Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Путешествие на «Семи звездах»

Уитли Стрибер

Сон Лилит

 

Мне хотелось бы выразить свою признательность моему редактору Митчел Иверс, моей жене Энн Стрибер – музе на всю жизнь и моему агенту Сандре Мартин.

 

Ты Бога не суди за слабости и неудачи,

Доверься милости Его,

или иначе

Ты не увидишь, что суровый вид улыбку прячет.

Уильям Каупер. «Свет, сияющий сквозь темноту»

 

Глава 1

Иная пыль

 

Предмет, который рассматривала Лилит, был серебристым и находился очень высоко в воздухе. Честно говоря, она в первый раз видела нечто подобное. Конечно, надо учесть, что ей давно не приходилось показываться на поверхности. Она еще внимательней присмотрелась к мерцавшей в небе точке. Этот предмет будил в ней мысль, беспокоившую ее ничуть не меньше, чем та причина, по которой ей пришлось оказаться здесь.

Она проснулась уже под самый конец разрывающего сердце сна, того, который так часто ей снился, и сразу же поняла, что слишком долго оставалась одна.

Лилит переключила внимание на лилии, которые окружали вход в ее пещеру, прислушалась к звукам жизни, царившей среди их листьев: жужжанию пчел, шебуршанию жуков, тихим движениям землероек, охотившихся за пчелами. Эти цветы были большой отрадой для нее и помогали странствовать по бесконечной жизни.

За пролетевшим серебристым предметом следовал низкий гул. Лилит слушала, как звук, напоминавший рев отдаленного водопада, постепенно становился все слабее. В памяти промелькнула картина: струящаяся по утесам вода, огненные вспышки в голубых лучах иного солнца.

В воздухе присутствовала какая-то тяжесть – казалось, где-то вдали, содрогаясь в конвульсиях, умирает великая жестокость. Лилит подняла руки и протянула их навстречу умиротворяющему свету. Затем хлопнула в ладоши, и чуть слышное эхо отразилось от стен небольшого каньона, окружавшего ее пещеру. Пара шакалов, что дремали под кустом акации, подняли головы и посмотрели на нее настороженно-хищными глазами. Желудок Властительницы снова потребовал пищи.

Ее охватила грусть, и она запела; тихие звуки складывались в мелодию, соответствовавшую ее настроению. Самец шакала встревожился и начал, тяжело дыша, ходить взад-вперед, затем набросился на самку и покрыл ее. Пчелы встревоженно загудели, жуки забегали – несмотря на то что охотившиеся на них грызуны перестали обращать на них внимание. Глубоко в своей норке, сбитая с толку происходящим, землеройка-мать набросилась на самого слабого из своего помета.

Когда Лилит умолкла, бурно кипевшая вокруг нее жизнь вернулась в свое прежнее русло. Неожиданно в памяти всплыло, как она идет по узким улочкам в час, когда тени становятся длинными, а мельники отдыхают в своих домиках под соломенными крышами. Странные воспоминания на самом деле казались намного более живыми, чем сумерки дней. Мечта, проблески воспоминаний, искрящийся сон – вот в чем заключался смысл ее существования.

Властительница поспешно вернулась в пещеру с такой стремительностью, что струя воздуха обдала ее лицо и прижала к телу свободное платье. И тут из ее груди, словно птицы, дождавшиеся свободы, вырвались слова. Она закричала пронзительно высоким, чужим голосом:

– Я голодна!

Упав на кровать, Лилит прижала к лицу простыню, вдыхая слабый запах нескольких капелек крови, пролитой во время последней трапезы. Она долго жила без боли и потому не сразу поняла, что с ней происходит. Неужели этот твердеющий внутри огонь и есть боль? Распространяясь из сухого, как пепел, желудка, боль охватывала ноги и позвоночник. Ручейки пота начали струиться по телу, а неприятное ощущение, словно у нее внутри мечется крыса, вызвало рвотные спазмы.

Голод был опасен. Подступая незаметно, дюйм за дюймом, он неожиданно взрывался и охватывал все тело. За ним следовало самое худшее, что могло случиться с рассеянными по всему свету такими же, как Лилит, существами: она станет слишком слаба, чтобы есть, но будет не в состоянии умереть. Ее тело погрузится в беспомощную неподвижность, мускулы истончатся, глаза сморщатся и будут громыхать в глазницах, как камешки в кармане у ребенка.

Стал различим шепот ее сердца, который поднялся до неприятного рокочущего гула.

– Где ты? – И голосу вторило равнодушное эхо. – Эй?

Единственным ответом был шум ветра, который проникал сюда по запутанным тоннелям, вентилировавшим пещеру.

