 |
Сражения под Смоленском и Москвой
|
|
|
|
В связи с неблагоприятным ходом приграничных сражений советское командование с конца июня стало развертывать войска 2-го стратегического эшелона по среднему течению Западной Двины и Днепра в полосе 450 км с задачей прочно удерживать этот рубеж и не допустить прорыва противника на Москву. Немецкое командование поставило группе армий «Центр», наступавшей на московском направлении, задачу окружить советские войска, оборонявшие рубеж Западной Двины и Днепра, овладеть р-ном Орша, Смоленск, Витебск и открыть кратчайший путь на Москву. К 10 июля на Днепр и Западную Двину вышли подвижные войска группы армий «Центр».
Ожесточенные бои в районе Смоленска, нарастающие контрудары советских соединений сорвали расчеты противника. Самая сильная группировка немецких войск — группа армий «Центр» вынуждена была перейти к обороне и отложить на два месяца наступление на московском направлении. В период с 30 августа по 8 сентября 24-я армия генерал-майора К.И. Ракутина, входившая в Резервный фронт, который возглавил генерал армии Г.К. Жуков, разгромила крупную группировку противника под Ельней и заставила ее отступить с оперативного выступа. Под Ельней родилась советская гвардия. 18 сентября за массовый героизм и воинское мастерство в боях под этим городом, первыми в Красной Армии были удостоены звания гвардейских два соединения 24-й армии — 100-я и 127-я стрелковые дивизии, став соответственно 1-й2-й гвардейскими стрелковыми дивизиями. Этим же приказом в 3-ю и 4-ю гвардейские дивизии были преобразованы 153-я и 161-я стрелковые дивизии.
Смоленское сражение задержало врага, но этот успех Красная Армия оплатила большой кровью. Общие людские потери советских войск в этих боях составили почти 760 тыс. человек, из которых 485 711 (64%) — потери безвозвратные.
|
|
|
Битва за Москву стала одной из самых кровопролитных в ходе Великой Отечественной войны. Войска гитлеровской Германии, развернув 30 сентября 1941 г. операцию «Тайфун», сумели вплотную подойти к советской столице, но так и не сумели ее взять. В ходе битвы вермахт понес первое сокрушительное поражение в ходе Второй мировой войны. Немецким планом «Тайфун» предусматривалось окружить группировку советских войск под Вязьмой и Брянском, а затем быстро достигнуть Москвы. Немцы сосредоточили против советской столицы мощнейшие силы: 1 млн. 800 тыс. чел., 1700 танков, около 1 тыс. самолётов. Им противостояли войска Красной Армии, насчитывавшие всего 1 млн. 200 тыс. чел., 1 тыс. танков (в основном легких), 677 самолетов.
Начав наступление 30 сентября, войска немецкой группы армий «Центр» уже к 7 октября сумели окружить наши войска под Вязьмой, а через несколько дней под Брянском. В кольцо попали, по разным оценкам, более чем 650 тысяч человек. Их отчаянная борьба связала на две недели до 40 % сил группы армий «Центр». Но на московском направлении образовалась брешь шириной в 500 километров.
В этот критический момент огромную роль в спасении столицы сыграли курсанты военных училищ из Подольска и Москвы, которые были подняты по боевой тревоге и брошены в бой. С 20 октября Москва была объявлена на осадном положении. Командующим Западным фронтом стал Г.К. Жуков.
В середине ноября командование группы армий «Центр» организовало новый натиск на Москву. К началу декабря 1941 года немцы вышли на ближние подступы к столице. Но наступательный порыв вермахта выдохся, а Красная Армия сосредотачивала новые резервы для контрнаступления. Советские командование учитывало и то, что солдаты вермахта были измотаны и не готовы к затяжной войне, тогда как моральный дух красноармейцев укреплялся по мере успехов в обороне и подхода свежих соединений.
|
|
|
5 декабря 1941 года началось советское контрнаступление под Москвой, которое переросло с 8 января 1942 года в общее наступление, продолжавшееся до 20 апреля.
