Человек в процессе мутации 3 глава

Пожилой мужчина неожиданно кашлянул, прочищая горло.

– Для всех нас будет полезно, если ты поближе познакомишься с Хинтоном. – Он кивнул в сторону привидения.

У меня не было ни малейшего сомнения, что лицо Хинтона мне незнакомо. Видимо, прочитав мои мысли, пожилой мужчина заметил:

– Ты его хорошо знаешь, а когда-то знала еще лучше.

– Должно быть, мы встречались, раз вы так говорите. Простите, но я не могу припомнить мистера Хинтона, – поспешно согласилась я.

Глянув в его вызывающее лицо, я осведомилась:

– Как поживаете?

Хинтон едва заметно кивнул головой и напряженно уставился в окно.

– Меня зовут Берт, – представился пожилой джентльмен. Вид у него был озабоченный и в то же время какой-то отрешенный, словно его вырвали из упорядоченного и устоявшегося мира и поручили роль церемониймейстера на светопреставлении.

– А это Ники.

Лицо мальчика озарилось широкой, солнечной улыбкой.

Когда Берт приступил к разъяснениям, я поняла, почему это дело поручили именно ему. Он изъяснялся кратко и четко. Меня выбрали для участия в эксперименте. Он надеется на мое сотрудничество, в противном случае возникнут осложнения для них и для меня. Они все трое – Операторы. Во всем мире работают Операторы, но их никто не слышит и не видит. То, что их вижу и слышу я, к сожалению, является неизбежной частью эксперимента.

У меня мелькнула мысль: я узнала о чем-то, что недоступно остальным людям и очевидно, что это знание грозит мне опасностью, а также тем, кому я попытаюсь открыть его.

– Именно, – с удовлетворением подтвердил Берт. Но ведь я не произнесла ни слова. Я на мгновение задумалась. Однако дело есть дело.

– В чем заключается эксперимент?

Хинтон с кислой улыбкой повернулся к Берту:

– Ну, что, разве я не говорил, что Вещь первым делом задаст этот вопрос?

Вещь?

Берт продолжил. Великий Оператор Гадли давно уже подумывал о подобном эксперименте. Надо было подобрать личность моего типа, сообщить ей о существовании мира Операторов и посмотреть, что будет. Итак, подопытная свинка в клетке, подумала я. С этим разобрались. Теперь встает вопрос, удастся ли им этот эксперимент. Сомневаться, пожалуй, не стоит. Они читают мои мысли, я вижу это в устремленных на меня глазах, по тому, как меняется выражение их лиц при чтении моих мыслей. Берт пояснил: каждый Оператор, подключившись к разуму человека, легко считывает любую мысль. Ситуация требовала некоторого размышления. Может, мне удастся обнаружить в сознании какой-нибудь тайничок для своих мыслей? Ники улыбнулся весело, а Берт снисходительно.

– Для Операторов не существует никаких тайников, – заметил Берт, – разум Вещей для них – открытая книга.

Вещей! Хинтон вздохнул:

– Именно Вещей. Пусть будет с большой буквы, если тебя так больше устраивает. Это не столь уязвит твое "эго". Все люди для нас Вещи. Мы читаем и направляем их мысли и поступки. Что тут удивительного? Так всегда было. Конечно, им предоставлена определенная, но весьма незначительная свобода. Вещь делает то, что нужно Оператору, хотя ошибочно полагает, что идея принадлежит ей самой. Сказать честно, у тебя сейчас гораздо больше своей воли, чем у кого-либо еще из людского племени. Ты, по крайней мере, понимаешь: то, что мы говорим, исходит от нас, а не родилось у тебя в голове. Вещь!

– С волей у этой Вещи все в порядке, – заметил Берт. Хинтон бросил на него внимательный взгляд.

– Мы тебя покидаем, – сообщил он.

– Я останусь, – возразил Берт и повернулся к Ники. Мальчик выглядел огорченным.