Лилит села на постели; ею овладевало беспокойство, потому что она чувствовала себя заметно слабее, чем в тот момент, когда только что Проснулась. Несколько более ощутимым стало давление подошв сандалий на ступни – сигнал о том, что она имеет дело с самым редким из известных ей явлений – с ограниченным временем.

В каком-то смысле Лилит всегда считала, что время этой ее жизни ограничено. В снах тысячелетия проходили как одно мгновение; отчего бы не предположить, что ее существование здесь ограничивается минутами. Эта тайна поддерживала надежду на то, что она была сюда кем-то послана, причем уже находилась здесь в те времена, когда повсюду раздавался трубный рев мамонтов.

У Лилит зачесался подбородок, и она коснулась его: оказывается, изо рта потекла слюна. Поспешно отдернув руку, она схватила простыню и вытерлась. Скоро у нее не останется сил даже для самых простых движений.

Властительница поднялась с постели и в поисках плаща открыла сундук. С момента последнего путешествия прошло много времени, но ей не хотелось сейчас отправляться в путь. С тех пор как людское поголовье заметно возросло, она обнаружила, что с трудом переносит эту мерзкую, шумную, голосящую толпу. Разумеется, кто-нибудь из них мог сладко пахнуть и быть восхитительным на вкус, но барахтаться в огромных гнездах городов, которые они повсюду понастроили... Люди живут среди нечистот, употребляют грубую пищу; чтобы отметить дорогу, ночами зажигают дымные костры, перерезают друг другу глотки, вздергивают на виселицы, хлещут кнутом или привязывают к столбу и поджигают, и удушливый запах горелого мяса наполняет полуденный воздух. Их тела гниют в огромных кучах, вокруг которых бегают крысы и кошки.

Она не хотела оказаться в Александрии или Риме – сидеть в паланкине, который несут потные рабы, или скрываться в трюме подпрыгивающего на волнах корабля. Но ей надо есть, а в пустыне, где слишком мало жителей, найти добычу очень трудно. Властительница застонала, и этот звук, вырвавшись так неожиданно, поднялся из самых сокровенных глубин, оттуда, где тело уже почувствовало, что начинает умирать. Почему ее оставили те, кто так долго заботился о ней? Где Ре-Атун,[1] который тысячи лет приносил ей пищу?

Лилит вынула из кедрового сундука украшенное искусной вышивкой шелковое платье, и оно медленно опустилось на пол. Вот накидка, сшитая из медвежьего меха, – слишком старая и утратившая прежнюю мягкость, как в те времена, когда еще пахла жиром животного. К тому же она слишком длинная и волочится по земле. Да, в те холодные времена медведи были довольно крупными.

В конце концов Лилит выбрала льняное платье и дорожный плащ, сшитый из кожи тех людей, кого она убила своими руками. Мужчины с тяжелыми подбородками были необыкновенно сильны, а их кровь горчила на языке. Она предпочитала высоких, тонкокожих, со сладкой на вкус кровью – возможно, потому, что эти особи вдобавок ко всему отличались умом.

Устроившись за туалетным столиком, Властительница начала гримироваться под человеческое существо: нарисовала на гладком лбу брови, затем, на манер фараонов, наложила краску и блестки на веки. Послушный народ – египтяне, они уважали своих правителей и, принимая ее за знатную даму, опускали глаза и уступали дорогу... Она найдет укромный темный уголок, быстро расправится с одним из них, чтобы восстановить силы, а затем продолжит поиск подобных себе.

Лилит приблизилась к входу в пещеру, на мгновение замерла, прислушиваясь. Она знала каждый оттенок тишины в этом месте. Прошло уже много лет, с тех пор как сюда забрел незваный гость, но сейчас на это не было даже намека. Она прошла мимо лилий и снова остановилась. Итак, ее ждет мир созданных ею существ, людей и Властителей. Лилит испытывала к ним сложное чувство – это была одновременно любовь матери к своему ребенку и хищника к жертве.

Позади осталась пещера, которая служила ей домом; прогулка вдоль холмов потребовала от нее больших усилий, чем это отложилось у нее в памяти. Прежде, когда Властительница отправлялась в Рим, ее несли в паланкине. В более поздние времена она путешествовала в Каир в повозке, запряженной лошадьми. Это хитроумное изобретение доставило ее в город ближе к ночи.

Тогда Лилит провела в Каире всего несколько дней и не выходила из дворца. С улицы доносились грохот железных колес, стук лошадиных копыт и крики мулов, даже в комнатах пахло дымом и навозом. Ре-Атун хотел, чтобы она осталась жить там, рядом с ним, и, стремясь угодить ей, привел двух соблазнительных самцов. Один из них был англичанином. Кстати, этот северный народ не был племенем, родственным тому, которое Дракула пас в Карпатах, поэтому только Жиль имел на них право. Так Лилит выучила английский, который имел очень мало общего с ее родным языком, праймом. Когда настало время этого мужчины, то он отдавал свою жизнь очень неохотно. Второй ее избранник провел с ней несколько дней. От него Властительница научилась арабскому, в котором было много заимствований из языка египтян; к тому же арабский слегка напоминал прайм.

