Понятие текста в лингвистике

Содержание

 

1. Понятие текста в лингвистике

2. Дискурс, анализ дискурса

3. Лингвистика текста

Понятие текста в лингвистике

 

Предметом изучения дисциплины «лингвистика текста» является текст. Следует дать определение данному термину. Общепринятым в лингвистике является следующее определение текста: «Текст – это реально высказанное (написанное) предложение или совокупность предложений,... могущее... служить материалом для наблюдения фактов данного языка» (Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. – М., 1966. – С. 365). Традиционно в лингвистике термином «текст» обозначают не только записанный, зафиксированный так или иначе текст, но и любое кем-то созданное «речевое произведение» любой протяженности – от однословной реплики до целого рассказа, поэмы или книги (Маслов Ю.С. Введение в языкознание. – М.: Высшая школа, 1998. – С.11). Текст представляет собой фиксированное законченное сообщение.

ТЕКСТ (фр. texte, англ. text, от лат. textus "ткань, сплетение, структура; связное изложение"), языковое произведение неограниченной длины. Тексты являются предметом исследования не только (и даже, пожалуй, не столько) лингвистики, но и других наук – литературоведения и семиотики; психологии; истории, в состав которой входят палеография и текстология; юриспруденции; теологии; этнографии. Наш реферат ограничивается в основном рамками лингвистического подхода к тексту. Соответствующая дисциплина обычно именуется лингвистикой текста, хотя некоторыми авторами употребляется термин «теория текста»; встречается и выражение «синтаксис текста», по своей внутренней форме обозначающее раздел лингвистики текста, но часто понимаемое и расширительно, как синоним предыдущих.

Следует заметить, что термин «текст» иногда, особенно в литературоведческом и культурологическом контексте, употребляется в особом абстрактном смысле, приблизительно следующем: "связная совокупность концептов и идей, относящихся к некоторой сфере". Так, В.Н.Топоров, анализируя петербургские произведения Н.В.Гоголя, Ф.М.Достоевского, А.А.Блока и др., выявлял в них некий общий «петербургский текст» – некоторое единое содержание, не обязательно выражаемое одинаково, но ощущаемое читателем как часть определенного идейного комплекса и воспринимаемое по образцу восприятия текста, «прочитывающегося за» всей совокупностью принадлежащих этим авторам текстов в собственном смысле. До определенной степени такое понимание коррелирует также с восходящей к И.Канту метафоре МИР ЭТО ТЕКСТ, следствием из которой является представление о познании как чтении некоторой «книги природы». В данной статье обсуждается более общепринятое понимание термина «текст», сформулированное в начале. Тексты возникают в результате языкового взаимодействия, и адекватное понимание сущности текста возможно лишь при учете динамических процессов языкового общения, разворачивающихся во времени и ведущих к возникновению текста. Тем не менее существует длительная традиция изучения текстов, особенно письменных, как статических объектов, существующих независимо от обстоятельств их возникновения. В данном реферате рассматриваются именно аспекты текста.

Текст (письменный и устный) это как первичная данность вообще всего гуманитарно-филологического мышления. Текст является той непосредственной действительностью (действительностью мысли и переживаний), из которой только и может исходить это мышление. Где нет текста, там нет и объекта для исследования и мышления.

«Подразумеваемый» текст. Если понимать текст широко — как всякий связный знаковый комплекс, то и искусствоведение (музыковедение, теория и история изобразительных искусств) имеет дело с текстами (произведениями искусства). Мысли о мыслях, переживания переживаний, слова о словах, тексты о текстах. В этом основное отличие гуманитарных дисциплин от естественных, хотя абсолютных, непроницаемых границ и здесь нет. Гуманитарная мысль рождается как мысль о чужих мыслях, волеизъявлениях, манифестациях, выражениях, знаках. Научно точная, так сказать, паспортизация текстов и критика текстов — явления более поздние.