– Тебе надо кое-что знать, – сказал он, обращаясь ко мне. – Каждая Вещь постоянно находится под воздействием кого-нибудь из Операторов. До недавнего времени тобой управлял Берт.

Весьма вероятно, подумала я. Пожалуй, этим объясняется мое уравновешенное здравомыслие последних лет. Берт показался мне мудрым, логичным, рассудительным и невозмутимым.

– А до Берта был Хинтон, – добавил Ники.

Хинтон? Кто бы мог подумать!

Воздух заметно заколебался, и в комнате появилась новая фигура.

– А это Проныра, – объяснил Ники.

– Он представитель Гадли, – добавил мальчик, обращаясь к Хинтону. Тот недовольно хмыкнул.

Проныра был похож на симпатичного шустрого хорька. За ним нужен глаз да глаз, подумала я, встретившись с его острым взглядом.

Любопытно, – произнес он и придвинулся поближе. Какой-то неясный треск, словно в плохо настроенном радиоприемнике, возник за стеной и наполнил комнату.

– Помехи, – произнес Берт. – Я так и думал. Проныра помрачнел.

– Все не так просто. Неужели не ясно, что если нас накроют, то отстранят на всю оставшуюся жизнь? Это кто-то не из наших пробивается. Перекрой ему доступ.

Хинтон напряженно вслушивался, определяя характер звука.

– Так их не меньше дюжины, – заключил он. – Уж не городской ли это совет?

Постепенно громкий звук помех стал тише и в комнату ворвались голоса Операторов из городского совета, которые бурно протестовали против затеянного Гадли эксперимента. Я надеялась, что протест в определенной мере вызван опасением за мое здоровье, но его суть оказалась гораздо яснее и проще. Вещи было сообщено то, о чем Вещам вообще не положено знать. Эта конкретная Вещь может все разболтать другим Вещам, что создаст опасную ситуацию.

– Уверяю вас, что эта Вещь умеет держать язык за зубами, – громко заявил Проныра и тихонько шепнул Хинтону: – Я думал, ты откупился от этой братии.

Хинтон отрицательно покачал головой.

– Не успел. Они потребовали, чтобы я немедленно убирался из города.

– Отстранение, – потребовал кто-то из городского совета. – Пожизненное отстранение.

Снова все загомонили. Тем временем Ники подошел поближе и присел на край кровати.

– Тебе надо знать, что отстранение означает для Оператора тюремное заключение. Отстраненный Оператор лишается права работать с Вещами.

Он говорил так, словно ожидал, что я все пойму и каким-то образом помогу.

– Что такое городской совет? – спросила я.

– В любом городе для Операторов совет является высшим юридическим органом. Они пытаются остановить эксперимент, а он должен продолжаться.

Значит, у Операторов, как и у Вещей, существуют законность и власть. Хорошо это для меня или плохо? Голоса продолжали бурную перепалку. Послушав немного, я вдруг вспомнила, что на работе меня ждет незаконченное дело. Я встала, быстро оделась и ушла. Хинтон и Ники вышли на улицу вместе со мной. С трудом сосредоточившись, я закончила свою работу. Хинтон и Ники болтали без умолку. Я видела, как их серые фигуры проплывали по кабинету, стоило мне оторваться от работы. В полдень я сдала работу секретарю, сказала, когда и куда ее отправить, сообщила начальнику, что заболела, и вернулась домой.

Операторы из совета уже ушли, но Берт и Проныра были дома. Хинтон стал обсуждать моих сотрудников, что вызвало у меня большой интерес. Он перебирал их одного за другим, указывая, кто из них Оператор, а кто Вещь. Мой мысленный вопрос прозвучал достаточно громко.

– Да, – ответил Берт. – Операторы могут быть и во плоти. По внешнему виду они выглядят совсем как Вещи. Только Вещи не умеют различать друг друга, а Оператор делает это без труда. Ему достаточно настроиться на мозг человека, чтобы выяснить, Оператор это или Вещь.

