Общественная реакция, возражения и трансформация взглядов в последующих работах

Теперь я коротко остановлюсь на общественном восприятии модели «конца истории» и некоторой трансформации взглядов Фукуямы в последующие годы, а так же представлю свои возражения на его теорию.

В целом, научное сообщество восприняло модель «конца истории», как менее догматичный вариант «теории модернизации», предложенной Уолтом Ростоу и Шмулем Эйзенштадтом вскоре после окончания Второй мировой войны и распада колониальной системы западных держав, приведших практически к одномоментному появлению в Азии и Африке нескольких десятков новых независимых государств. Ростоу стал автором концепции «стадий роста» (которую он назвал «некоммунистическим манифестом», как бы противопоставляя его коммунистическому манифесту Карла Маркса середины 19-го столетия); согласно последней поступательный рост производства неизбежно, последовательно и необратимо вел по пути от традиционного общества к современному: предполагалось, что конкретный уровень экономического развития всегда сопряжен с определенным социально-политическим устройством. Однако в последующие десятилетия практика развития этих государств продемонстрировала нереалистичность подобных предпосылок - экономическое развитие, урбанизация и доступность образования, разрушая старую социальную структуру, не могли ничего поделать с культурой, приводившей к политическим беспорядкам и слабости власти, либо новым формам автократии, что в свою очередь затрудняло дальнейшее экономическое развитие.

В конце 80-х годов после краха советской империи в мире появилось еще несколько десятков обредших независимость государств, как правило, с отсталой экономикой. Естественно, с учетом горького опыта «теории модернизации» ее новый вариант должен был быть более мягким; его и предложил Френсис Фукуяма. Он просто соединил существование основополагающей научно-экономической логики социального развития с существованием множества путей перехода к либерально демократии, определяемых уникальностью каждого случая (истории страны, деятельности политических лидеров и т.д.), которые предоставлял гегелевский «историзм» с его субъективизмом. Таким образом, ради большей реалистичности теории Фукуяме пришлось пожертвовать ее простотой и единством: в ней материализм в форме экономического детерминизма причудливым образом соединился с субъективизмом, что сделало все концепцию весьма эклектичной.

Однако и этот «мягкий» вариант вскоре подвергся нападкам, как несколько десятилетий ранее сама «теория модернизации»; в частности, Фукуяме указывали на драматическую историю многих восточноевропейских стран после «холодной войны». Но он заявлял, что ничего из произошедшего там не противоречит базисной идеи конца истории: тамошние события опровергли бы его гипотезу лишь в том случае, если бы там была создана новая идеология и политическая система, альтернативная либерально демократии (см. World Link; 1996).

Тем не менее, Фукуяма все-таки признает существование одного серьезного идеологического соперника: «Я полагаю, что самый серьезный соперник появляется в настоящее время в Азии»; «патерналистский азиатский авторитаризм в какой-то своей форме остается единственным новым серьезным соперником либеральной демократии» (Ф. Фукуяма. Главенство культуры. 1995). Хотя тут же оговаривается, что, по всей видимости, «азиатский авторитаризм - это такое же региональное явление, как фашизм или ислам».

В конце концов, Фукуяма, видя что «фургоны» не желают ехать в сторону «города», косвенно обвинил в этом руководство Соединенных Штатов, которое посредством гуманитарных интервенций и неумелых последующих действий дискредитировало идею либеральной демократии. «Дело в том, что я не мог предположить сложившейся к окончанию «холодной войны» ситуации, когда отсутствие рассудка в действиях американцев способствовало бы утверждению антиамериканизма в качестве принципиально отрицательного направления глобальной политики» (Ф. Фукуяма. Столкновение культур и американская гегемония. 2007). «17 лет назад по окончании «холодной войны», Америка стала единственной сверхдержавой, а демократические идеалы и рыночная экономика выглядели достаточной альтернативой всему тому, что было ранее. То, что мы имеем сегодня, - это ситуация, когда религия и до некоторой степени национализм вновь стали играть существенную роль; действия Америки широко осуждаются по всему миру, а сторонники западной модели демократического развития, особенно на Ближнем Востоке, вынуждены отмежевываться от Соединенных Штатов, как только появляется повод» (там же). Между тем, на мой взгляд, более деятельную американскую политику по демократизации мира последнего десятилетия скорее можно рассматривать как реакцию на многочисленные сложности демократизации в не-западном мире.

Но как бы Фукуяма не старался всеми силами защитить свою изначальную концепцию «конца истории», тем не менее, несомненна эволюция акцентов внутри теории; очевидно, что первоначально он недооценил силу и влияние культурных факторов на политическое устройство. Если в первоначальной статье «Конец истории?» он почти ничего не говорит о культуре, то в своей книге «Конец истории и последний человек» посвящает ей отдельный раздел, а в статье «Главенство культуры» она, вообще, фактически выходит на первый план, оттесняя идеологию на второй; соответственно есть большие сомнения, что «достаточное» количество «фургонов», как бы ни было расплывчато подобное определение, когда-либо въедет в «город».

Все проблемы Фукуямы оттого, что, отказавшись от одностороннего экономического детерминизма свойственного «теории модернизации», он, во-первых; добавил к ней «жажду признания», которая якобы является причиной идеологической эволюции человечества, чему нет никаких подтверждений (рабство, войны аристократов, коммунизм и фашизм гораздо проще объяснить экономическими мотивами). А, во-вторых, предположил, что государственная власть (посредством формы правления и качества управления) может играть важную роль в формировании культур народов, в том числе их моральных систем (например, демократия прививает населению присущие ей ценности и способна укрощать «тимос»).

То, что Гоббс и Локк устранили «тимос» из политического анализа было, на самом деле, не менее важно, чем изобретение «экономического человека» Смитом и Риккардо. Они четко понимали, что основная цель государства - обеспечение и повышение качества совместного существования эгоистично настроенных индивидов, посредством учреждения законов и утверждения власти, позволяющих им удовлетворить свои потребности в безопасности, пище, крове и накапливать капитал. Со своей стороны, Фукуяма утверждает, что: «Не существует экономических причин для демократии: демократическая политика в лучшем случае - обуза для эффективной экономики» (Часть третья. 19); что демократию никогда не выбирали по экономическим причинам - индустриализация в Америке, в Англии и Франции могла произойти при авторитарном правлении и цитирует Ли Кван Ю, который говорил, что «демократия - это путы на ногах экономического роста». (По его мнению, Шумпетер в его книге «Капитализм, социализм и демократия» доказал, что рыночно ориентированные авторитарные государства самые экономически эффективные).