Валя Зенкина
Отец Вали, Иван Иванович Зенкин, был старшиной 333-го стрелкового полка, расквартированного в самом центре Брестской крепости, в так называемой цитадели. В мае 1941 года девочка отпраздновала свое четырнадцатилетие, а 10 июня, радостная, взволнованная, показала маме похвальную грамоту за седьмой класс.
Прошло около двух недель. Был теплый вечер. Валя сидела дома, читала и не заметила, как заснула с книжкой в руках. Проснулась девочка от страшного грохота.
Горели казармы 333-го полка. Огненные языки лизали телеграфные столбы, как свечки, пылали деревья. Отец, наспех одевшись, крепко обнял мать, поцеловал Валю и выбежал из комнаты. Уже в дверях крикнул:
- Сейчас же в подвалы!.. Война!..
Он был солдат, и его место было среди бойцов, защитников крепости. Больше Валя уже никогда не видела отца.
В полдень с группой женщин и детей Валя и ее мать попали в плен. Фашистские солдаты погнали их на берег Муховца. Одна раненая женщина упала на землю, и толстый фельдфебель начал бить ее прикладом винтовки.
— Не бейте ее, она же ранена!— внезапно закричала Валя, вырвавшись из рук матери.
Фельдфебель, скрутив девочке руки, что-то закричал, показывая рукой на двор крепости. Но Валя не поняла его. Тогда заговорил переводчик:
— Господин фельдфебель должен застрелить тебя, но он дарит тебе жизнь. За это ты пойдешь в крепость и скажешь советским солдатам, чтобы они сдавались. Немедленно! Если же нет, то все будут уничтожены...
Фашисты повели девочку к воротам, толкнули в плечи, и Валя оказалась во дворе крепости среди грозного вихря огня, взрывов мин и гранат, под ливнем пуль. Девочку увидели защитники крепости.
— Прекратить огонь! — закричал командир. Пограничники втащили Валю в подвал. Она долго не могла отвечать на вопросы, только смотрела на бойцов и плакала от волнения и радости. Потом рассказала о матери, о том, как гнали маленьких детей по берегу Муховца, о раненой женщине, Которую бил прикладом чужеземец, об ультиматуме фашистов.
|
|
|
— Не сдавайтесь! — молила Валя.— Они убивают, издеваются...
В тяжелых боях прошла ночь. Мужество пограничников заставило Валю забыть свой страх. Она подошла к командиру.
— Товарищ лейтенант, раненых надо перевязывать. Позвольте мне.
— А ты сумеешь? Не побоишься? Валя тихо ответила:
— Нет, я не буду бояться.
Вскоре я увидел Валю, когда забежал в госпиталь проведать своих товарищей. Вместе с женщинами пионерка ухаживала на ранеными. Все ее полюбили и оберегали, как могли. И не было среди нас человека, который бы не делился последним кусочком солдатского сахара с Валей — нашей маленькой санитаркой.
На седьмой день войны я был ранен, и товарищи отнесли меня в полуразрушенный подвал-госпиталь. И снова я встретился с Валей. Помню, открываю тяжелые веки, а передо мной она — маленькая девочка. Она ловко, как взрослая, делает перевязку.
— Спасибо, Валя!
А за руинами стен слышны выкрики озверевших фашистов: штурмуют. К бойницам стали все, кто мог держать оружие, даже женщины. Я попытался встать, но зашатался и чуть не упал. Тогда Валя подставила мне свое плечо:
— Обопритесь, я выдержу...
Так и добрался я до бойницы, опираясь на детское плечо.
С тех пор прошло много лет. Случайно я узнал, что Валя теперь живет в городе Пинске, награждена орденом Красной Звезды. Она — мать двоих детей. И, наверное, для многих она не просто Валя, а Валентина Ивановна Зенкина. А для нас, защитников Брестской крепости, она навсегда останется Валей, Валей-пионеркой...
