Глава X. Почему все индейцы честны
Наступило гробовое молчание, и никто из друзей долго не проронил ни слова. Ваби, который уже не решался подсмеиваться над Родериком, слегка прищурил глаза, словно не желая или не в силах верить тому, что преподнесла ему действительность. А Родерик переживал такое же состояние, в котором находился в те памятные часы, когда он попал в хижину близ озера и нашел там два человеческих скелета и маленький замшевый мешочек с драгоценными слитками. Что же касается Мукоки, то на его лице появилось такое выражение, которого никто до сих пор на нем не видел. Трудно было с первого раза определить те чувства, которые обуревали траппера. Его рука, державшая золотую пулю, дрожала от волнения, и точно так же дрожали длинные худые пальцы. Это странное состояние поразило бы всякого, кто хоть сколько-нибудь знал старика и его обычную бесстрастность. Он первым нарушил молчание и первым же ответил на вопросы, которые мучили всех охотников. – Кто это мог выстрелить в медведя золотой пулей? Ясно было, что на этот вопрос никто не мог дать определенный ответ. А второй вопрос был следующий: – Почему он стрелял золотыми пулями? Казалось, что и на этот вопрос невозможно добиться ясного и исчерпывающего ответа. Ваби взял из рук старика пулю и взвесил ее на своей ладони. – Она весит добрую унцию, – заявил он, – Из чего следует, что она стоит около двадцати долларов! – разъяснил Родерик. – Но какой богатей мог стрелять здесь золотыми пулями, вот что мне очень интересно знать! Правду сказать, я поражен так, что и сказать не могу. Он, в свою очередь, взвесил на ладони пулю, и тотчас же на его лице отразилось еще большее изумление, чем на лице Мукоки, который тем временем успел прийти в себя и придать своим чертам их обычное спокойное и невозмутимое выражение, столь характерное для всех индейцев. Ведь известно, что коренные обитатели Нортландии лишь в чрезвычайно редких случаях выходят из состояния полного безразличия.
Но под этой маской с прежней энергией и силой продолжал работать пытливый ум, который привык распознавать самые глубокие тайны этого края. Глядя на него, Родерик и Ваби понимали, что старик старается мысленно представить себе, каким образом медведь получил свое первое ранение. – Ну, что скажешь, старик? – обратился к нему Ваби. – О чем ты думаешь сейчас? – Во-первых, я думаю о том, что этот человек стрелял из старого, очень старого ружья! – произнес он очень медленно, взвешивая каждое слово в отдельности. – Затем я думаю, что он стрелял без патрона. У него были только пули и порох. Странно! Я сказал бы даже: очень странно! – Другими словами, ты хочешь сказать, что он стрелял из ружья, которое заряжалось с дула? Индеец кивнул головой в знак того, что он был совершенно верно понят. – У этого человека был порох, но недоставало свинца. Он очень хотел есть и решил вместо свинца пустить в ход золото. Вот и все! Благодаря мудрости опытного Мукоки, тайна золотой пули была несколько разъяснена. Но на первый вопрос до сих пор никто не нашел да и не мог найти никакого ответа: «Кто стрелял золотыми пулями?» Кроме того, возникли еще вопросы, имеющие чрезвычайно важное значение: «Откуда этот неизвестный достал золото? Где находился источник драгоценного металла?» – Надо думать, что в распоряжении этого человека находился большой запас золота! – заметил Ваби. – В противном случае он не разрешил бы себе таких роскошных трат! Ведь надо принять во внимание, что пуля эта превышает нормальные размеры! – В этой стране, где мы сейчас находимся, золота нет! – категорически заявил Мукоки. – Из моего заключения ясно вытекает предположение, что охотник явился издалека.
– А нельзя ли допустить, – начал Родерик так тихо, словно ему с громадным напряжением давалось каждое слово, – нельзя ли допустить, что незнакомец раньше нас самих нашел то золото, которое мы ищем? Казалось, Ваби тоже на несколько минут затаил дыхание. Он с большим волнением переводил взор с Родерика на Мукоки и обратно. Старый траппер по каким-то невыясненным причинам предпочитал хранить молчание. Родерик вытащил из одного из внутренних карманов небольшой предмет, тщательно завернутый в суконку. Неторопливо развернув свое сокровище, он произнес: – Как видите, я сохранил небольшой слиток золота, который хранился в замшевом мешочке и пришелся при разделе на мою долю. Я имел в виду по возвращении в цивилизованные страны сделать из него булавку для галстука. Я никогда не разлучался с ним. У меня имеются кое-какие познания из области геологии и минералогии. В колледже мы проходили эти предметы, и они могут, пожалуй, принести нам теперь некоторую пользу. Мне известно следующее. Если мы возьмем десять – двенадцать образцов золота, то почти каждый из них имеет нечто индивидуальное, что выражается, конечно, главным образом в цвете. Вы редко можете встретить два слитка одинакового оттенка. Конечно, все дело в тончайших нюансах, которые может уловить и констатировать только очень внимательный, опытный глаз. Он вынул из кармана нож и кончиком его сделал на своем слитке точно такой же надрез, какой Мукоки раньше сделал на пуле. После этого он сравнил обе свежие поверхности, В данном случае уже не требовался особенно зоркий глаз для того, чтобы установить полную идентичность обоих кустов золота. Ваби непроизвольно подался назад, мрачно сверкнул глазами и издал несколько нечленораздельных звуков. Лицо Родерика внезапно приняло землистый цвет. Один Мукоки стоически отнесся к вмешательству минералогии и ее весьма простому разъяснению тех таинственных фактов, с которыми они столкнулись. – Ясно одно, – хриплым голосом произнес Ваби, – кто-то уже успел найти наше золото! – Вполне вероятно! – подхватил Родерик, успевший преодолеть свое волнение. – Hо в то же время мы никак не можем сделать какие бы то ни было категорические выводы. С геологической точки зрения состав земли во всей этой области один и тот же, и, кроме того, вполне возможно, что те же горные породы мы можем найти далеко на север отсюда. Вот почему ничего удивительного нет в том, что слиток, найденный в этом месте, имеет тот же самый внешний вид, что и слиток, находящийся на расстоянии двухсот миль от нас. Все зависит от характера почвы. Так или иначе, наша тайна остается пока неразгаданной и нераскрытой…
– Человек выстрелил золотой нулей, а потом, может быть, умер, – в виде утешения высказал Мукоки свое мнение. – Возможно, что это была его единственная пуля, и он умер с голоду. Легкая тень пронеслась по лицу Ваби. – Само собой ясно, что незнакомец был адски голоден, если пошел на то, чтобы отливать пули из золота! – сказал он. Медведя он не убил, и, клянусь Юпитером, нам надо от души пожалеть несчастного. Родерик не мог не покраснеть при мысли о том, какими эгоистами они все трое проявили себя. – В таком случае я предпочел бы, чтобы он убил медведя! очень просто сказал он. И вдруг с быстротой молнии пронеслась перед мысленным взором молодых людей трагедия, которая, вероятно, разыгралась здесь много лет назад. Человек, умирая с голода, собирает последние, жалкие силы и изготовляет золотую пулю с единственным желанием сохранить свою жизнь. Вдруг появляется громаднейший медведь. Несчастный стреляет, но неудачно и умирает в невыразимых страданиях… – Лучше бы пропал медведь, чем человек! – резюмировал свои мысли Родерик. – Нам, собственно говоря, эта туша не очень нужна. Мы пока что не испытываем нужды к пище. Мукоки предпочитал заниматься делом, чем разговорами. Он вооружился ножом и начал резать медведя на части. Молодые люди вскоре присоединились к нему. – Я так думаю, – сказал Мукоки, ни на минуту не прекращая работы, – что этой ране месяцев шесть, не меньше. Нанесена она, вероятно, ранней зимой. Затем наступило тяжелое время… – Несчастный человек! – вздохнул Родерик. – Может быть, придет такой день, когда мы узнаем всю правду. Я очень хотел бы этого!
Час спустя все трое вернулись к озеру, на берегу которого находилось их временное жилье, и принесли с собой лучшие части медвежьей туши, а также его шкуру. Для того, чтобы защитить шкуру от хищных животных, ее повесили очень высоко между двумя деревьями. Родерик с великой гордостью смотрел на свою замечательную добычу. – Нам придется, – сказал он с некоторой горечью, – оставить ее здесь до нашего возвращения. Но можем ли мы надеяться на то, обратном пути мы найдем ее на месте? – Я думаю, что вполне можно надеяться! – ответил Ваби. – Ты утверждаешь это? – Категорически утверждаю! Она находится здесь в такой же безопасности, как на складах нашей фактории. – А если какой-нибудь случайный путник стащит ее? Ваби, приготовлявший в это время обед, прекратил на миг работу и воззрился на приятеля. – Ты хочешь скачать, что он украдет ее у нас? – спросил он. Мукоки, не пропустивший ни одного слова из этого разговора, в свою очередь, с большим удивлением смотрел на белого юношу. – Вот что, дорогой мой, – очень спокойно произнес Ваби. – Помни pаз и навсегда следующее: в нашей безграничной и прекрасной стране воровства не существует! Я не говорю, конечно, об индейцах Вунга и им подобным, которые являются бандитами, так сказать, по профессии. Кроме этих людей, объявленных вне закона, наша Пустыня не знает воров! Он прибавил после короткой паузы: – Если завтра здесь случайно пройдет белый траппер и, взглянув на шкуру, найдет, что она висит слишком низко, он немедленно остановится и подтянет ее повыше. Он постарается спасти ее от хищных животных с таким же усердием, как и мы сами. Если же индеец поблизости разложит костер, то он примет все меры к тому, чтобы дым нисколько не испортил нашего добра, Видишь ли, Родерик, ваша так называемая цивилизация еще не успела испортить наших туземцев. Они так же естественно честны, как естественно дышат и едят! – Но я не думаю, чтобы все индейцы были одинаково честны! – возразил Родерик. – Вот, например, индейцы, которые живут подальше на юг, большей частью отъявленные воры! Он произнес это замечание, не подумав, и почти тотчас же пожалел о своих неосторожных словах. Мукоки сразу принял обиженный вид и поджал губы. Ваби, сам полукровка, тоже не выразил особого восторга, выслушав мнение друга, а тотчас же с гневным блеском в темных глазах заявил: – Если такие случаи наблюдаются, и такие воры среди нас имеются, то во всем этом виноваты только белые, которые подали и подают поныне гибельные примеры. Начало местному воровству положили ваши «цивилизованные». Белые люди, прибыв в Нортландию, усвоили себе все положительные качества индейцев и взамен того наградили туземцев всеми своими пороками. Великий Север оздоровляет и проветривает все то, к чему он прикасается. Уже сам по себе воздух наш полон чистоты, ясности и правды!
Конечно, бывают исключения. Но в подавляющей массе своей индеец честен. Вот, например, наш Мукоки может умереть от стужи, но он никогда не позволит себе воспользоваться шкурой, которая принадлежит другому. Человек попроще и погрубее разрешит себе иногда взять шкуру, но непременно взамен оставит ружье или что-нибудь другое. – Простите, друзья мои! – воскликнул Родерик, протягивая одну руку Ваби, а другую Мукоки. – Я здесь, среди вас и этой природы, новичок! Я только-только начинаю знакомиться с вами я вашими обычаями. Я еще не совсем ваш… – Ты вполне наш, и не будем больше говорить об этом! – заявил Ваби. Вечером, после обеда, сидя у догорающего костра, Ваби сказал Родерику: – Не думай, ради Бога, что я хочу упрекнуть тебя за те слова, что ты давеча произнес. Меня это уж больше не интересует. Вот я хочу только сообщить тебе, что при желании, Мукоки мог бы рассказать несколько очень поэтичных легенд на тему: почему индейцы всегда честны. Но я знаю заранее, что он категорически откажется поведать их тебе, и вот почему я предлагаю мои услуги: если хочешь, я расскажу тебе одну легенду, не лишенную интереса. – О, пожалуйста! – воскликнул Родерик. – Я выслушаю тебя с большим удовольствием. Начинай! – Ладно, в таком случае я начинаю. Прежде всего я хочу сообщить тебе, что некогда на родине Мукоки, то есть на той территории, которая тянется вдоль обоих берегов Макоки, впадающей в реку Олбани, проживало племя талантливейших воров, которые все время проводили в том, что обворовывали друг друга. Эти индейцы не питали, так сказать, никакого уважения к силкам и капканам, поставленным их соседями. Драки и убийства были у них самым обыкновенным, чуть ли не будничным явлением. Вождь племени почитался самым отчаянным вором, а так как он был верховным судьей, то ясно, что судил он всегда с выгодой для себя. Само собой разумеется, что, любя грабить других, он бывал весьма недоволен, когда кто-нибудь грабил его самого. И вот в одно прекрасное утро он страшно разгневался, увидев, что один из его подданных осмелился поставить свой капкан рядом с его собственным, на следу одного и того же зверя. Он решил самым строгим образом покарать смельчака, спрятался в укромном местечке и стал ждать. Не могу точно сказать, сколько времени прошло в ожидании, но вдруг наш архивор заметил, что замечательный белый заяц попал в капкан его соперника. Вождь, схватив здоровенную дубинку, бросился вперед, желая убить зайчика и присвоить его себе. Но в тот же самый момент ему почудилось, что какое-то черное облако пронеслось перед его глазами. Когда это облако рассеялось, он увидел перед собой уже не зайца, а самое красивое человеческое существо на свете. Поняв, что он находится в присутствии Великого Духа, вождь почтительно пал ниц и немедленно услышал громоподобный голос, который доносился не то с неба, не то с вершины самой высокой горы в окрестности. Этот голос поведал ему, что все леса и реки рая, предназначенные исключительно для краснокожих, отныне закрываются для него, ибо ворам запрещается вход в потусторонние места для охоты. Голос добавил еще: «Те слова, которые только что услышал от меня, ты обязан немедленно передать всем твоим подданным! Расскажи им, что, начиная с сегодняшнего дня, они обязаны честно, по-братски ставить свои силки и капканы рядом и никогда не драться между собой. Только таким путем они могут избавиться от тяжких и вечных кар, которые уже нависли над их головами!». Вождь племени подчинился голосу свыше и передал своим подчиненным все то, что он слышал. И с тех пор в этой стране исчезли воры. И, кроме того, так как Великому Духу благоугодно было явиться на землю в образе белого зайца, это животное ныне почитается самым священным. И вот теперь, – закончил свой рассказ Ваби, – как только на землю падает первый снег, индейцы ставят свои силки рядом и уже не крадут друг у друга. – Прямо замечательно! – заявил Родерик. – Правду сказать, дорогой Ваби, эта всеобщая, универсальная честность мне до того нравится, что я даже сомневаюсь… – А я посоветовал бы тебе ни в чем не сомневаться и всецело верить мне. На всей поверхности этой огромной страны, которая тянется до полей, где пасется мускусный бык, ты не найдешь ни одного индейца, который позволил бы себе грабить соседа и пользоваться добычей, попавшей в чужую западню. Этого правила строго придерживаются все обитатели Нортландии. Каждый из них обязан держаться, как здесь говорят, своей линии и никоим образом не выходить за ее пределы. В этом, впрочем, ты сам мог убедиться прошедшей зимой. Как вели себя индейцы Вунга во время нашей охоты? Они считали нас своими злейшими врагами, готовы были в любую минуту убить нас, но в то же самое время они ни разу не грабили наших силков. Вот тебе разительное доказательство моих слов! – Хорошо! – вскричал Родерик. – Признаю себя побежденным. Действительно, Нортландия – страна совершенно исключительная, и чем больше я знакомлюсь с ней, тем больше дивлюсь ей. И, правду сказать, твои единоплеменники отличаются такими замечательными качествами, что я иногда жалею о том, что в моих жилах не течет индейская кровь. А затем разговор снова перешел на таинственную золотую пулю. Можно ли было на основании ее вынести определенное заключение, что то золото, за которым они теперь отправлялись, уже было найдено другим человеком, присвоившим его себе? – По здравом размышлении я пришел к заключению, что это не так, – сказал Ваби. – Местонахождение золота должно быть в области более девственной, чем эта. К тому же, надо понять, что в фактории Вабинош-Хоус, ближайшей в этой стране, не могли бы не знать, что чуть ли не под рукой находятся такие богатейшие золотые залежи. Ясно одно, что счастливцы, напавшие на такое сокровище, прежде всего явились бы в эту факторию, чтобы запастись провиантом. – Я думаю, – заключил Родерик, – что, если какой-нибудь человек и сделал эту замечательную находку, то он давным-давно умер! – Я вполне присоединяюсь к твоему мнению. Но прежде чем войти в хижину и улечься на ночь, Родерик провел еще некоторое время на свежем воздухе. Огромная весенняя луна недавно поднялась над горизонтом и величаво плыла в эфире, который наводняла своим светом. Родерик Дрюи думал о великолепии этой страны, о которой не имели никакого представления миллионы людей, копошившихся в больших цивилизованных городах. И ему казалось, что если действительно где-нибудь существует Бог, то он ближе к этому краю, чем к любой другой местности на свете. Он смотрел на великолепную луну, смотрел на противоположные ей северные созвездия, и минутами от восторга у него захватывало дух. Поднялся тихий, мягкий ветер, который разнес по всем горам и долам глухой и протяжный шепот сосен и тополей, переговаривавшихся между собой. Время от времени любовно стонала сова. Стояла теплая ночь, и Родерик, присев на большом камне, чувствовал, как против его собственной воли смыкаются его план. Вдруг какое-то длительное и страшное рычание разорвало спокойствие ночи и заставило юношу вскочить на ноги. В первую минуту он почему-то подумал о Волке, о ручном волке, который прошлой зимой совершил вместе с ними значительную часть путешествия. Зычным криком Волк всегда привлекал к человеческому костру своих вольных братьев по крови и неизменно обрекал их на верную смерть. Ваби спустя некоторое время вернул ему свободу, и он, вероятно, снова одичал и пристал к какой-нибудь волчьей стае. Великая Северная Пустыня поглотила его без следа. Не его ли глаза светились теперь в ночи, и не он ли призывал своих бывших друзей-людей?
Глава XI. Крик в ночи
На следующий день, едва только занялась заря, охотники тщательно принялись за исследование таинственного ущелья, близ которого они находились. Наибольшее внимание они отдали реке, которая, согласно плану на березовой коре, рано или поздно должна была привести их к тому месту, где залегали мощные пласты золота. Ввиду того, что до сих пор путь особых трудностей не представлял, было решено оставить большую часть поклажи в лодке, которую должны были нести на плечах Мукоки и Ваби по очереди с Родериком. Остальную часть груза так же по очереди несли молодые люди. Чудотворная весна давала о себе знать на каждом шагу и своей лучезарной улыбкой ободряла людей, ноша которых была очень тяжела. В полдень, как всегда, был устроен кратковременный привал для завтрака. Вдруг Родерик опустил одну руку на плечо Ваби, а другую протянул вперед и указал на две движущиеся точки, которые находились приблизительно на расстоянии одной мили. На такой дистанции их легко можно было принять за собак. – Волки! – высказал свое предположение Родерик. Но после минуты размышления он изменил свое мнение и прошептал: – Нет, лоси! – Лось-самка и ее детеныш! – более точно определил Ваби. – Каким образом на таком большом расстоянии ты можешь определить это? – спросил его приятель. – Да ничего проще быть не может! Ты следи внимательно вместе со мной. Впереди и очень медленно выступает мать. Имей в виду, что лось без особо важной причины никогда не бежит и не скачет, как это делают коза или лань. Он всегда очень спокоен. Напротив, детеныш все время скачет и резвится вокруг матери, что вполне соответствует его возрасту. Старый матерый лось никогда не разрешит себе таких вольностей. Родерик, казалось, готов был возразить против подобного категоричного заявления Ваби. – Может быть, все это и так, – заметил он, – но мне чудится, что оба животные одного роста. – Совершенно верно! Молодому лосю, вероятно, года два, и в росте он, пожалуй, не уступает матери. Надо тебе знать, что молодые лоси очень долго остаются при своих матерях, иногда даже до трехлетнего возраста. Я, по крайней мере, знал такого лосенка, который до трех лет ни за что не хотел начать самостоятельной жизни. – Они идут в нашем направлении! – прошептал Родерик. – Верно! Нам надо спрятаться. Ваби потащил своего друга за большой куст, куда вскоре к ним присоединился и Мукоки. – Они очень любят свежие побеги тополей, – разъяснил Ваби, – и я уверен, что они теперь направляются к той рощице, которую ты можешь видеть между ними и нами. Я боюсь только одного: как бы ветер не дал им знать о нашем присутствии. С этим словами он смочил слюной один из своих пальцев и поднял его над головой. Это был неизменный и очень верный способ старого траппера узнавать направление ветра. Как бы слаб ни был ветер, та сторона пальца, которая обращена к нему, немедленно высыхает, в то время как остальная часть довольно долго сохраняет влажность. – Ветер сейчас против нас, – сказал Ваби, – и дует в их сторону. Вот почему я не сомневаюсь ни минуты, что они скоро остановятся, почуяв нас. Родерик поднял к плечу ружье. – В таком случае нам придется рискнуть и стрелять отсюда! заявил он. – Правда, они находятся еще очень далеко, но все же в пределах ружейного выстрела. – Это верно, что в пределах ружейного выстрела, но все-таки мы не убьем их. Он не успел произнести последнее слово, как лось-мать внезапно остановилась. – Так я и знал! – вскричал Ваби. – Она почуяла нас на расстоянии четверти мили. Ты посмотри, Род, на это животное, на его громадные уши, поднявшиеся в воздух, словно звукоприемники, и на его нос, вдыхающий воздух и все его запахи. Мать сразу же поняла, что с нашей стороны ей угрожает смертельная опасность. Но старший лось, не дожидаясь конца похвал в свой адрес, быстро сделал полуоборот, поместился между детенышем и опасностью и стремительно направил свой бег в противоположную сторону. – Я страшно люблю лосей! – продолжал Ваби. – Обратил ли ты внимание на то, что за все время я не убил ни единого лося? – Я до сих пор не обращал на это внимания, – ответил Родерик, – но, пожалуй, теперь вижу, что это так. А почему? В чем дело? – Ты спрашиваешь, почему? Ладно, я объясню тебе, в чем дело. Вы, так называемые цивилизованные люди, называете льва царем зверей и вообще животных. А я нахожу, что это совершенно неверно, ибо считаю лося подлинным монархом, имеющим все права на это почетное звание. Ты только что сам прекрасно видел, как действовала мать! Не правда ли? Вначале она шла впереди сына или дочери, не знаю точно. Она готова была в любую минуту уведомить ребенка о случайной или настоящей опасности. Когда же она поняла, что эта опасность действительно имеется налицо, она первым долгом заслонила свое дитя и готова была принять первый удар на себя. Разве же человек-самка не поступает точно таким же образом? А вот очень интересно проследить за лосем-самцом в так называемый период любви. Для того чтобы защитить свою возлюбленную, он может выдержать бой с десятью охотниками. Если она падает первой, он долго, не обращая никакого внимания на охотничьи ружьи, защищает ее тело и яростно сверкает глазами в сторону врагов до тех пор, пока не падает мертвым рядом с самкой. Он помолчал и снова заговорил: – Я видел однажды, как раненая, но не на смерть caмка пыталась спастись бегством. Она вся дрожала, едва передвигала ноги, но самец не оставлял ее ни на минуту, поместился между нею и охотниками и нею тяжесть боя принял на себя. Он несомненно был ранен, но не показывал виду и доблестно защищал свою подругу до тех самых пор, пока буквально не рухнул на землю. Когда мы подбежали к нему, он был уже мертв. Я не знаю ничего более прекрасного, чем такая самоотверженная любовь. И с тех пор я дал себе клятву никогда в жизни не убивать лося, будь то самец или самка. До сих пор, к счастью, мне удалось сдержать свое слово, и я надеюсь, что так будет и впредь, разве только исключительные муки голода принудят меня поступить иначе. – О, ты несомненно прав! – воскликнул растроганный Родерик. – Что поделаешь, дорогой друг мой! Ведь я – не ты. Я еще так мало знаю Пустыню и только учусь на множестве примеров. Но уверяю тебя, что впредь, как и ты, я буду любить и уважать лосей. Они действительно благородные животные. Все трое поужинали прекрасным медвежьим мясом, кофе и бисквитами, поджаренными на раскаленных камнях. После ужина Ваби продолжал рассказывать о чрезвычайно интересных нравах и обычаях постоянных обитателей Пустыни. Родерик воспользовался случаем и сообщил про то странное и очень длительное рычание, которое он услышал вчера вечером перед сном. Он снова высказал предположение, что это мог рычать их старый приятель, ручной волк, который почуял их присутствие и, возможно, на днях вернется к ним. – Мне неоднократно говорили, – сказал он в заключение, – что такие случаи возвращения ручных животных и зверей к своим старым хозяевам вовсе не единичны. Ваби с большим интересом слушал его рассказ и, когда Родерик кончил, он заметил: – О диких животных рассказывают такое великое множество небылиц, что, право, очень трудно определить, где правда и где неправда! Да мы с тобой, когда еще находились в колледже в Детруа, прочли бесконечное количество томов на эту же тему, и трудно сказать, сколько лжи мы вынесли из них. Вся беда в том, что вряд ли один процент романистов, описывающих эти края, побывал здесь, и вот почему книги включают такое неимоверное число ложных и просто вредных сведений о нравах и привычках обитателей Великой Северной Пустыни. – Итак, значит, ты думаешь, что это не Волк?.. – Наш Волк, взятый в плен совсем-совсем юным и выросший среди нас, не имел никакого представления о том, что имеются другие условия существования. Но мы с Мукоки часто замечали, как стихийно проявлялись в нем атавистические инстинкты. Признательность во всем объеме этого слова является привилегией лишь человеческой души, и вот почему, как бы умны и понятливы ни были хищные звери, они всегда до последней минуты своей все же останутся хищниками! – Другими словами, ты хочешь сказать, что Волк… –…что наш Волк пристал к своим кровожадным братьям и что мы никогда больше не увидим его. Старый траппер проворчал сквозь зубы: – Ручной волк… дрессированный волк! Он одичал теперь! Так требует Великий Дух, и требование его вполне разумно! Так надо! Хорошенько отдохнув, трое товарищей бодро двинулись в путь и вскоре увидели сверкающую в траве реку, вдоль которой они должны были направиться. По мере того как они продвигались вперед, маленький ручеек все ширился, вбирая в себя все малые и большие потоки, стремившиеся с гор и образовавшиеся от растаявшего снега. В непродолжительном времени он превратился в настоящую реку, а затем по мере понижения почвы – в водопад, который с шумом и ревом катился по камням, пока не выливался в знаменитое ущелье. Когда наши друзья подошли к скалистому ущелью, которое должно было вывести их к золотым залежам, они услышали громоподобный рев яростных вод, грохотавших, словно величайшие и мощнейшие пушки на свете. Глухие, скрытые от глаза подземелья тысячекратно повторяли эти звуки, и вот почему золотоискателям в первую минуту показалось, что они попали в какой-то ад. Увлекая вслед за собой Родерика, Ваби наклонился над страшной пропастью. Полуоглушенный Родерик судорожно уцепился за выступ скалы и на несколько минут замер на месте, как заколдованный. Кружащиеся и кипящие воды, тесно зажатые между двумя стенами ущелья, с такой бешеной силой сталкивались между собой, что от их удара высоко в воздух вздымалась густая искристая пена. Со всех сторон высились грозные черные пики, похожие на морских чудовищ, с которых безостановочно стекала вода. День клонился к концу, и в сгущающихся сумерках вся картина производила грандиозное и вместе с тем страшное впечатление. Золотоискатели, сняв поклажу, устроились близ края пропасти. Они с большой радостью заметили, что река, протекавшая между отвесными скалами, у выхода несколько выравнивала стремительный и бурный бег свой и, хотя местами и сохраняла яростный вид, все же внушала надежду, что по ней можно будет проплыть на пироге. Немного отдохнув, они дошли до знакомой им расщелины в скале. Отсюда они проникли уже однажды во внутренность некоторых подземелий и теперь могли с известной уверенностью ориентироваться. Именно в этом месте они разбили свой лагерь. Как и все предыдущие ночи, эта ночь была очень ясна и прекрасна. Родерик не мог и не хотел так скоро попрощаться с изумительными красотами ночи и снова остался один, как и накануне. Очень поздно огромная и ослепительная луна поднялась в небе и осветила верхние края ущелья, отчего еще темнее стало на его дне. Родерик не мог бы в точности определить, сколько времени он сидел так, держа ружье на коленях и пристально глядя на догорающий костер. Вдруг из-за ближайшей скалы раздался такой страшный крик, что юноша, несмотря на свое самообладание, задрожал всем телом. Он моментально вскочил с места и пробовал в свою очередь, закричать, но язык его в полном смысле слова прилип к гортани. И через мгновение он увидел перед собой какое-то длинное и очень гибкое существо, которое под ярким светом луны отливало всеми оттенками растопленного серебра. Родерик в полной уверенности, что видит перед собой рысь, немедленно поднес ружье к плечу, но еще до того, как он успел выстрелить, раздался второй, не менее потрясающий и яростный крик, от которого у юноши застыла вся кровь в жилах. Он выстрелил и подбежал к скале. Рыси не оказалось на месте. Ясно было, что он промахнулся и что зверь убежал. Да, все это было так, но крик, который он дважды слышал!.. Такой крик никоим образом не могла издать рысь! Что же все это значит? Все это продолжалось несколько секунд, не больше, но Родерик был так взволнован, что невозможно было бы описать его состояние. Он оставался на том месте, на котором стоял, и вдруг увидел Мукоки и Ваби, которые были разбужены его выстрелом и поспешили к нему, желая узнать, что случилось. – В чем дело? – живо спросил Ваби. – А в том дело… в том дело, что я, очевидно, грезил наяву! Мне почудились два страшных крика, и потом мне показалось, что я совсем ясно увидел рысь. Мукоки начал кряхтеть и качать головой, а Ваби, нисколько не стесняясь, расхохотался. – Опять, – закричал он, – у тебя история с рысью? Прошлой зимой ты уже принял эту большую кошку за индейца Вунга. А теперь ты услышал какие-то необыкновенные крики. Тебе, в общем, страшно везет! Идем спать! Очевидно, здешние ночи слишком действуют на тебя, а поэтому тебе следует ложиться спать одновременно со мной и Мукоки. Так-то здоровее и спокойнее будет! – Если ты думаешь, что это был кошмар, то жестоко ошибаешься! – воскликнул Родерик. – Уверяю тебя, что ты ошибаешься! И он прибавил с большей энергией: – В первый раз я сам думал, что мне что-то приснилось, но теперь я глубоко уверен в том, что крик действительно раздался. Я не могу в точности сказать, кто кричал: может быть, человек, а может быть и рысь! Голос товарища звучал так убедительно, что Мукоки и Ваби против воли глубоко задумались. Родерик от волнения все еще продолжал время от времени вздрагивать. Для того чтобы не стать жертвами нежелательной случайности, было решено, что каждый из золотоискателей будет по очереди дежурить до самого утра. Но до утра ничего особенного не произошло. Несмотря на пышную зарю и яркий свет дня, Родерик не мог прийти в себя. Ему все еще казалось, что эти два отчаянных крика стоят в его ушах. Нет, нет! Никоим образом не может быть, чтобы ему только почудились эти стоны! А не подал ли голос дух ущелья, который не пожелал, чтобы вновь прибывшие добрались до схороненных здесь сокровищ? Не он ли, в самом деле, закричал: – Ни шагу дальше! Родерик был, однако, настолько умен, что хранил про себя свет мрачные предположения. Пирога была отнесена ко входу в пещеру, и все трое заняли в ней свои места. Мукоки, как всегда, поместился на корме, Ваби – на носу, а Родерик между ними. Течение, точно щепочку, подхватило легкую лодчонку, и начался спуск к тому месту, где предполагалось местонахождение золота. В продолжение всего дня не произошло ни одного инцидента, который надо было бы отметить особо. Пирога шла совершенно нормально под ловким управлением опытных людей, которые чрезвычайно умело регулировали веслами ее скорость. Так уходили миля за милей, и без конца продолжалось дефиле высоких, крутых скал, забрызганных водой, похожих на немых, бесчисленных стражей, застывших по обе стороны узкого речного ложа. Проезжая мимо, Родерик легко узнал то место, где он в свое время убил серебристую лисицу. Как только солнце стало клониться к закату, решили в целях предосторожности сделать привал. Мукоки выбрал устье небольшой речонки, где очень легко можно было вытащить пирогу на берег и разложить костер. В этом месте ущелье значительно расширялось, и с одной его стороны можно было даже разглядеть большой кусок неба. Одна из стен казалась более мягкой и рассыпчатой, и на ней отразилось влияние времени и частых перемен погоды. Она спускалась уступами, и то там, то здесь в ней торчали отдельные кусты и кустики, чахлые травы и жалкие деревца. Едва только все вышли на берег, Родерик и Ваби, даже не отдохнув и не расправив онемевших членов, стали взбираться по отлогому склону и без больших трудностей достигли его вершины. Они радостно и глубоко вздохнули, вырвавшись на некоторое время из цепких, страшных объятий ущелья. Они послали сверху веселое и звучное приветствие Мукоки, который казался им теперь не больше мухи. Старый индеец, энергично взявшийся за ужин, в ответ махнул им рукой и продолжал свое дело. А затем, несмотря на то, что наверху царил еще яркий день, молодые люди поспешили спуститься вниз, к устью речки, где уже сгустились вечерние сумерки. Мукоки казался очень озабоченным, и его медная маска на лице выдавала волнение, которое обуревало его. Можно было думать, что по мере приближения вечера он все больше думал о тех таинственных криках, которые Родерик услышал предыдущей ночью. Он думал о Волке, о старом верном товарище, который привел к их костру так много своих собратьев… Волки когда-то растерзали его жену и единственного ребенка, и он питал теперь к ним ненависть до самого гроба. К сожалению, теперь не было под рукой Волка, который помогал бы ему так, как помогал когда-то.
Глава XII. Кто стрелял?
Как только Родерик и Ваби уютно устроились под выступом высокой скалы на ложе из тончайшего песка и укрылись меховыми одеялами, Мукоки бесшумно поднялся с места и, в свою очередь, начал взбираться по откосу. Принимая во внимание царившую вокруг темноту, этот подъем надо было признать чрезвычайно рискованным, и старый индеец двадцать раз был на волосок от гибели. Но, крепко цепляясь за все встречные кусты и кустики, он безостановочно карабкался вверх, словно находился во власти непреодолимой силы или же навязчивой идеи, которая гнала его все выше и выше. Целый и невредимый, он добрался до вершины скалы и стал пристально осматривать все то, что его окружало. Где мог находиться Волк? Ясно было, что где-нибудь здесь, в этих безграничных пространствах, которые на восток тянулись до Гудзонова залива, а на север – до самого Арктического океана. Мукоки провел так целый час. Над ним высоким, нежным покровом повисло звездное небо, которое довольно поздно озарилось светом ущербленной луны, <
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|