Я изучала мягкие, дымчатые, пушистые очертания моих новых знакомцев.

– У нас тоже есть тела, – сказал Ники. – То, что ты сейчас разглядываешь – это наши изображения. Интересно, где же тела?

– Неподалеку, – усмехнулся Ники. – Впрочем, не пытайся нас разыскивать. Мы отключим тебя прежде чем ты до нас доберешься.

– Обработаем психологически, – добавил Проныра, изучая свои ногти.

Берт прокашлялся.

– Основное различие между Оператором и Вещью заключается в строении и способности разума. В мозге Оператора находятся особые клетки, называемые зубцами. Это врожденное свойство. С помощью этих клеток Оператор может на расстоянии проникать в ум любой Вещи, прослушивать его и быть в курсе всего, что в нем происходит. Более того, Оператор может подсказывать Вещи ту или иную мысль, чтобы побудить ее к определенному действию. Разница здесь не столько в качестве мышления, сколько в его возможностях. Среди Операторов, точно так же, как и среди Вещей, встречаются и дураки, и умные. Но благодаря особенности, о которой я только что говорил, Операторы могут управлять Вещами.

Информация меня ошеломила. Интересно, почему же Вещи никогда ничего не замечали?

– Среди Вещей есть несколько специалистов, ведущих исследования в этом направлении, – произнес Ники. – Даже если они и установят, что Вещами управляют Операторы, вряд ли это что-либо изменит. Вещи слишком самодовольны, чтобы в это поверить.

Не успела я допить вторую чашку кофе, как в комнату вернулись Операторы из городского совета. Дрожащими от негодования голосами они объявили свой ультиматум. Проныре и его компании дается два часа, чтобы убраться из города, а меня передадут Оператору из совета. С тем они и отбыли.

В наступившей тишине Хинтон и Проныра повернули ко мне свои сероватые лица, остановив на мне пристальные взгляды. Помолчав, Проныра объяснил, что для меня гораздо опаснее оказаться в руках совета, чем остаться с ними. Как только они уйдут, совет вернется и уничтожит меня.

Прямо авантюрный роман какой-то, только плаща и кинжала не хватает, – заметила я. Хинтон вздохнул.

– Купи, по крайней мере, молоток и гвозди, да забей окна. Потому что ты попытаешься выйти через них. Дождешься, что сюда нагрянут штук двадцать Операторов из совета и начнут обрабатывать тебе мозги. Скажут, прыгай, и прыгнешь как миленькая. Для совета ты чудовище и источник опасности, а стало быть, тебя надо устранить.

Я вспомнила, с каким ужасом, злобой и негодованием вопили Операторы из совета, и немедленно стала укладывать вещи. Приехав на автовокзал, я купила билет до ближайшего крупного города.

– Мы с тобой свяжемся, – пообещал Проныра. – Наша машина будет следовать за автобусом.

Интересно, подумала я, в другом городе, наверное, есть свой совет, и он тоже займется мной, и будет ли мне от этого лучше?

– Совет есть в каждом городе, неожиданно произнес Ники. – Повсюду есть Операторы. В стране нет ни одного места, где бы Операторы не управляли Вещами. Сколько ни старайся, от них не скроешься. А потом, твоя хартия находится у Гадли.

Какая еще хартия?

– Это документ на право управлять Вещью. Гадли приобрел ее у твоей компании. И пока он не продаст ее кому-нибудь еще, не сомневайся, эксперимент будет продолжен. Даже если какой-нибудь городской совет конфискует хартию, поверь мне, они тут же тебя уничтожат.

Должен же быть какой-то выход.

– Знаешь, сколько у тебя шансов выпутаться из всей этой истории? – спросил Ники, и сам ответил: – Один из трехсот. Да и то, если повезет.

Я совсем запечалилась, краем уха прислушиваясь к беседе Хинтона и Проныры. Видно, их машина шла совсем рядом, потому что голоса были громкими и отчетливыми. Спать и есть я не могла. Когда автобус прибыл к месту назначения и я вышла, ноги у меня просто подкашивались.

