 |
Причастие II и отглагольные прилагательные.
|
|
|
|
Следует отметить, что все три отвергнутых в лингвистике термина были ориентированы на глагольную, а не на именную природу причастия II. Между тем, как уже отмечалось выше многие крупнейшие лингвисты склонны были отнести эту форму к прилагательному. Не является ли причастие II отглагольным прилагательным? В истории индоевропейского языкознания были попытки объяснить развитие причастий как последовательное оглаголивание чисто именной формы прилагательного, причем такая точка зрения являлась даже господствующей в младограмматической литературе. В тоже время А.А.Потебня пришел в своих исследованиях к совершенно иным выводам относительно семантики причастия на древней стадии индоевропейских языков – о независимости причастия не только от глагола, но и от прилагательного.
По существу и В.В.Виноградов также подчеркивал неправомерность отождествления причастия II с прилагательным: в причастии глагольность выражается как окачествленное действие, приписанное предмету и определяющее его наподобие прилагательного. В этой формулировке особенного важной нам представляется ее последняя часть (“на подобие прилагательного”). У причастий действительно есть общая черта с прилагательным так как, в отличие от существительного, они характеризуются известной несамостоятельностью, в них как бы незримо присутствуют мысль о предмете – носителе данного признака (атрибутивность). Однако выраженный в прилагательном признак (независимо от того, является ли он качественным или относительным), хотя и предполагает наличие какого-то определяемого предмета, все же выделяет лишь одно из присущих самому предмету свойств, т.е. по своему лексическому значению он статичен, не несет никакой внутренней энергии, лишен сам по себе способности устанавливать временные, субъектно-объектные и иные отношения к другим словам в предложении (денотативный уровень семантики). Всеми этими свойствами обладает причастие, имеющее глагольную основу и “собственную силу предикации”, как назвал это свойство А.А.Потебня.
|
|
|
В английском языке отличие причастия II от прилагательного, как и от глагольных форм, ясно прослеживается, например, в формах с отрицательным префиксом un-.
Существенным отличием причастий II от соответствующих личных и неличных форм глагола (в том числе и от причастия I) является наличие у него производных единиц с отрицательным значением. Нет глаголов to untouch, to unexpress, to unpay, to unimpress и т.п., но есть причастия untouched, unexpressed, unpaid, unimpressed:
After several unpaid offices in that organization he took a paid secretaryship which he kept for the rest of his life (J.Steinbeck).
Henderson was duly impressed with the movie stars, and completely unimpressed with the directors (O’Hara)/
His heart beat loud in contact with the unprobed, undissected, unanalyzed, unaccustomed for … (Sc.Fizgerald).
У прилагательных префикс un- в английском языке связан несколько иным значением, чем у причастий II. Противопоставление прилагательных типа kind-unkind, just-unjust свидетельствуют о том, что здесь различие идет по линии “положительный-отрицательный” в смысле “хороший-плохой”. Соответствующие формы причастия II различаются иначе, причем глагольность, выраженная в форме причастия II с отрицательным префиксом, сильнее, чем в форме беспрефиксальной. Ср.:
For what or who was she waiting, in the silence… with the thrushes strutting close on grass, touched with the sparkle of the autumn… (J.Glasworthy).
… stopping to look at the little furry corpse of a mole with his mushroom and silver coat untouched by the rain or dew (J.Glasworthy).
В первом примере описывается внешний вид травы (“трава, подернутая инеем”). Предлог with выражает наличие инея. Семантика всего словосочетания в целом передает связанность, единство, совместимость: трава и иней на ней – единое целое. Во втором примере описывается чистая, серебристая, шкурка крота, ее нетронутость вследствие того, что не дождь ни роса не коснулись ее (отсюда – предлог by).
|
|
|
Если в прилагательных unkind, unjust было выражено отрицательное качество того или иного предмета, то в причастие II с префиксом un- имплицируется иное, т.е. то, что данный признак остался неосуществленным, он вообще не возник вследствие того, что не было действия, результатом которого мог бы явиться данный признак. Если бы unkind и untouched принадлежали к одной части речи, префикс un- в этих словоформах не мог бы иметь столь различные значения.