Последний визит в Каир не был достаточно долгим, поэтому ей не удалось встретиться с фараоном, иначе она непременно задала бы ему вопрос: зачем правитель позволил так разрастись этому ужасному грязному городу? Правда, англичанин сказал ей, что фараона нет. На самом деле Лилит уже давно ничто не удивляло, но такое утверждение показалось ей слишком неправдоподобным.

Вот и вершина холма. Здесь на небольшой ровной площадке в прошлый раз ее ждала повозка с лошадьми. Но сейчас Властительницу встретили только ветер и клонившееся к закату огромное солнце.

В нескольких лигах отсюда лежит Монс Порфиритис. Что ж, она отправится туда и у римлян, которые устроили там каменоломни, купит рабов и паланкин. Дальше ее отнесут на Пунический торговый тракт, который ведет в Антиной-полис. А там с каким-нибудь караваном Лилит отправится дальше. Она хорошо помнила основателя Антиной-полиса, покрытого шрамами римлянина по имени Адриан.[2] Он построил этот город, скорбя о смерти Антиноя, юноши, которого любил.

Все это промелькнуло у нее в голове, пока она мерным шагом продвигалась вперед. В датах она путалась: Адриан вполне мог жить еще вчера, сейчас или умереть эпоху назад. Однако Лилит могла четко представить себе его лицо, особенно глаза самого сильного человека в мире.

Вид, открывшийся ее взору, невольно вызывал почтение перед огромным миром. Солнце на западе 6ыло ярко-красным, как кровь младенца; на востоке вставала луна – узкий серебристый серп на фиолетовом небе. Земля под всем этим великолепием терялась во множестве цветовых оттенков, серых и золотых вдоль краев утесов и пурпурных в направлении каменоломен римлян.

Два шакала сопровождали ее от самого дома и сейчас остановились невдалеке, их глаза горели в золоте заходящего солнца. Властительница знала, что они увлечены тем же, что побудило ее к путешествию. Она произнесла короткую фразу на прайме, и шакалы побежали рысцой, однако, вопреки ее предположениям, совсем не в ту сторону. Тем не менее она последовала за ними, уверенная, что оба животных хорошо знают свое дело.

Когда потухли последние закатные лучи, Лилит показалось, что солнце зашло так, словно его выудили у нее из груди. Она повернулась в сторону восточного горизонта, остановив взгляд на хрупкой сети звезд, которую греки называют Плеядами. Эти звезды всегда вызывали в ней глубокую печаль, особенно вон та голубая искорка, ее настоящий дом. Как-то Лилит вышла на одно мгновение – прогуляться по саду... и перенеслась сюда. Она была невестой, остановилась под цветущим деревом... и вот она здесь уже десять тысяч лет. Или больше?

Усыпанное нежными цветами дерево – с этого неизменно начинались ее воспоминания, и все же полной уверенности в его существовании не 6ыло. Возможно, это всего лишь сон отчаявшегося создания, чья жизнь не имела ни начала, ни конца и которому очень хотелось иметь какую-то привязку во времени.

Лилит отвела глаза от неба и, следуя за запахом шакальего меха, двинулась дальше. Но куда ее ведут эти твари? Римляне определенно должны быть в противоположном направлении. Хотя наверняка существует более короткий путь к Пуническому тракту: через расщелину в горах, а затем вниз, к дороге. Может быть, звери учуяли дым от костра остановившегося на привал каравана?

Темнота сгущалась. Теперь высоко вверху простерлась мерцающая рука галактики, граница изученного мира. Властительница пристально вглядывалась в алмазные россыпи звезд, до тех пор, пока небесный свод не открыл ей свои тайны, и теперь каждый луч посылал ее сердцу собственное послание. Она не смогла сдержаться, чтобы не запеть, ее голос поднялся до густых протяжных тонов. Шакалы вторили ей заливистым тявканьем, а когда Лилит умолкла, то услышала, что звери потрусили дальше. Однако ее песня не была радостной. Сейчас, глядя во тьму, она вспоминала колыхавшиеся на ночном ветру поля пшеницы, и усталость после целого дня молотьбы, и теплый запах хлеба.

Но Лилит не ела хлеб. Просто не могла есть хлеб.

