Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Лекция была прочитана 28 декабря 1979 года в Аудитории Гаутамы Будды, Пуна, Индия




 

 

Первый вопрос:

 

Возлюбленный Мастер,

Когда человек приходит к абсурду, что-то внутри прос­то взрывается, и мир выглядит по-новому. Именно ли тогда, когда абсурд ошеломляет, человек получает прозрение в гештальт всего сущего?

 

Прем Прабхати,

 

Абсурд - это не что иное, как другое имя Бога, - и гораздо более красивое имя, чем само слово «Бог». Веками теологи и философы разрушали красоту слова «Бог». Они его отполировали и покрыли таким количеством рационального мусора, что в нем больше не осталось никакой жизни. Бог философов - это больше не истинный Бог, потому что это не более чем рациональная концепция.

Бог любящих - это совершенно иное явление; он не имеет ничего общего в рассудком, с умом. Это сердце, пульсирующее в созвучии с целым. Это песня, симфония. Это танец, праздно­вание. Это скорее поэзия, чем проза. Он скорее интуитивен, чем интеллектуален. Это нечто прочувствованное, а не придуман­ное.

Поэтому я говорю, что «абсурд» гораздо лучшее имя для Бога.

Ум создает вокруг себя тонкую структуру рациональности, чтобы защитить эго, чтобы защитить свою отделенность от существования. Вся рациональность - человеческого изготов­ления; Бог не сделан человеком. Вся рациональность - это лишь проекция наших собственных идей на экран существова­ния. А Бог - это не проекция; это открытие.

Чтобы увидеть Бога, человеку нужны глаза, абсолютно лишенные идей. Идеи - это плотные облака.

Один из величайших мистиков Запада, имя которого неизвестно, потому что он не подписался под своей книгой, - написал один из самых значительных мистических трактатов: «Облако Незнания». Он говорит, что не через знание ты познаешь; напротив, ты познаешь через незнание. Это чистый абсурд! Он говорит в парадоксах: познавание через незнание.

Что он имеет в виду? Он имеет в виду, что, когда все знание отброшено, когда весь опыт отложен в сторону, когда ум как таковой больше не функционирует, тогда ты общаешься с существованием совершенно по-новому. Каждая частица твоего существа пульсирует в такт с целым; это ритмичный танец. Это абсурд - нельзя сделать из этого теорию.

Бог - это не гипотеза. Если бы Бог и был гипотезой, эта гипотеза больше не нужна. Гораздо лучшие гипотезы были предложены наукой. Но Бог никогда не был гипотезой. Это страстный любовный роман с существованием. Это чувствова­ние существования. Это контакт с существованием от сердца к сердцу.

Тертуллиана всегда стоит помнить - это великий христи­анский мистик. Он говорит: Я верю в Бога, потому что Бог абсурден, - credo qui absurdum est. Причина для веры, которую он приводит, состоит в том, что причины верить нет.

Пока в твоей жизни нет чего-то такого, что совершенно не поддерживается рассудком, в твоей жизни нет никакого значе­ния. Пока у тебя нет чего-то такого, ради чего ты можешь жить и ради чего ты можешь умереть без всяких рациональных обоснований, ты продолжаешь упускать сам смысл жизни и существования. Ты остаешься поверхностным.

Поэтому абсурд может высвободить в тебе нечто потряса­ющее; он может стать взрывом. Он может заставить тебя видеть весь мир по-новому, потому что это рождение заново. Ты выскальзываешь из ума. Ты больше не покрыт пылью ума. Тогда все свежо и ново. Именно ум делает вещи старыми. Из-за прошлого, из-за памяти ум продолжает интерпретировать все новое в терминах старого. Ум не может по-другому. Ум означает память - память и ничего больше. Это накопленный тобой опыт прошлого, и ты продолжаешь интерпретировать новое согласно старому. Естественно, прошлое придает новому свой цвет, придает новому значение - и новое упускается.

Именно поэтому вся земля выглядит такой скучающей, скучающей до смерти. Экзистенциалисты объявили эту ситуа­цию скуки одной из самых важных тем для размышления. Они говорят, что человеку смертельно скучно, и они правы. Не скучно лишь глупым людям и буддам. Глупым людям не скучно, потому что у них недостаточно чувствительности, восприимчи­вости, чтобы чувствовать скуку. А буддам не скучно, потому что они не носят с собой прошлое. Все так свежо, так ново; все так удивительно. Каждое мгновение преподносит тебе сюрприз.

Для будды жизнь - это постоянное откровение, бесконеч­ное откровение. В нем нет начала и нет конца. Это тайна; непостижимая, неизмеримая, неизвестная и более того - непоз­наваемая. Ты можешь лишь почувствовать ее вкус, ощутить ее, увидеть ее, коснуться ее, но не можешь ее познать. Ты не можешь низвести ее до теоремы, гипотезы; это невозможно.

Прабхати, ты прав: если ты можешь прийти в контакт с абсурдностью всего этого, с иррациональностью существования, ты движешься в совершенно иное измерение - от ума к не-уму, от ума к медитации. Именно в этом вся медитация: она выводит тебя из тюрьмы ума, из тюрьмы прошлого. Нет другой тюрьмы; прошлое - единственная тюрьма.

Человек осознанности - медитирующий - продолжает умирать для прошлого в каждое мгновение, чтобы оставаться новым, свежим, подобным ребенку. Да, если абсурд ошеломля­ет, ты получишь первое прозрение во всеобщий гештальт. Но помни снова, прозрение это не будет рациональным. Ты не сможешь объяснить его и отмахнуться. Ты ничего не сможешь о нем сказать. Ты сможешь увидеть, но внезапно ты лишишься дара речи. Внезапно ты найдешь, что язык абсолютно неадек­ватен, слова бессильны; общение невозможно. Тогда остается лишь сопричастность.

Когда ты знаешь без знания, единственный способ передать послание - через молчание, через любовь, через сострадание, через существо. Возможно, ты держишь друга за руку - и нечто передано. Возможно, ты обнимаешь друга - и нечто передано. Возможно, ты смотришь другу в глаза - и нечто передано. Абсурдное может быть выражено лишь абсурдными способами. Ты можешь петь или танцевать.

 

Есть прекрасная история о мистике-бауле:

 

Очень богатый человек, золотых дел мастер, пришел к мистику и спросил его о Боге:

- Веришь ли ты в Бога? Есть ли на самом деле Бог? Существует ли Бог?

Баул выслушал эти вопросы, улыбаясь, и стал танце­вать, играя на эктаре - инструменте с одной струной, - он стал танцевать.

- Не сошел ли ты с ума? - сказал золотых дел мас­тер. - Я задаю великие метафизические вопросы! Вместо того чтобы мне ответить, ты начинаешь танце­вать! Ты что, пьян?

- Это правда, я пьян - пьян Божественным! Но, по­жалуйста, не понимай меня неправильно, не обижайся. Это единственный способ ответить на твои вопросы.

И он спел песню - песню поразительной красоты и прозрения. Он сказал:

- Я знаю, что ты работаешь с золотом. Я знаю, что ты можешь судить, сделана ли вещь из настоящего зо­лота. У тебя есть пробный камень, который помогает тебе это определить. Но это абсолютно бесполезно, ес­ли ты приходишь в сад и начинаешь проверять своим камнем розы. Для золота он подходит, но в саду он не­уместен. О розах нельзя судить по пробному камню для золота. Ты не можешь использовать пробный ка­мень, чтобы узнать, настоящие ли это розы. Для этого тебе нужен совершенно иной подход.

Я знаю, что ты многое изучил, много интересовался философской мыслью, аргументацией. Я слышал о те­бе. Но все эти доводы здесь столь же абсурдны, как аб­сурден был бы пробный камень для золота в саду. Я пою, я танцую, я играю музыку. Почувствуй это! Если ты можешь танцевать со мной, идем танцевать! Это мо­жет дать тебе прозрение в мир, в котором живу я. Это может дать тебе прикосновение неведомого. Другого пу­ти нет. Я не могу логически ответить на твои вопросы, отсюда мои нелогичные действия.

 

Когда Бодхидхарма, великий мистик, достиг Китая, император Китая пришел встретить его на границе; с тысячами людей он пришел, чтобы встретить великого мистика. Но, увидев Бодхидхарму, он пришел в боль­шое смущение. Он никогда не думал, он и представить себе не мог, что Бодхидхарма войдет в Китай таким бе­зумным образом. Бодхидхарма нес одну из своих ту­фель на голове. Одна туфля была на ноге; другая нога была босая - а вторая туфля была на голове!

- Не понимаю, - сказал король. - Почему ты не­сешь туфлю на голове? Туфли не для того, чтобы но­сить на голове!

- Это только начало, - сказал Бодхидхарма. - Ес­ли ты не можешь этого понять, я лучше пойду обратно. Одно ты должен понять абсолютно: мой подход абсур­ден. Я просто даю тебе указание о моем подходе - я не философ. Ты можешь назвать меня безумцем, но я не философ - и я собираюсь перевернуть все с ног на голову! Я собираюсь потревожить все, что ты думал до сих пор. Я принесу хаос в твое существо, потому что лишь из хаоса рождаются звезды.

 

Очень трудно отбросить логику, потому что человеку страшно. Логика дает чувство порядка. Без логики остается лишь хаос. Но помни, логика - это склеп; хаос - это утроба. Из этого хаоса рождается нечто безмерной важности: ты рож­даешься заново.

Да, абсурд может тебя ошеломить, и ты получишь прозре­ние в гештальт всего - прозрение, которое непередаваемо, прозрение, которое невыразимо. Но за пределами слов всегда есть способы его передать.

В этом весь секрет отношений Мастера и ученика. Это абсурдное явление. Именно поэтому Запад еще не знает об этом. Запад знает отношения учителя и студента; он ничего не знает об отношениях Мастера и ученика. Запад абсолютно не осознает это измерение. Вот почему Иисус не мог быть понят, вот почему Сократ не мог быть понят.

На Востоке мы не практиковали распятие будд; не в нашем обычае было отравлять Лао-цзы. Почему Иисус, Сократ и Мансур были убиты? По той простой причине, что они пытались принести на Запад нечто абсолютно восточное. Они пытались принести новое прозрение в Бога, но время не пришло. Может быть, теперь оно пришло. Иисус пришел немного слишком рано. Теперь время пришло. Теперь у Запада есть возможность открыть новые двери - абсурд - и войти в эти двери. Это единственный вход в храм Бога.

 

Второй вопрос:

 

Возлюбленный Мастер,

Старые привычки умирают с трудом!

 

Прем Харидэва,

 

Это правда... но почему? Почему старые привычки умирают с трудом? - потому что ты есть не что иное, как твои старые привычки. Если умирают они, умрешь и ты. У тебя больше ничего нет, у тебя нет ничего в придачу к ним. Ты - это просто твои старые привычки, старые образцы. Ты механизм, еще не человек, вот почему старые привычки умирают с трудом. Очень редко встречается человек, люди очень редки и немногочислен­ны.

Будда настоящий, подлинный человек. Заратустра настоя­щий человек - достойный называться человеком. Обычное человечество живет жизнью робота: оно живет бессознательно, оно живет машинально. Привычки - это все, что у тебя есть. Если ты отбросишь все свои привычки, ты просто начнешь испаряться; ты больше не найдешь себя. Что такое ты? Просто наблюдай, и ты найдешь связку старых привычек. Пока у тебя больше ничего нет.

В этом все усилие медитации: привнести в твою жизнь нечто такое, что не является привычкой, нечто спонтанное, нечто не машинальное, то, что превращает тебя из робота в сознательное существо.

Георгий Гурджиев обычно говорил, что человек рождается без души. По видимости это кажется невероятным, потому что священники веками говорили, что каждый рождается с душой, и ты верил в это. Удобно верить, что у тебя есть душа. Ты чувствуешь себя очень хорошо, уютно, тепло, потому что где-то глубоко у тебя внутри есть душа, вечная, бессмертная. А Гурджиев говорил, что у тебя нет вообще никакой души! Внутри ты абсолютно полый; у тебя внутри ничего нет - там теснится множество привычек, а в самом центре никого нет. Дом пуст. Хозяин еще не пришел или крепко спит.

Гурджиев прав: ты - лишь возможность человеческого существа. Возможность есть, но эту возможность легко упус­тить. Миллионы людей упускают ее, потому что, чтобы стать сознательным, чтобы стать душой, необходимо тяжкое усилие. Это задача восхождения на гору. Оставаться в своих привычках дешево, легко, это спуск с горы. Гравитации достаточно; она продолжает притягивать тебя.

Так, когда ты едешь с горы на машине, ты выключаешь мотор. Чтобы спуститься с горы, тебе не нужно никакого горючего; притяжения гравитации достаточно. Но это нельзя сделать, поднимаясь в гору; тогда понадобится горючее. Потре­буется какая-то цельность, какая-то сила. Лишь сознание выс­вобождает силу.

Сознание - это ключ, ключ зажигания, который высвобож­дает твою силу, и ты обретаешь способность парить высоко.

Иначе, Харидэва, старая поговорка права: Старые привыч­ки умирают с трудом... потому что нет никого, чтобы убить эти старые привычки.

 

За завтраком жена Файнберга сказала ему:

- К нам впервые собирается на обед жених Сони. Мы накроем праздничный стол с нашими лучшими блю­дами. Поэтому держи себя в руках. Не ешь с ножа, иначе ты лишишь ее шанса выйти замуж.

Вечером все шло хорошо. Файнберг едва коснулся еды из страха воспользоваться не тем прибором. Пода­ли кофе. Файнберг взял чашку и стал наливать кофе в блюдце. Семья бросала на него убийственные взгляды. Файнберг продолжал наливать. В конце концов, блюдце наполнилось.

Файнберг поднес его ко рту, обвел взглядом стол и сказал:

- Попробуйте только слово сказать, и я начну пус­кать пузыри!

 

Это трудно, это очень тяжело. Тебе придется быть созна­тельным, бдительным, всегда настороже. Тебе придется продол­жать помнить. А помнить труднее всего в существовании.

Привычки нельзя отбросить, борясь с ними. Вот что обычно делают люди. Если они хотят изменить привычку, они создают другую привычку и ею борются с первой. Они перемещаются из одной привычки в другую. Если ты хочешь бросить курить, ты начинаешь жевать жвачку; одно так же глупо, как и другое. Ты меняешь одну привычку на другую, но остаешься тем же бессознательным человеком.

Отбросить привычку, ничем ее не компенсируя, чтобы остаться полностью осознанным и бдительным к тому, чтобы не начать двигаться в другой ее заменитель, - одна из самых трудных в жизни вещей. Но это не невозможно; иначе не было бы возможности Будды, Христа, Кришны. Поскольку будды случаются, это возможно - хотя и трудно, очень трудно; нужно принять великий вызов. И все те, у кого есть хоть немного уважения к себе, всегда принимают величайший вызов самого трудного.

Достичь Луны не так тяжело, не так трудно. Восхождение на Эверест - это детские игрушки в сравнении с тем, чтобы постоянно помнить, что ты делаешь, быть осознанным. Но в тот день, когда начинает происходить осознанность, ты познаешь экстаз существа, блаженство существа. Ты познаешь нечто невообразимое. Это так безгранично, так неисчерпаемо!

Эс дхаммо санантано. Будда говорит: Вот вечный закон блаженства, радости, экстаза. Он неисчерпаем; когда ты вхо­дишь в него, он твой навсегда. Иисус называет его Царством Божьим; это его выражение. Но человек должен стать достаточ­но бдительным, достаточно осознанным, чтобы разотождествиться со своими привычками, образцами, структурами, которые впечатались в его существо.

 

Умирая, один очень богатый и очень скупой старик призвал к своей постели трех священнослужителей - раввина, католического священника и протестантского священника.

Когда они прибыли, он сказал:

- Джентльмены, вы знаете старую поговорку: с со­бой на тот свет деньги не возьмешь. Ну а я именно это и собираюсь сделать. И из-за вашего религиозного ро­да деятельности я чувствую, что могу вам доверять. Здесь, в этих трех ящиках, большая часть моего благо­состояния. Вот мое последнее желание: я хочу, чтобы каждый из вас поместил в могилу одну коробку.

Все трое согласились на его просьбу, после чего ста­рик распределил коробки и умер. И правда, в день по­хорон все они пришли и поместили каждый свою короб­ку в его могилу. Затем они решили пойти выпить в мес­тный бар, где после долгого молчания первым загово­рил католический священник.

- Друзья, - сказал он, - боюсь, что должен кое в чем сознаться. Я положил в могилу не все деньги. Учи­тывая, что церковь нуждается в ремонте, а пожертвова­ний в последнее время перепадает очень мало, мне по­казалось грехом не вложить немного денег туда, где они послужат добру.

- Отец, я рад, что вы заговорили, - сказал протес­тант. - Как вы знаете, я возглавляю несколько благот­ворительных организаций. И мне тоже показалось гре­хом просто похоронить эти деньги. Так что и я сохра­нил немного этих денег, конечно, небольшую сумму, чтобы помочь этим достойным и бедствующим благотво­рительным фондам.

После долгого молчания священник и аббат спросили раввина, который все это время смотрел в окно, что он думает об их действиях.

- Должен сказать, - ответил раввин, - что я глу­боко удивлен, если не сказать, шокирован. Как раввин, уважая желания усопшего, я мог положить лишь всю сумму. Фактически, я выдал ему свой личный чек!

 

Еврей есть еврей! Раввин он или нет, не имеет большого значения: старые привычки умирают с трудом. Но они могут умереть. И ты должен приложить все возможные усилия к тому, чтобы они умерли, потому что их смерть - это начало твоей настоящей жизни.

 

Третий вопрос:

 

Возлюбленный Мастер,

Действительно ли индийское правительство так лениво, как Ты говорил вчера?

 

Прадипама,

 

Дело на самом деле не в индийском правительстве; в своей основе это индийский ум. Индийский ум ленив; индийское правительство - это лишь выражение индийского ума. И поскольку индийский ум ленив, что бы он ни делал, он будет делать это лениво. Веками индийский ум жил в этом состоянии. И это произошло по определенной причине.

Запад не так ленив; есть причины и для этого. Вне Индии родилось три религии: иудаизм, христианство, ислам. На самом деле это ответвления иудаизма; иудаизм является их источни­ком. Поэтому, фактически, в мире есть только две основные религии: иудаизм и индуизм. А основная разница между ними в том, что иудаизм верит в одну жизнь, а индуизм верит в много жизней, в перевоплощение. Отсюда вытекают все различия.

Если жизнь лишь одна, ты должен спешить. Ты должен делать все быстро, ты должен делать все искусно, чтобы не нужно было переделывать снова, потому что времени мало. На Западе время - деньги. Поскольку времени мало - семьдесят, восемьдесят лет... половина просто тратится впустую на сон; большая часть будет потрачена на зарабатывание хлеба с маслом, а остатки - на то, чтобы смотреть телевизор. Что остается тебе? Поэтому на Западе такая спешка и такое стремление к скорости - не раздумывая, куда идешь. Все движутся; единственный вопрос в том, что человек должен двигаться быстро. Какая разница, куда? Вот единственный вопрос: с какой скоростью ты движешься?

Я слышал:

 

Самолет потерялся в облаках. Все его изощренные приборы перестали работать, и пилот сообщил пассажи­рам по телекому:

- Не волнуйтесь. Есть плохие новости и хорошие но­вости. Сначала плохие новости: мы не знаем, куда летим. Хорошие новости: мы летим с прекрасной ско­ростью, так что не о чем беспокоиться. Скорость в пол­ном порядке.

 

На Востоке индуизм представил идею реинкарнации: много жизней, миллионы жизней. Времени больше, чем нужно; это совершенно не деньги. Нет вопроса о спешке, нет вопроса о скорости, нет вопроса о том, чтобы быть искусным. Ты можешь делать одно и то же снова и снова. Ты можешь спать и позволить времени идти. Если жизнь течет, как песок сквозь пальцы, не о чем беспокоиться: будет другая жизнь, за ней еще одна, и так далее, и так далее.

Эти две идеи создали на земле два вида людей: западный ум и восточный ум. Обе эти идеи были созданы по разным причинам, но когда что-то доходит до бессознательного челове­ка, он приводит все в соответствие со своей бессознатель­ностью. Обе идеи красивы и могут иметь чрезвычайную важ­ность.

Идея о том, что есть только одна жизнь, означает, что ты не должен тратить ее на ненужные вещи. Не трать ее на накопление денег, устройств; не трать ее на поверхностные вещи. Подумай о существенном, не о случайном. Вот какое послание за этим стояло. Но что произошло? Люди совершенно перевернули все с ног на голову. Они гораздо более заинтере­совались несущественным, поскольку времени мало: «Ешь, пей и веселись! Ты больше не родишься, поэтому получи от этого мира как можно больше».

Вот что произошло на Западе. Идея нужна была для того, чтобы подтолкнуть тебя к поиску существенного, но она прев­ратилась в свою прямую противоположность. Она стала такой:

«Ешь, пей и веселись, потому что скоро тебя не станет - и ты больше не придешь. Кто знает о другом мире, кто знает о Боге, кто знает о небесах? Не беспокойся о такой ерунде! Не беспокойся об этой чепухе, об этой эзотерической чепухе! Будь проще, наслаждайся этой жизнью, как только можешь. Живи ее! Выжми каждое мгновение досуха». Вот что случилось с великой идеей, которую дали Западу Авраам и Моисей.

А на Востоке в идее о том, что жизней миллионы, тоже содержится чрезвычайно важное послание. Она должна напоми­нать тебе, что ты уже много раз жил таким же гнилым образом. Ты двигался в колесе, ты двигался по кругу. Тебе еще не надоело? Ты еще не пресытился? Неужели ты так глуп, что не можешь увидеть бессмысленность всего этого? Живя столько жизней и каждый раз, желая одних и тех же вещей, добиваясь успеха и терпя поражение, умирая; не осознал ли ты, что нужно что-то еще? Этот мир не подойдет, ты должен его трансцендировать. Это было основной идеей Патанджали, Махавиры, Кришны, Будды - и их посланием.

Реинкарнация просто означает: пусть тебе надоест вся идея о желании того или другого. Покончи с ней. Выпрыгни из этого колеса рождения и смерти. Но то, что в действительности случилось в Индии, было совсем другое, прямо противополож­ное. То, что случилось в Индии, было ленивым, медленным. Бессознательный ум интерпретирует все послание таким обра­зом, что не нужно никуда спешить. «Есть много жизней, так зачем волноваться? Мы подумаем о Боге в старости или в следующей жизни. Времени в избытке, поэтому делай все медленно». Восток не сдвинулся с места; он застрял. Он стал нединамичным, стоячим, застойным.

Это одно из величайших бедствий, которые случаются всегда. Когда сознательный человек дает тебе определенную стратегию, определенную идею, чтобы тебе помочь, ты приво­дишь ее в соответствие со своим умом, и вместо того, чтобы использовать ее как помощь, ты делаешь ее для себя вредной. Будды дали тебе нектар; к тому времени, как он достигает тебя, он становится ядом.

Поэтому на самом деле этот вопрос не об индийском правительстве; индийское правительство - это лишь выраже­ние индийского ума. Индийскому уму нужны перемены, запад­ному уму нужны перемены. Оба они заблудились. Я не отдаю предпочтения ни одному из них. Оба они до сих пор заставляли человечество страдать.

Нам нужен новый ум, который не будет ни западным, ни восточным - новый, глобальный ум. Впервые нужен вселенский ум. Впервые нам нужен человек, который не думает в терминах наций, полушарий, рас, крови, цвета, религий, но который думает лишь в терминах сознания. Нам нужно поднять сознание всего этого человечества.

Индия страдает от великой лени.

 

Один парень умирает и попадает прямо в рай. Святой Петр встречает его у ворот и говорит:

- Извините, сэр, но вы не можете войти. Вас нет в списках. Вам придется отправиться в ад. Но так как вы были не таким уж плохим, вы можете выбирать между индийским и немецким адом.

- Прежде чем выбрать, - говорит парень, - я хо­тел бы знать, в чем разница.

- Хорошо, я объясню, - говорит Святой Петр. - Индийский ад - это плавательный бассейн полный дерьма, вы стоите в дерьме, которое выше вашего рос­та, и каждый раз, когда вы пытаетесь высунуть голову из дерьма, стражник ударяет вас по голове своей дуби­ной, пока вы не засунете ее обратно.

- А что такое немецкий ад? - спрашивает парень.

- Немецкий ад - это плавательный бассейн, пол­ный дерьма, и вы стоите в дерьме, которое выше уров­ня вашей головы, и каждый раз, когда вы пытаетесь вы­сунуть из дерьма голову, стражник бьет вас по голове своей дубиной, пока вы не засунете ее обратно.

- Но я не вижу никакой разницы...

- Знаете что, - говорит Петр. - Сегодня я в хоро­шем настроении, и я кое-что вам скажу: в индийском аду иногда не завозят достаточно дерьма, иногда нет стражника, а иногда он забывает дома свою дубину...

 

Четвертый вопрос:

 

Возлюбленный Мастер,

Думаешь ли Ты, что возможно измерять жизнь и любовь в процентах, как Ты это сделал в своей лекции на днях?

 

Мишель,

 

На каких днях? Я совершенно забыл! У меня не очень хорошая память.

 

Харви ехал на поезде в деловую командировку в Но­вый Орлеан. В поезде он случайно прочитал в Ридерз Дайджест статью о семидесятипятилетнем американском индейце из Аризоны, который считается обладате­лем лучшей памяти в мире.

Так как поезд проезжал всего в нескольких милях от этого знаменитого индейца, Харви решил остановиться и посетить его. Действительно, его направили в боль­шой типи посреди индейской резервации. Внутри скрес­тив ноги, сидел сморщенный старик и курил трубку.

Обменявшись несколькими формальностями, Харви спросил:

- Что вы ели на завтрак 11 декабря 1908 года? Индеец скрестил руки на груди и рявкнул:

- Яичницу!

Харви ушел к своему поезду под сильным впечатлени­ем.

Через десять лет, путешествуя по Аризоне, Харви ре­шил остановиться и посмотреть, жив ли еще старый индеец. И правда, его провели в тот же типи, но попро­сили входить очень медленно, чтобы не напугать стари­ка. Войдя вовнутрь, Харви поднял руку, чтобы дружес­ки приветствовать его на манер индейцев:

- Как…

- Старый индеец рявкнул:

- Всмятку!

 

Такой памяти у меня нет!

Мишель, что я могу сказать сегодня, то я и говорю; я не знаю о том, что было на днях.

Любовь и жизнь нельзя измерять в процентах. Фактически, нельзя измерять ничего, потому что целое едино и неделимо. Но для определенных целей, возможно использовать метод измере­ния - но только для определенных целей.

Например, жизнь нельзя измерить, но можно сказать так: жизнь существует только в небольшом спектре температуры - от девяноста восьми градусов до ста десяти, только двенадцать градусов. Если температура выше ста десяти, с тобой поконче­но; если она ниже нормальной, ты начнешь ускользать. Поэтому этот промежуток двенадцать, пятнадцать градусов... Для опре­деленной цели - для медицинских целей это совершенно правильно.

Жизнь нельзя измерить, если ты думаешь о сознании, но если ты думаешь об уме, ее измерить можно. Твой ум - это не что иное, как биокомпьютер, и рано или поздно компьютеры будут работать лучше твоего ума. Это возможно даже при твоей жизни, потому что к концу этого века роботы будут ходить по дорогам - и выглядеть точно так же, как ты. И ты будешь часто оказываться в затруднении: ты можешь подумать, что мужчина или женщина настоящие, а этот мужчина или эта женщина могут оказаться роботом.

Сейчас ученые думают о том, чтобы покрыть механизм робота искусственной синтетической кожей. Они отпустят во­лосы, и будут выглядеть точно как ты. Лишь иногда ты заподоз­ришь, что что-то не так, - когда сядет батарейка. Тогда: «Гррр, Гррр, Гррр!» А так все будет в полном порядке. Лишь мгновение назад женщина обнимала тебя и говорила: «Я люблю тебя», а теперь она говорит: «Грр, Грр, Грр!» Разницу можно будет заметить лишь, если человек заболеет: настоящий человек пойдет в больницу, а робот на фабрику, на свалку. Тогда ты узнаешь разницу; иначе узнать будет невозможно.

Фактически, обычный человек - это не что иное, как робот. Твою бессознательную жизнь можно измерить в процен­тах, твою любовь можно измерить в процентах - потому что, какая у тебя любовь? Это не что иное, как химия!

Да, любовь Христа или Будды неизмерима, потому что она трансцендентна к гормонам, к химии, к физиологии. Но твоя любовь гормональна. Если сделать тебе инъекцию сильных гормонов, в тебе возникнет великая любовь. Отними у тебя гормоны, и она сдувается и падает на землю; вся любовь исчезает. Твою любовь можно измерить, но это не любовь; это лишь биологический позыв. И твоя жизнь - это химическое явление. Но есть жизнь по ту сторону твоей жизни, есть любовь над твоей любовью, - любовь, которая неизмерима.

Но у меня очень плохо и с памятью, и с математикой.

 

Большинство односельчан считало Киллорана самым тупым парнем в деревне. Однажды он появился в новом костюме и купил всем выпивку. Соседи удивились: что случилось?

Когда один из них, в конце концов, спросил его об этом, Киллоран ответил:

- Я выиграл первый приз в лотерею.

- А как ты угадал выигрышный номер?

- Три раза подряд мне приснилось число семь. Поэ­тому я сообразил, что трижды семь будет двадцать че­тыре, и купил билет номер двадцать четыре, и он выиг­рал.

- Дурак, трижды семь будет двадцать один, а не двадцать четыре.

- У тебя есть образование, - сказал Киллоран, - а у меня лотерейные деньги.

 

И, Мишель, именно это я хочу сказать тебе: возможно, ты знаешь математику - у тебя есть образование, а у меня лотерейные деньги!

 

Последний вопрос:

 

Возлюбленный Мастер,

Я слышал, что женатый мужчина живет дольше, чем неженатый. Правда ли это?

 

Сатьядэва,

 

Медитируй на максиму Мерфи: Женатые мужчины в дейс­твительности не живут дольше. Только кажется, что они живут.

И, Сатьядэва, почему беспокоишься ты? Думаю, тебе уже за шестьдесят. Не подумываешь ли ты о том, чтобы жениться и таким образом продлить свою жизнь? Пришло время подумать о чем-то другом - время подумать о смерти, не о женитьбе; время подумать о вечном, а не о «более долгом».

Даже если ты доживешь до семидесяти, восьмидесяти, девяноста, какое это имеет значение? Что ты будешь делать? Если ты проживешь девяносто или сто лет, ты снова будешь делать те же самые глупости. Что ты делал до сих пор, что ты делал эти шестьдесят лет? Ты будешь делать то же самое, даже если будешь на шестьдесят лет старше. Придумай что-нибудь новое!

Смерть обязательно придет. Когда ты умрешь, не важно; смерть абсолютно определенна, и это важно. После рождения в жизни определенно только одно, и это смерть; все остальное неопределенно. Не пытайся убежать от смерти, не пытайся избежать ее. Веками люди пытались всеми способами избежать смерти, но смерть все равно приходит. Женат ты или нет, не имеет значения: ты умрешь. Ты умираешь!

Фактически, смерть не приходит однажды внезапно; она начинается в тот день, когда ты родился. Ты начинаешь умирать с самого первого вздоха. Каждый день рождения - это день смерти. Твоя жизнь выскальзывает у тебя из рук, и ты не можешь убежать.

Древняя суфийская притча:

 

Однажды один богатый торговец в Багдаде послал своего слугу на базар купить еду. Но через несколько минут слуга вернулся, охваченный паникой.

- Хозяин! - закричал он. - Ты должен одолжить мне своего самого быстрого коня, чтобы я мог бежать в Дамаск и таким образом уйти от моей судьбы.

- А в чем дело? - спросил торговец.

- Я пошел на рынок и увидел Смерть среди рядов!

- воскликнул слуга. - Она сделала в мою сторону враждебный жест и пошла ко мне. Умоляю тебя, одол­жи мне своего лучшего коня, чтобы я мог бежать в Да­маск и спастись.

Торговец был добрым человеком и сделал, о чем его просил слуга. Затем он пошел на рынок, чтобы прове­рить, правдива ли история. Действительно, Смерть стоя­ла среди толпы.

- Почему ты сделала враждебный жест в сторону моего слуги? - спросил торговец.

- Я не делала никаких жестов, - ответила Смерть.

- Я просто была очень удивлена, увидев его, потому что сегодня вечером у меня с ним встреча... в Дамаске.

 

Ты не можешь бежать. Куда бы ты ни пошел, ты найдешь, что там тебя ждет смерть. Да, ее можно оттянуть, отложить, но какой смысл? Вместо того чтобы откладывать, почему бы не использовать эту возможность осознать смерть - что она приближается, что она на пути, что в любое мгновение она может тебя схватить. Не проси лошадь и не пытайся бежать в Дамаск. Ты не можешь бежать. Единственный путь - трансценденция, не бегство.

Ты спрашиваешь меня: «Я слышал, что женатые мужчины живут дольше не женатых. Правда ли это?»

Если это и правда, ну и что? Ты женишься? В возрасте шестидесяти лет это будет так глупо. Человеку двадцати лет это простительно, но тебе этого простить нельзя.

 

Мистер Голдберг пришел к врачу и пожаловался, что у него завелись насекомые. Сдав анализы, мистер Голд­берг тревожно ожидал, пока из лаборатории выйдет врач и сообщит результаты.

- Извините, мистер Голдберг, - сказал наконец врач, - но эти насекомые оказались фруктовыми муш­ками. Мне жаль, но ваш банан мертв.

 

На сегодня достаточно.

 

Саньяса ради саньясы

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...