Как было показано выше, причастие относится к синтагматике системы, к релятивному уровню, который обладает своими, специфическими для него, способами выражения семантико-синтаксических категорий. Линейность речи как бы затушевывает эти различия, но они существуют и получают все большее признание в новейших лингвистических работах.
Заметим, что И.И.Мещанинов все же не считал возможным совершенно оторвать причастия от глагола, и, в силу наличия у них ряда общих с глаголами свойств, он условно продолжал именовать причастия отглагольными формами. По-видимому, причастие является особой исконной формой с глагольной основой, входящей в систему глагола на уровне лексем, где нет четкого деления единиц на части речи, но формально и функционально оно предназначено для использования в речи для выражения особых синтагматических отношений сфере сигнификативной семантики. В причастии II лишь мыслится соотнесенность с предметом-носителем данного признака и лишь мыслится соотнесенность с действием, поскольку глагольная семантика причастия II связана с выражением не самого процесса как такового, а с “опредмеченным” действием. В отношении причастия II более, чем какой-либо другой формы, необходим диалектический анализ: не “или-или”, a “и то и другое”. Внутренняя противоречивость и причина внутренней динамичности причастия II и состоит в том, что, с одной стороны, в нем всегда содержится потенциальная соотнесенность с предметом (и это роднит его с прилагательным), а с другой – в силу глагольности его основы – в причастии в той или иной мере скрыта потенциальная способность устанавливать субъектно-объектные, временные, причинные и иные отношения.
|
|
|
Если причастие II употреблено в синтаксической функции препозитивного определения, в нем, естественно, на первый план выступает атрибутивное значение, причем глагольность формы обычно является ослабленной: furnished rooms “обставленные (меблированные) комнаты”. В случае употребления причастия II в функции постпозитивного определения (“аппозиция”), его связь с существительным оказывается менее тесной, и в нем сильнее выражено его глагольное значение, а следовательно, и способность вступать в семантические отношения с другими элементами предложения. Ведь всякий постпозитивный причастны оборот является как бы неразвернутым придаточным предложением. Ср.:
A note written at his request.
A note that was written at his request.
Поскольку большинство современных лингвистов, особенно русистов, исходят из того, что причастие – глагольная форма, а во многих формах причастий глагольное значение прослеживается с трудом, широко распространена точка зрения, согласно которой в причастия идет процесс утраты ими глагольности и переход их в класс прилагательных, т.е. переход формы глагола в другую (и при этом именную) часть речи.
Соответственно, грамматисты пытаются классифицировать причастия на адъективированные и неадъективированные. Вопросу “окачествления’’ причастий в современной литературе уделяется большое внимание, говорится даже о массовой адъективизации одиночных препозитивных страдательных причастий, даже об их “бурной адъективизации”.
В связи с этим правомерно поставить вопрос, а верно ли вообще говорить здесь о том, что “глагольная форма” (причастие) переходит в класс имен? Думается, что нет. Как мы пытались показать выше причастие II по своей природе не может выражать действие. Сущностью этой формы и является как раз то, что она выражает УЖЕ окачествленное действие, приписанное предмету в виде его признака, поэтому причастие II выражает процесс лишь отраженно, лишь как соотнесенность с ним или как его следствие. Поэтому неправомерно усматривать что-то противоестественное в том, что процессуальность в причастии II выражена не четко, иногда сильно ослаблена: она и ДОЛЖНА быть выражена в форме причастия с различной степенью интенсивности.
|
|
|
Итак, противоречивость и “гибридность” причастия II может быть интерпретирована следующим образом: в аспекте синтактики в причастии II “незримо присутствует” мысль о предмете, и в этом отношении оно тождественно прилагательному. В тоже время причастие II и прилагательное диаметрально противоположны: обладая глагольной основой, причастие II входит в одно морфо-сематническое поле с глаголом, прилагательное же относится к именам. Причастие II несет в себе энергию в той или иной степени отраженного, “опредмеченного” в нем процесса.