– Не мешкай, – приказал Проныра. – Достань скорее все документы, удостоверяющие твою личность и уничтожь их. На объяснения нет времени. Нам угрожает большая опасность.

Страховка, визитка. Я разорвала их на мелкие клочья, бросила в урну и стала ждать, что будет дальше. Вдруг пол автовокзала как-то странно поплыл мне навстречу.

– Похоже на сердечный приступ, – произнес надо мной чей-то голос.

Затем человек в белом приложил какой-то предмет к моей груди. Потом я оказалась в машине скорой помощи, которая каким-то образом превратилась в больничную палату. Я продиралась сквозь густой туман и говорила, говорила. Склонившаяся надо мной сестра позвала кого-то, и надо мной навис плотный круг голов. Они слушали, задавали вопросы и снова слушали. Бережно поддерживая под руки, меня спустили на лифте вниз и усадили в странного вида автомобиль. Позади меня устроился полицейский. Мы подъехали к какому-то зданию, и полицейский проводил меня внутрь. Здесь мной занялась женщина и провела меня в небольшой кабинет. Вскоре я узнала, что оказалась в психиатрической больнице. Туман рассеялся, и в голове появилась обостренная ясность. Черт бы побрал этого Проныру. Как быстренько он пристроил меня туда, откуда нет выхода.

Я старалась как можно вразумительнее отвечать на вопросы женщины, хотя мне было довольно трудно сосредоточиться. Сказывались длительная бессонница и голодание. Кто Президент Соединенных Штатов? Не смогла вспомнить. Какой сейчас год? Тысяча девятьсот какой-то. Где я живу? Голос Проныры подсказал:

– В Лос-Анджелесе.

– В Лос-Анджелесе, – повторила я.

Я твердо знала, что живу вовсе не в Лос-Анджелесе, но где же? Появилась санитарка, забрала мою одежду, выдала байковый халат и пару шлепанцев и отвела в палату. Казалось, мои глаза работали независимо от разума, быстро оценивая обстановку: количество кроватей в палате, число больных, число и внешний вид обслуживающего персонала, расположение окон. Не умом, а глазами я осознала, что приблизившаяся ко мне медсестра держит в руках шприц.

– Не давайся, – прошипел Проныра. – Тебе угрожает страшная опасность.

Я стала возражать против укола. Медсестра посмотрела на меня ничего не выражающими глазами и вышла из палаты. Через минуту она возвратилась с другой медсестрой, мускулистой бабищей. Я снова запротестовала. Глаза бабищи полыхнули лютым огнем. Это была такая нескрываемая ненависть, что ее никак нельзя было спутать с раздражением или возмущением. Тут заработал мой язык. Как и глаза, он, казалось, действовал совершенно самостоятельно. Я слушала свою мягкую, спокойную и разумную речь. По состоянию здоровья, сообщила я, мне не рекомендовано принимать успокоительное. Мой лечащий врач неоднократно напоминал мне об этом. Если это успокоительное, то у меня может быть аллергический шок. Поэтому лучше посоветоваться с врачом, прежде чем делать укол.

Тупо посмотрев на меня, первая сестра пожала плечами. Поражение ее не раздосадовало. Зато бабища свирепо уставилась на меня, плотно сжав губы. Позволить уложить себя на ковер – ни за что! Первая сестра отступила. Бабища никак не могла оторвать от меня лютых глаз. Наконец ушла и она. Зачем я все это наговорила, мелькнула у меня мысль. Насколько я помню, у меня никогда не было противопоказаний в отношении успокоительных лекарств. Часы на руке показывали половину третьего ночи. Я снова услышала голоса Проныры, Хинтона и Ники. Они сообщили новости из родного города. Совет просто озверел, узнав, что я еще жива. Скоро сюда прибудет один из Операторов с тем, чтобы убить меня. Я смекнула, что ему не составит труда пробраться в нашу женскую палату.

– Да он может это сделать и снаружи с помощью направленного излучения, – сказал Ники. – Мы постараемся его задержать, а тем временем поможем тебе выбраться отсюда. Надеюсь, нам это удастся.

Мне не оставалось ничего другого, как тоже надеяться. Всю ночь я не сомкнула глаз в ожидании известий. Наступило утро, а я все ждала. Моими соседками по палате оказались самые разнообразные представительницы женского пола. Они собирались кучками в коридоре, прикуривая друг у друга. К своему удивлению, я обнаружила в кармане халата пачку своих сигарет. Правда, спички были конфискованы. Женщины как-то дружно двинулись в сторону длинных столов, расположенных в конце коридора. Я последовала за ними. Давали завтрак. К еде я не притронулась, зато выпила столько чашек кофе, сколько удалось достать. Подойдя к курившей на скамейке девушке, я попросила разрешения прикурить. Она подняла на меня глаза и залилась слезами. Снова склонив голову, она стала безутешно рыдать. Тут я как-то сразу вспомнила, где нахожусь. Бедняжка, с головой не все в порядке. Я прикурила у кого-то еще и вернулась в палату. Постели были убраны, доступ к ним преграждала воинственно настроенная санитарка. Я поискала глазами, куда бы присесть, но все скамейки были заняты. Что же мне так и стоять весь день? Внезапно свет стал меркнуть, а пол медленно и плавно приближаться. Сильные руки ухватили меня за плечи и опустили на кровать, лицом вниз. Повернув набок голову, чтобы можно было дышать, я мгновенно уснула.

– Обед, – шепнул мне в ухо Проныра. – Тебе нужно окрепнуть. Съешь все.

Откуда он узнал, что уже время обеда? Еще не совсем проснувшись, я глянула в сторону коридора. Женщины снова направились к столам. Я побрела за ними. Ножей и вилок не было. Я съела все, что только можно было подцепить суповой ложкой, вернулась в палату, легла на свою кровать и снова уснула.

У меня никогда не было снов, так-что то, что мне привиделось, не могло быть сном.

– Нет, это не сон, раздался звонкий голос Ники. – Это диапозитивы.

Перед моими глазами появлялись цветные портреты Операторов. Особенно неприятным мне показался портрет Берта: у него на голове были нарисованы рога. Затем невидимая рука крестообразно перечеркнула его портрет видимым черным карандашом. Незаметно я уснула.

Проснулась я с ощущением бодрости и с ожиданием какого-то события. Девушки не подавали никаких признаков, что собираются двинуться к столам. Сев на край кровати, я стала ждать. Дверь в палату распахнулась, и вошла сестра, держа в руках историю болезни. Дойдя до середины палаты, она громко выкликнула мое имя, я встала и последовала за ней. Сон освежил меня. Я вошла в указанный сестрой кабинет, поздоровалась с находившимся там врачом и села. За спиной у доктора внезапно появились фигуры Хинтона, Проныры и Ники. Не обращая на них внимания, я внимательно смотрела в лицо доктору. На столе лежала стопка анкет и, видимо, доктору полагалось заполнять их.

Тем временем Проныра и Хинтон затеяли спор. Оба, как ни странно, сошлись на том, что нужно убрать из моего разума всю информацию об Операторах. Хинтон считал, что это надо сделать с помощью диапозитивов. Проныра согласился. По его мнению, мне следовало для этого еще задержаться в больнице. Но тут возразил Хинтон, которого поддержал Ники.

Доктор задал мне вопрос, и тут же Проныра подсказал мне ответ. Я повторила, а доктор занес его в анкету.

– Ее семья может узнать, где она, и они забеспокоятся, – заметил Ники.

– Верно, – согласился Хинтон. – Дело и так слишком запуталось, чтобы в него влезла еще куча родственников. Организовать показ диапозитивов можно в любом месте. Главное – как можно скорее выбраться отсюда.

Доктор задал еще вопрос. Проныра тут же подкинул готовый ответ. Мне оставалось только повторять. Проныра настаивал, что в больнице уж очень хороший проектор для диапозитивов. Хинтон не соглашался. Доктор долго изучал мою историю болезни, задавая по ходу вопросы. Проныра был наготове с ответами. Наконец анкета была заполнена, и доктор приступил к осмотру. Он постучал по коленкам, поцарапал подошвы ног, проверил мое чувство равновесия, измерил давление крови, послушал сердце. Проныра уже не так горячо настаивал на моем дальнейшем пребывании в больнице. Доктор стал расспрашивать меня о семье. С помощью Проныры я навыдумывала целую кучу родственников и адресов, по которым их можно разыскать. Мы поговорили об обмороке, который случился со мной на автовокзале. Проныра окончательно сдался, и было решено выпустить меня из больницы.

Доктор написал что-то на карточке и попросил передать ее моей палатной сестре, что я и сделала. Затем мне выдали мои вещи, я оделась и покинула больницу. Опасаясь городского совета, Хинтон велел мне немедленно отправляться на другой автовокзал. Не так уж и трудно было удрать, подумала я. Однако нельзя отрицать, что вряд ли бы мне это удалось без помощи Проныры.

Как выяснилось, любимым средством передвижения у Операторов была автобусная компания "Гончие Псы".

– Она полностью под контролем Операторов, – сообщил мне Ники. – У них там даже своя полиция есть, чего нет ни на авиалиниях, ни на железной дороге, эти виды транспорта не входят в их сферу деятельности. Никогда не знаешь, когда Оператору вздумается пристать к твоей подопечной Вещи. Водители у Гончих все Операторы, всем им выданы лицензии Операторов-полицейских, по-простому Щитов (Значок полицейского изображает щит – прим. перев.). Если ты везешь с собой Вещь, ее хартию нужно сдать водителю, чтобы к ней не привязался незнакомый Оператор. Проныра вдруг недовольным голосом стал сетовать на то, что в автобусах полно мух.

– Да я не о тех мухах говорю, – повернулся он ко мне. – Я о Мухах.

– Это жаргонное словечко для обозначения Оператора, который, в отличие от нас, не принадлежит ни к какой организации, – пояснил Ники. – От этих Мух масса неприятностей, а иногда они просто опасны, когда пристают к твоей Вещи. На автобусе Гончих об этом, пожалуй, не стоит беспокоиться.

– Послушайте, – раздался вдруг незнакомый голос.

– Это водитель, – произнес Проныра.

– Мне все это не нравится, – продолжал водитель. – Вы здорово рискуете, обсуждая все эти дела в присутствии Вещи. Думаю, это не понравится нашей автобусной компании. Проныра рассказал ему про эксперимент.

– Вы ходите по тонкому льду, – неодобрительно заметил водитель. – Вам бы не помешало запастись свидетельством о воскрешении.

Я почувствовала, как Проныра навострил уши.

– Свидетельство о воскрешении, – с удовольствием повторил он, словно смакуя каждое слово. – Это мысль.

– Гениальная, – добавил Ники.

– Безусловно. Ники, ты побудь здесь, а мы с Хинтоном побеседуем приватно с водителем.

– Свидетельство о воскрешении выдается, когда возникает необходимость оживить Вещь, – пояснил Ники. – Правда, дело это канительное, так что Вещь может и не дождаться воскрешения, но на то он и Проныра, чтобы все обстряпать. С таким свидетельством в кармане ему никакой городской совет не страшен. Он сошлется на то, что эксперимент необходим, чтобы оживить умершую Вещь.

Вскоре вернулся Проныра.

– На следующей остановке водитель отправит телеграмму в управление. Он надеется получить свидетельство. Для нас это будет отличной передышкой. С этим свидетельством мы без помех доберемся до самой Калифорнии.

Вероятно, там находилась штаб-квартира Гадли и его организации. Поэтому мои спутники так спешили доставить меня туда. Без сомнения, самое опасное место для меня именно Калифорния. Когда поздно вечером Проныра доложил, что свидетельство выдано, я приняла свое решение. По прибытии в Чикаго, вопреки бурным протестам Проныры, я отправилась поездом в Новый Орлеан. В поезде ко мне тут же привязались Мухи. Они отключили Проныру, Хинтона и Ники и начали со мной Большую Игру. Первым делом надо было выбрать тему для игры. Перед моими глазами появился большой фанерный щит со списком тем. Первое, что мне бросилось в глаза, была "внезапная смерть".

– Так дело не пойдет, – возразила одна из Мух. – Давайте придерживаться темы, которая касается непосредственно этой Вещи. Иначе мы получим в высшей степени неестественную реакцию. Эта Вещь на поводке у Операторов. Вот пусть они и станут нашей темой.

Одна из Мух была назначена судьей, и Игра началась. Ко мне обратилась первая Муха. Осознаю ли я, что до конца жизни мне предстоит вот такое существование, что я никогда не вернусь к жизни нормальных Вещей? Что до конца своих дней я буду сидеть и слушать беседы Операторов? Это будет не жизнь, а сплошная операторская говорильня.

Мысль поразила меня как громом. У меня сердце екнуло.

– Ты что, пытаешься ее разогреть? – поинтересовался судья, который вел строгий подсчет очков.

– Да, – ответила первая Муха. – Ведь это разрешается, верно?

– Сердце отреагировало, – объявил судья.

– Сбавь жар на десять пунктов и выше не лезь.

– Да я уже кончила, – буркнула Муха. – Реакция получена.

К делу приступила вторая Муха. Представляю ли я, что со мной будет, когда меня доставят к Гадли? Верно, приходилось видеть или слышать о подопытных животных, которых медики режут и мучают живьем, чтобы вести наблюдения и изучать их? Вот и со мной будет то же самое, только я ведь не животное.

– Да вы уже это делаете, – выпалила я. – Разве не так?

– Ты недалеко продвинулась, – объявил судья второй Мухе. – Выходишь из Игры.

Теперь за меня взялась третья Муха. Знаю ли я, что Гадли собрал в своей лаборатории целую клетку чокнутых Вещей, на которых проводит свои опыты? О его экспериментах известно по всей стране. У него есть одна женщина, которую убедили, что она проповедник солнца, а та и вправду верит, что каждый вечер обедает с самим солнцем. Свой бред она преподносит Вещам как новую религию, причем неплохо зарабатывает на этом деле. Я тоже могла бы сколотить приличный капитал на том, что меня ожидает, но еще неизвестно, какие чудища будут преследовать меня день и ночь.

Мороз пробежал по коже. Да ведь это сумасшедший ученый, озарило меня, и я рассмеялась. Муха отошла с недовольным ворчаньем. Наконец первая партия подошла к финишу. Судья объявил победителя, и тот сгреб все собравшиеся на кону очки, поскольку каждая Муха делала ставку. Смысл Игры был довольно ясен. Каждая Муха запускала в меня капельку яда и наблюдала за реакцией. Победителем оказалась та, которой удалось напугать меня больше всего.

– Вообще-то мы играем иначе, – сообщила мне одна из Мух, когда очки были собраны для следующей Игры. – Обычно Вещи нас не слышат, хотя ощущают те мысли, что мы впрыскиваем. Но у тебя мозг открыт, поэтому ты нас слышишь.

Игра все продолжалась. Я собрала все свои силы, чтобы противостоять словесному напору и хотя бы внешне выглядеть спокойной. Для этого понадобилось немало часов. Игра шла всю ночь. Я готова была броситься в реку к тому времени, когда поезд прибыл в Новый Орлеан. На вокзале, в зале ожидания меня перехватили Хинтон, Проныра и Ники.

– Во имя твоего и нашего блага, пользуйся только автобусами, – взмолился Хинтон.

– У нее сердце сейчас из груди выскочит, так сильно бьется, – произнес Ники. – Скорее в гостиницу.