Нас интересует проблема словесных текстов, являющихся первичной данностью соответствующих гуманитарных дисциплин — в первую очередь лингвистики, филологии, литературоведения и др.

Всякий текст имеет субъекта, автора (говорящего, пишущего). Возможные виды, разновидности и формы авторства. Лингвистический анализ в известных пределах может и вовсе отвлечься от авторства. Истолкование текста как примера (примерные суждения, силлогизмы в логике, предложения в грамматике, «коммутации» в лингвистике и т. п.). Воображаемые тексты (примерные и иные). Конструируемые тексты (в целях лингвистического или стилистического эксперимента). Всюду здесь появляются особые виды авторов, выдумщиков примеров, экспериментаторов с их особой авторской ответственностью (здесь есть и второй субъект: кто бы так мог сказать).

Текст как высказывание. Два момента, определяющие текст как высказывание: его замысел (интенция) и осуществление этого замысла. Проблема второго субъекта, воспроизводящего (для той или иной цели, в том числе и исследовательской) текст (чужой) и создающего обрамляющий текст (комментирующий, оценивающий, возражающий и т. п.).

Если за текстом не стоит язык, то это уже не текст, а естественно-натуральное (не знаковое) явление, например комплекс естественных криков и стонов, лишенных языковой (знаковой) повторяемости. Конечно, каждый текст (и устный и письменный) включает в себя значительное количество разнородных естественных, натуральных моментов, лишенных всякой знаковости, которые выходят за пределы гуманитарного исследования (лингвистического, филологического и др.), но учитываются и им (порча рукописи, плохая дикция и т. п.). Чистых текстов нет и не может быть. В каждом тексте, кроме того, есть ряд моментов, которые могут быть названы техническими (техническая сторона графики, произношения и т. п.).

Итак, за каждым текстом стоит система языка. В тексте ей соответствует все повторенное и воспроизведенное и повторимое и воспроизводимое, все, что может быть дано вне данного текста (данность). Но одновременно каждый текст (как высказывание) является чем-то индивидуальным, единственным и неповторимым, и в этом весь его смысл (его замысел, ради чего он создан). По отношению к этому моменту все повторимое и воспроизводимое оказывается материалом и средством. Это в какой-то мере выходит за пределы лингвистики и филологии. Этот второй момент (полюс) присущ самому тексту, но раскрывается только в ситуации и в цепи текстов (в речевом общении данной области). Этот полюс связан не с элементами (повторимыми) системы языка (знаков), но с другими текстами (неповторимыми) особыми диалогическими (и диалектическими при отвлечении от автора) отношениями.

Всякая система знаков (то есть всякий язык), на какой узкий коллектив ни опиралась бы ее условность, принципиально всегда может быть расшифрована, то есть, переведена на другие знаковые системы (другие языки); следовательно, есть общая логика знаковых систем, потенциальный единый язык языков (который, конечно, никогда не может стать конкретным единичным языком, одним из языков). Но текст (в отличие от языка как системы средств) никогда не может быть переведен до конца, ибо нет потенциального единого текста текстов.

Событие жизни текста, то есть его подлинная сущность, всегда развивается на рубеже двух сознаний, двух субъектов.

Стенограмма гуманитарного мышления — это всегда стенограмма диалога особого вида: сложное взаимоотношение текста (предмет изучения и обдумывания) и создаваемого обрамляющего контекста (вопрошающего, возражающего и т. п.), в котором реализуется познающая и оценивающая мысль ученого. Это встреча двух текстов — готового и создаваемого реагирующего текста, следовательно, встреча двух субъектов, двух авторов.

Текст не вещь, а поэтому второе сознание, сознание воспринимающего, никак нельзя элиминировать или нейтрализовать.

Можно идти к первому полюсу, то есть к языку — языку автора, языку жанра, направления, эпохи, национальному языку (лингвистика) и, наконец, к потенциальному языку языков (структурализм, глоссематика). Можно двигаться ко второму полюсу — к неповторимому событию текста.