 |
Verb Participle
Noun
Adjective
Прилагательное выражает качество или свойство самого определяемого предмета (денотативная сфера семантики), причастие II выражает состояние, мыслимое как порождаемое или порожденное действием (сигнификативная сфера семантики), как имплицитно соотнесенное с действием, выраженным его основой. В силу этих семантических особенностей причастие II, в отличие от прилагательного, обладает способностью устанавливать семантико-синтаксические (субъектно-объектные, временные, причинные и иные) отношения на синтагматической оси по горизонтали к другим элементам предложения: оно относится к более отвлеченному, релятивному уровню синтаксической структуры. Релятивный уровень (сигнификативная сфера семантики) обладает своими единицами и своими специфическими для него способами выражения грамматических отношений.
Что же касается принципа классификации причастий II, то представляется, что четкое противопоставление двух действительно противоречивых и в то же время тождественных, выражающих лишь соотнесенность с процессом, форм причастия II возможно и целесообразно по другой линии: причастие II, выражающее эмоциональное состояние лица (1), противопоставляются в системе причастиям, несвязанным с состоянием человека (2).
Participle II
 | | |
1 2
frightened covered
pleased fallen
Указанные две группы причастий тождественны как по форме (“причастия на –ed”), так и по содержанию: и те и другие выражают состояние, мыслимое как порождаемое или порожденное чем-то, а по своему лексическому значению они соотносятся с действием, выраженным соответствующим глаголом.
|
|
|
Заключение.
Страдательный залог или пассив восходит генеалогически к индоевропейскому медиуму, происходящему из более древней категории – состояния (Рандма, 1968). Вследствие этого он и сейчас еще близок к категориям состояния. Как известно, сочетание to be + Participle II может рассматриваться как форма страдательного залога, так и как составное именное сказуемое. Это зависит от выражаемых в этом сочетании понятий. В случае, когда в сочетании to be + Participle II выражается понятие действия, это сочетание образует аналитическую форму глагола и выступает как простое сказуемое в страдательном залоге. В случае же, когда в сочетании to be + Participle II выражается понятие состояния, оно не является аналитической формой глагола, а выступает в предложении как свободное словосочетание, образующее составное именное сказуемое.
Очевидно, что сочетание to be + Participle II приобретает одно из двух омонимичных грамматических значений под влиянием различных факторов, как лексических, так и грамматических. Некоторые авторы считают, что из критериев отграничения страдательного залога от составного именного сказуемого (категории состояния) наиболее убедительными являются: 1) значение причастия II; 2) форма глагола to be; 3) средства контекста. Однако совершенно ясно, что это не классификация критериев, а перечисление, так как можно с уверенностью сказать, что когда-нибудь может встретиться предложение, где противоположные критерии столкнутся или, рано или поздно, будет найден еще один критерий (Либерман, 1966).
Таким образом, можно утверждать, что проблема ограничения простого сказуемого в страдательном залоге от составного именного сказуемого со значением состояния окончательно не разрешена, так как отсутствуют какие-либо надежные критерии, которые бы давали положительные результаты во всех случаях. По этой проблеме существуют два противоположных мнения.
В том, что решающую роль в ограничении простого сказуемого в страдательном залоге от составного именного сказуемого со значением состояния играют вышеупомянутые критерии придерживаются Г.Н.Райхель, А.С.Либерман, В.Н.Жигадло, И.Л.Иванова, Л.Л.Иофик, В.Л.Каушанская и ряд других.
Иной точки зрения придерживаются Л.С.Бархударов и Д.А.Штеллинг они считают, что сочетания to be + Participle II всегда следует считать формой страдательного залога. Л.С.Бархударов и Д.А.Штеллинг объясняют это тем, что само причастие II является прежде всего глагольной формой, следовательно и сказуемое является простым глагольным. Кроме того они считают, что значение состояния здесь заключено не в самой форме страдательного залога, а появляется в причастии II при определенном лексическом значении глагола в условиях определенного контекста. Только окружающий контекст дает возможность установить, имеет ли сочетание to be + Participle II значение совершенного действия или состояния (результата уже совершенного действия) (Бархударов, 1960).