Владимир Казьмин
Это было совсем не похоже на пробуждение. Это было скорее продолжением какого-то кошмарного сна. Так и подумал Володя в первую минуту.
Он лежал не на своей солдатской койке, а на полу, и не в казарме, а в совсем незнакомом месте. В казарме — белый потолок, голубые стены, а здесь не видно ни стен, ни потолка.
Все сплошь окутал черно-бурый туман, пахнущий порохом, битым кирпичом и еще чем-то тяжелым, удушливым. В казарме по соседству спят его друзья. А здесь никого нет, только перевернутые койки, рваные подушки и одеяла.
|
|
|
Да, это, наверное, сон. Надо только проснуться, и тогда все исчезнет, все станет таким, каким было вчера, когда он ложился спать. Володя ущипнул себя. Стало больно, но ничего не изменилось. Только черно-бурый туман как будто стал рассеиваться. Он хотел встать. Но что это? Володя испуганно взглянул на руку: она была в крови. Сердце сжалось до боли. Он оглянулся. В стене казармы огромная дыра. А вот и его друзья, вот они... Вернее, не они, а то, что от них осталось...
Скорее, скорее бежать! Осторожно обходя тела товарищей, мальчик начал пробираться к дверям.
В это мгновение над головой оглушительно рвануло. С потолка посыпалась штукатурка, прямо перед ним обрушилась притолока. Володя прижался к стене, замер.
Война! И так неожиданно. Только вчера вечером, только вчера было так тихо, хорошо...
Нет, не может быть!
Выскочив из казармы, Володя быстро перебежал двор и, держась у стены, пополз к внешнему укрепленному валу. Хотелось увидеть своих, обменяться хоть несколькими словами. И, если это вправду война, взять винтовку и тоже защищать старую крепость.
Ничего, что ему еще нет и четырнадцати лет, что ростом он меньше своих ровесников. Важнее другое — умение бить врага. А бить его Володя сумеет, наверное, не хуже взрослых бойцов. Недаром на последних учебных стрельбах именно ему командир 44-го полка майор Гаврилов объявил благодарность. Отлично стрелял горнист Володя Казьмин!
Мальчик то полз, то перебегал от укрытия к укрытию, а вокруг него непрерывно рвались снаряды и мины, визжали осколки, свистели пули. Со стороны Восточного форта долетал неумолкаемый треск пулеметов и автоматов, глухие взрывы гранат.
Там шел яростный бой с врагами, там бился полк, воспитанником которого был Володя. Туда и надо было спешить.
На минуту мальчик остановился. Дорогу пересекла женщина с ребенком на руках. Волосы ее были всклокочены, одежда разорвана, местами прожжена. Ребенок был мертв.
Мурашки забегали по спине Володи, слезы подступили к горлу. И он окончательно понял: это война. Война, смерть, руины...
— Идите за мной!
Этот спокойный, чуть хрипловатый голос заставил Володю вздрогнуть: таким неожиданным был он среди непрерывного грохота. Мальчик оглянулся и увидел лейтенанта с автоматом на груди и гранатами за поясом.
Короткими перебежками — лейтенант впереди, а Володя за ним — добежали до Восточного форта. В самый разгар боя. Прячась за танками, гитлеровцы шли в атаку. Один почему-то привлек внимание Володи. Худой, длинный, с серебряными погонами, в высокой зеленой фуражке с белой кокардой. «Офицер»,— мелькнула мысль.
Быстро присоединившись к красноармейцам, мальчик выстрелил из карабина. Длинный, взмахнув руками, упал на землю.
|
|
|
— Вот тебе, фашистская гадина! — сквозь зубы прошептал Володя и начал целиться в другого фашиста, который бежал с ручным пулеметом наперевес. И этот растянулся, не добежав до форта.
Но атака продолжалась. Поливая раскаленным металлом укрытия красноармейцев, на форт надвигались тяжелые танки, под прикрытием которых бежали автоматчики.
«Танк пулей из винтовки не остановишь»,— с тревогой подумал Володя и тут же радостно вскрикнул: один из фашистских танков вспыхнул и покосился набок.
— Здорово!
Прошла минута, другая, и брошенная чьей-то сильной рукой связка гранат остановила второй танк. Вскоре запылал и третий. Остальные повернули назад. Отступили и автоматчики.
Атака была отбита. Стало как будто бы тише.
Но тишина продолжалась недолго. На форт снова пошли фашистские танки; ударила артиллерия, затрещали пулеметы. И снова бойцы прижались к земле, снова один за другим начали падать гитлеровцы.
До самого вечера не прекращались атаки. Не жалея солдат, танков, боеприпасов, немецкое командование хотело во что бы то ни стало уничтожить крепость в первый же день своего вероломного нападения на Страну Советов.
Но врагу это не удалось. Не удалось ему захватить крепость и на второй, третий, пятый день... Рушились старые стены, редели ряды защитников, но те, кто оставался в живых, держались стойко, стояли насмерть.
Как-то среди защитников Восточного форта во время затишья появилась девочка. Она искала горниста 44-го полка.
— Я горнист,— отозвался Володя.
Девочка передала Володе приказ командира полка майора Гаврилова идти в госпиталь помогать санитарам. Откровенно говоря, Володе не хотелось оставлять форт. Тут он испытал, что такое настоящий бой, тут впервые в жизни за отвагу командир от лица службы объявил ему благодарность. Но приказ есть приказ, и Володя пошел следом за девочкой в госпиталь.
Госпиталь расположился под внешним валом, в здании с железобетонным перекрытием и толстыми стенами. Сюда не могли попасть бомба или снаряд. Врачи, санитары работали в относительной безопасности. «Потому меня сюда и направили,— подумал Володя,— мол, еще ребенок, надо беречь». Раненых было много. Одни были без сознания и бредили, другие корчились от боли и скрежетали зубами, третьи лежали тихо, неподвижно и глядели в одну точку погасшими глазами. Все это были тяжелораненые. Ни один легкораненый в госпитале не задерживался. Сделают ему перевязку, он закурит, схватит винтовку — и наверх.
А в госпиталь приносили все новых и новых. Врачи и сестры не успевали их перевязывать, не говоря уже о том, что многим требовалась немедленная операция. А тут еще необходимо одних напоить, других накормить.
Все это увидел Володя, и ему стало стыдно за свою недавнюю обиду на командирский приказ. В госпитале он был, наверное, нужнее, чем на обороне форта. Словно в подтверждение его мыслей мальчика вызвал главврач.
— Ледник знаешь где?
— Знаю. Под внутренним валом.
— Иди и носи оттуда лед и продукты для раненых. Только будь осторожен — местность простреливается.
Так Володя стал интендантом госпиталя.
Госпиталь — ледник, ледник — госпиталь... Этим маршрутом он пробирался по нескольку раз в сутки. Туда с пустым мешком, а обратно — сгибаясь под тяжелым грузом. И все время завывали над головой снаряды, визжали мины. Думать о своей безопасности было некогда. Льда и продуктов требовалось много, а доставлять, кроме Володи, было некому. И он старался, выбиваясь из сил. Нестерпимо ныла спина, подкашивались ноги, плыли желтые круги перед глазами, но мальчик шел снова и снова. Так было надо, так действовали все защитники крепости — делали все, что было в их силах. И Володя действовал так же, как они.
Однажды, возвратившись из ледника, Володя доложил о своем рейде главному врачу и уже хотел было идти назад, но вдруг упал на пол.
Врач с тревогой наклонился над ним, пощупал пульс, и на его лице появилась грустная улыбка. Володя спал, как говорится, мертвым сном. Санитары бережно подняли мальчика и отнесли в самый дальний уголок госпиталя. Пусть поспит...
Володя не помнил, сколько времени он проспал.
Когда проснулся, то ощутил во всем теле легкость и свежесть. И мальчик доложил главному врачу:
— Горнист 44-го полка Владимир Казьмин готов к продолжению службы!
Главврач внимательно посмотрел мальчику в запавшие глаза и совсем не по-военному, а тепло, по-отцовски, сказал:
— Вот что, Вовка, приказ тебе будет такой — сначала как следует поешь, а потом можешь два часа отдыхать.
Два часа отдыхать! Это время он проведет на своем Восточном форте с карабином в руках.
Володя пробрался на Восточный форт, где над головами защитников, которых осталось совсем мало, непрерывно жужжали пули и рвалась шрапнель.
А фашисты снова шли в атаку. Они знали, что в форте осталось совсем мало людей, что большинство складов с боеприпасами погибло под обломками стен и красноармейцы берегут каждый патрон, каждую гранату. Фашисты знали об этом и потому шли на приступ во весь рост, засучив рукава, неторопливо и зловеще.
Красноармейцы молчали. Не стрелял и Володя, хотя давно уже взял на мушку правофлангового.
Гитлеровцы все ближе и ближе. Все сильнее сжимает Володя ложе карабина. «Почему нет команды, почему никто не стреляет?» — думает он.
Еще минута-другая, и фашисты подойдут совсем близко!..
И вдруг короткое:
- Огонь!
Володя не слышал выстрела своего карабина. Он слился с дружным треском пулеметов и автоматов. Мальчик только почувствовал легкий толчок в правое плечо и увидел, как шлепнулся на землю правофланговый.
Упали и другие гитлеровцы — кто подкошенный пулей, кто спасаясь от нее. Но красноармейцы не прекращали огня. Они расстреливали тех, кто полз и двигался короткими перебежками. Нельзя было допустить врага к форту: в рукопашной схватке трудно было бы устоять перед такой лавиной. И фашисты не выдержали, побежали назад.
Володя вздохнул с облегчением. Рядом с ним кто-то тоже громко вздохнул. Горнист обернулся и увидел пожилого усатого пулеметчика, старательно вытиравшего лицо пилоткой. Тот тоже смотрел на Володю.
— Ты откуда такой взялся? — спросил пулеметчик.
— А я в госпитале был, помогал. Теперь я тут... отпустили на два часа...
— Страшно? — в глазах пулеметчика заиграли лукавые огоньки.
— Не очень,— ответил Володя.
— Ты бы воды принес, сынок. Ребята от жажды пропадают. Она, проклятая, сильнее, чем фашисты, донимает.
Принести воды! Легко сказать. А где ее возьмешь, эту воду? В госпитале тяжелораненым и то дают по капле, не больше, а сами врачи и сестры почти совсем не пьют. И все потому, что во время первой же бомбардировки фашисты разбили водопровод. Чтобы добраться до Муховца или Буга, особенно днем, нечего было и думать. Вся местность простреливалась. Володя знал, что отдельные смельчаки ходят к Муховцу, и не без успеха. Значит, и он может пойти.
— Я вам, как стемнеет, принесу воды,— пообещал Володя. В июне сумерки сгущаются медленно. Кажется, и солнце уже давно зашло, а вокруг светло и видимость такая, как в пасмурный зимний день. Но хуже всего то, что непрерывно вспыхивает пламя разрывов, небо прорезают белые дуги ракет, осторожно прощупывают местность прожектора.
Долго лежал Володя в укрытии, дожидаясь удобной минуты. Вот яркий луч прожектора медленно прополз вдоль берега, скользнул по воде, на мгновение остановился и повернул назад. Погас, потом снова вспыхнул и принялся шарить по берегу и в реке. Это повторялось через равные промежутки времени.
Такими промежутками Володя и решил воспользоваться для перебежки. Сделать десять — двенадцать шагов, потом упасть в какую-нибудь воронку или за камень и ожидать, пока погаснет прожектор. Только бы фляжки не подвели. Их аж двенадцать, и некоторые не обшиты. Могут звякнуть.
План оказался удачным. До самой речки Володя добрался незаметно. Потом лег в воду так, что на поверхности остался только нос, и начал наполнять фляжки.
Радуясь успеху, Володя пробирался назад уже менее осторожно. И когда до прикрытия оставалось каких-нибудь пятнадцать — двадцать шагов, по нему внезапно скользнул и замер луч прожектора. Едва успел Володя броситься на землю, как, захлебываясь, застрочил пулемет, потом одна за другой рванули рядом три мины.
Мальчик лежал ни жив ни мертв. В ушах звенело, болела голова, руки и ноги почему-то перестали слушаться. Володя, попробовал подняться и сразу же потерял сознание.
Пришел он в себя оттого, что кто-то влажной рукой провел по его лицу.
«Фашисты!» — мелькнула страшная мысль. Володя рванулся, но на него цыкнули.
— Лежи, не двигайся! Мы свои,— прошептал кто-то. В это мгновение по ним скользнул луч прожектора. Володя успел разглядеть лицо того, кто говорил. Это был лейтенант, которого он встретил в первый день войны.
— Ползти сможешь? — спросил лейтенант.
— Кажется, смогу.
И вот они втроем — впереди лейтенант, за ним Володя, а сзади пограничник — поползли к крепости.
Через полчаса Володя был у Восточного форта. Светало. Было почти тихо. Только изредка доносились одиночные выстрелы или короткие пулеметные очереди. Володя нашел пулеметчика и дал ему фляжку:
— Вот, пейте...
Пулеметчик осторожно, словно бесценное сокровище, взял в руки фляжку, подержал немного и поднес к губам. Закрыв глаза, он сделал несколько глотков.
— Ух ты! — его потрескавшиеся губы растянулись в счастливой улыбке.— Ну, теперь меня надолго хватит. Берегись, фашистский гад! — погрозил он кулаком.
— Вы пейте, пейте еще,— сказал Володя.
— Спасибо, сынок. Доброе у тебя сердце,— сказал пулеметчик.— Только знаешь, есть у нас такая поговорка: сам съешь хоть вола — одна хвала. Другие тоже хотят пить. Вот и отнеси им. А мне пока достаточно.
От красноармейца к красноармейцу переходил Володя и давал каждому флягу. Бойцы брали ее дрожащими от нетерпения руками, припадали к горлышку, но, как правило, глотнув два-три раза, отрывались и, отдавая фляжку назад, просили:
— Неси дальше. И там пить хотят...
Когда Володя вернулся обратно, было совсем светло. Началась новая атака.
Непрерывно били орудия и минометы, один за другим пикировали бомбардировщики, сбрасывая на форт сотни килограммов смертоносного груза. Отстреливаться не было никакого смысла, и защитники форта лежали неподвижно в укрытиях.
После артналета и бомбардировки Володя осторожно приподнял голову и посмотрел на усатого пулеметчика. Его лицо было в крови.
— Вы ранены? — испуганно спросил мальчик.
— Да, сынок. Побудь-ка у пулемета, пока я заскочу вниз, сделаю перевязку.
Вскоре враг опять начал яростный артналет. Снаряды рвались по всему форту. Один из них упал рядом с пулеметом.
Володя увидел только огромный сноп пламени и... полетел куда-то в темную бездну...
Володя поднимает тяжелые веки. Над ним знакомое усатое лицо, и вокруг лица — осунувшиеся, измученные. Они качаются слева и справа. А за ними — чужие фигуры в мундирах жабьего цвета.
— Фашисты!
Володя хочет приподняться, но чьи-то руки крепко его держат.
— Лежи, лежи...
Это говорит усатый пулеметчик. Он несет Володю на руках...
В начале войны Владимиру Казьмину не было и четырнадцати лет. После Победы он начал работать на одном из предприятий нашей страны.
Владимир Дубинин
Здесь мальчик обычно проводил свои летние каникулы, здесь он со своим двоюродным братом Ваней Гриценко и с другими ребятами играл в войну красных партизан против белогвардейцев. Ребята как-то уговорили Ивана Захаровича Гриценко сводить их в каменоломни. И там, глубоко под землей, пробираясь со свечами в руках по таинственным каменным галереям, мальчики увидели выцарапанную на камне звезду и под ней надпись: “Здесь в 1919 году жили и воевали за Советскую власть красные партизаны Старокарантинского отряда Никифор Дубинин и Иван Гриценко”. Словно завороженные, стояли тогда мальчишки перед этой памяткой о боевой молодости их отцов.
А теперь, придя в Старый Карантин, Володя увидел у входа подземной каменоломни автомашины, телеги, нагруженные ящиками, мешками, бочками. Все это спешно сгружали в черные недра каменоломни. Сперва мальчик решил, что под землей устраивают склад, чтобы уберечь продовольствие от наступающих немцев, но потом догадался, что дело тут посерьезнее. Гриценко был посвящен в тайну, но не раскрывал ее Володе. И не сразу удалось ему узнать, что под землей коммунисты организуют партизанский отряд.
Володя бросился к Гриценко, стал упрашивать дядю похлопотать, чтобы его приняли в отряд. Командир партизанского отряда, уходившего под землю, бывший моряк Александр Федорович Зябрев, хорошо понимал, какие жестокие испытания предстоят людям в каменоломне. Поэтому он зачислял в отряд только таких людей, в которых был уверен, что они могут выдержать любые трудности. Но, видно, Гриценко сумел рассказать о своем племяннике командиру. Зябрев поверил старому партизану и зачислил Вову Дубинина в отряд.
— Может быть, из него и разведчика придется сделать,— задумчиво произнес он.
— По-моему, из Вовки хорошего бойца выкроишь,— уверенно ответил дядя Иван.— Он из нашей породы.
Бои приближались, немцы были уже на пороге города. 6 ноября 1941 года, в канун Октябрьского праздника, партизаны услышали по радио голос Москвы. Каждый запомнил услышанные слова, как наказ Родины и партии: “Истребить всех до единого немецких оккупантов, пробравшихся на нашу Родину для ее порабощения”. Назавтра партизаны спустились в подземные каменоломни, где двадцать два года тому назад скрывались славные борцы за молодую Советскую власть. Пятьдесят дней и пятьдесят ночей провел партизанский отряд под землей.
Пятьдесят дней и пятьдесят ночей пробыл с партизанами в подземной крепости Володя Дубинин. Узнав, что в каменоломнях скрываются партизаны, немцы всеми способами старались уничтожить маленький отряд. Партизаны отразили все попытки фашистов пробиться в каменоломни, уничтожили полтораста гитлеровцев. Немцы бросали в каменоломни бомбы, пытались отравить партизан удушливыми газами, замуровать их заживо: все входы, все щели были залиты бетоном и заминированы снаружи. Но партизаны не сдавались. Они ушли на глубину до 60 метров.
Отделенные шестидесятиметровой толщей камня от всего живого, от света, от наземного воздуха, теряя счет дням и ночам, партизаны жили по точному трудовому расписанию, подчиняясь правилам боевой дисциплины. В свободные часы проводили военные и политические занятия, читали вслух книги, взятые с собой под землю. Люди соскучились по звездам. Иногда ночью молодые партизаны подползали к открытому стволу шахты и тихонько любовались снизу крохотным клочком звездного неба, которое синело там, наверху.
Но черная фигура немецкого часового заслоняла звезды, и при малейшей неосторожности сверху начинали сыпаться фашистские гранаты. Немцы оцепили всю местность, обнесли ее колючей проволокой, заминировали все подступы. По приказу немецкого командования ни одна живая душа не смела появляться в этом районе.
Но юный разведчик Володя Дубинин, два его товарища Ваня Гриценко и Толя Ковалев ухитрялись пробираться на поверхность через потайные щели. Обнаружив эти входы, немцы и их замуровали. Осталась одна щель, совсем маленькая, через нее мог пробраться наверх только Володя. Он один ходил в разведку, доставляя партизанам ценные сведения.
Володя очень соскучился по матери и сестренке. Однажды он подкрался к окнам домика Гриценко и глянул через окно: Увидел усталое, измученное лицо матери, увидел сестру; но помня долг разведчика и важность порученного ему дела, не сказал о себе, не позвал.
Однажды во время разведки Володя обнаружил тяжело раненного советского моряка и помог перенести его в каменоломни.
В другой раз, когда Володя возвращался в отряд, оказалось, что немцы уже замуровали отверстие, из которого он выполз несколько часов назад. Долго ползал мальчуган по заминированным камням в нескольких шагах от немецких часовых, прежде чем отыскал другую лазейку.
Потом случилось так, что он, выбравшись на поверхность, разведал коварный план гитлеровцев, собиравшихся затопить каменоломни морской водой. Рискуя жизнью, Володя под самым носом фашистских часовых ухитрился проползти обратно в каменоломни и успел предупредить подземных партизан о страшной, гибельной опасности.
Партизаны бросились спешно возводить плотины в галереях. Был объявлен подземный аврал. Всех свободных от дежурств и караулов партизан срочно направили в верхний ярус каменоломен. В полной тишине, стараясь не привлечь внимания немцев, которые орудовали над самой головой у партизан, устанавливая трубы, шланги и насосы, чтобы вода пошла в недра каменоломен, партизаны начали возводить из камня-ракушечника внутренние стены и перегораживать ими коридоры, которые вели к опасному сектору. И вовремя! Каменные перегородки еще не были окончательно сложены, когда сверху через один из стволов, размурованных гитлеровцами, хлынула, шумно бурля, вода. Она быстро затопила верхнюю галерею, ударила струйками сквозь щели еще не зацементированных каменных стен. Высоко держа над головами шахтерские лампочки, по колена, а кое-где и по грудь в студеной воде, партизаны заделывали отверстия в подземных плотинах. Всю ночь шла работа. К утру вода уже не проникала в нижнюю галерею. Но так как враги могли каждую минуту пустить воду через другие шурфы, партизаны продолжали возводить водонепроницаемые каменные преграды на всех подозрительных участках верхних галерей.
За двое суток все эти коридоры были наглухо заделаны камнем и замазаны цементом. Когда опасность быть затопленными в каменном мешке миновала, партизаны — а их было свыше девяноста человек — вспомнили, что своим спасением они обязаны сметливости и бесстрашию Володи. Он подвергался смертельной опасности, когда днем, почти на виду у фашистов, пробрался назад в каменоломни, чтобы предупредить командование отряда о смертельной опасности, нависшей над людьми.
В последние часы тяжелого 1941 года, под самый Новый год, Володя Дубинин выбрался на поверхность, чтобы по приказу командира связаться с партизанами, засевшими в Аджимушкайских каменоломнях, расположенных далеко от Старого Карантина. Выйдя наверх, Володя неожиданно натолкнулся на красноармейцев и матросов, которые только что высадились десантом и освободили Керчь от фашистских захватчиков. Эту ошеломляющую, радостную весть, которую партизаны под землей ждали, как земного света, как глотка свежего воздуха, принес в подземелье юный разведчик Володя Дубинин. Советские солдаты и моряки помогли черным от копоти, полуослепшим от постоянной темноты людям выбраться на поверхность. Володя отправился к матери, прицепив к поясу почти целый десяток гранат. Ему хотелось показаться матери и сестре во всей партизанской красе.
После освобождения Керчи Советское правительство наградило юного разведчика пионера Володю Дубинина орденом Красного Знамени. В списке награжденных партизан он идет вторым — вслед за погибшим командиром отряда Александром Зябревым.
4 января 1942 года Володя добровольно вызвался помочь саперам, взявшимся за расчистку заминированных фашистами подступов к каменоломням. Здесь бесстрашного мальчика настигла смерть. Вместе с одним из саперов он подорвался на мине. Володя Дубинин похоронен в партизанской могиле, неподалеку от каменоломен.
Владимир Казьмин
Валентина Зенкина
Владимир Дубинин
|
|
|
