 |
Примечание к восьмому изданию
|
|
|
|
По ошибке было объявлено, что это издание будет дополнено новыми главами. Следовало сказать – главами неизданными. В самом деле, если под новыми подразумевать заново написанные, то главы, добавленные к этому изданию, не могут считаться новыми. Они были написаны одновременно со всем романом, вытекали из одного и того же замысла и всегда составляли часть рукописи Собора Парижской Богоматери. Более того, автор не мыслит, каким образом можно было бы дополнить подобного рода сочинение вставками, написанными позже. Это зависит не от нас. По мнению автора, роман, в силу известного закона, зарождается сразу, со всеми своими главами, драма – со всеми своими сценами. Не думайте, что можно произвольно изменять количество частей единого целого, этого таинственного микрокосма, который вы именуете драмой или романом. Прививка или спайка плохо срастаются с такого рода произведением. Оно должно вылиться сразу в определенную форму и сохранять ее. Написав произведение, не передумывайте, не поправляйте его. Как только книга вышла в свет, как только пол этого произведения, мужской или женский, признан и утвержден, как только новорожденный издал первый крик, – он уже рожден, существует, он таков, каков есть; ни отец, ни мать уже ничего не могут изменить; он принадлежит воздуху и солнцу, предоставьте ему жить или умереть таким, каким он создан. Ваша книга неудачна? Тем более! Не прибавляйте глав к неудачной книге. Ваша книга неполна? Ее следовало сделать полной, зачиная ее. Ваше дерево искривлено? Вам уже его не выпрямить! Ваше произведение худосочно? Ваш роман не жизнеспособен? Вы не вдохнете в него дыхание жизни, которого ему недостает! Ваша драма рождена хромой? Поверьте мне что не стоит приставлять ей деревянную ногу.
|
|
|
Итак, автор придает особое значение тому, чтобы читатели не считали вновь опубликованные главы написанными именно для этого нового издания. Если они не были опубликованы ни в одном из предшествующих изданий, то это произошло по очень простой причине. В то время, когда Собор Парижской Богоматери печатался впервые, тетрадь, содержавшая эти три главы, затерялась. Нужно было либо написать их вновь, либо обойтись без них. Автор решил, что две довольно объемистые главы касаются искусства и истории, не затрагивая существа драмы и романа; читатели не заметят их исчезновения, только автор будет посвящен в тайну этого пробела. Он решил этим пренебречь. К тому же, если быть откровенным до конца, над необходимостью заново писать утерянные главы взяла верх его лень. Ему легче было бы написать новый роман.
Теперь эти главы отыскались, и автор пользуется первой возможностью, чтобы вставить их куда следует.
Итак, вот оно, это произведение, во всей его целостности, такое, каким оно было задумано, такое, каким оно было создано; хорошо оно или дурно, долговечно или скоропреходяще, но оно именно такое, каким хотел его видеть автор.
Эти отыскавшиеся главы в глазах людей, хотя бы и весьма рассудительных, искавших в Соборе Парижской Богоматери лишь драму или роман, наверное, покажутся незначительными. Но, быть может, найдутся читатели, которые сочтут не бесполезным вникнуть в эстетический и философский замысел этой книги и которые, читая Собор Парижской Богоматери, с особым удовольствием попытаются разглядеть под оболочкой романа нечто иное, нежели роман, и проследить – да простится нам нескромное выражение! – систему историка и цель художника, скрывающуюся под более или менее удачным творением поэта.
Вот для таких читателей главы, внесенные в это издание, дополнят роман Собор Парижской Богоматери, если только Собор Парижской Богоматери вообще стоило дополнять.
|
|
|
В одной из этих глав автор излагает и обосновывает, к несчастью глубоко укоренившееся и глубоко им продуманное, мнение о нынешнем упадке архитектуры и о почти неизбежной, как ему кажется, гибели этого великого искусства. Но он испытывает необходимость заявить здесь о своем искреннем желании, чтобы будущее когда‑нибудь доказало его неправоту. Он знает, что искусство под любой оболочкой может ждать всего от грядущих поколений, гений которых пока еще зреет в наших мастерских. Зерно брошено в борозду, и жатва, несомненно, будет обильна! Автор только опасается, а почему опасается, это будет явствовать из второго тома настоящего издания, – как бы животворящие соки не иссякли в том древнем грунте, который в течение стольких веков был наиболее плодородной почвой для зодчества.
И все же новое поколение художников – поколение жизнеспособное, сильное, в нем есть, если можно так выразиться, некая предопределенность; в частности, в наших архитектурных школах, особенно последнее время, бездарные профессора готовят, не только сами того не сознавая, но даже против своего желания, прекрасных учеников; с ними повторяется, но только в обратном порядке, рассказанная Горацием история горшечника, который задумывал амфоры, а лепил горшки: currit rota, urceus exit[159]. Но какова бы ни была будущность архитектуры, как бы ни разрешили в один прекрасный день наши молодые архитекторы вопрос о своем искусстве, в ожидании новых памятников должно сохранить памятники древние. Внушим народу по мере возможности любовь к национальному зодчеству. Именно в этом – заявляет автор – одна из главных целей книги; именно в этом одна из главных целей его жизни. В Соборе Парижской Богоматери есть, быть может, несколько правильных суждений об искусстве средневековья, об этом чудесном искусстве, до сей поры еще неведомом одним и, что еще хуже, непризнанном другими. Но автор далек от того, чтобы считать добровольно поставленную им перед собой задачу завершенной. Он уже не раз выступал в защиту нашего древнего зодчества, он уже не раз вопиял о профанациях, разрушениях и святотатственных посягательствах на это искусство. Он будет неутомим! Он обязался возвращаться к этой теме. И он к ней вернется! Он будет столь же неутомимым, защищая наши исторические памятники, сколь яростно на них нападают наши школьные и академические иконоборцы. Сердце кровью обливается, когда видишь, в какие руки попало теперь средневековое зодчество и как беззастенчиво современные штукатуры обращаются с развалинами великого искусства. Это позор для нас, людей образованных, видящих, что они творят, и ограничивающихся порицанием. Я уже не говорю о том, что происходит в провинции, но что происходит в Париже! У наших дверей, под нашими окнами в столице, в очаге культуры, обиталище печати, слова, мысли! Заканчивая наше примечание, мы не можем не указать на проявления вандализма, которые ежедневно задумываются, обсуждаются, зачинаются, продолжаются и спокойно доводятся до благополучного конца у нас на глазах, на глазах у парижских любителей искусства, перед лицом обезоруженной подобной дерзостью критики. Только что разрушен архиепископский дворец, убогое по вкусу здание, – эта беда еще не велика; но заодно с дворцом разрушают и здание епархиального управления, редкий памятник XIV столетия, который архитектор‑разрушитель не сумел распознать. Он вместе с плевелами вырвал и колосья. Ныне толкуют о том, чтобы срыть прелестную Венсенскую часовню и из ее камней воздвигнуть укрепления, без которых Домениль, однако, обошелся. Тратят большие деньги на ремонт и реставрацию безобразного Бурбонского дворца и в то же время предоставляют осенним ветрам разбивать дивные витражи Сент‑Шапель. Вот уже несколько дней как башня церкви Сен‑Жак‑де‑ла‑Бушри покрыта строительными лесами, а в ближайшее утро там заработает кирка. Нашелся каменщик, который соорудил белый домишко между почтенными башнями Дворца правосудия. Нашелся другой, который обкорнал Сен‑Жермен‑де‑Пре, феодальное аббатство с тремя колокольнями. Не сомневайтесь, что найдется и третий, который снесет СенЖермен‑д'Оксеруа. Всем этим каменщикам, воображающим себя архитекторами, платят префектура или районные управления, они носят зеленые мундиры академиков. Все зло, которое извращенный вкус может причинить истинному вкусу, они причиняют. В тот час, когда мы пишем эти строки, перед нами плачевное зрелище: один из этих каменщиков распоряжается в Тюильри, он полосует самый лик творения Филибера Делорма. И, конечно, немалым позором для нашего времени является та наглость, с какой неуклюжие украшения работы этого господина расползаются по всему фасаду одного из изящнейших зданий эпохи Возрождения.
|
|
|
|
|
|
Париж. 20 октября 1832 г.
Историко‑литературная справка
Трудно сказать с уверенностью, когда у Гюго возник первый замысел его исторического романа «Собор Парижской Богоматери», однако несомненно, что сюжет и главные темы произведения вынашивались писателем в течение долгого времени. Мысль о романе могла прийти Гюго еще в 1823 году в связи с выходом в свет романа Валмера Скотта «Квентин Дорвард», в котором изображалась Франция XV века. В статье об этом романе, напечатанной в июльской книжке журнала «Французская муза» на 1823 год, молодой Гюго не только дал разбор произведения прославленного английского романиста, но и изложил свои взгляды на исторический роман «После живописного, но прозаического романа Вальтера Скотта, – писал Гюго, – остается еще создать роман в ином жанре, по нашему мнению, более изящный и более законченный. Это должен быть в одно и то же время роман, драма и эпопея, конечно, живописный, но в то же время поэтический, действительный, но в то же время идеальный, правдивый, но в то же время величественный, который заключит Вальтера Скотта в оправу Гомера». Теперь эта статья звучит как предисловие к еще не написанному роману. Она говорит о том, в каком направлении шли искания Гюго в области исторического романа. Отправляясь от Вальтера Скотта, Гюго хочет в то же время создать нечто более возвышенное, идеальное. Действительно, метод Гюго во всех его исторических романах иной, чем метод В. Скотта. В. Скотт – глубокий аналитик исторических событий, мастер в изображении типических характеров эпохи; в то же время совершенно очевидно, он слаб там, где обращается к традиционно романическому элементу, создает фигуры положительных героев, стремится нарисовать идеальную любовь. В отличие от В. Скотта Гюго не дает нам представления о движущих силах той или иной исторической эпохи; судьбы главных героев Гюго не раскрывают нам сущности исторических процессов. По собственному признанию Гюго в письме от декабря 1868 года к издателю Лакруа, он «никогда не писал ни исторических драм, ни исторических романов». Как и в своих драмах, Гюго‑романист подходит к истории с точки зрения общечеловеческих принципов добра и зла, любви и жестокосердия, единых и незыблемых для всех эпох. Тем не менее за этими общечеловеческими проблемами, выдвигаемыми на первый план, мы все же ясно видим аксессуары и фон эпохи, изображенные со всем блеском романтической палитры. С большой силой выразительности передает Гюго накал страстей, апеллируя прежде всего к чувству читателя.
|
|
|
Начало работы над «Собором Парижской Богоматери» относится к 1828 году. Обращение Гюго к далекому прошлому было вызвано тремя факторами культурной жизни его времени, широким распространением исторической тематики в литературе, увлечением романтически трактуемым средневековьем, борьбой за охрану историко‑архитектурных памятников. Действительно, Гюго задумал свое произведение в момент расцвета исторического романа во французской литературе, 20‑е годы – это время появления «СенМара» Виньи (1826), «Хроники времен Карла IX» Мериме (1829), «Шуанов» Бальзака (1829). Интерес к средневековью обозначился во французской литературе уже с появления «Гения христианства» Шатобриана (1802) – и как реакция против пренебрежительного отношения классицистов и просветителей к средним векам, и как протест против прозы буржуазной жизни, и как стремление к необычному и таинственному. Выбор эпохи Людовика XI был подсказан Гюго, по всей вероятности, «Квентином Дорвардом» Скотта, но идея организовать действие вокруг Собора Парижской Богоматери целиком принадлежала ему; она отражала его увлечение старинной архитектурой и его деятельность в защиту памятников средневековья. Особенно часто Гюго посещал собор в 1828 году во время прогулок по старому Парижу со своими друзьями – писателем Нодье, скульптором Давидом д'Анже, художником Делакруа. Он познакомился с первым викарием собора аббатом Эгже, автором мистических сочинений, впоследствии признанных официальной церковью еретическими, и тот помог ему понять архитектурную символику здания. Вне всякого сомнения, колоритная фигура аббата Эгже послужила писателю прототипом для Клода Фролло. В это же время Гюго штудирует исторические сочинения, делает многочисленные выписки из таких книг, как «История и исследование древностей города Парижа» Соваля (1654), «Обозрение древностей Парижа» Дю Бреля (1612), средневековые «Хроники» Пьера Матье, и Комина и др. Подготовительная работа над романом была, таким образом, тщательной и скрупулезной; ни одно из имен второстепенных действующих лиц, в том числе Пьера Гренгуара, не придумано Гюго, все они взяты из старинных источников.
К середине 1828 года замысел произведения настолько прояснился для писателя, что он набросал его план на бумаге. В этом первом сценарии отсутствует Феб де Шатопер, центральным звеном романа является любовь к Эсмеральде двух лиц – Клода Фролло и Квазимодо. Эсмеральду обвиняют лишь в чародействе (а не в убийстве капитана Шатопера), и влюбленному в нее поэту Гренгуару удается на время оттянуть трагическую развязку, подменив собой цыганку в железной клетке, куда она брошена по приказу короля, и пойдя вместо нее на виселицу, интересно отметить, что в сценарии уже присутствовала осада Собора Парижской Богоматери толпой бродяг.
15 ноября 1828 года Гюго заключил договор с издателем Госленом, согласно которому он должен был представить ему к 15 апреля 1829 года рукопись романа «Собор Парижской Богоматери». Однако театр оторвал писателя от работы над романом.
Вскоре после опубликования «Эрнани» другим издателем Гослен потребовал от Гюго выполнения договора. Новый договор от 5 июня 1830 года обязывал Гюго окончить роман к 1 декабря под страхом чудовищной неустойки. Первые строки романа были написаны 25 июля 1830 года, разразившаяся 27 июля революция остановила работу писателя на шестой странице. Гюго вынужден был покинуть свою квартиру на улице Жана Гужона, расположенную близко от того места, где шли бои, и переселиться к тестю на улицу ШершМиди, во время поспешного переезда была потеряна тетрадь с подготовительными записями, и тогда издатель предоставил Гюго последнюю отсрочку – до 1 февраля 1831 года.
Таким образом, роман был начат под гром революционных битв и, несомненно, отразил окончательный переход Гюго на демократические позиции Жена Гюго, Адель Гюго, вспоминает «Великие политические события не могут не оставлять глубокого следа в чуткой душе поэта Виктор Гюго, только что поднявший восстание и воздвигший свои баррикады в театре, понял теперь лучше чем когда‑либо, что все проявления прогресса тесно связаны между собой и что, оставаясь последовательным, он должен принять и в политике то, чего добивался в литературе». Захваченный революционными событиями» Гюго на время оставляет творчество; в августе он написал лишь поэму «К Молодой Франции» – она была напечатана в журнале «Глоб» в номере от 19‑го числа. Гюго писал Ламартину. «Нет никакой возможности оградить себя от внешних впечатлений, зараза носится в воздухе и проникает в вас помимо вашей воли, в такое время искусство, театр, поэзия не существуют. Заниматься политикой – это все равно что дышать»
1 сентября Гюго вернулся к работе над романом. Адель Гюго оставила нам красочный рассказ о напряженном труде писателя в осенние и зимние месяцы 1830–1831 годов.
«Теперь уже нечего было надеяться на отсрочку, надо было поспеть вовремя. Он купил себе бутылку чернил и огромную фуфайку из серой шерсти, в которой тонул с головы до пят, запер на замок свое платье, чтобы не поддаться искушению выйти на улицу, и вошел в свой роман, как в тюрьму. Он был грустен.
Отныне он покидал свой рабочий стол только для еды и сна. Единственным развлечением была часовая послеобеденная беседа с друзьями, приходившими его навестить, им он читал иногда написанное за день.
После первых глав грусть улетучилась, он весь был во власти творчества: он не чувствовал ни усталости, ни наступивших зимних холодов; в декабре он работал с открытыми окнами.
14 января книга была окончена. Бутылка чернил, купленная Виктором Гюго в первый день работы, была опустошена; он дошел до последней строчки и до последней капли, и у него даже мелькнула мысль изменить название и озаглавить роман «Что содержится в бутылке чернил»…
Завершив «Собор Парижской Богоматери», Виктор Гюго затосковал: он сжился со своими героями и, прощаясь с ними, испытывал грусть расставания со старыми друзьями. Оставить книгу ему было так же трудно, как начать ее».
Роман вышел в свет 16 марта 1831 года и к концу года выдержал семь изданий. Затем авторские права перешли к издателю Рандюэлю, выпустившему в 1832 году восьмое издание, дополненное тремя главами, не вошедшими в издание Гослена (глава VI книги IV – «Нелюбовь народа» – и две главы, образующие книгу V, – «Abbas beati Martini» и «Вот это убьет то»). Несмотря на то, что первое издание вышло в тревожные дни холерных бунтов, разгрома народом архиепископского дворца и церкви Сен‑Жермен и прихода к власти реакционного министерского кабинета Казимира Перье, роман имел поразительный успех у самых разных кругов читателей По словам историка Мишле, «Виктор Гюго построил рядом со старым собором поэтический собор на столь же прочном фундаменте и со столь же высокими башнями»; для начинающего поэта Теофиля Готье «этот роман – настоящая Илиада; он уже стал классической книгой».
Воодушевленный успехом «Собора Парижской Богоматери», Гюго задумал два новых романа, если не как продолжение, то как дополнение к нему (о первом из них идет речь в авторском примечании к восьмому изданию «Собора»). В 1832 году Гюго обещал издателю Рандюэлю романы «Кикангронь» и «Сын горбуньи» Читателям он о них сообщал так: «Кикангронь» – народное название одной из башен замка Бурбон‑л'Аршамбо. Роман должен дополнить мои взгляды на искусство средневековья. В «Соборе Парижской Богоматери» перед нами собор, в «Кикангронь» перед нами будет башня В «Соборе» я преимущественно изображал священнослужительское средневековье, в «Кикангронь» я более подробно опишу средневековье феодальное, разумеется, с моей точки зрения, верной или неверной, но моей. «Сын горбуньи» выйдет после «Кикангронь» и составит один том»
Однако начиная с середины 1831 года театр потребовал от писателя напряжения всех его творческих сил, и еще два романа о средневековье так и не были написаны.
[1]Рок (греч.)
[2]Слово «готический» в том смысле, в каком его обычно употребляют совершенно неточно, но и совершенно неприкосновенно. Мы, как и все принимаем и усваиваем его, чтобы охарактеризовать архитектурный стиль второй половины средних веков, в основе которого лежит стрельчатый свод преемник полукруглого свода породившего архитектурный стиль первой половины тех же веков (Прим. автора)
[3]Игра слов epice – по‑французски – и пряности и взятка, palais – и небо и дворец.
[4]Lecornu (франц.) – рогатый.
[5]Рогатый и косматый! (лат.)
[6]Игрок в кости! (лат.)
[7]Tibaut aux des – игра слов, означающая то же, что и двумя строчками выше приведенная латинская фраза «Тибо с игральными костями».
[8]Вот тебе орешки на праздник (лат.)
[9]За всадником сидит мрачная забота (лат.), – Гораций.
[10]И бог пусть не вмешивается (лат.)
[11]Ликуй, Юпитер! Рукоплещите, граждане! (лат.)
[12]Игра слов: dauphin по‑французски – дельфин и дофин (наследник престола).
[13]Будем пить, как папа (лат.)
[14]Ряса, напитанная вином! (лат.)
[15]Не мечите жемчуга (бисера) перед свиньями (лат.)
[16]Свиней перед жемчугом. Игра слов: Margaritа – по‑латыни – жемчужина, Marguerite – по‑французски – и Маргарита и жемчужина.
[17]В поступи явно сказалась богиня (лат.) – Вергилий.
[18]Поцелуи за удары (исп.)
[19]Внутри колонны нашли драгоценный ларь, в котором лежали новые знамена с ужасными изображениями (исп.)
[20]Арабы верхом на конях, неподвижные, с мечами, с отличными самострелами за плечами (исп.)
[21]Вся дорога путь и относящееся к дороге (лат.)
[22]«Радуйся, звезда моря!» (лат.) – католическое церковное песнопение.
[23]Подайте, синьор! Подайте! (итал.)
[24]Сеньор кабальеро, подайте на кусок хлеба! (исп.)
[25]Подайте милостыню! (лат.)
[26]На прошлой неделе я продал свою последнюю рубашку (лат.)
[27]Милостыню! (лат.)
[28]Подайте! (итал.)
[29]Кусок хлеба! (исп.)
[30]Куда бежишь, человек? (исп.)
[31]Шляпу долой, человек! (исп.)
[32]Философия и философы всеобъемлющи (лат.)
[33]Подайте милостыню (лат.)
[34]Когда цесарки меняют перья и земля (исп.)
[35]Esmeralda по испански – изумруд.
[36]Время прожорливо человек еще прожорливей (лат.)
[37]Который своею громадой повергает в ужас зрителей (лат.)
[38]«История галликанской церкви», кн. 2, стр 130 (Прим. автора)
[39]Стоят, прервавшись, работы (лат.)
[40]Это то искусство, которое, в зависимости от местности, климата и населения, называется также ломбардским, саксонским и византийским Эти четыре разновидности архитектуры родственны и существуют параллельно, хотя каждая из них отличается особым характером, в основе всех лежит полукруглый свод.
[41]Эта деревянная часть шпиля была уничтожена молнией в 1823 году (Прим. автора.)
[42]Своеобразное (лат.)
[43]Верность граждан правителям, прерываемая, однако изредка восстаниями, породила увеличение их привилегии (лат.)
[44]Мы с грустью и негодованием видели, как пытались увеличить, переделать и перекроить, то есть разрушить этот восхитительный дворец. Руки современных нам зодчих слишком грубы, чтобы касаться этих хрупких созданий Возрождения. Будем надеяться, что они этого и не осмелятся сделать. Кроме того, разрушить сейчас Тюильри было бы не только варварством, которое заставило бы покраснеть даже пьяного вандала, но и предательством. Тюильри не просто шедевр искусства шестнадцатого века, но и страница истории девятнадцатого. Этот дворец принадлежит уже не королю, а народу. Не будем посягать на него Его чело дважды отмечено нашей революцией. Один из его фасадов пробит ядрами 10 августа, другой – 29 июля. Это святыня. Париж, 7 апреля 1813 г. (Примечание автора к пятому изданию.)
[45]Давать оплеухи и драть за волосы (лат.)
[46]Голубого и бурого цвета (лат.)
[47]Название папской буллы (лат.)
[48]Алтарь лентяев (лат.)
[49]Quasimodo у католиков – первое воскресенье после пасхи, Фомино воскресенье, quasimodo означает по‑латыни «как будто бы», «почти».
[50]Пастырь лютого стада еще лютее пасомых (лат.)
[51]Здоровый малый злобен (лат.)
[52]«Ангел» – первое слово молитвы, читаемой при звоне колокола утром, в полдень и вечером.
[53]Словно поднятые трубным звуком (лат.)
[54]Побоище; основная причина – отличное выпитое им вино (лат.)
[55]Где замыкается круг (лат.). Имеется в виду «круг знаний», которым обучали в древности и в средние века.
[56]Дозволенное (лат.)
[57]Недозволенное (лат.)
[58]Legris – по‑французски произносится так же, как le gris, что означает «хмельной», «под хмельком».
[59]Гюго II из Бизунсио, 1326–1332. (Прим. автора.)
[60]К общему напеву (лат.)
[61]Для некоторых именитых жен, посещения коих нельзя избежать, не вызывая огласки (лат.)
[62]«Эге, эге! Клод с хромым» – игра слов: латинское claudus значит «хромой».
[63]Аббат монастыря блаженного Мартина (лат.)
[64]«О предопределении и свободе воли» (лат.)
[65]Игра слов: l'abricotier – абрикосовое дерево; l'abricotier – приют на берегу.
[66]Верую в Бога (лат.)
[67]Господа нашего (лат.)
[68]Аминь (лат.)
[69]Ошибаешься, друг Клод (лат.)
[70]Голубь.
[71]«Толкование Послании апостола Павла». Нюрнберг, Ангонии Кобургер, 1474 (лат.)
[72]Аббат монастыря блаженного Мартина, то есть король Франции, согласно установлению, считается каноником и имеет малый приход, принадлежащий церкви святого Венанция, а в капитуле он должен заседать на месте казначея (лат.)
[73]Ибо именуюсь львом (лат.)
[74]Черепаха (лат.); в военном искусстве римлян так называлась кровля из щитов, сомкнутых над головами.
[75]Это та самая комета, при появлении которой папа Каликст, дядя Борджа, приказал служить молебны и которая появилась вновь в 1835 году. (Прим. автора.)
[76]Должность, которая соединена не только с государственной властью, но и со многими преимуществами и правами (лат.)
[77]Отчеты по управлению государственным имуществом, 1383 г. (Прим. автора.)
[78]Суровый закон (лат.)
[79]Во‑первых (лат.)
[80]Во‑вторых (лат.)
[81]Предположительно – блудницы (лат.)
[82]В‑третьих (лат.)
[83]Громким голосом во мраке (лат.)
[84]Молчи и надейся (лат.)
[85]Крепкий щит – спасение вождей (лат.)
[86]Тебе принадлежащий (лат.)
[87]Молись! (лат.)
[88]Людовик Великий (лат.) – надпись на триумфальной арке, воздвигнутой в Париже на бульваре Сен‑Дени в память о победах Людовика XIV над Фландрией и Франш‑Конте.
[89]Французское «Trou aux Rats» (Крысиная нора) созвучно с латинским «Tu, ora».
[90]Неровными шагами (лат.)
[91]Песня в цвету (франц.)
[92]«Господь» (лат.) – начало молитвы.
[93]Кто глух, тот глуп (лат.)
[94]Игра слов. Фамилия Condelaurier (Гонделорье) состоит из слов: gond – крюк и laurier – лавровое дерево.
[95]Прокорми себя сама (лат.)
[96]Мужчина с женщиной не станут читать «Отче наш» (лат.)
[97]«Каким образом» и «но поистине» (лат.)
[98]Поистине эти харчевни изумительны! (итал.)
[99]Дыши, надейся (лат.)
[100]Откуда? Оттуда? (лат.) Человек человеку зверь (лат.) Звезда, лагерь, имя, божество (лат.) Большая книга, большое зло (греч.) Дерзай знать (лат.) Веет, где хочет (лат.)
[101]Пост (греч.)
[102]Небесного называй господом, земного – погибелью (лат.)
[103]Пламя! (лат.)
[104]Рок, судьба (лат.)
[105]Разорвали рубаху («кухонная» латынь).
[106]Рубаху, а не плащ (лат.)
[107]Это по‑гречески; прочесть невозможно (лат.)
[108]С моим лакеем («кухонная» латынь)
[109]Кто не работает, пусть не ест (лат.)
[110]Цепям и палкам вопреки, оковам, тюрьмам, дыбам, веревкам назло, кандалам, ошейникам, железкам (лат.)
[111]Через самого, и с самим, и в самом (лат.)
[112]Бессмысленный набор слов.
[113]Голый весишь ты сто фунтов, если вешать за ноги (лат.)
[114]Колдунья или ведьма! (лат.)
[115]Диалог об энергии и деятельности демонов (лат.)
[116]У каждого места есть свои дух (гений) (лат.)
[117]Тебя, Бога, хвалим! (лат.)
[118]При сохранении своей формы душа остается невредимой (лат.)
[119]Позорно жить среди сквернословия (лат.)
[120]Некогда я был фиговым стволом (лат.)
[121]Епископ Эдуэнский (лат.)
[122]Сознаюсь (лат.)
[123]Goton – уменьшительное от имени Marguerite (Маргарита).
[124]О фигурах правильных и неправильных (лат.)
[125]Учение (греч.)
[126]Поелику милостивые государи эта женщина изобличена в колдовстве и преступное намерение ее доказано, я от имени со борной церкви Парижской Богоматери, коей присвоено право высшей юрисдикции в пределах острова Сите, заявляю присутствующим что требую во первых присуждения ее к денежному штрафу во вторых присуждения ее к публичному покаянию перед порталом Собора Парижской Богоматери, в третьих, приговора, в силу коего эта колдунья была бы казнена вместе с ее козой на месте, в просторечии именуемом «Грев» или на острове на реке Сене близ королевских садов (лат.)
[127]Увы! Варварская латынь! (лат.)
[128]Отрицаю (лат.)
[129]Оставь надежду навсегда (итал.) – из «Божественной комедии» Данте.
[130]Queue (Ке) окраина хвост (франц.)
[131]…Не убоюся полчищ, обступающих меня! Услышь меня, господи, спаси меня, боже мой!
[132]…Спаси меня, боже мой, ибо воды растут и поднялись до самой души моей.
[133]…В глубокой трясине увяз я, и нет вблизи твердой опоры (лат.)
[134]Кто услышит слово мое и уверует в пославшею меня, имеет жизнь вечную и суду не подлежит, но перейдет из смерти в жизнь (лат.)
[135]Из глубины ада воззвал я к тебе, и глас мой был услышан; ты ввергнул меня в недра и пучину морскую, и волны обступили меня (лат.)
[136]Так гряди же, грешная душа, и да смилуется над тобой Господь! (лат.)
[137]Господи помилуй! (греч.)
[138]Аминь! (лат.)
[139]Все хляби и потоки твои прошли надо мной (лат.)
[140]Это было нечто вроде гидры для монахов святою Германа на Лугах ибо миряне кружили им там головы своими ссорами и безобразиями (лат.)
[141]Счастливый старик! (лат.)
[142]О тесании камней (лат.)
[143]Таков: в пище, в питье, во сне, в любви – во всем воздержание (лат.)
[144]Фиктивным браком (лат.)
[145]Иссякает ученость ученых, послушание учеников (лат.)
[146]Беснующегося люда многолюдное беснование? (лат.)
[147]Какое песнопение! Какие трубы! Какие песни! Какие мелодии звучат здесь без конца! Поют медоточивые трубы, слышится нежнейшая ангельская мелодия, дивная песнь песней!.. (лат.)
[148]Не всякому дано иметь нос (лат.)
[149]От вина распутство и буйное веселье (лат.)
[150]Вино доводит до греха даже мудрецов! (лат.)
[151]Слава богу (лат.)
[152]Десятиносый (греч.)
[153]Без кравчего, без виночерпия (лат.)
[154]Пульс частый, прерывистый, слабый, неправильный (лат.)
[155]Le mauvais – дурной (франц.)
[156]Осаждая Турин, сам был осажден (лат.)
[157]Против скупости (лат.)
[158]Прекрасное создание в белой одежде (Данте) (итал.)
[159]Станок вращается – выходит кувшин (лат.)
|
|
|