Иногда, как полагают авторы, вообще невозможно ограничить значение действия от значения состояния. Вот приведенный авторами пример:
The thought had been mingled in my nightmares with that of the one-legged sea-fearing man (Stevenson).
По их мнению, об именном составном сказуемом со значением состояния можно говорить только в случае адъективации причастия II. Показателями такой адъективации могут быть, по их мнению, сочетаемость формы на –ed с частицами very, too и наречиями степени more (most)
On the contrary I’m very interested.
или сама семантика предложений, исключающая направленность действия на объект
His tone was offended (Huxley)
По мнению авторов, подлежащее в этом предложении не может быть понять как обозначение объекта действия и следовательно является здесь составным именным сказуемым (Бархударов, 1960).
Подобной же точки зрения по вопросу ограничения страдательного залога от составного именного сказуемого придерживается Г.Н.Воронцова. она тоже считает, что конструкция to be + Participle II всегда выражает действие: либо действие в развитии (длительный вид), либо как уже совершенное. Но в обоих случаях это будет пассив. Причем она отрицает роль лексического значения глагола для ограничения страдательного залога от составного именного сказуемого. Г.Н.Воронцова считает, что средства контекста для определения значения конструкции to be + Participle II также не играет роли (Воронцова, 1960).
Пассив в английском языке развивался в связи с развитием аналитической системы английского языка, с исчезновением морфологических форм и безличных конструкций, в связи с ограничением возможностей порядка слов и со своеобразным развитием переходности глаголов. Вследствие того пассивная конструкция стала шире применяться и получила новые функции. Одна из основных функций пассива в английском языке – выражение коммуникативного содержания предложения. Иначе говоря, при тема-рематическом членении предложения глагол в страдательном залоге выражает рему предложения, его логический предикат, т.е. то новое, что сообщается в данном предложении.
Как отмечалось выше, оппозиция активный залог – пассивный залог общепризнана. Вопрос о наличии в современном английском языке других залогов (возвратный, взаимный, средний) вызывает разногласия. Особенно остро дискутируется вопрос о среднем залоге. Многими лингвистами структура предложений типа “The door opened” считается активной.
Итак, причастие II не является ни причастием “прошедшего времени”, ни “пассивным причастием”; черты, роднящие его с перфектом, так же не делают его тождественным последнему. В теоретических работах более не употребляются такие термины, как participium preteriti, participium perfecti, past participle. Все сказанное выше побудило лингвистов отказаться от указанных наименований, заменив их термином “причастие II”. В Грамматике современного английского языка четырех авторов (Квирк, Гринбаум, Лич, Сватвик) используется и другой термин, вернее, чисто формальное описание этой формы: the –ed participle form.
Список литературы.
1. Штеллинг Д.А. Грамматическая семантика английского языка. Фактор человека в языке. – М., 1996.
2. Кверк Р., Гринбаум С., Лич Дж., Свартвик Я. Грамматика современного английского языка для университетов. – М., 1982.
3. Хомский Н. Аспекты теории синтаксиса. – М., 1972.
4. Бархударов Л.С. Грамматика английского языка – М., 1960.
5. Бенвенист Э. Общее языкознание. – Минск., 1983.
6. Крылова И.П., Гордон Е.М. – Грамматика современного английского языка: Учебник для фак. ин. яз. – М., 2000.
7. Вовшин Я.М. Трансформационный синтаксис глагольных конструкций современного англ. языка. - Минск, 1983.
8. Звегинцев В.А. Предложение и его отношение к языку и речи. – М., 1975
9. Раевская Н.Н. Очерки по стилистической грамматике современного английского языка. – Киев, 1973.
|
|
|
