 |
Лев дьяконицын и Пабло пикассо
|
|
|
|
СНОВА ЛЕВ ДЬЯКОНИЦЫН
ОГЛАВЛЕНИЕ
ТРИПТИХ
УГОЛ КАК КАТЕГОРИЯ. «ФЛЕЙТА»
ПАМЯТИ ПАНА (стихи)
АНФАС И ПРОФИЛЬ. «ПОЭТ И МУЗА»
ДВОЙНОЙ ПОРТРЕТ (стихи)
МЕЛОДИКА ЛИНИИ. «АРЛЕКИН»
ДЕЛЬ АРТЕ (стихи)
ЛЕВ ДЬЯКОНИЦЫН И ПАБЛО ПИКАССО
МАСТЕР СИТУАЦИИ – ТОЛЬКО НАМЁТКИ
Т Р И П Т И Х
Лев Фёдорович Дьяконицын показывает мне свои картины.
Перед мной проходит череда замечательных полотен. Это единое. И вместе разное! Мастер многолик.
Из потока великолепных картин я непроизвольно выделяю три.
Это «Флейта» – «Поэт и муза» – «Арлекин». Они написаны в одном формотворческом поле. Мне чудится в них общность интонации – щемящей, лирической.
Автор картин – Лев Дьяконицын.
Автор триптиха – я.
Так увиделось – так связалось – так отозвалось.
УГОЛ КАК КАТЕГОРИЯ. «ФЛЕЙТА»
Этот этюд – во славу γωνία: пою угол.
Лев Дьяконицын навёл меня на мысли об эстетическом значении угла – о его формообразующей функции.
Эта картина – симфония углов.
Кристаллограф сказал бы – сингония: буквально совместность – или созвучность – углов, творящая красоту.
У Льва Дьяконицына есть свою сингония.
Как она была у Поля Сезанна и кубистов: это родственные, но всё же очень и очень разные системы. Им присуще наличие своего рода внутренней кристаллизованности. Геометрия тут заявляет себя не только в композиции, но и непосредственно – в стилистических приёмах. В самой манере письма! В его технике.
Вот перечень гоний:
– углы заднего плана – чисто абстрактный фон: сейчас они расходятся веером – теперь громоздятся в свободном порядке;
– углы, которые несут в себе ромбы и треугольники, нашитые на харизматическую одежду арлекина и его отпрыска;
|
|
|
– углы, возникающие в позах и жестах – свой особый вклад сюда вносит положение колен;
– букет углов, создаваемых пюпитром;
– углы складок.
Угол и цвет!
Гениально – и ведь как нетривиально, необычно – играя на двух этих элементах, Лев Дьяконицын получает сильнейший художественный эффект. Само их сочетание – соположение, взаимодействие – звенит новизной.
Диалог угла и цвета?
Симбиоз угла и цвета?
Диффузия угла и цвета?
Пусть более точные понятия поищут искусствоведы будущего.
Картины Льва Дьяконицына – ещё и факт поэзии. Они исполнены лиризма.
Конечно, покровитель поэтов Аполлон предпочитал кифару – не только ревниво, но и жестоко он отнёсся к Марсию, непревзойдённому флейтисту.
Однако Мусагет учит Гиацинта играть именно на флейте!
Этот сюжет запечатлён в известной картине Александра Иванова. Композиционно – да и тематически – два полотна вступают в неявную перекличку.
Арлекин предстаёт как ипостась Аполлона?
Подобные метаморфозы вполне закономерны в пост-античном контексте. Впрочем, воздержимся от интерпретаций – стихийная герменевтика заведёт нас далеко.
Лучше процитируем М. Хайдеггера: «Поэзия пробуждает видимость недействительного и мечты, в противовес осязаемой и звучащей действительности, относительно которой мы полагаем, что она нам — родная. И всё же, напротив, действительное есть то, что говорит поэт, то, чем он решается быть».
Эти слова как нельзя лучше подходят к творчеству Льва Дьяконицына.
ПАМЯТИ ПАНА
Из дионисовой
Чаши отпейте,
Чтоб окунуться в нездешний туман.
Лев Дьяконицын играет на флейте?
Вспомнятся сразу – Эллада и Пан.
Вижу –
Отчётлива ретроспектива! –
Как он преследует гамадриад.
Это Сиринга? Нежна и пуглива,
С мастером слюбится – бьюсь об заклад.
Метемпсихоз!
В удивительно длинном
|
|
|
Списке твоих воплощений найду
Много чудесного! Став арлекином,
Из бузины вырезаешь дуду.
Люди вокруг –
До чего ж озверели!
Но высветляй человеческий род,
Кисти свои превращая в свирели –
Или обратный верша переход.
Это палитры.
А это пюпитры.
Гением синтеза руководим,
Любишь и арфы, и скрипки, и цитры,
Всё ж предпочтенье отдав духовым.
2. АНФАС И ПРОФИЛЬ. «ПОЭТ И МУЗА»
Муза – в профиль, поэт – в анфас.
Разные персонажи!
Но здесь два классических разворота – как грани одного существа: нам явлена их неслиянная и нераздельная связь.
Подчеркнём: синхронное употребление этих эпитетов – парадокс.
Совмещается несовместимое!
Антиномия налицо.
Именно в этих терминах говорят о единстве лиц в Святой Троице. И о дифизитстве – гармонии двух природ – в Иисусе Христе.
Это высшая диалектика.
Со всей правомерностью я применяю её по отношению к изумительной картине Льва Дьяконицына.
Философия – и живопись: вроде как это далёкие друг от друга вещи. Ах, так ли? Великий художник всегда философствует. Но не умозрительно, а пластически – через краски, линии, формы. Самые значительные реалии бытия раскрывают в его картинах свою сокровенную сущность.
И творчество в их числе! Наша креативность – природа нашего вдохновения.
Что поэт без музы?
Нуль! Ничто! Пустота!
Композиционно муза в картине отодвинута на задний план. Но план семантический – содержательный, сущностный – она занимает полностью. Первенствует на нём!
Как художнику удаётся передать это обратное соотношение?
Визуальное и смысловое в его картине образуют наитончайший контрапункт.
Вспомним Анну Ахматову – её «Музу":
Когда я ночью жду ее прихода,
Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке.
«Муза» Анны Ахматовой – италийского рода: она диктовала Данту терцины «Ада».
А «Муза» Льва Дьяконицына видится мне парижанкой. Поэт в шляпе: это Артюр Рембо? Или Стефан Малларме? Однако приостановим разбег фантазии.
Точно найден жест музы: рука на подбородке – самоуглубление. Слушает, что нашёптывает Бог – и передаёт поэту.
Эта неисповедимая связь – Бог, муза, поэт – отлично работает в картине.
|
|
|
Можно подключиться к ней!
Бесподобен воротник поэта. Будто вскинулись белые паруса! В них дует ветер вдохновения.
Кстати сказать, Лев Дьяконицын – талантливый модельер: он классно одевает своих героев.
ДВОЙНОЙ ПОРТРЕТ
Лира не в тягость! Авлос не в обузу!
Звонкие рифмы, как можно без вас?
К мастеру просьба: любимицу-музу
Вы для меня нарисуйте анфас.
Ах, не согласны? И в профиль даёте
Лёгкий и трепетный лик Эрато?
Краски звучат на лирической ноте!
Что я без музы? И вправду ничто.
Как об условности заднего плана
Мне не сказать? Вот из тени на свет
Вышла таинница, сердцу желанна!
Что без неё самый точный портрет?
МЕЛОДИКА ЛИНИИ. «АРЛЕКИН»
Этот Арлекин выпадает из традиции дель арте.
Канонического Арлекина мы знаем как жизнелюба-оптимиста – радость бытия бьёт из него ключом, он сыплет шутками. Что говорить: порой они пошловаты.
Здесь нам предстаёт совсем другой Арлекин.
Он предельно лиричен.
Он мечтателен!
Кисть – и смычок: понятно, что это разные материи. Но в картине Льва Дьяконицына они являют нам ошеломительную амбивалентность.
Кисть ведёт линию – как смычок тянет звук.
Картину видишь.
И ведь слышишь одновременно!
Это совершенно особый случай синестезии. Чисто дьяконицынский – больше нигде не встречал.
Линеарное – и хроматическое: Лев Дьяконицын умеет приводить их в необычное взаимодействие. И то, и другое отмечены у него необычайной утонченностью.
Изыск!
Абсолютный изыск!
Сама по себе – с точки зрения фактуры, плотности – линия у Льва Дьяконицына весьма физична. Можно сказать так: она имеет вес. Порой её хочется сравнить со свинцовыми перемычками витражей.
И вместе с тем это духоносная линия, предначертанная свыше!
Ей поручено уловить несказанное, неизъяснимое – и она это делает с покоряющим совершенством.
Глаза Арлекина – характерные изломы бровей – и две линии, близких к параболе: расходясь в разные стороны, они как бы ведут свои партии – их дуэт прекрасен.
Откуда эти линии?
Какое отношение они имеют к анатомии лица?
|
|
|
Или к формальным задачам композиции?
К счастью, на сии вопросы нет ответа: вот так – спрохвала – художник взял и провёл эти линии, сообщившие его картине магическое очарование.
Справа мы видим обнажённую Коломбину?
Казалось бы, нагота уж совсем не типична для этого персонажа – однако вспомним Коломбину десятых годов, легендарную Ольгу Глебову- Судейкину:
Словно с вазы чернофигурной,
Прибежала к волне лазурной
Так парадно обнажена.
Это строки из поэмы Анны Ахматовой «Поэма без героя».
Лев Дьяконицын вложил в руки Коломбины тамбурин?
В давнем детском спектакле «Принц и нищий» звучала песенка с такими словами:
А были дни: бросали серебро
На золотое эхо тамбурина,
Шутил мукой обсыпанный Пьеро
И весело смеялась Коломбина.
В этой картине мне чудится тема пробуждающейся любви.
Сентиментальное?
Скорее элегичное!
Проникновенное, берущее за душу полотно.
ДЕЛЬ АРТЕ
Много печали.
И много надсада.
Сетовать, плакаться? Это старо.
Данте доселе не вышел из Ада.
С лимбами рядом проходит метро.
Что утешительно? Арлекинада!
Мир без улыбки – сплошное зеро.
Лев Дьяконицын!
Когда-то в дель арте
Он подвизался – любил карнавал.
Что на игральной рисует он карте?
Будь, Коломбина! Тебя я узнал.
Всё говорит о любовном азарте –
Быстро у чувств нарастает накал.
Впрочем,
Нам явлено только начало
Чудного действа! Отринувши сплин,
Что так мажорно в душе зазвучало?
Ей в унисон зазвенел тамбурин.
Роль удаётся – хоть опыта мало.
Как же лиричен сейчас Арлекин!
ЛЕВ ДЬЯКОНИЦЫН И ПАБЛО ПИКАССО
Это стало трюизмом: сравнивать Льва Дьяконицына и Пабло Пикассо. Законная компаративистика! В искусстве нельзя без преемственности. Изучая её, никак нельзя обойтись без соотнесений и сличений – ведь мы имеем дело с развитием, а не с дублированием одно и того же.
Надо ли сопоставлять пионера и эпигона?
На ринг анализа следует выводить новатора и новатора – гения и гения.
Тогда будет интрига!
При этом надо помнить следующее:
– понятия «раньше» и «позже» у нас могут стать предельно относительными; говоря иначе, в системе отсчёта вечности – а она для искусствознания является самой интересной и самой трудной – последователь воспринимается в некоей синхронии с основателем: будто они работали рядом – причём на равных;
– оценочные ярлыки «лучше – хуже» в нашем случае вообще не стоит употреблять; это неумно и некорректно; надо помнить великую строчку Осипа Мандельштама: "Не сравнивай: живущий не сравним… ".
В 1904 г. С.И. Щукин привёз из Парижа картину Поля Сезанна «Пьеро и Арлекин» (1888 г.). Без преувеличений: она потрясла наших мастеров – подняла мощную волну русского сезаннизма.
|
|
|
Александр Шевченко увидел братьев-жонглёров Сирано в 1920 г. С них он написал своих «Пьеро и Арлекина».
Забудь «раньше – позже»!
Табуируй «лучше – хуже»!
Перед нами шедевр Александр Шевченко, в котором нашла своё полное выражение энтелехия Поля Сезанна – как если бы картину писала сверхличность, соединившая души двух живописцев.
Нечто подобное мы можем в ряде случаев сказать по отношению к Пабло Пикассо и Льву Дьяконицыну.
Для сравнительного анализа я выбрал – с большой степенью произвольности – три работы Пабло Пикассо, поставив их в параллель к «Триптиху» Льва Дьяконицына.
1. «Человек с флейтой и ребёнком (Отцовство)» написан Пабло Пикассо в 1971 г. Чувствуются реминисценции кубистического периода. Но преобладает позднее. А это – скорость! С годами она нарастала у заспешившего мастера. Подгоняло memento mori? Никто не знает. Но работал художник так: раз-два – и готово.
Это здорово, конечно.
Но состояние души – не для мгновенной съёмки: тут нужна выдержка.
Лев Дьяконицын обладает качеством, довольно-таки редким у французского собрата: лирическое звучание у него не пропадает при самом дерзком формальном эксперименте.
Пабло Пикассо резок, брутален.
Тогда как у Льва Дьяконицына нашёл выражение русский менталитет с его медлительностью и мечтательностью.
Слава Богу, что на планете Земля невозможен общий ранжир – лучше всего против энтропии работает разнообразие.
2. «Обнажённая женщина в красном кресле» – работа 1932 г. Здесь изображена муза – именно муза! – великого мастера. Марию Терезу Вальтер азартный женолюб встретил в 1927 г. Ей было 17 лет. Юная прелестница стала самой безумной страстью в жизни художника.
По сути здесь изображён андрогин.
Всё по Платону!
Две разрозненных половинки нашли друг друга – и образовали одно целое: счастливое, прекрасное.
Картина эротична.
Это качество присутствует и у Льва Дьяконицына.
Но вот обретение русского мастера: эротическое у него совмещается с целомудренным.
У Пабло Пикассо в этой работе анфас и профиль тоже ведут художническую игру.
У Льва Дьяконицына она идёт по другим правилам.
3. «Арлекин» 1909 г. написан на самой заре аналитического кубизма. Поль Сезанн уже позади. Однако его инерция ещё не погашена до конца. Работа как бы промежуточна.
Мне кажется, что Лев Дьяконицын больше всего у Пабло Пикассо ценит картины именно такого типа – когда художник работает на границе двух периодов или стилей. Если он что-то творчески берёт у француза, то сразу из нескольких периодов – осуществляет свой индивидуальный и неповторимый синтез.
Вернёмся к «Арлекину» 1909 г.
Очень человечный кубизм!
Недоброжелатели хотели увидеть в мастерской промутировавшего Пабло Пикассо подобие анатомического театра.
Да нет же!
Это был скорее родильный дом – в нём рождалось, иногда не без мук, новое видение мира. Скальпель резал по живому? Но лезвием был глаз. Он работал, не причиняя боли.
Арлекина у Пабло Пикассо мы видим бесконечно усталым. Он ушёл в себя – отключился, забылся. Это впечатляет: кубизм – и экзистенциальная нота. Возле картины легко представить Жана-Поля Сартра.
Сейчас уместно вспомнить и «Задумавшегося Арлекина» (1901 г.). Это жемчужина голубого периода.
«Арлекин» Льва Дьяконицына – и его галльские кореши: спаянная получается компания.
Подошли бы нашему Арлекину итальянские или французские подмостки? Почему бы нет!
Но органичней он смотрелся бы в блоковском «Балаганчике». Лирическая стихия полнит его всклень.
Genius loci и тут проявляет себя.
|
|
|