Между этими двумя полюсами располагаются все возможные гуманитарные дисциплины, исходящие из первичной данности текста.

Оба полюса безусловны: безусловен потенциальный язык языков и безусловен единственный и неповторимый текст.

Всякий истинно творческий текст всегда есть в какой-то мере свободное и не предопределенное эмпирической необходимостью откровение личности. Поэтому он (в своем свободном ядре) не допускает ни каузального объяснения, ни научного предвидения. Но это, конечно, не исключает внутренней необходимости, внутренней логики свободного ядра текста (без этого он не мог бы быть понят, признан и действен).

Человеческий поступок есть потенциальный текст и может быть понят (как человеческий поступок, а не физическое действие) только в диалогическом контексте твоего времени (как реплика, как смысловая позиция, как система мотивов). Язык и речь можно отождествлять, поскольку в речи стерты диалогические рубежи высказываний. Но язык и речевое общение (как диалогический обмен высказываниями) никогда нельзя отождествлять. Возможно абсолютное тождество двух и более предложений (при накладывании друг на друга, как две геометрические фигуры, они совпадут), более того, мы должны допустить, что любое предложение, даже сложное, в неограниченном речевом потоке может повторяться неограниченное число раз в совершенно тождественной форме, но как высказывание (или часть высказывания) ни одно предложение, даже однословное, никогда не может повторяться: это всегда новое высказывание (хотя бы цитата).

Дискурс. Анализ дискурса

 

Термин «дискурс», как он понимается в современной лингвистике, близок по смыслу к понятию «текст», однако подчеркивает динамический, разворачивающийся во времени характер языкового общения; в противоположность этому, текст мыслится преимущественно как статический объект, результат языковой деятельности. Иногда «дискурс» понимается как включающий одновременно два компонента: и динамический процесс языковой деятельности, вписанной в ее социальный контекст, и ее результат (т.е. текст); именно такое понимание является предпочтительным. Иногда встречающиеся попытки заменить понятие дискурса словосочетанием «связный текст» не слишком удачны, так как любой нормальный текст является связным.

Чрезвычайно близко к понятию дискурса и понятие «диалог». Дискурс, как и любой коммуникативный акт, предполагает наличие двух фундаментальных ролей – говорящего (автора) и адресата. При этом роли говорящего и адресата могут поочередно перераспределяться между лицами – участниками дискурса; в этом случае говорят о диалоге. Если же на протяжении дискурса (или значительной части дискурса) роль говорящего закреплена за одним и тем же лицом, такой дискурс называют монологом. Неверно считать, что монолог – это дискурс с единственным участником: при монологе адресат также необходим. В сущности, монолог – это просто частный случай диалога, хотя традиционно диалог и монолог резко противопоставлялись.

Вообще говоря, термины «текст» и «диалог» как более традиционные обросли большим количеством коннотаций, которые мешают их свободному употреблению. Поэтому термин «дискурс» удобен как родовой термин, объединяющий все виды использования языка. Поскольку структура дискурса предполагает наличие двух коренным образом противопоставленных ролей – говорящего и адресата, постольку сам процесс языкового общения может рассматриваться в этих двух перспективах. Моделирование процессов построения (порождения, синтеза) дискурса – не то же самое, что моделирование процессов понимания (анализа) дискурса. В науке о дискурсе выделяются две различные группы работ – те, которые исследуют построение дискурса (например, выбор лексического средства при назывании некоторого объекта), и те, которые исследуют понимание дискурса адресатом (например, вопрос о том, как слушающий понимает редуцированные лексические средства типа местоимения он и соотносит их с теми или иными объектами). Кроме того, есть еще третья перспектива – рассмотрение процесса языкового общения с позиций самого текста, возникающего в процессе дискурса (например, местоимения в тексте можно рассматривать безотносительно к процессам их порождения говорящим и понимания адресатом, просто как структурные сущности, находящиеся в некоторых отношениях с другими частями текста).

Междисциплинарное направление, изучающее дискурс, а также соответствующий раздел лингвистики называются одинаково – дискурс[ив]ным анализом или дискурс[ив]ными исследованиями. Хотя языковое взаимодействие на протяжении веков было предметом таких дисциплин, как риторика и ораторское искусство, а затем – стилистики и литературоведения, как собственно научное направление дискурсивный анализ сформировался лишь в последние десятилетия. Произошло это на фоне господствовавшей в лингвистике на протяжении большей части 20 в. противоположно направленной тенденции – борьбы за «очищение» науки о языке от изучения речи. Ф. де Соссюр считал, что истинный объект лингвистики – языковая система (в противоположность речи), Н.Хомский призвал лингвистов изучать языковую «компетенцию» и абстрагироваться от вопросов употребления языка. В последнее время, однако, познавательные установки в науке о языке начинают меняться, и набирает силу мнение, в соответствии с которым никакие языковые явления не могут быть адекватно поняты и описаны вне их употребления, без учета их дискурсивных аспектов. Поэтому дискурсивный анализ становится одним из центральных разделов лингвистики.

Направление дискурсивного анализа зародилось раньше идеи «лингвистики текста», но именно ему было суждено реализовать исходные замыслы такой лингвистики.

Само название направления заимствовано у З. Харриса, создателя позднеструктуралистской концепции. Сегодняшние работы в области анализа дискурса, разумеется, гораздо менее формалистичны, чем сорок лет назад, больше обращены к человеку. И, тем не менее, некоторые общие черты сохранились.

По З. Харрису, анализ дискурса — метод анализа связной речи или письма. Метод этот формальный, ориентируется только на встречаемость морфем, взятых как различительные элементы. Он не зависит от знаний аналитика о том, каково конкретно значение каждой морфемы. Этот метод не дает также никакой новой информации о значениях отдельных морфем, входящих в текст. Но это не значит, что в результате анализа дискурса мы ничего не узнаем о дискурсе и о том, как грамматика языка в нем проявлена. Ведь «хотя мы и пользуемся формальными процедурами, сходными с дескриптивно-лингвистическими, мы можем получить новую информацию о конкретном изучаемом тексте, информацию, выходящую за рамки дескриптивной лингвистики» [Harris 1952, 355].

Этот подход нацелен на решение двух взаимосвязанных проблем:

a) распространение методов дескриптивной лингвистики за пределы отдельно взятого предложения,

б) соотнесение культуры и языка — т. е. неязыкового и языкового поведения.

Дистрибутивный анализ, по мнению Харриса, полезен в обеих областях. А именно, с одной стороны, он выводит нас за пределы предложения, позволяет установить корреляции между элементами, далеко отнесенными друг от друга в тексте. С другой же стороны, учитывается, что любой дискурс возникает в рамках конкретной ситуации — той, о которой говорит человек, или той, в которой находится некто, записывая время от времени свои мысли. Этот же метод состоит в установлении встречаемости элементов дискурса, а особенно, в закономерностях появления одних элементов от других — в рамках одного и того же дискурса.

В конце 1980-х гг. эти две проблемы рассматриваются как попытки объяснить:

1) почему конкретный элемент находится в одном, а не в другом дискурсном окружении, — «дистрибуционная объяснительность»;

2) почему текст нам кажется связным (логически несамопротиворечивым, когерентным), — «секвенциальная» объяснительность.

В 1950-е же годы З. Харрис приходит к необходимости дополнить такой анализ понятием трансформации. Это обогащение инструментария дает более высокий уровень абстракции. Если посмотреть на каждое реальное предложение текста не по номиналу, а как на результат преобразования «ядерного» предложения в реальную форму (под воздействием всевозможных контекстных факторов), то обнаружатся более глубокие закономерности в структуре целого текста.

К концу 1970-х гг., когда идеи и методы трансформационных грамматик получили достаточно подробную и глубокую проработку, вновь актуальной стала идея анализа дискурса как такового. Например, в теории речевых актов каждое предложение представляют как суперпозицию: тип иллокуции накладывается на «объектную пропозицию». Это — обобщение той идеи, что реальное предложение есть реализация «ядерной» структуры, причем под влиянием не только соседних предложений, но и в более широком объеме — всей духовности человека — его намерений, моментального среза внутреннего мира и т. п. Конечно, правы критики, говоря, что анализу подвергается письменная речь или транскрипция устной и что сведение речи к письменной форме само есть одна из множества возможных интерпретаций речи. Тем не менее, в этом подходе исследователей привлекает мысль о закономерностях текстообразования, которые следует искать в человеческом духе, но опираясь прежде всего на материал речи. Исследование опирается не только на абстрактные, пусть и очень глубокие, построения, но и на материал. При этом язык, действие, ситуация и знание человека рассматриваются в своей совокупности.

В 1980-е гг. на анализ дискурса смотрят как на описание закономерностей в языковых реализациях, используемых людьми для сообщения значений и интенций, связанное с разнообразными операциями и научными дисциплинами:

1. Социолингвистика, занимающаяся структурой социального взаимодействия, проявленного в разговоре, дает «заземленное» обобщение, поскольку она основана на реально зафиксированных образчиках языка в его употреблении — работая обычно с транскрибированными данными устной речи.

2. Психолингвистика, в связи с реальным пониманием речи.

3. Философия языка, а также формальные модели, где рассматриваются семантические отношения между парами предложений и их синтаксических реализаций. Там же рассматриваются отношения между значениями и возможными мирами: насколько используемые предложения дают суждения, которым могут быть приписаны значения «истина» или «ложь». Огрубление здесь состоит в том, что при этом рассматриваются архетипные говорящие, обращающиеся к архетипным же слушающим в рамках (минимально конкретизированного) архетипного контекста.

4. Вычислительная лингвистика, занимающаяся конструированием моделей обработки дискурса. Она, впрочем, ограничена текстами конечной длины, часто очень короткими и взятыми в рамках укороченных же контекстов.

В этом многообразии выделяются два типа моделей анализа:

1. Формальные модели — в них семантические качества языковых форм не учитываются, отвлекаются в них и от исторических аспектов языка. Сюда относятся следующие направления: теория речевых актов, анализ разговора (этнометодология) и этнография речи. Эти модели направлены на описание коммуникативной компетенции. Формальные теории дискурса рассматривают формы существования разговорного языка под углом зрения взаимодействия людей в социологическом аспекте. Предметом анализа являются транскрипции последовательности речевых взаимодействий. Исследуемые же единицы лежат выше уровня предложения; например, к этим единицам относятся речевые акты, ходы в общении и обмен репликами.

2. Содержательный анализ дискурса — полностью сосредоточен именно на семантической и исторической плоскостях, как в теоретическом, так и в практическом планах. Такой анализ направлен на объяснение явлений речевой деятельности, точнее — «исполнения». Материал исследования черпается из истории, из письменных памятников.

В последнее время характерными чертами его стали:

1) большой вес, придаваемый интратекстуальному описанию («морфология дискурса»);

2) критика каузальной концепции отношений между внутридискурсным и внедискурсным (в начале развития анализа дискурса на европейской почве чаще предполагалось, что внутренняя структура дискурса связана с внешними функциями его и ими обусловлена);

3) подход к высказыванию под углом зрения интерпретации последовательностей (причем интерпретации, которую структурирует знание, а не продуцирования этих последовательностей.

Именно последняя тенденция и представляет, на наш взгляд, интерпретативность в дисциплинах, исследующих человеческую духовность.

По сравнению с анализом дискурса З. Харриса, европейский анализ дискурса значительно больше ориентирован на философию, на хитросплетения текста. Дискурс при этом не столько точка зрения, сколько источник ограничений, или фильтров, управляющих конкретной деятельностью: высказывание это не обманчивая сцена, где лишь сходятся содержания, заготовленные порознь. Высказывание — непосредственный участник конструирования смысла и сюжетов, распознаваемых в дискурсе. Анализ дискурса не только должен объяснять, почему те, а не иные высказывания были использованы, но и почему выбран именно данный путь мобилизации сил, использования именно данных социальных источников».

В свете новых тенденций перед анализом дискурса стоят дополнительные задачи:

1. Проблема идентичности дискурсной формации. Отношение к другому человеку не является производным, а составляет суть дискурса. Этот «другой» не бесформенен: ведь смысл циркулирует между определенными жизненными позициями. Вот почему сегодня отказываются и от концепции дискурса как «видения мира», и от концепции, согласно которой дискурс — проявление воли к выражению у коллективного субъекта.

2. Противопоставление глубинного и поверхностного в анализе текста, разграничение «глубинных» содержаний и «поверхностной» организации высказываний (когда последние считаются зависящими от обстоятельств коммуникации). Высказывания не предназначены только для презентации содержания, для театрализации уже существующего смысла.

3. Представление о взаимоотношениях дискурса и общества. Смысл и языковая деятельность составляют отдельное независимое измерение в общественной жизни и не являются надстройкой над экономическим базисом. Есть «дискурсивный порядок», и задача состоит в том, чтобы выяснить связи между дискурсом и группами, являющимися движущими силами этого дискурса.

Итак, анализ дискурса должен дать характеристику того, как, в контексте взаимодействия людей, направленного на достижение каких-либо целей, коммуниканты интерпретируют речь и действия: является ли такое обращение к интерпретации взаимным — как в случае разговора — или невзаимным, когда мы читаем или пишем. Но в любом случае процесс этот интерактивен, предполагает взаимодействие людей. Такая задача заставляет выявить связность текста.

Лингвистика текста

 

Тексты издавна привлекали внимание как особый объект изучения. Изначально это касалось сакральных текстов, играющих центральную роль во всех крупнейших религиях. Позже объектом изучения стали тексты других типов, в частности юридические и литературные. С конца 19 в. тексты стали предметом пристального внимания этнологов. Однако текст как структура становится объектом специального интереса, по-видимому, лишь в 19–20 вв. Наиболее известная ранняя работа о структуре текста принадлежит русскому фольклористу и литературоведу В.Я.Пропп (Морфология сказки, 1928). Открытие Проппа состояло в том, что в волшебных сказках имеется ограниченное число типов событий и персонажей, и они весьма стабильны, хотя могут реализоваться по-разному. В конце 1950-х – начале 1960-х годов книга Проппа была переведена на английский и французский языки и, мгновенно превратившись в научный бестселлер, оказала существенное влияние на ряд научных направлений, в том числе семиотику и лингвистику текста. В особенности это касается французских структуралистов и семиологов (К.Леви-Стросс, Р.Барт, Ц.Тодоров, А.Греймас).

Другим источником идей для западноевропейской лингвистики текста стала чешская лингвистическая школа. Под прямым и косвенным влиянием чешской школы в Западной Европе в 1960-е годы начала формироваться лингвистическая теория текста (П.Хартманн, Р.Харвег, З.Шмидт, Т. ван Дейк, В.Дресслер, Я.Петефи, К.Гаузенблаз, П.Сгалл, И.Беллерт, Н.Энквист и др.). В этой традиции текст первоначально анализировался в основном структурными, таксономическими методами, по аналогии с более привычными языковыми объектами (так, в работах Харвега лексические единицы квалифицировались с точки зрения того, типичны они для начальных или конечных фраз текста). Однако к середине 1970-х годов текст был переосмыслен как коммуникативный процесс, и вслед за этим лингвистика текста «переродилась» в дискурсивный анализ. Так, один из основателей лингвистики текста и ее наиболее активный организатор и популяризатор голландский лингвист Т. ван Дейк во второй половине 1970-х годов перешел с текстовой на дискурсивную терминологию, что знаменовало переход от статического к динамическому, процедурному подходу. Важную роль в таком переходе сыграли также монография Р.-А. да Богранда и В.Дресслера Введение в лингвистику текста (1981) и работы по моделированию понимания и производства связного текста, выполненные в рамках искусственного интеллекта (прежде всего Р.Шенком и его последователями).

В СССР также возник интерес к языковым объектам, большим, чем предложение. Такие объекты иногда выступали под псевдонимом «сверхфразовые единства» или «сложные синтаксические целые», но нередко использовалась и собственно текстовая терминология. Ранние работы в этой области (1948) принадлежат И.А.Фигуровскому и Н.С.Поспелову. В 1950–1960-е годы исследованиями структуры текста занимались Н.Ю.Шведова, Т.Г.Винокур, Е.В.Падучева, Ю.С.Мартемьянов и др. В этих работах, в частности, были подняты вопросы структуры абзаца и семантики межфразовых отношений в тексте. Особенно активно лингвистика текста развивалась в СССР в 1970–1980-е годы в работах таких авторов, как Т.М.Николаева, С.И.Гиндин, И.И.Ревзин, М.И.Откупщикова, И.Р.Гальперин, В.Г.Гак, Б.М.Гаспаров, О.И.Москальская, З.Я.Тураева, Е.А.Реферовская, И.И.Ковтунова, В.А.Бухбиндер, Г.В.Ейгер, Ю.А.Здоровов и др. Круг вопросов, рассматривавшихся в этих работах, очень широк, однако в качестве основных можно указать следующие: просодия и интонация в тексте; использование служебных слов как маркеров структуры текста; текстовая реализация более мелких языковых единиц (фонем, морфем и т.д.); общая структура текста; время и модальность в тексте; референция в тексте; типология текстов; вклад лингвистики текста в литературоведение и обучение языкам. Один из лучших трудов, суммирующий результаты лингвистики текста, – это стостраничное учебное пособие М.И.Откупщиковой Синтаксис связного текста (Ленинград, 1982). В этом труде резюмируются исследования по основным вопросам лингвистики текста – о границах и единицах текста, о законах связности, о средствах реализации связности (к их числу относятся замещения и коннекторы), о статусе предложения и актуального членения и др. Популярности исследований по лингвистике текста в указанный период способствовало также широко распространенное ощущение, в соответствии с которым эти исследования рассматривались как вносящие вклад в преодоление разделения филологии на лингвистику и литературоведение и в углубление междисциплинарных связей обеих этих наук с семиотикой и другими гуманитарными дисциплинами; это ощущение хорошо прослеживается в ряде публикаций Института славяноведения и балканистики АН СССР (ныне РАН), в названии которых присутствует словосочетание «структура текста».

Исследования текста проводились и проводятся также в связи с прикладными задачами. Среди задач автоматической обработки текста следует особо выделить проблему автоматического реферирования – компьютерного порождения сжатого изложения на основе исходного текста. В СССР (в Киеве) этой задачей занимались, в частности, И.П.Севбо и Э.Ф.Скороходько. В компьютерной лингвистике возникла идея построения так называемых повествовательных грамматик. В одной из наиболее известных моделей такого рода, принадлежащей американскому специалисту по искусственному интеллекту Д.Румелхарту, схема рассказа порождается по правилам, несколько напоминающим правила построения синтаксических структур из ранних версий генеративной грамматики. Теория риторической структуры У.Манна и С.Томпсон, имеющая большое теоретическое значение, первоначально также возникла как прикладная разработка, направленная на исчисление типов связей в тексте, равно как и близкая ей концепция риторических предикатов К.Маккьюин. В настоящее время проводятся исследования по компьютерной реализации этой теории. Текст является объектом, как литературоведения, так и языкознания. Лингвистика текста, или текстовой анализ, как часть семиотики текста простирается от простого межфразового синтаксиса до сложного анализа текстовых миров и межличностного общения. Главной проблемой, стоящей перед семиотикой текста, является определение и функционирование вымысла как человеческой семиотической, — в частности, и интерпретативной, — деятельности.