В номере я разделась и рухнула на кровать.

– Дадим ей снотворного, – сказал Проныра. – Ей надо как следует выспаться.

Я провалилась в сон и проспала семнадцать часов. У меня было намерение на время задержаться в Новом Орлеане, но за окном уныло моросил дождь, в городе было холодно и сыро. У меня начался страшный кашель, и я решила перебраться поближе к солнышку, на автобусе компании "Гончие Псы", конечно. Я купила билет в небольшой техасский городок и стала обдумывать план побега. Мне надо как-то оторваться от своих спутников и попробовать найти Оператора, который закроет мой мозг.

– Вы настроились на эту Вещь? – спросил Ники у Проныры и Хинтона. – Мы так заботимся о тебе, – произнес он с укором. – А ты этого не понимаешь.

– Чудовище, – с возмущением пробурчал Хинтон.

– Мы только что отсосали информацию из твоего мозга, объяснил Ники. – Нам надо было знать, о чем говорили Мухи. С помощью отсоса мы получаем полные сведения о том, что ты слышала, думала и видела. Это не Мухи, а стая бешеных псов!

– А на каком предельном расстоянии Оператор может воздействовать на разум Вещи? – спросила я. Эта мысль только что пришла мне в голову.

– Около двух с половиной кварталов. Правда, это удается не каждому Оператору. Для некоторых и метров шесть – предел. Это зависит от размера и качества зубцов у Оператора.

Если мне удастся оторваться от Операторов квартала на три, подумала я, для моего разума наступит покой, и он сам излечится и зарастет. По всей вероятности, Операторы раскрыли мой мозг, чтобы любой из них имел к нему доступ. Для осуществления плана мне требовались деньги. Если я вернусь домой и сниму со своего счета все, что у меня накопилось, я смогу приобрести маленький домик, но с большим участком. Операторам будет до меня не добраться, и мой мозг, возможно, со временем закроется. А потом я смогу лучше узнать себя без вмешательства Операторов. Может, мне удастся понять, почему я так отличалась от самой себя в те годы, когда мной управляли Хинтон и Берт. Люди проживают всю свою жизнь, совершая странные поступки, и даже не подозревают, что ими управляют Операторы. Та Игра в поезде – страшный вид спорта, но, наверное, в отношениях между Операторами к Вещами случаются и более страшные моменты. Вещи можно заставить совершать жестокие, безжалостные поступки.

– Это точно, – неожиданно подтвердил Ники. – Я знал одного Оператора, который велел ей убить другого Оператора, которого ненавидел. Правда, такие вещи не сходят Операторам с рук. Его приговорили к пожизненному отстранению и больше ни к одной Вещи и близко не подпустили.

Если разобраться, все эти законы установлены для защиты Операторов, но нигде не видно ни капли сострадания к Вещам или ответственности за них.

– Тебя возмущает, что Вещами манипулируют? – спросил Ники. – А разве вы, люди, не извлекаете выгоду из любого живого существа, если представляется такая возможность? Нет ничего безжалостнее Вещи. Так что не вам критиковать.

– Я, по крайней мере, надеялась, – заметила я, – что Операторы относятся к Вещам хотя бы как Вещи к собакам.

– Приблизительно так, – произнес Ники.

– Нет, не так. Природа создала два вида людей. Одни помогают и делают добро окружающим. А другие без сожаления их эксплуатируют.

К разговору подключился Проныра.

– Ты упустила одно обстоятельство: неуемная жажда денег и власти – вот что дает возможность воздействовать на Вещь. Точно так же, как деньги дают Вещи ощущение надежности и самоуважения, то же самое дают Операторам набранные ими очки. У кого много очков, у того и власть. С очками можно основать собственную организацию, скупить хартии сотен Вещей и не опасаться других Операторов. Чем же Оператор хуже Вещи? Если копнуть, то выяснится, что и Операторы, и Вещи действуют из одних и тех же побуждений. Все мы в одном котле варимся.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: