 |
Т А Н Ц Е В А Л Ь Н А Я К О М П О З И Ц И Я
|
|
|
|
ТЕАТРАЛЬНЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
ПО СТИХАМ БОРИСА РЫЖЕГО
На площадке: парковая скамейка, рассыпанные осенние листья вперемешку с листами бумаги, на которых – стихи Бориса Рыжего. Если планшет сцены вровень со зрительным залом, то листву можно рассыпать и в первых рядах…
До начала спектакля: звучит музыка 90-х годов – попса, шансон, пара-тройка идейных советских песен.
На краю сцены сидят музыканты, наигрывают что-то, подбирают, напевают себе под нос… К сцене подходит Первый актер (в возрасте). Это возможный ровесник Рыжего. По дороге раздает листья с текстами стихов Б. Рыжего. Останавливается возле гитариста, слушает, подпевает… слушает…
Первый актер (разбрасывая листья):
***
Мальчишкой в серой кепочке остаться,
самим собой, короче говоря.
Меж правдою и вымыслом слоняться
по облетевшим листьям сентября.
Скамейку выбирая, по аллеям
шататься, ту, которой навсегда
мы прошлое и будущее склеим.
Уйдем — вернемся именно сюда.
Как я любил унылые картины,
посмертные осенние штрихи,
где в синих лужах ягоды рябины,
и с середины пишутся стихи.
Поскольку их начало отзвучало,
на память не оставив ничего.
как дождик по карнизу отстучало,
а может, просто не было его.
Но мальчик был, хотя бы для порядку,
что проводил ладонью по лицу,
молчал, стихи записывал в тетрадку,
в которых строчки двигались к концу.
ЭКРАН: Файл «Елена промоутер» 01:14
...просто так, не к Дню рожденья, ни за что
мне купила мама зимнее пальто
в клетку серую, с нашивкою «СОВШВЕЙ».
Даже лучше, чем у многих у друзей.
Ах ты, милое, красивое, до пят.
«Мама, папа, посмотрите — как солдат,
мне ремень ещё такой бы да ружьё
вот такое, да пистоны, да ещё...»
|
|
|
...В эту зиму было холодно, темно,
страшно, ветрено, бесчеловечно, но,
сын, родившийся под красною звездой, —
я укутан был Великою страной.
(плачет) Очень трогательно. У меня тоже сын есть… как бы, я не знаю… намного лучше жизнь была, конечно, вспоминаем с теплыми словами, ну, все друзья мои, все мои знакомые, конечно, очень вспоминают это время. Со слезами на глазах, можно так сказать»
Первый актер:
***
Вспомним всё, что помним и забыли,
всё, чем одарил нас детский бог.
Городок, в котором мы любили,
в облаках затерян городок.
И когда бы пленку прокрутили
мы назад, увидела бы ты,
как пылятся на моей могиле
неживые желтые цветы.
Там я умер, но живому слышен
птичий гомон, и горит заря
над кустами алых диких вишен.
Всё, что было после, было зря.
На площадке появляется второй актер – Молодой Парень /Альтер эго Поэта
Молодой парень (разбрасывая листья):
***
Городок, что я выдумал и заселил человеками,
городок, над которым я лично пустил облака,
барахлит, ибо жил, руководствуясь некими
соображениями, якобы жизнь коротка.
Вырубается музыка, как музыкант ни старается.
Фонари не горят, как ни кроет их матом электрик-браток.
На глазах, перед зеркалом стоя, дурнеет красавица.
Барахлит городок.
Виноват, господа, не учел, но она продолжается,
всё к чертям полетело, а что называется мной,
то идет по осенней аллее, и ветер свистит-надрывается,
и клубится листва за моею спиной.
Парень разбрасывает охапку листьев – листов со стихами.
ПАРЕНЬ
* * *
В те баснословные года
нам пиво воздух заменяло.
Оно как воздух исчезало,
но появлялось иногда.
За магазином ввечеру
стояли, тихо говорили:
«Как хорошо мы плохо жили»,
прикуривали на ветру.
И не лишенная прикрас,
хотя и сотканная грубо,
рядами ящиков от нас
жизнь отгораживалась тупо.
И только небо, может быть,
смотрело пристально и нежно
на относившихся небрежно
к прекрасному глаголу «жить».
|
|
|
ПЕРВЫЙ АКТЕР
***
Я помню всё, хоть многое забыл, —
разболтанную школьную ватагу.
Мы к Первомаю замутили брагу,
я из канистры первым пригубил.
Я помню час, когда ногами нас
за хамство избивали демонстранты,
и музыку, и розовые банты.
О, раньше было лучше, чем сейчас.
По-доброму, с улыбкой, как во сне:
и чудом не потухла папироска,
мы все лежим на площади Свердловска,
где памятник поставят только мне. Пошел и прилег на скамейку
ЭКРАН: Файл «Людмила Борисовна» 01:06
Я родился — доселе не верится —
в лабиринте фабричных дворов
в той стране голубиной, что делится
тыщу лет на ментов и воров.
Потому уменьшительных суффиксов
не люблю, и когда постучат
и попросят с улыбкою уксуса,
я исполню желанье ребят.
Отвращенье домашние кофточки,
полки книжные, фото отца
вызывают у тех, кто, на корточки
сев, умеет сидеть до конца.
Свалка памяти, разное, разное.
Как сказал тот, кто умер уже,
безобразное — это прекрасное,
что не может вместиться в душе.
Слишком много всего не вмещается.
На вокзале стоят поезда —
ну, пора. Мальчик с мамой прощается.
Знать, забрили болезного. «Да
ты пиши хоть, сынуль, мы волнуемся».
На прощанье страшнее рассвет,
чем закат. Ну, давай поцелуемся!
Больше черного горя, поэт
ПАРЕНЬ:
***
Над саквояжем в черной арке
всю ночь играл саксофонист.
Пропойца на скамейке в парке
спал, подстелив газетный лист.
Я тоже стану музыкантом
и буду, если не умру,
в рубахе белой с черным бантом
играть ночами, на ветру.
Чтоб, улыбаясь, спал пропойца
под небом, выпитым до дна.
Спи, ни о чем не беспокойся,
есть только музыка одна.
Музыканты на краю сцены начинают импровизацию. По проходу зала к сцене приближается Девушка. Пританцовывая, поднимается на сцену.
| ДЕВУШКА: *** Напялим черный фрак и тросточку возьмем - постукивая так, по городу пойдем. Где нищие, жлобье, безумцы и рвачи - сокровище мое, стучи, стучи, стучи. Стучи, моя тоска, стучи, моя печаль, у сердца, у виска за все, чего мне жаль. За всех, кто умирал в удушливой глуши. За всех, кто не отдал за эту жизнь души. Среди фуфаек, роб и всяческих спецух стучи сильнее, чтоб окреп великий слух. Заглянем на базар и в ресторан зайдем. Сжирайте свой навар, мы дар свой не сожрем. Мы будем битый час слоняться взад-вперед. …И бабочка у нас на горле оживет. | ЭКРАН: Файл «Окраины ВТЧМ» 00:55 Музыканты обрывают мелодию – видео заканчивается… |
|
|
|
Девушка и Парень подсели к музыкантам. Со скамейки встает Первый.
ПЕРВЫЙ:
В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты,
где выглядят смешно и жалко сирень и прочие цветы,
есть дом шестнадцатиэтажный, у дома тополь или клен
стоит, ненужный и усталый, в пустое небо устремлен,
стоит под тополем скамейка и, лбом уткнувшийся в ладонь,
на ней уснул и видит море писатель Дима Рябоконь.
Он развязал и выпил водки, он на хер из дому ушел,
он захотел уехать к морю, но до вокзала не дошел.
Он захотел уехать к морю, оно страдания предел.
Проматерился, проревелся и на скамейке захрапел.
Но море сине-голубое, оно само к нему пришло
и, утреннее и родное, заулыбалося светло.
И Дима тоже улыбался. И, хоть недвижимый лежал,
худой, и лысый, и беззубый, он прямо к морю побежал.
Бежит и видит человека на золотом на берегу.
А это я никак до моря доехать тоже не могу —
уснул, качаясь на качели, вокруг какие-то кусты.
В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты.
ПАРЕНЬ запрыгивает на скамейку
* * *
В полдень проснёшься, откроешь окно —
двадцать девятое светлое мая:
господи, в воздухе пыль золотая.
И ветераны стучат в домино.
Значит, по телеку кажут говно.
Дурочка Рая стоит у сарая,
и, матерщине её обучая,
ржут мои други, проснувшись давно.
Но в час пятнадцать начнётся кино.
Двор опустеет, а дурочка Рая
станет на небо глядеть не моргая.
И почти сразу уходит на дно
памяти это подобие рая.
Синее небо от края до края.
Первый актер проводит интерактив со зрителями…
Интерактив со ЗРИТЕЛЕМ (1):
* * *
Родился б в солнечном двадцатом,
писал бы бойкие стишки
о том, как расщепляют атом
в лабораторьях мужики.
Скуластый, розовый, поджарый,
всех школ почетный пионер,
из всех пожарников пожарник,
|
|
|
шахтёр и милиционер
меж статуй в скверике с блокнотом
и карандашиком стоял,
весь мир разыгрывал по нотам,
простым прохожим улыбал.
А не подходит к слову слово,
ну что же, так тому и быть —
пойти помучить Гумилёва
и Пастернака затравить.
Интерактив со ЗРИТЕЛЕМ (2):
***
В провинциальном городке,
когда в кармане ни копейки,
с какой-то книжечкой в руке
сидишь и куришь на скамейке
и в даль бесцветную глядишь
и говоришь как можно тише:
взлететь бы, право, выше крыш
и выше звезд и горя выше,
но что-то держит, осень ли
шуршит листвой: смирись, бескрылый.
Иль притяжение земли.
Нет, гравитация, мой милый.
| ДЕВУШКА читает, как и зрители, с листа, который ей дает Первый: *** Ходил-бродил по свалке нищий и штуки-дрюки собирал — разрыл клюкою пепелище, чужие крылья отыскал. Теперь лети. Лети, бедняга. Лети, не бойся ничего. Там, негодяй, дурак, бродяга, ты будешь ангелом Его. Но оправданье было веским, он прошептал в ответ: “Заметь, мне на земле проститься не с кем, чтоб в небо белое лететь”. | ЭКРАН: Файл «Бродяга без звука» 00:12 |
За время следующего видеофрагмента Первый оказывается сидящим на краю сцены, Девушка и Парень – на скамейке.
ЭКРАН: Файл «Нина Алексеевна» 01:16
На окошке на фоне заката
дрянь какая-то жёлтым цвела.
В общежитии жиркомбината
некто Н., кроме прочих, жила.
И в легчайшем подпитье являясь,
я ей всякие розы дарил.
Раздеваясь, но не разуваясь,
несмешно о смешном говорил.
Трепетала надменная бровка,
матерок с алой губки слетал.
Говорить мне об этом неловко,
но я точно стихи ей читал.
Я читал ей о жизни поэта,
чётко к смерти поэта клоня.
И за это, за это, за это
эта Н. целовала меня.
Целовала меня и любила.
Разливала по кружкам вино.
О печальном смешно говорила.
Михалкова ценила кино.
Выходил я один на дорогу,
чуть шатаясь мотор тормозил.
Мимо кладбища, цирка, острога
вёз меня молчаливый дебил.
И грустил я, спросив сигарету,
что, какая б любовь ни была,
я однажды сюда не приеду.
А она меня очень ждала..
ПЕРВЫЙ:
РОТТЕРДАМСКИЙ ДНЕВНИК (далее читает.) «С букетом обдрипанных роз на автобусной остановке я ждал Ирину. Ирина опаздывала на час-полтора, и мы шли гулять. Путь наш был замысловат — то я вел ее дворами, то предлагал свернуть и пройти аллеей, а иной отрезок пути настоятельно советовал проскочить на такси. Она ничего ровным счетом не понимала и только пожимала детскими плечиками. А знаешь, Ирина, ведь меня тогда могли запросто убить, неужели ты не чувствовала? Так или иначе, мы с тобой вместе десять лет, а ты ни разу не спросила, что с моей физиономией? Ты не прочитала ни одного моего стихотворения… Ты равнодушно проглядела заметку в «Литературной газете» … Я очень замерзал, когда ждал тебя зимой в джинсовой ветровке, стесняясь надеть зимнее советское пальто. Прости мне эту слабость, я люблю тебя…»
|
|
|
ПАРЕНЬ:
Мне не хватает нежности в стихах,
а я хочу, чтоб получалась нежность —
как неизбежность или как небрежность,
и я тебя целую впопыхах,
О, муза бестолковая моя!
Ты, отворачиваясь, прячешь слезы,
а я реву от этой жалкой прозы
лица не пряча, сердца не тая.
Пацанка, я к щеке твоей прилип —
как старики, как ангелы, как дети,
мы станем жить одни на целом свете.
Ты всхлипываешь, я рифмую «всхлип»
ДЕВУШКА:
…мы с тобою пойдем туда,
где над лесом горит звезда.
…мы построим уютный дом,
будет сказочно в доме том.
Да оставим открытой дверь,
чтоб заглядывал всякий зверь
есть наш хлеб. И лакая квас,
говорил: «Хорошо у вас».
…мы с тобою пойдем-пойдем,
только сердце с собой возьмем.
…мы возьмем только нашу речь,
чтобы слово «люблю» беречь.
Пока идет следующий интерактив со зрителем, музыканты уходят «прогуляться по парку».
Интерактив со ЗРИТЕЛЕМ (3):
* * *
«Вот эта любит Пастернака...» —
мне мой приятель говорил.
Я наизусть «Февраль», однако
я больше Пушкина любил.
Но ей сказал: «Люблю поэта
я Пастернака...» А потом
я стал герой порносюжета.
И вынужден краснеть за это,
когда листаю синий том.
Интерактив со ЗРИТЕЛЕМ (4):
***
Дали водки, целовали,
обнимали, сбили с ног.
Провожая, не пускали,
подарили мне цветок.
Закурил и удалился
твердо, холодно, хотя
уходя остановился —
оглянуться, уходя.
О, как ярок свет в окошке
на десятом этаже.
Чьи-то губы и ладошки
на десятом этаже.
И пошел — с тоскою ясной
в полуночном серебре —
в лабиринт — с гвоздикой красной —
сам чудовище себе.
ДУЭТ Парень и Девушка стоят по краям сцены, глядя друг на друга…
***
ПАРЕНЬ:
«Целая жизнь нам дана пред разлукой —
не забывай, что мы расстаемся».
ДЕВУШКА:
«Мы не вернемся?» — вздрогнули руки,
руку сжимая.
ПАРЕНЬ:
«Да, не вернемся —
вот потому и неохота быть грубым,
каменным, жестокосердым, упрямым».
ДЕВУШКА:
Осень в провинции. Черные трубы.
ПАРЕНЬ:
Что ж она смотрит так гордо и прямо?
Душу терзает колючим укором —
хочет, чтоб в счастье с ней поиграли.
ДЕВУШКА:
«Счастье? Возможно ли перед уходом?»
Только улыбка от светлой печали.
ПАРЕНЬ:
Только улыбка — обиженный лучик
света, с закушенной горько губою.
ДЕВУШКА:
«А и вернемся? Будет не лучше».
ПАРЕНЬ:
«Кем я хотел бы вернуться? Тобою»
ЭКРАН: Файл «Елена режиссер» 00:39
…Знал ли — не пройдет четыре года,
я приеду с практики на лето,
позвонит мне кто-нибудь — всего-то
больше нет тебя, и всё на этом.
Подойти к окну. И что увижу? —
только то, что мир не изменился
от Москвы — как в песенке — и ближе.
Все живут. Никто не застрелился.
И победно небеса застыли.
По стене сползти на пол бетонный,
чтоб он вбил навеки в сей затылок
память, ударяя монотонно.
Ты была на ангела похожа —
как ты умерла на самом деле.
Эля! — восклицаю я. — О Боже!
В потолок смотрю и плачу – Эля!
| ПЕРВЫЙ: *** Осколок света на востоке. Дорога пройдена на треть. Не убивай меня в дороге, позволь мне дома умереть. Не высылай за мной по шпалам, горящим розовым огнем, дегенерата с самопалом, неврастеничку с лезвиём. Не поселяй в мои плацкарты нацмена с города Курган, что упадает рылом в нарды, освиневая от ста грамм. Да будет дождь, да будет холод, не будет золота в горсти, дай мне войти в такой-то город, такой-то улицей пройти. Чуть постоять, втянуть ноздрями под фонарем гнилую тьму. Потом помойками, дворами — дорога к дому моему. Пускай вонзит заточку в печень или попросит огоньку, когда совсем расслаблю плечи видавший виды на веку. И перед тем, как рухну в ноги, заплачу, припаду к груди, что пса какого, на пороге прихлопни или пощади. | ЭКРАН: Файл «Школа и дом» 01:43 |
За время следующего стихотворения музыканты возвращаются.
ДЕВУШКА:
***
Не покидай меня, когда
горит полночная звезда,
когда на улице и в доме
все хорошо, как никогда.
Ни для чего и низачем,
а просто так и между тем
оставь меня, когда мне больно,
уйди, оставь меня совсем.
Пусть опустеют небеса.
Пусть станут черными леса.
Пусть перед сном предельно страшно
мне будет закрывать глаза.
Пусть ангел смерти, как в кино,
то яду подольет в вино,
то жизнь мою перетасует
и крести бросит на сукно.
А ты останься в стороне —
белей черемухой в окне
и, не дотягиваясь, смейся,
протягивая руку мне.
Девушка заканчивает стихотворение и, не спеша, уходит через проход зала. Парень следит за ней взглядом, подпевает музыкантам.
Песня
В России расстаются навсегда
В России друг от друга города
столь далеки,
что вздрагиваю я, шепнув «прощай».
Рукой своей касаюсь невзначай
её руки.
Длинною в жизнь любая из дорог.
Скажите, что такое русский Бог?
«Конечно, я
приеду». Не приеду никогда.
В России расстаются навсегда.
«Душа моя,
приеду». Через сотни лет вернусь.
Какая малость, милость, что за грусть —
мы насовсем
прощаемся. «Дай капельку сотру».
Да, не приеду. Видимо, умру
скорее, чем.
В России расстаются навсегда.
Ещё один подкинь кусочек льда
в холодный стих.
...И поезда уходят под откос,
...И самолёты, долетев до звёзд,
сгорают в них.
Файл «Лола» 01:13
«Так я понял: ты дочь моя, а не мать,
только надо крепче тебя обнять
и взглянуть через голову за окно,
где сто лет назад, где давным-давно
сопляком шмонался я по двору
и тайком прикуривал на ветру,
окружен шпаной, но всегда один -
твой единственный, твой любимый сын.
Только надо крепче тебя обнять
и потом ладоней не отнимать
сквозь туман и дождь, через сны и сны.
Пред тобой одной я не знал вины.
И когда ты плакала по ночам,
я, ладони в мыслях к твоим плечам
прижимая, смог наконец понять,
понял я: ты дочь моя, а не мать.
И настанет время потом, потом -
не на черно-белом, а на цветном
фото, не на фото, а наяву
точно так же я тебя обниму.
И исчезнут морщины у глаз, у рта,
ты ребенком станешь - о, навсегда! -
с алой лентой, вьющейся на ветру.
…Когда ты уйдешь, когда я умру».
Интерактив со ЗРИТЕЛЕМ (5):
***
Июньский вечер. На балконе
уснуть, взглянув на небеса.
На бесконечно синем фоне
горит заката полоса.
А там — за этой полосою,
что к полуночи догорит, —
угадываемая мною
музыка некая звучит.
Гляжу туда и понимаю,
в какой надежной пустоте
однажды буду и узнаю:
где проиграл, сфальшивил где.
ПАРЕНЬ:
* * *
...Хотелось музыки, а не литературы,
хотелось живописи, а не стиховой
стопы ямбической, пеона и цезуры.
Да мало ли чего хотелось нам с тобой.
Хотелось неба нам, ещё хотелось моря.
А я хотел ещё, когда ребёнком был,
большого, светлого, чтоб как у взрослых,
горя.
Вот тут не мучайся — его ты получил.
ЭКРАН: Файл «Дядя Витя» 00:08
Зависло солнце над заводами,
и стали черными березы.
..Я жил тут, пользуясь свободами
на смерть, на осень и на слезы.
ПЕРВЫЙ подхватывает стихотворение:
..Я жил тут, пользуясь свободами
на смерть, на осень и на слезы.
Спецухи, тюрьмы, общежития,
хрущевки красные, бараки,
сплошные случаи, события,
убийства, хулиганства, драки.
Пройдут по ребрам арматурою
и, выйдя из реанимаций,
до самой смерти ходят хмурые
и водку пьют в тени акаций.
Какие люди, боже праведный,
сидят на корточках в подъезде-
нет ничего на свете правильней
их пониманья дружбы, чести.
И горько в сквере облетающем
услышать вдруг скороговорку:
"Серегу-жилу со товарищи
убили в Туле, на разборке..." Уходит через ступеньки в зал.
ПАРЕНЬ:
***
Трижды убил в стихах реального человека,
И, надо думать, однажды он эти стихи прочтет.
Последнее, что увижу, будет улыбка зека,
типа: в искусстве — эдак, в жизни — наоборот.
В темном подъезде из допотопной дуры
в брюхо шмальнет и спрячет за отворот пальто.
Надо было выдумывать, а не писать с натуры.
Кто вальнул Бориса? Кто его знает, кто!
Из другого подъезда выйдет, пройдя подвалом,
затянется «Беломором», поправляя муде.
…В районной библиотеке засопят над журналами
люди из МВД.
Интерактив со ЗРИТЕЛЕМ (6):
* * *
Прекрасен мир, и жизнь мила,
когда б ещё водились деньги
— капуста, говоря на сленге,
и зелень на окне цвела.
В Свердловске тоже можно жить:
гулять с женой в Зелёной роще.
И право, друг мой, быть бы проще —
пойти в милицию служить.
| ПАРЕНЬ: * * * В том доме жили урки — завод их принимал... Я пыльные окурки с друзьями собирал. Так ласково дружили — и из последних сил меня изрядно били и я умело бил. Сидели мы в подъезде на пятом этаже. Всегда мы были вместе, расстались мы уже. Мы там играли в карты, мы пили там вино. Там презирали парты и детское кино. Нам было по двенадцать и по тринадцать лет. Клялись не расставаться и не бояться бед. ...Но стороною беды не многих обошли. Убитого соседа по лестнице несли. Я всматривался в лица, на лицах был испуг. ...А что не я убийца — случайность, милый друг. | Фонограмма танцоров. Во время стихотворения в зале появляется «шпана» - двое парней. Они общаются со зрителями, просят прикурить, сгоняют с насиженного места музыкантов, короче, ведут себя нагло и хамовато. ЭКРАН: Файл «окраина версия 2» 01:39 Двое парней поднимаются на сцену. Постепенно между ними начинается драка, переходящая в танец. |
Т А Н Ц Е В А Л Ь Н А Я К О М П О З И Ц И Я
ЭКРАН: Файл «Продавщица» 00:52
Я жил как все — во сне, в кошмаре...
Я жил как все — во сне, в кошмаре —
и лучшей доли не желал.
В дублёнке серой на базаре
ботинками не торговал,
но не божественные лики,
а лица урок, продавщиц
давали повод для музы’ки
моей, для шелеста страниц.
Ни славы, милые, ни денег
я не хотел из ваших рук…
Любой собаке — современник,
последней падле — брат и друг
ПАРЕНЬ: заскакивая на сцену
***
Мой герой ускользает во тьму.
Вслед за ним устремляются трое.
Я придумал его, потому
что поэту не в кайф без героя.
Я его сочинил от уста-
лости, что ли, еще от желанья
быть услышанным, что ли, чита-
телю в кайф, грехам в оправданье.
Он бездельничал, «Русскую» пил,
он шмонался по паркам туманным.
Я за чтением зренье садил
да коверкал язык иностранным.
Мне бы как-нибудь дошкандыбать
до посмертной серебряной ренты,
а ему, дармоеду, плевать
на аплодисменты.
Это, — бей его, ребя! Душа
без посредников сможет отныне
кое с кем объясниться в пустыне
лишь посредством карандаша.
Воротник поднимаю пальто,
закурив предварительно: время
твое вышло. Мочи его, ребя,
он — никто.
Синий луч с зеленцой по краям
преломляют кирпичные стены.
Слышу рев милицейской сирены,
нарезая по пустырям.
ПЕРВЫЙ: сделав круг вокруг зала
РОТТЕРДАМСКИЙ ДНЕВНИК. Братья Лешие, Череп, Понтюха, Симаран, дядя Саша, Гутя, Вахтом, Таракан… Вторчермет, Строймашина, Шинный, РТИ, Мясокомбинат… Я забыл про Кису. Киса на моих глазах завалил мента. Вынырнул из сирени и, щелкнув кнопарем, нырнул обратно. Почти сразу из кустов вывалился и упал лицом к небу маленький лейтенантик, в одной руке он держал фуражку, другой шарил по животу. Киса мента завалил, — сказал кто-то из таких же, как я, сопляков, — валим в другой двор. Махом собрали карты, и нас там не было. Вернулись через часок — милиция, скорая, обрывок разговора: если бы сразу позвонили, жил бы и жил паренек… Много было всего, музыки было много.
| ПЕСНЯ: Участковый был тихий и пьяный, сорока или более лет. В управлении слыл он смутьяном — не давали ему пистолет. За дурные привычки, замашки двор его поголовно любил. Он ходил без ментовской фуражки, в кедах на босу ногу ходил. А еще был похож на поэта, то ли Пушкина, то ли кого. Со шпаною сидел до рассвета. Что еще я о нем? Ничего мне не вспомнить о нем, если честно. А напрячься, и вспомнится вдруг только тусклая возле подъезда лампочка с мотыльками вокруг. | ЭКРАН: Файл «Вторчермет» 02:45 |
ПАРЕНЬ:
***
Я пройду, как по Дублину Джойс,
сквозь косые дожди проливные
приблатненного города, сквозь
все его тараканьи пивные.
Чего было, того уже нет,
и поэтому очень печально, —
написал бы наивный поэт,
у меня получилось случайно.
Подвозили наркотик к пяти,
а потом до утра танцевали,
и кенту с портаком «ЛЕБЕДИ»
неотложку в ночи вызывали.
А теперь кто дантист, кто говно
и владелец нескромного клуба.
Идиоты. А мне все равно.
Обнимаю, целую вас в губы.
Да иду, как по Дублину Джойс,
дым табачный вдыхая до боли.
Here I am not loved for my voice,
I am loved for my existence only.
ЭКРАН: Файл «Геннадий студент» 00:26
Погадай мне, цыганка, на медный грош,
растолкуй, отчего умру.
Отвечает цыганка, мол, ты умрешь,
не живут такие в миру.
Станет сын чужим и чужой жена,
отвернутся друзья-враги.
Что убьет тебя, молодой? Вина.
Но вину свою береги.
Перед кем вина? Перед тем, что жив.
И смеется, глядит в глаза.
И звучит с базара блатной мотив,
проясняются небеса.
Интерактив со ЗРИТЕЛЕМ (7):
***
Включили новое кино,
и началась иная пьянка,
но все равно, но все равно
то там, то здесь звучит «Таганка».
Что Ариосто или Дант!
Я человек того покроя —
я твой навеки арестант
и все такое, все такое.
ПАРЕНЬ:
***
Я на крыше паровоза ехал в город Уфалей
и обеими руками обнимал моих друзей —
Водяного с Черепахой, щуря детские глаза.
Над ушами и носами пролетали небеса.
Можно лечь на синий воздух и почти что полететь,
на бескрайние просторы влажным взором посмотреть:
лес налево, луг направо, лесовозы, трактора.
Вот бродяги-работяги поправляются с утра.
Вот с корзинами маячат бабки, дети — грибники.
Моют хмурые ребята мотоциклы у реки.
Можно лечь на теплый ветер и подумать-полежать:
может, правда нам отсюда никуда не уезжать?
А иначе даром, что ли, желторотый дуралей —
я на крыше паровоза ехал в город Уфалей!
И на каждом на вагоне, волей вольною пьяна,
«Приму» ехала курила вся свердловская шпана.
ПЕРВЫЙ:
***
За так одетые страной
и сытые её дарами,
вы были уличной шпаной,
чтоб стать убийцами, ворами.
Друзья мои, я вас любил
под фонарями, облаками,
я жизнью вашей с вами жил
и обнимал двумя руками.
Вы проходили свой квартал
как олимпийцы, как атлеты,
вам в спины ветер ночь кидал
и пожелтевшие газеты.
Друзья мои, я так хотел
не отставать, идти дворами
куда угодно, за предел,
во все глаза любуясь вами.
Но только вы так быстро шли,
что потерял я вас из виду —
на самом краешке земли
я вашу боль спою, обиду.
И только вас не позову —
так горячо вы обнимали,
что чем вы были наяву,
тем для меня во сне вы стали.
ДЕВУШКА:
***
С трудом окончив вуз технический,
В НИИ каком-нибудь служить.
Мелькать в печати перьодической,
Но никому не говорить.
Зимою, вечерами мглистыми
Пить анальгин, шипя «говно».
Но, исхудав, перед дантистами
Нарисоваться все равно.
А по весне, когда акации
Гурьбою станут расцветать,
От аллергической реакции
Чихать, сморкаться и чихать.
В подъезде, как инстинкт советует,
Пнуть кошку в ожиревший зад.
Смолчав и сплюнув где не следует,
Заматериться невпопад.
И только раз — случайно, походя —
Открыто поглядев вперед,
Услышать, как в груди шарахнулась
Душа, которая умрет.
ПАРЕНЬ:
***
Попрощаться бы с кем-нибудь, что ли,
да уйти безразлично куда
с чувством собственной боли.
Вытирая ладонью со лба
капли влаги холодной.
Да с котомкой, да с палкой. Вот так,
как идут по России голодной
тени странных бродяг.
С грязной девкой гулять на вокзале,
спать на рваном пальто,
чтоб меня не узнали —
ни за что, никогда, ни за что.
Умереть от простуды
у дружка на шершавых руках,
Только б ангелы всюду…
Живность вся, что живёт в облаках,
била крыльями часто
и слеталась к затихшей груди.
Было б с кем попрощаться
да откуда уйти.
ПЕРВЫЙ:
***
Приобретут всеевропейский лоск
слова трансазиатского поэта,
я позабуду сказочный Свердловск
и школьный двор в районе Вторчермета.
Но где бы мне ни выпало остыть,
в Париже знойном, Лондоне промозглом,
мой жалкий прах советую зарыть
на безымянном кладбище свердловском.
Не в плане не лишенной красоты,
но вычурной и артистичной позы,
а потому что там мои кенты,
их профили на мраморе и розы.
На купоросных голубых снегах,
закончившие ШРМ на тройки,
они запнулись с медью в черепах
как первые солдаты перестройки.
Пусть Вторчермет гудит своей трубой,
Пластполимер пускай свистит протяжно.
А женщина, что не была со мной,
альбом откроет и закурит важно.
Она откроет голубой альбом,
где лица наши будущим согреты,
где живы мы, в альбоме голубом,
земная шваль: бандиты и поэты.
ПОСТСКРИПТУМ:
***
Благодарю за всё. За тишину.
За свет звезды, что спорит с темнотою.
Благодарю за сына, за жену.
За музыку блатную за стеною.
За то благодарю, что скверный гость,
я всё-таки довольно сносно встречен —
и для плаща в прихожей вбили гвоздь,
и целый мир взвалили мне на плечи.
Благодарю за детские стихи.
Не за вниманье вовсе, за терпенье.
За осень. За ненастье. За грехи.
За неземное это сожаленье.
За бога и за ангелов его.
За то, что сердце верит, разум знает.
Благодарю за то, что ничего
подобного на свете не бывает.
За всё, за всё. За то, что не могу,
чужое горе помня, жить красиво.
Я перед жизнью в тягостном долгу,
и только смерть щедра и молчалива.
За всё, за всё. За мутную зарю.
За хлеб. За соль. Тепло родного крова.
За то, что я вас всех благодарю,
за то, что вы не слышите ни слова.
|
|
|