Она двигалась так же беззвучно, как и шакалы, – всего лишь тень среди других ночных теней. Кроме белевшей под опущенным капюшоном кожи и тигриного огня глаз, Лилит не являла этому миру ничего из того, что принадлежало ей.

Еще на расстоянии десяти лиг, задолго до того, как они приблизились к лагерю, ей уже стало известно о его существовании. Она раздула ноздри и вдохнула в себя запах крови, жареного мяса и фиников, а еще – столь любимый ею аромат человеческой кожи: Римляне мылись и натирали себя маслом – значит, там не римляне. Властительница замедлила шаг. Шакалы проскочили вперед и остановились на открытой возвышенности, их темные силуэты вырисовывались на фоне усыпанного звездами неба. Она направилась прямо к ним, зная, что оттуда увидит людей.

Ноздри заполнил сладкий молочный запах детей, кислый – мужчин с потными волосами, терпкий мускус женских тел, причем три женщины были молодыми, а две – старыми. При ее приближении животные скользнули в темноту. Лилит заглянула в середину каньона. Там, внизу, затерялись три светящиеся точки – костры, на которых готовили пищу. Она прислушалась: тихие голоса взрослых, резкие выкрики детей, потрескивание пламени и шипение сковородок. Однако к этим обычным человеческим звукам добавлялся какой-то странный шум. Он был очень слабым (наверное, его источник находился примерно на расстоянии тридцати или сорока лиг) и напоминал перестук колес или гул водопада.

Что сделают обитатели лагеря, если из ночной темноты появится знатная госпожа? Они, несомненно, сочтут ее за богиню, и в этом нет ничего плохого. Люди с должными почестями усадят ее в свою повозку, а потом долго будут рассказывать всем, как подвезли в город богиню.

Когда Лилит начала спускаться по склону, самец шакала три раза пролаял. Она остановилась в нерешительности. Почему прозвучало предупреждение там, где на первый взгляд не видно абсолютно никакой угрозы? Ее ноздри снова затрепетали: ничего, кроме костров, на которых готовится пища, и запаха человеческого тела. Она прислушалась. Голоса были такими же спокойными, как и окружавшая их ночь.

Властительница продолжила спуск и снова замерла на месте, различив знакомое тявканье. Из-за гор показалась луна; в воздухе ощущалась прохлада – древний как мир холод ночной пустыни. Прислушиваясь к себе, она поняла, что предупреждение проникло очень глубоко, заставив вибрировать какую-то внутреннюю струну. Но у нее не должно быть никаких сомнений, если она хочет сохранить четкий и ясный взгляд на окружающую действительность. Что, если Лилит нельзя приближаться к людям без проводника или охраны?

Пока она спускалась с горы, пламя костров становилось все ярче и отчетливее. Вскоре Властительница подошла настолько близко, что смогла различать человеческие существа. Судя по одежде, это были шумерские купцы, потому что у них намного больше полотна для одежд, чем у египетских, а чтобы продемонстрировать свое богатство, они облачаются еще и в длинные камзолы. Не самый плохой вариант для Лилит – караван находится слишком далеко от дома, поэтому исчезновение одного из купцов не вызовет немедленную тревогу. А может быть, это просто путешественники, которые следуют из Нубии на юг.

Женщины были закутаны с ног до головы, лица скрывались под покрывалами. Странно. Хотя, когда она последний раз была в Каире, женщины ходили по улицам в подобной одежде. Даже на детях были голубые штаны и белью рубашки, украшенные буквами и рисунками.

Лилит приблизилась к краю освещенной площадки. Один из мужчин играл на музыкальном инструменте и пел. Увидев ее, он прекратил свое занятие. Дети угомонились и теперь смотрели на нее испуганными глазами.

Настороженную тишину прервал голос Лилит, она говорила по-египетски:

– Отвезите меня в Фивы.

Сидящие у костра переглянулись. Маленький мальчик прижался к ногам отца. Властительница повторила свою просьбу, затем перешла на арабский:

– Пожалуйста, довезите меня до своего города.

– Мы, по милости Аллаха, скитальцы.

– Тогда к римлянам. Довезите меня до римлян.

Они начали переглядываться, что-то бормоча. Наконец заговорил самый старший, с клочковатой бородой и в грязном полотняном тюрбане:

– Вы имеете в виду развалины в Абу-Маммале? Вы туристка?

Некоторые слова Лилит не поняла.

– Я путешественница, – сказала она.

Властительница откинула капюшон. Раздался дружный вздох. Дети, прижавшись к взрослым, застыли в испуганных позах. Двое мужчин, не вставая на ноги, начали отодвигаться от костра.

Кислое дуновение страха предупредило ее о том, что у нее есть всего лишь несколько секунд, чтобы совладать с неожиданной ситуацией. Лилит, протянув вперед руки, повернула их ладонями вверх.

– Мне нужна ваша помощь.

– Это джинн, – прошептала одна из женщин. – Джинн ночи.

Самый старший мужчина жестом велел говорившей женщине успокоиться...

– Все в руках Аллаха. Хотите чаю?

Лилит подошла поближе.

– С удовольствием.

Она уже очень давно не оказывалась в подобной ситуации, но тут вдруг обнаружила, что испытывает намного большее удовольствие в компании этих существ, чем ожидала. Наверное, ее одиночество в пещере оказалось слишком долгим. Здесь, рядом с горящим костром, в лунном сиянии, Властительница чувствовала себя очень уютно.

Старик подошел к ней поближе, его глаза были опущены, а руки тряслись так, что, казалось, он вот-вот уронит чашку. Лилит посмотрела на пульсировавшие у него на горле вены: вряд ли они дадут сильную струю. Пожалуй, стоит сразу переключиться на главную артерию и единым усилием мышц живота осушить его.

Она приняла чай с легкой улыбкой.

– Спасибо.

– Да пребудет с тобой Аллах.

Пока она пила маленькими глотками чай, напряжение продолжало расти. Дети и женщины отошли к своим палаткам, и было слышно, как они там тихо переговариваются.

– Какой богатый джинн, – прошептал маленький мальчик, – посмотри, сколько золота!

– Это американка, – ответила женщина.

Незнакомое слово! Надо будет выяснить его значение.

Лилит осталась пить чай вместе с четырьмя мужчинами. По их глазам можно было определить, что они находят ее чрезвычайно красивой. Ее чары упали на них так же быстро, как перед утренней зарей опускается на землю роса. Однако люди передвигались, маневрируя так, чтобы оставить ей возможность отступления всего лишь в одном направлении – назад, что приведет ее к палаткам. Засада?

– Как мне попасть в Фивы? – спросила она.

– Дорога вон там, – старик указал на запад. – Можете сесть в автобус до Каира. Там есть туры в Фивы. – Список неизвестных слов пополнился еще двумя: «туры», «автобус». – Всего несколько километров.

Лилит знала, что в этом направлении нет дороги. Может быть, они задумали выманить ее в пустыню, а затем пойти следом и напасть? Если так, то она использует их всех. И пусть потом раздуется, как клещ, но зато довольно долго ее не будут посещать мысли о еде. Язык уже напрягся, когда уха Властительницы достиг очень отдаленный и странный звук, за которым последовало дребезжание.

– Едет мой кузен, – сообщил один из мужчин. – Он может отвезти вас в своей машине до самого Эль-Маади. Там вы можете сесть в автобус из Восточной Дельты до Каира. Ваш отель там?

Кое-что из сказанного она поняла. «Кузен» означает кровный родственник. Но что могли обозначать остальные? Откуда в арабском появилось так много новых слов всего за... ну... больше ста лет пройти не могло.

Внезапно бряцающий звук стал громче, в нем чувствовался некий ритм, к тому же он неестественно быстро приближался.

Шакалы, поджидавшие ее в тени поблизости, поспешно скрылись. На западе Лилит увидела сияние, однако даже не представляла, как спросить, что это такое, поэтому продолжала хранить молчание. Затем ей показалось, что за одно мгновение предмет, возникший на вершине ближайшего холма, вырос до огромных размеров. Слепящий свет сопровождался ужасным ревом и запахом какого-то странного огня.

Забыв обо всех предосторожностях, теряя самообладание, Властительница, подпрыгнув, вскрикнула и бросилась к палатке. Она споткнулась о ребенка и неуклюже упала у входа, плащ накрыл ее.

Через минуту звук стал слабее, а вместе с ним, правда немного медленнее, исчез и запах.

– Да не покинет нас Аллах! – жизнерадостно воскликнул мужчина. – Заблудившаяся американка! Ну и счастье же нам привалило, братцы мои!

– Она говорит по-арабски, – пробормотал кто-то.

– Так еще лучше, да будет на все воля Аллаха! Милая леди, подойдите, будьте так добры.

Лилит поднялась на ноги. В свете костра была видна повозка; по всей вероятности, она приехала издалека, так как была вся покрыта пылью. Именно от повозки исходил запах огня, но не чувствовалось даже слабого запаха лошади, равно как ни одной лошади не было заметно и в округе. Эту загадку надо будет решить.

– Слушайте, я могу отвезти вас за двадцать фунтов. У вас есть мобильник? Вы хотите кому-нибудь позвонить? В каком отеле вы остановились?

Ни один из вопросов не имел смысла. На самом деле Лилит только по интонации определила, что это были вопросы.

– Все прекрасно, – сказала она. – Могу я воспользоваться этой повозкой?

– Она говорит, как в старом кино, – удивленно произнес кузен. – Что это за диалект арабского?

– Ее собственный. Да ты только посмотри на ее украшения и одежду! Она, должно быть, очень богатая.

Кузен одарил ее долгим и откровенным взглядом.

– Вы очень бледны, – заметил он.

– За последние годы я очень редко бывала на солнце.

– Эй, Аби, мне сегодня вечером надо возвратиться, а то босс сделает из меня отбивную. Ведь пока я не появлюсь, эти толстяки так и не увидят кондиционеров.

– А сколько их там?

– Куча. Большой автобус. Первый класс, экстра и даже выше.

– Заплатят, если мы будем фотографироваться?

Кузен утвердительно кивнул.

– Позаимствуй верблюда у Дули, сможешь хорошо заработать. Но приезжай попозже. Эти с восходом солнца не встают, – он засмеялся, сверкая зубами. Потом обернулся к Лилит: – Мы сейчас поедем, леди.

Как интересно будет прокатиться в повозке без лошади! Он сам ее потащит? Римские мальчики, играя в войну, заставляли рабов таскать свои игрушечные колесницы. Но человеческое существо не в состоянии сдвинуть с места такую тяжелую махину, как эта повозка, грязная и одновременно красивая. Надо же, в ней два ряда сидений и четыре дверцы, к тому же маленькие широкие колеса. И все-таки тащить ее по песку будет просто невозможно даже существу намного более сильному, чем человеческое создание.

Властительница залезла в повозку, уселась перед поручнем в виде круга и уверенно положила на него руки. Она ненавидела тряску, к тому же всегда существовала опасность, что повозка опрокинется в яму.

– Американцы боятся, когда машиной управляют арабы. Она считает тебя, милый кузен, дураком.

Лилит услышала это замечание. Как они посмели принять ее за возницу?!

– Я не собираюсь управлять, – заявила она.

В ответ последовала тишина. Лилит видела, как мужчины собрались в кучку, до нее доносился их шепот:

– Я же тебе сказал, что это джинн.

– Никаких джиннов нет...

– Посмотри на нее, она словно из... Как это? Из мрамора. Мраморная женщина. Ужасно.

– Я вижу только деньги. Двадцать фунтов за десять километров и при этом никаких споров! Так что я еду.

– На твоем месте, кузен, я бы с такой особой никуда не отправился ночью.

Но он поехал.

 

Глава 2

Слезы перед рассветом

 

Леонора Паттен посмотрела на бифштекс, поставленный перед ней на столик официантом, затем надрезала мясо и стала следить, как кровь растекается замысловатыми ручейками по блестящей белой поверхности фарфоровой тарелки. Она коснулась одного из них, затем поднесла кончик пальца к губам... Воспоминания... Зачем ты позволяешь им овладеть собой?!

Откинувшись на спинку софы, Лео приложила руки к вискам, помассировала их, затем крепко сдавила, пока не ощутила боль, которая блокировала другую, более глубокую и настолько мучительную, что, казалось, будто жгут из кожи перетягивал горло.

– Что-нибудь еще?

Его голос был вежливо-предупредительным – таковы правила игры. На самом деле ему было плевать на то, хочет она чего-нибудь или нет.

– Со мной все прекрасно, – сдержанно ответила Лео.

Безразличие менее бросается в глаза. Все отнюдь не «прекрасно», но это не его собачье дело. Леонора закурила сигарету и сделала глубокую тоскливую затяжку.

– Разве нам стоит это делать?

– Разумеется, я брошу завтра, – согласилась она. – Напомни мне. – Признаться, ей чертовски хотелось, чтобы он этого не делал.

– Вы бросите завтра. Мне обыскать ваши костюмы?

Лео посмотрела ему в глаза.

– Ты насчет сигарет?

Он кивнул. Джордж командовал ее персоналом уже три года, после того как десять лет отработал в Нью-Йорке на Боуи, Джаггера и прочий народ. До этого, как это ни кажется невероятным, он обеспечивал охрану Джекки. Так что он вполне подходил для своей должности.

Но только не сегодня. В этот вечер очень милый и такой умелый Джордж был здесь явно лишним. Принимая во внимание все опасности, связанные с охотой, Лео разработала подробнейший план и поэтому не могла позволить, чтобы Джордж или кто-то еще из слуг узнал, что она глубокой ночью покинет свой номер.

Внезапное жжение в позвоночнике обозначало только одно: тайная внутренняя война, которую ей приходилось вести с собственным телом, перешла на новый этап. Лео яростно вцепилась зубами в бифштекс, и это ее движение заставило Джорджа отступить от стола, а Малькома спросить:

– Налить вам вина? У нас есть «Джикур». Очень удачно сочетается с этим мясом.

Шли бы они подальше вместе со своим вином!

– Нет, спасибо, – сдержанно отказалась она.

Отодвинув тарелку, она с ногами забралась на софу и нацелилась дистанционным пультом в огромный экран телевизора. Леонора расслабилась и предалась воспоминаниям.

Джордж и Мальком незаметно наблюдали за ней, постоянно находясь начеку. Лео прекрасно знала, что в их внимании к ней нет и намека на искренние, человеческие чувства. Джордж наблюдал за иконой, соответственно Мальком задавал вопросы иконе. Ни один из них не видел в ней отчаявшуюся женщину, которая в тридцать три года производила впечатление девятнадцатилетней.

Годы печали и страха преследовали ее после смерти Мириам Блейлок. Мири была убита монстром по имени Пол Уорд, человеком, одержимым охотой на вампиров, прирожденным сыщиком, не способным на милосердие.

Это кровавое убийство каким-то образом изменило голос Леоноры. Она была хорошей певицей, но однажды проснулась примадонной. Теперь Леонора Паттен обладала голосом-мечтой, клубящимся туманом, завораживающим слушателей, и все это благодаря крови вампиров, которая бежала по ее венам, или сокровенному знанию того, кто убивал. Совершенная красота певицы только обостряла восприятие, хотя не притягивала людей, а настораживала и даже пугала – как своего рода уродство.

Леонора начала в «Вайпер-клубе» в Лос-Анджелесе и теперь упорно продолжала свой путь наверх. Сейчас ее последняя песня «Кто-то меня любит» занимала первую строчку во всевозможных чартах на протяжении десяти недель, и сингл определенно станет золотым. Никто не догадывался, что текст был навеян воспоминаниями о Мири, хотя та относилась к ней как к любимице-кошке.

– Нам можно идти? – осторожно спросил Джордж.

Вопрос был задан с почтением, свойственным придворному лизоблюду, который больше всего боится, что ее высочество посчитает своего слугу слишком нахальным. Ради Бога, «высочество» была когда-то обычным ребенком, чье присутствие в родном доме или отсутствие в школе, как правило, оставалось незамеченным. Лео не была слишком привлекательной, чтобы вызывать интерес у мальчиков, но и не до такой степени агрессивной, чтобы с ней считались в жестоком обществе девочек. Дальше – самостоятельная юность: родители откупились от нее, подарив студию в Сохо, спортивную машину и небольшую яхту. В конечном счете слова, которые прошептал ей как-то Дэвид Боуи во время концерта в пользу больных СПИДом: «Мы все одиноки, сама знаешь, навсегда», несмотря на свою мелодраматичность были очень близки к истине.

События, которые произошли в ее жизни, были в высшей степени странными, поистине невероятными, поэтому, когда Лео не разрывала изнутри на части ее привычка, ей казалось, что ничего особого и не случилось, жизнь идет своим чередом. Мисс Паттен – обычная женщина, она любит детей и с удовольствием носила бы под сердцем своего. Иногда, изменив внешность, Леонора отправлялась на детские кинофильмы, гуляла в парках, забредала в кварталы, где располагались школы, и ждала окончания занятий, чтобы услышать звонкие, веселые голоса. Однако в последнее время такие прогулки все чаще заканчивались нервным срывом.

– Процесс все еще продолжается?

– Он будет длиться еще четыре месяца, – четко отрапортовал Джордж.

– Дерьмо!

Она бывала в судах чертовски часто, ей надо вести себя осторожнее, а то какой-нибудь судья засадит эту леди в самый глубокий подвал в самой паршивой тюрьме этого штата. Там, в подземелье, она будет умирать медленной смертью, которую заслужила по всем статьям.

Лео медленно встала и направилась к окну.

– Мартини, – последовал краткий приказ.

Спустя мгновение Мальком уже сбивал коктейль. Девяносто девять поворотов руки – никогда не изменяет своим привычкам! Касаясь губами края бокала, она смотрела в сторону Саттон-плейс, В самых разных гостиницах на Манхэттене есть двенадцать номеров, из окон которых можно видеть крышу одного интересующего ее здания. Леонора по нескольку месяцев жила в каждом из них – чтобы видеть этот дом, вспоминать, ненавидеть... и любить.

Ей захотелось немедленно почувствовать возбуждение или опьянение, потому что в сравнении с тем, что происходило с ней, алкоголизм был сущим пустяком, а наркомания – детской забавой. Лео одним глотком допила коктейль, прошла в спальню и закрыла за собой дверь.

– Никаких звонков, никаких посетителей, пока сама не скажу, – спустя мгновение заявила она Джорджу по внутренней связи.

– В клуб не пойдете?

Она вцепилась в простыни как в спасательный круг или как в веревку, затягивавшуюся у нее на шее. Точно, сегодня предполагалось «неофициальное» посещение клуба. Лео выбрала этот вечер еще до того, как ею овладел голод. Она так ждала этих часов отдыха после самосожжения на сцене. В результате половина Нью-Йорка, заинтересованная таким событием, ждала ее появления в клубе «Шестерка». Но от предположения, даже просто от самой мысли об этом ее чуть было не стошнило прямо на постель.

– Никакого клуба, – прошептала она и отключила интерком.

Леонора лежала на спине, шелк простынь приятно ласкал тело. Городская тишина: непрекращающийся гул кондиционеров, приглушенный рев уличного движения. Завывания ветра говорили о том, что эта октябрьская ночь скоро станет очень холодной. В верхней части окна можно было видеть плывущие на юг облака, которые то и дело закрывали луну. От этой картины, напомнившей зимние ночи ее детства, у Лео на глаза навернулись слезы. Сентиментальная девочка заблудилась в лесу, она ищет какую-нибудь гостеприимную хижину, если таковую здесь можно найти... и мужчину. О, мужчину, в чьих глазах она будет единственной.

Бред. Душещипательный вздор. Детство было гораздо хуже, чем нынешний ад. По крайней мере, сейчас у нее есть поклонники... Хотя любила она только Мири, которая, надо сказать, взяла от нее больше, чем Лео могла дать. Сначала все казалось замечательным, необыкновенным... несколько счастливых месяцев с Мири, пока Пол, чтоб его, Уорд не разнес Мириам на куски. Теперь Лео была одинока и тщетно искала повсюду таких же, как она. Ей требовалось утешение – слова, подтверждающие, что все дело в природе, в холодных законах естества.

На сцене Леонора Паттен была мадонной с ангельскими глазами и голосом девочки, только что открывшей для себя любовь... Сплошная ложь! Сейчас в ногах, груди, глубоко внутри живота горели требовательные угольки. Лео знала, что эти маленькие угольки будут расти до тех пор, пока не соединятся в пылающий ком. Сбросив рубашку, она начала теребить грудь, до тех пор пока у нее не набухли соски. Затем стремительно поднялась и поспешила в гардеробную, где, словно мешок, скинула с себя Леонору Паттен. Теперь – черный свитер, джинсы, высокие кроссовки. Она отодвинула плинтус в том месте, где был устроен тайник, и вытащила хранившийся там ланцет – память о Саре Робертс, приятельнице Мириам, с которой тоже расправился Уорд. Ручка из слоновой кости с серебряной отделкой пожелтела от времени, но кривое лезвие благодаря заботливой хозяйке оставалось безупречным и обладало способностью проникать в плоть под действием лишь собственного веса.

Лео засунула ланцет в футлярчик, а сам футлярчик опустила в карман. Теперь настал черед следующим превращениям. Она прошла в ванную и села за туалетный столик. Пятнадцать лет на сцене научили ее обращаться с гримом. Немного теней сюда, наложить штрих туда, поменять контактные линзы, выбрать подходящий парик – и вот Леонора Паттен уже не похожа на себя, но по-прежнему остается красивой. Губы, так хорошо известные всем благодаря рекламе модной помады, утратили пухлость, а брови несколько изменили изгиб. Она подмигнула себе ярким темно-карим глазом – вот так, никакой печальной, безжизненной голубизны! Теперь, вместо того чтобы воскликнуть: «Привет, Лео!» – люди, нашедшие в ней какие-то знакомые черты, задумаются: «Где я мог видеть эту женщину?»

Она вернулась в спальню и заперла дверь изнутри. Джордж может, посчитав, что она крепко спит, зайти, встать на колени рядом с кроватью и положить голову на ее подушку. На самом деле это довольно приятно и, по крайней мере, лучше, чем если бы он шарил повсюду, нюхал ее туфли или делал какие-нибудь другие глупости. Хотя... Кто знает – может, он именно так и ведет себя в отсутствие госпожи?

Открыв дверь, которой обычно пользовался официант, если хотел миновать гостиную, Лео быстро выскользнула в узкий коридор, ведущий в кухню. В буфетной за маленьким столиком расположился мистер Леонг, ночной повар, он читал китайскую газету и курил. Его присутствие здесь требовалось, чтобы удовлетворить любое желание мисс Паттен, которое может появиться в течение ночи: рогалики, бутерброд с ветчиной, омлет или самый настоящий банкет.

Лео некоторое время наблюдала за ним, стараясь определить, насколько он поглощен своим занятием. Его глаза быстро бегали по строчкам; судя по всему, повар читал внимательно,

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...