Этой проблеме — «заоблачной» языковой области— посвящена огромная литература самых разных теоретических ориентаций: от герменевтической до формально-логической. Центральной задачей этой дисциплины являлась эксплицитная и по возможности четкая реконструкция того, как интерпретатор «заставляет текст соотноситься с миром, т. е. того, как происходит понимание одного из объектов мира как знака. По мнению многих ученых, лингвистика текста — явление скорее европейское в том, что касается преобладающих форм проявления интереса к тексту. В континентальной Европе лингвистика текста считается не просто поворотом в сторону употребления языка, но истинной альтернативой для всего предшествовавшего теоретизирования.

К дисциплинам-донорам, сделавшим решающий вклад в лингвистику текста, относятся: литературоведение, антропология культуры, тагмемика, исследование функциональной перспективы предложения в американизированно-японском варианте, особенно С. Куно, формальные модели лингвистики текста, анализ дискурса, социолого-культурные исследования.

Сложилась эта дисциплина в атмосфере триумфа формальных грамматик в середине 1960-х — начале 1970-х гг.: возникла гипотеза, что можно создать «грамматику текста», ориентированную на текст, генерирующую тексты, но организованную не так, как грамматика предложения. Лингвистическая теория текста, как представлялось тогда — множество подтеорий, определяющих различные виды принципов текстообразования, а именно, как минимум: а) теория линейного строения текста, б) теория композиции текста, в) теория грамматики.

К созданию лингвистики текста подтолкнуло и предположение, что понятие грамматичности не абсолютно, а относительно: адекватная грамматика должна формулировать правила и ограничения (фильтры), определяющие, как структура предложений зависит от структуры предшествующего и последующего текста. А так как дискурс многие считают частью контекста, грамматика текста, возможно, была эквивалентна — по крайней мере, частично, — «грамматике контекста» и могла бы быть к ней сведена.

Влившись в общее языкознание, «лингвистика текста» стала напоминать скорее новый облик текстологии — дисциплины столь же древней, сколь и респектабельной, заслуженно почитаемой. Текстология — наука о тексте, в рамках которой различаются два направления:

1) описание внутренних свойств текста, текста как такового,

2) выяснение места текста в социальном контексте, т. е. выявление внешних функций текста.

Описание текста как такового обладает, как минимум, тремя аспектами: просодией, риторикой (или стилистикой) и нарратологией. Последняя связана с выявлением отношений внутри содержания текста.

«Текстоведение» — область исследования, в центре внимания которого вопрос об отношении между формой и функцией текстов. Анализируя текст, человек имеет дело со смыслами высказываний (под углом зрения их создания) и с самими языковыми формами. Исследуя же функцию текста, затрагивают не одну языковую форму, а еще и вопрос о том, каким эффектом эта форма обладает. Продуцирование текста при этом рассматривается как форма действия.

В то же время, привлечение категории текста в грамматическое описание оказалось весьма плодотворным для решения чисто грамматических задач. Например, «текстовая теория падежа» позволяет рассмотреть явления, не поддающиеся объяснению в рамках отдельно взятого предложения.

Таким образом, данная наука является на сегодняшний день одной из передовых областей языкознания.

Список литературы:

1. Арутюнова Н.Д. Дискурс. – Лингвистический энциклопедический словарь. – М., 1990

2. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. – М., 1966

3. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования.- М., 1981

4. Откупщикова М.И. Синтаксис связного текста. – Л., 1982

5. Русский язык. Текст как целое и компоненты текста. – М., 1982

6. Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII. Лингвистика текста. – М., 1978

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: