальных шероховатостях, проявившихся в прениях съез­да. Читатели припомнят, что единственный случай действительно принципиальных прений, в которых участвовало четыре редактора (Плеханов, Мартов, Аксельрод и я), касался § 1 устава и что тов. Мартов и Старовер письменно жаловались на «ложное обвинение в оппортунизме», как один из доводов «измене­ния» редакции. Тов. Мартов в этом письме усматривал ясную связь «оппортунизма» с планом изменения редакции, а на съезде ограничился туманным намеком на «какие-то трения». «Ложное обвинение в оп­портунизме» уже забыто!

304__________________________ В. И. ЛЕНИН

причем съезд решил этот вопрос в определенном смысле, не спросив редакцию об этих трениях и не назначив хотя бы комиссии для внесения вопроса об ее неработоспособ­ности»... (Странно, что никто из меньшинства не догадался предложить съезду «спро­сить редакцию» или назначить комиссию! Не произошло ли это оттого, что после рас­кола организации «Искры» и неудачи переговоров, о которых писали тов. Мартов и Старовер, это было бы бесполезно?)... «При таких обстоятельствах предположение не­которых товарищей, что я соглашусь работать в реформированной таким образом ре-

* дакции, я должен считать пятном на моей политической репутации»...

Я нарочно выписал целиком это рассуждение, чтобы показать читателю образчик и начало того, что так пышно расцвело после съезда и что нельзя назвать иначе как дряз-гой. Я употребил уже это выражение в моем «Письме в редакцию «Искры»» и, несмот­ря на недовольство редакции, вынужден повторить его, ибо правильность его неоспо­рима. Ошибочно думают, что дрязга предполагает «низменные мотивы» (как умозак­лючила редакция новой «Искры»): всякий революционер, сколько-нибудь знакомый с нашими ссыльными и эмигрантскими колониями, видал, наверное, десятки случаев дрязг, когда выдвигались и пережевывались самые нелепые обвинения, подозрения, самообвинения, «личности» и т. п. на почве «нервного возбужде-

* Тов. Мартов добавил еще: «На такую роль согласится разве Рязанов, а не тот Мартов, которого, как я думаю, вы знаете по его работе». Поскольку это есть личное нападение на Рязанова, постольку тов. Мартов взял это назад. Но Рязанов фигурировал на съезде в качестве нарицательного имени вовсе не за те или иные его личные свойства (касаться коих было бы неуместно), а за политическую физиономию группы «Борьба», за ее политические ошибки. Тов. Мартов очень хорошо делает, если берет назад пред­полагаемые или действительно нанесенные личные оскорбления, но не следует забывать из-за этого по­литических ошибок, которые должны служить уроком партии. Группа «Борьба» обвинялась у нас на съезде в внесении «организационного хаоса» и «дробления, не вызываемого никакими принципиальны­ми соображениями» (стр. 38, речь тов. Мартова). Такое политическое поведение безусловно заслуживает порицания не только тогда, когда мы видим его у маленькой группы до съезда партии в период общего хаоса, но и тогда, когда мы видим его после съезда партии, в период устранения хаоса, видим со стороны хотя бы и «большинства редакции «Искры» и большинства группы «Освобождение труда»».

__________________________ ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД________________________ 305

ния» и ненормальных, затхлых условий жизни. Низменных мотивов ни один разумный человек не станет непременно искать в этих дрязгах, как бы низменны ни были их про­явления. И именно только «нервным возбуждением» можно объяснить этот запутанный клубок нелепостей, личностей, фантастических ужасов, залезания в душу, вымученных оскорблений и пятнаний, каковым является выписанный мною абзац из речи тов. Мар­това. Затхлые условия жизни сотнями Порождают у нас такие дрязги, и политическая партия не заслуживала бы уважения, если бы она не смела называть свою болезнь на­стоящим именем, ставить беспощадный диагноз и отыскивать средства лечения.

Поскольку можно выделить из этого клубка нечто принципиальное, постольку неиз­бежно прийти к выводу, что «выборы не имеют ничего общего с оскорблением поли­тической репутации», что «отрицать право съезда на новые выборы, на всяческое изме­нение состава должностных лиц, на переборку уполномачиваемых им коллегий» значит вносить путаницу в вопрос и что «в воззрениях тов. Мартова на допустимость выборов части прежней коллегии проявляется величайшее смешение политических понятий» (как я выразился на съезде, стр. 332).

Опускаю «личное» замечание тов. Мартова к вопросу о том, от кого исходит план тройки, и перехожу к его «политической» характеристике того значения, какое имеет неутверждение старой редакции:... «Происшедшее теперь есть последний акт борьбы, имевшей место в течение второй половины съезда»... (Правильно! и эта вторая полови­на начинается с того момента, когда Мартов в вопросе о § 1 устава попал в цепкие объ­ятия тов. Акимова.)... «Для всех не тайна, что дело при этой реформе идет не о «рабо­тоспособности», а о борьбе за влияние на Τ TTC» (Во-первых, для всех не тайна, что де­ло шло тут и о работоспособности и о расхождении из-за состава Τ TTC ибо план «ре­формы» выдвинут был тогда, когда еще о втором расхождении

* См. Сочинения, 5 изд., том 7, стр. 305. Ред.

306__________________________ В. И. ЛЕНИН

не могло быть и речи, тогда, когда мы вместе с тов. Мартовым выбирали седьмым уча­стником редакционной коллегии тов. Павловича! Во-вторых, мы уже показали на осно­вании документальных данных, что дело шло о личном составе ЦК, что дело свелось à la fin des fins к различию списков: Глебов — Травине кий — Попов и Глебов — Троц­кий — Попов.)... «Большинство редакции показало, что оно не желает превращения ЦК в орудие редакции»... (Начинается акимовская песня: вопрос о влиянии, за которое бо­рется всякое большинство на всяком партийном съезде всегда и везде, чтобы закрепить это влияние большинством в центральных учреждениях, переносится в область оппор­тунистической сплетни об «орудии» редакции, о «простом придатке» редакции, как сказал тот же тов. Мартов немного позже, стр. 334.)... «Вот почему понадобилось со­кратить число членов редакции (!!). А потому я и не могу вступить в такую редак­цию»... (Посмотрите-ка внимательнее на это «потому»: как могла бы редакция превра­тить ЦК в придаток или в орудие? только так и в том случае, если бы она имела три голоса в Совете и злоупотребляла этим перевесом? не ясно ли это? И не ясно ли также, что выбранный третьим тов. Мартов всегда мог бы помешать всякому злоупотребле­нию и уничтожить одним своим голосом всякий перевес редакции в Совете? Дело сво­дится, следовательно, именно к личному составу ЦК, а речи об орудии и придатке сразу оказываются сплетней.)... «Вместе с большинством старой редакции я думал, что съезд положит конец «осадному положению» внутри партии и введет в ней нормальный по­рядок. В действительности осадное положение с исключительными законами против отдельных групп продолжено и даже обострено. Только в составе всей старой редакции мы можем ручаться, что права, предоставленные редакции уставом, не послужат ко вреду для партии»...

Вот целиком то место из речи тов. Мартова, в котором он впервые бросил пресловутый лозунг «осад-

— в конце концов. Ред.

__________________________ ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД________________________ 307

кого положения». И теперь взгляните на мой ответ ему:

... «Исправляя заявление Мартова о частном характере плана двух троек, я и не ду­маю, однако, затрагивать этим утверждения того же Мартова о «политическом значе­нии» того шага, который мы сделали, не утвердив старой редакции. Напротив, я вполне и безусловно согласен с тов. Мартовым в том, что этот шаг имеет крупное политиче­ское значение, — только не то, какое приписывает ему Мартов. Он говорил, что это есть акт борьбы за влияние на Τ TTC в России. Я пойду дальше Мартова. Борьбой за влия­ние была до сих пор вся деятельность «Искры», как частной группы, а теперь речь идет уже о большем, об организационном закреплении влияния, а не только о борьбе за него. До какой степени глубоко мы расходимся здесь политически с тов. Мартовым, видно из того, что он ставит мне в вину это желание влиять на ЦК, а я ставлю себе в заслугу то, что я стремился и стремлюсь закрепить это влияние организационным путем. Оказыва­ется, что мы говорим даже на разных языках. К чему была бы вся наша работа, все на­ши усилия, если бы венцом их была все та же старая борьба за влияние, а не полное приобретение и упрочение влияния? Да, тов. Мартов совершенно прав: сделанный шаг есть несомненно крупный политический шаг, свидетельствующий о выборе одного из наметившихся теперь направлений в дальнейшей работе нашей партии. И меня нис­колько не пугают страшные слова об «осадном положении в партии», об «исключи­тельных законах против отдельных лиц и групп» и т. п. По отношению к неустойчи­вым и шатким элементам мы не только можем, мы обязаны создать «осадное положе­ние», и весь наш устав партии, весь нага утвержденный отныне съездом централизм есть не что иное, как «осадное положение» для столь многочисленных источников по­литической расплывчатости. Против расплывчатости именно и нужны особые, хотя бы и исключительные законы, и сделанный съездом шаг правильно наметил политическое

308__________________________ В. И. ЛЕНИН

направление, создав прочный базис для таких законов и таких мер».

Я подчеркнул в этом конспекте моей речи на съезде фразу, которую тов. Мартов в своем «Осадном положении» (стр. 16) предпочел опустить. Неудивительно, что эта фраза ему не понравилась и что он не захотел понять ее ясного смысла.

Что значит выражение: «страшные слова», тов. Мартов?

Оно означает насмешку, насмешку над тем, кто к маленьким вещам прилагает боль­шие названия, кто запутывает простой вопрос претенциозным фразерством.

Маленький и простой факт, который один только мог подать и подал повод к «нерв­ному возбуждению» тов. Мартова, состоял исключительно в том, что тов. Мартов по­терпел поражение на съезде в вопросе о личном составе центров. Политическое зна­чение этого простого факта состояло в том, что большинство партийного съезда, побе­див, закрепляло свое влияние проведением большинства и в партийное правление, соз­данием организационного базиса для борьбы при помощи устава с тем, что это боль-шинство считало шаткостью, неустойчивостью и расплывчатостью. 1 оворить по это­му поводу о «борьбе за влияние» с каким-то ужасом в глазах и жаловаться на «осадное положение» было не чем иным, как претенциозным фразерством, страшными словами.

Тов. Мартов не согласен с этим? Не попробует ли он показать нам, что был на свете такой партийный съезд, что мыслим вообще такой партийный съезд, в котором бы большинство не закрепляло завоеванного влияния: 1) проведением большинства же в центры, 2) вручением

См. Сочинения, 5 изд., том 7, стр. 307—308. Ред.

В чем проявилась на съезде неустойчивость, шаткость и расплывчатость искровского меньшинства? Во-первых, в оппортунистических фразах о § 1 устава; во-вторых, в коалиции с тов. Акимовым и Либе­ром, которая быстро росла во вторую половину съезда; в-третьих, в способности принижать вопрос о выборе должностных лиц в ЦО до обывательщины, жалких слов и даже до залезания в чужую душу. По­сле же съезда все эти милые качества созрели из бутончиков в цветочки и ягодки.

__________________________ ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД________________________ 309

ему власти для парализования шаткости, неустойчивости и расплывчатости?

Перед выборами нашему съезду предстояло решить вопрос: предоставить ли одну треть голосов в ЦО и в ЦК партийному большинству или партийному меньшинству? Шестерка и список тов. Мартова означали предоставление одной трети нам, двух тре­тей его сторонникам. Тройка в ЦО и список наш означали предоставление двух третей нам, одной трети — сторонникам тов. Мартова. Тов. Мартов отказался войти в сделку с нами или уступить и письменно вызвал нас на бой перед съездом; потерпев же пораже­ние перед съездом, он расплакался и стал жаловаться на «осадное положение»! Ну, раз­ве же это не дрязга? Разве это не новое проявление интеллигентской хлюпкости?

Нельзя не припомнить по этому поводу блестящей социально-психологической ха­рактеристики этого последнего качества, которую дал недавно К. Каутский. Социал-демократическим партиям разных стран нередко приходится теперь переживать одина­ковые болезни, и нам очень, очень полезно поучиться правильному диагнозу и пра­вильному лечению у более опытных товарищей. Характеристика некоторых интелли­гентов К. Каутским будет поэтому только кажущимся отступлением от нашей темы.

... «В настоящее время нас опять живо интересует вопрос об антагонизме между интеллигенцией и пролетариатом. Мои коллеги» (Каутский сам интеллигент, литератор и редактор) «будут сплошь да ря­дом возмущаться тем, что я признаю этот антагонизм. Но ведь он фактически существует, и было бы са­мой нецелесообразной тактикой (и здесь, как и в других случаях) пытаться отделаться от него отрицани­ем факта. Антагонизм этот есть социальный антагонизм, проявляющийся на классах, а не на отдельных личностях. Как отдельный капиталист, так и отдельный интеллигент может всецело войти в классовую борьбу пролетариата. В тех случаях, когда это имеет место, интеллигент изменяет и свой характер. И в дальнейшем изложении речь

Я перевод словом интеллигент, интеллигенция немецкие выражения Literat, Literatentum, обни­мающие не только литераторов, а всех образованных людей, представителей свободных профессий во­обще, представителей умственного труда (brain worker, как говорят англичане) в отличие от представите­лей физического труда.

310_______________________________ В. И. ЛЕНИН

будет идти, главным образом, не об этого типа интеллигентах, которые и поныне являются еще исклю­чением среди своего класса. В дальнейшем изложении, если нет особых оговорок, под интеллигентом разумею я лишь обыкновенного интеллигента, стоящего на почве буржуазного общества и являющего­ся характерным представителем класса интеллигенции. Этот класс находится в известном антагонизме к пролетариату.

Антагонизм этот — иного рода, чем антагонизм между трудом и капиталом. Интеллигент — не капи­талист. Правда, его уровень жизни буржуазный, и он вынужден поддерживать этот уровень, пока не пре­вращается в босяка, но в то же время он вынужден продавать продукт своего труда, а часто и свою рабо­чую силу, он терпит нередко эксплуатацию со стороны капиталиста и известное социальное принижение. Таким образом, интеллигент не находится ни в каком экономическом антагонизме к пролетариату. Но его жизненное положение, его условия труда — не пролетарские, и отсюда вытекает известный антаго­низм в настроении и в мышлении.

Пролетарий — ничто, пока он остается изолированным индивидуумом. Всю свою силу, всю свою способность к прогрессу, все свои надежды и чаяния черпает он из организации, из планомерной совме­стной деятельности с товарищами. Он чувствует себя великим и сильным, когда он составляет часть ве­ликого и сильного организма. Этот организм для него — все, отдельный же индивидуум значит, по срав­нению с ним, очень мало. Пролетарий ведет свою борьбу с величайшим самопожертвованием, как час­тичка анонимной массы, без видов на личную выгоду, на личную славу, исполняя свой долг на всяком посту, куда его поставят, добровольно подчиняясь дисциплине, проникающей все его чувство, все его мышление.

Совсем иначе обстоит дело с интеллигентом. Он борется не тем или иным применением силы, а при помощи аргументов. Его оружие — это его личное знание, его личные способности, его личное убежде­ние. Он может получить известное значение только благодаря своим личным качествам. Полная свобода проявления своей личности представляется ему поэтому первым условием успешной работы. Лишь с трудом подчиняется он известному целому в качестве служебной части этого целого, подчиняется по необходимости, а не по собственному побуждению. Необходимость дисциплины признает он лишь для массы, а не для избранных душ. Себя же самого он, разумеется, причисляет к избранным душам...

... Философия Ницше, с ее культом сверхчеловека, для которого все дело в том, чтобы обеспечить полное развитие своей собственной личности, которому всякое подчинение его персоны какой-либо ве­ликой общественной цели кажется пошлым и презренным, эта философия есть настоящее миросозерца­ние интеллигента, она делает его совершенно негодным к участию в классовой борьбе пролетариата.

Наряду с Ницше, выдающимся представителем миросозерцания интеллигенции, соответствующего ее настроению, является

ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД________________________ Ш

Ибсен. Его доктор Штокман (в драме «Враг народа») — не социалист, как думали многие, а тип интелли­гента, который неизбежно должен прийти в столкновение с пролетарским движением, вообще со всяким народным движением, раз он попытается действовать в нем. Это — потому, что основой пролетарского, как и всякого демократического, движения является уважение к большинству товарищей. Типичный интеллигент à la Штокман видит в «компактном большинстве» чудище, которое должно быть ниспро­вергнуто.

... Идеальным образчиком интеллигента, который всецело проникся пролетарским настроением, ко­торый, будучи блестящим писателем, утратил специфически интеллигентские черты психики, который без воркотни шел в ряду и шеренге, работал на всяком посту, на который его назначали, подчинял себя всецело нашему великому делу и презирал то дряблое хныкание (weichliches Gewinsel) по поводу подав­ления своей личности, какое мы слышим часто от интеллигентов, воспитавшихся на Ибсене и Ницше, когда им случается остаться в меньшинстве, — идеальным образчиком такого интеллигента, какие нуж­ны социалистическому движению, был Либкнехт. Можно назвать здесь также и Маркса, который нико­гда не протискивался на первое место и образцовым образом подчинялся партийной дисциплине в Ин­тернационале, где он не раз оставался в меньшинстве»".

Вот именно таким дряблым хныканьем интеллигента, оставшегося в меньшинстве, и ничем больше — был отказ Мартова с коллегами от должности после одного только неутверждения старого кружка, были жалобы на осадное положение и исключительные законы «против отдельных групп», которые не были дороги Мартову при распущении «Южного рабочего» и «Рабочего Дела», а стали дороги при распущении его коллегии.

Вот именно таким дряблым хныканьем интеллигентов, оставшихся в меньшинстве, были все эти бесконечные жалобы, упреки, намеки, попреки, сплетни и инсинуации на­счет «компактного большинства», которые рекой полились на нашем партийном съез­де (и еще более после него) с легкой руки Мартова.

* Прехарактерно для той путаницы, которую внесли во все организационные вопросы наши мартов­цы, что, повернув к Акимову и к неуместному демократизму, они в то же время озлоблены на демокра­тический выбор редакции, выбор на съезде, заранее намеченный всеми! И это, может быть, ваш принцип, господа?

" Karl Kautsky: «Franz Mehring», «Neue Zeit», XXII, I, S. 99—101, 1903, № 4 (Карл Каутский: «Франц Меринг», «Новое Время», XXII, I, стр. 99 — 101, 1903, № 4. Ред.).

*** См. стр. 337, 338, 340, 352 и др. протоколов съезда.

312__________________________ В. И. ЛЕНИН

Горько сетовало меньшинство на то, что компактное большинство имело свои част­ные собрания: надо же было, в самом деле, меньшинству прикрыть чем-нибудь тот не­приятный для него факт, что те делегаты, кого оно приглашало на свои частные собра­ния, отказывались идти на них, а те, кто охотно пошел бы (Егоровы, Маховы, Брукэры), не могли быть приглашены меньшинством после всей съездовской борьбы между теми и другими.

⇐ Предыдущая14151617181920212223Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: