Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Восприятие и направленность личности




Становясь все более сознательным и обобщенным, наше восприятие приобретает вместе с тем все большую свободу по отношению к непосредственно данному. Мы все более свободно можем расчленять непосредственно данное, выделять в нем отдельные, с определенной точки зрения существенные, моменты и соотносить их с другими.

Восприятие обычно никогда не бывает чисто пассивным, только созерцательным актом. Воспринимает не изолированный глаз, не ухо само по себе, а конкретный живой человек, и в его восприятии — если взять его во всей его конкретности — всегда в той или иной мере сказывается весь человек, его отношение к воспринимаемому, его потребности, интересы, стремления, желания и чувства. Эмоциональное отношение как бы регулирует и расцвечивает воспринимаемое — делает яркими, выпуклыми одни черты и оставляет другие затушеванными, в тени.

Влияние интересов и чувств проявляется в восприятии сначала в форме непроизвольного внимания. Но восприятие может осуществляться на различных уровнях. Если на низших уровнях процесс восприятия протекает как бы «стихийно», «самотеком», независимо от сознательного регулирования, то в высших своих формах, связанных с развитием мышления, восприятие превращается в сознательно регулируемую деятельность наблюдения. Восприятие, поднявшееся до уровня сознательного наблюдения, является волевым актом.

В своих наиболее совершенных формах наблюдение, исходя из четкой целевой установки и приобретая плановый систематический характер, превращается в метод научного познания. Восприятие в обыденной жизни относительно редко достигает той сознательной направленности, до которой оно поднимается в условиях научного познания, но оно никогда не спускается до уровня чисто пассивного, совершенно не направленного переживания. То спускаясь несколько ниже, те поднимаясь вверх, оно обычно находится где-то между этими двумя полюсами.

Таким образом, в ходе изучения восприятия все глубже раскрывается подлинное содержание того исходного утверждения, что восприятие не является простой суммой ощущений, что оно — сложный целостный процесс, а то и целенаправленная деятельность. Это утверждение означало, во-первых, что ощущения и вызывающие их раздражения не остаются внешне рядоположными, а взаимодействуют в процессе восприятия, так что даже взятое лишь в своем чувственном составе восприятие представляет собой нечто большее и иное, чем простой агрегат ощущений. Это утверждение означало, во-вторых, что восприятие вообще не ограничивается одной лишь чувственной основой, образуемой oщущениями. Восприятие человека представляет собой в действительности единств чувственного и логического, чувственного и смыслового, ощущения и мысли. Оно всегда не только сенсорная данность, но и осмысливание ее объективного значения.

Это утверждение означает, наконец, в-третьих, что в восприятии отражается вся многообразная жизнь личности — ее установки, интересы, общая направленность и прошлый опыт —апперцепция — и притом не одних лишь представлений, а всего реального бытия личности, ее реального жизненного пути.

 

ВОСПРИЯТИЕ ПРОСТРАНСТВА

Восприятие пространства включает восприятия расстояния или отдаления, в котором предметы расположены от нас и друг от друга, направления, в котором они находятся, величины и формы предметов.

В истории науки в каждую эпоху обычно имеется такая узловая конкретная проблема исследования, которая является носительницей основной принципиальной проблематики данной науки. Такой проблемой на рубеже прошлого и настоящего столетия была в психологии проблема пространства. Все крупные психологи предшествующего поколения уделяли ей особое внимание и, делились в зависимости от различных исходных позиций, выявлявшихся преимущественно на этой проблеме, на нативистов и генетистов.

Основной тезис нативизма гласит: восприятие пространства «врожденно». Имелась при этом в виду врожденность не «идеи» пространства в духе априоризма, а аппаратов для его восприятия. По существу утверждалось, что пространство имеет первичный, не производный по отношению к чувственному содержанию характер.

Основное положение генетистов утверждает: восприятие пространства и в особенности третьего измерения, глубины, является продуктом развития, личного опыта. В понимании генетистов это означало, что оно есть нечто производное, получающееся в результате если не ассоциации, то слияния (В. Вундт) непространственных элементов — ощущений, в результате постепенно развивающегося истолкования сенсорных локальных знаков.

Нативисты в доказательство своего тезиса указывали на то, что еще никогда никому не удалось констатировать наличие совершенно непространственных восприятий или ощущений: каждое чувственное качество воспринимается всегда где-то, т. е. в какой-то пространственное™.

Основной аргумент генетистов заключался в том, что восприятие пространства, в частности оценка расстояний, у детей, например, менее совершенна, чем у взрослых (пример сына В. Прейера, который тянулся ручкой, чтобы достать луну), и с возрастом развивается. Для разрешения вопроса пытались прибегнуть к помощи патологии. Наблюдения над восприятием пространства оперированных слепорожденных показали, что, когда пациент через двое суток после операции впервые открыл глаза, он видел «световое поле», через несколько дней — «полупрозрачные водяные шары», являвшиеся кругами светорассеяния от неправильной аккомодации. Но и через несколько недель удаленность видимых предметов оценивалась оперированными больными еще очень неточно: плоскостных и трехмерных фигур (круг и шар) они не различали; перспективного уменьшения отдаленных предметов на картине не понимали; движущиеся предметы казались им больше покоящихся. Нормальное восприятие пространственных свойств и отношений устанавливалось лишь постепенно, шаг за шагом.

Трудно решить, в чью пользу говорят эти результаты. Нативист мог бы сослаться на то, что с самого начала воспринималось «световое поле»; восприятие было пространственно. Но генетист мог констатировать, что восприятие пространства лишь постепенно уточнялось. Экспериментальный материал не давал однозначного ответа на вопрос, потому что сам вопрос был неоднозначно поставлен. Ни одна из борющихся сторон не отдавала себе отчета в том, что восприятие пространства является сложным образованием, в котором в тесном единстве сплетаются разнородные компоненты.

В нем нужно различать протяженность и собственно пространство. Когда я воспринимаю внеположность различных предметов, расположенных один вне другого, не будучи еще, однако, в состоянии осознать, в каком направлении, на каком расстоянии один находится по отношению к другому, я воспринимаю лишь протяженность. Протяженность — это внеположность, экстенсивность, которая, так же как интенсивность ощущений, дана непосредственно, первично, вместе с их чувственными качествами.

Но протяженность -- это лишь первая ступень в познании реального пространства. Реальные предметы в реальном пространстве, находясь один вне другого, неизбежно располагаются в том или ином направлении, на том или ином расстоянии друг от друга. Только по мере того как в моем восприятии отражаются положение, направление, расстояние, величина, форма, определяемые сложной системой пространственных отношений, а не одна лишь недифференцированная внеположность, у меня формируется подлинное восприятие пространства. Такое восприятие пространства, включающего в себя осознание более или менее сложной системы отношений, отражающих соотношения вещей в реальном пространстве, конечно, не является первичной чувственной данностью. Оно — продукт значительного развития.

Таким образом, на основе более дифференцированного анализа спор между нативистами и генетистами может получить свое разрешение: примитивная внеположность, или экстенсивность, — элементарная чувственная основа восприятия пространства — дана, так же как интенсивность, непосредственно, первично, вместе с чувственными качествами ощущений. Но лишь в результате более или менее длительного развития формируется у человека восприятие пространства, в котором получают все более дифференцированное и адекватное отражение реальные пространственные свойства и отношения предметов.

В восприятии пространственных свойств вещей известную роль играют различные ощущения, в частности осязательные, кинестетические. Но человек — существо по преимуществу оптическое — ориентируется в пространстве главным образом на основе зрительных данных; восприятие пространства является у него по преимуществу функцией зрения.

Однако восприятие пространства — положения предмета в пространстве, его величины, контура, рельефа, так же как его покоя и движения, — совершается обычно движущимся глазом, и мышечное чувство — в сочетании с собственно зрительными ощущениями — играет в деятельности самого глаза существенную роль. Благодаря ему глаз может наподобие руки «ощупывать» предмет. Он функционирует в качестве измерительного прибора. «Пространственное видение есть видение измерительное с самого начала своего развития», — пишет И. М. Сеченов. «Измерителями» служат ощущения, возникающие на основе движения. Они помогают внести расчлененность и оформленность, которой восприятие неподвижного глаза не могло бы достичь.

Сеченов последовательно развил эту мысль применительно ко всем сторонам пространственного восприятия. Так, восприятие движущегося предмета совершается глазом, поскольку он имеет возможность следовать за движущимся предметом и участвовать в его движении. При восприятии неподвижного предмета, когда человек воспринимает расположение предметов на плоскости и вглубь, глаза — как выражается Сеченов — «вымеривают углы», под которыми расположены предметы. Измерения эти производятся «не градусами, а чувством, связанным с передвижением глаз». «Чтобы выучиться этой форме видения, человек ненамеренно, не сознавая того, что делает, пускает в ход те самые приемы, которые употребляет топограф-землемер, когда снимает на план различно удаленные от него пункты местности»[90]. Подобно этому измерительные движения глазных мышц лежат, по Сеченову, в основе восприятия положения предметов и их величины, а также восприятия контура, формы.

В зрительном восприятии пространства существенную роль играют прежде всего своеобразные глубинные ощущения, возникающие в результате раздражения не вполне соответствующих точек сетчатых оболочек обоих глаз, получающих одинаковые раздражения от равноудаленных от наблюдателя точек пространства.

Соответствующими, или корреспондирующими, точками называются все точки на сетчатой оболочке обоих глаз, лежащие в одном и том же направлении и на одном и том же расстоянии от центральных ямок. Если фиксировать взгляд на одной из равноудаленных точек, то другая точка будет раздражать соответствующие, или корреспондирующие, точки сетчатой оболочки обоих глаз.

При восприятии обоими глазами двух равноудаленных от зрителя точек поле зрения одного глаза как бы накладывается на поле зрения другого глаза, вследствие чего воспринимаемые изображения на сетчатой оболочке глаза не двоятся.

При каждом положении глаз корреспондирующие точки сетчатых оболочек обоих глаз соответствуют определенным точкам в объективном пространстве. Совокупность точек пространства, дающих изображения на корреспондирующих точках сетчатых оболочек обоих глаз, носит название гороптера. Для каждого положения зрительных осей имеется свой гороптер.

Если раздражаются несоответствующие, или диспаратные, точки сетчатых оболочек обоих глаз, то наблюдатель видит не одну, а две точки. Вообще при рассмотрении двух точек в пространстве может быть три случая.

Первый случай: обе точки находятся на равном расстоянии от глаз наблюдателя. В этом случае обе точки раздражают соответствующие точки на сетчатой оболочке каждого из глаз наблюдателя: при этом не возникает ни двоения, ни глубинных ощущений.

Второй случай: одна из точек отдалена от другой на такое расстояние, что они раздражают диспаратные, или несоответствующие, точки сетчатых оболочек обоих глаз. В этом случае одна из точек, а иногда и обе двоятся.

Третий случай: обе точки (или одна из них) раздражают не вполне соответствующие точки сетчатых оболочек обоих глаз. В этом случае возникает ощущение глубины, благодаря которому одна из точек воспринимается как находящаяся ближе, а другая — как находящаяся далее.

Ощущение глубинности возникает в том случае, когда раздражаются не соответствующие точки на сетчатых оболочках глаза и не диспаратные точки, а точки не вполне соответствующие.

'' Помимо специфических ощущений, возникающих при раздражении не вполне соответствующих точек, восприятию глубины или расстояния содействует также конвергенция, т. е. сведение глаз, совершающееся так, чтобы изображение фиксируемого объекта в обоих глазах падало в поле наиболее ясного видения. Чем ближе предмет, который мы фиксируем, тем больше должна быть конвергенция, т. е. сведение осей глаз, с тем чтобы оба глаза конвергировали или сходились на равноудаленных точках объекта. Конвергенция может, таким образом, служить показателем отдаленности предмета, который мы рассматриваем. Поэтому те ощущения, которые доставляет сокращение мышц, ее осуществляющих, могут, присоединяясь к глубинным ощущениям, входить в чувственную основу восприятия глубинного пространства. Они составляют ее проприоцептивный компонент.

Некоторую роль в восприятии расстояния может играть и тесно связанная с конвергенцией аккомодация.

Аккомодационная мышца иннервируется тем же глазодвигательным нервом, который иннервирует и мышцы, двигающие глазное яблоко. Поэтому аккомодация и конвергенция взаимно связаны; это значит, что конвергенция вызывает и соответствующие аккомодационные движения, и наоборот (что, однако, не исключает и известной независимости аккомодации и конвергенции друг от друга). Сколько-нибудь значительную роль аккомодация играет, однако, лишь при монокулярном восприятии глубины (преимущественно при небольших расстояниях в 2—5 м).

Расстояния (в глубину) могут определяться и одним глазом.

Однако при таком — монокулярном — восприятии глубины оценки получаются менее точными. Монокулярное восприятие глубины пространства основывается на вторичных, вспомогательных признаках. Так, когда величина объекта нам известна, восприятие его удаленности опирается на соотношение воспринимаемой его величины с объективной собственной величиной предмета. Если объект неизвестной нам величины расположен поблизости от известных нам по величине объектов, то удаленность этого объекта оценивается в восприятии косвенно по отношению к этим ближе расположенным известным по величине объектам. В том случае, когда расстояние до объекта велико, а величина объекта точно не известна, возникают особенно значительные ошибки в оценке расстояний. Например, в ясную погоду, когда воздух чист, снеговые горы, наблюдаемые с вершины другой горы, кажутся значительно ближе, чем они есть в действительности, если между ними и зрителем нет промежуточных очертаний гор.

О расстоянии можно косвенно судить также по перспективному смещению всех точек видимых нами объектов при движении головы, поскольку чем ближе объект, тем больше это смещение, и чем дальше объект, тем смещение меньше. Для определения удаленности освещенного объекта может в качестве вспомогательного фактора служить оценка освещенности объекта в зависимости от положения источника света.

Относительная удаленность объектов друг от друга определяется теми же признаками.

Направление, в котором мы видим объект, определяется местом его отображения на сетчатой оболочке глаза и положением нашего тела, головы и глаз по отношению к окружающим объектам. Вертикальное положение нашего тела по отношению к горизонтальной плоскости земли является исходным моментом для определения направления, в котором человек распознает окружающие его предметы.

Практически в нашей ориентировке в пространстве более или менее значительную роль играют и непространственные признаки. На основании таких едва уловимых признаков люди, близкие к природе, в частности на ранних стадиях общественного развития, благодаря большой наблюдательности узнают каждую точку знакомой им местности, каждый уголок родной реки, не будучи тем не менее в состоянии начертить ее карту. На основании таких же непространственных признаков иногда ориентируется каждый из нас: вот выйти я должен в эту дверь со стертой краской и пожелтевшей надписью, с правой стороны повернуть у высокой решетки и затем перейти улицу у часов. Иногда я сознательно руководствуюсь этими предметами; иногда они автоматически регулируют мой путь.

Но мой путь может определяться совсем по-иному — собственно пространственными отношениями: он тогда для меня — совокупность отрезков определенной длины, определенным образом расположенных по отношению друг к другу. В таком случае, совершая свой путь, я своим движением как бы вычерчиваю его по карте города. Я сумею в таком случае и начертить схему моего пути на плане. Эта схема — не только абстрактное отображение моего пути; она включается в мое восприятие пространства и опосредует мою практическую ориентировку в действии. Принципиальная невозможность для афатика нарисовать пространственную схему или план помещения, в котором он находится, или путь, который он проходит, не есть лишь ограниченность чертежных или графических возможностей. Она связана с определенным типом практической ориентировки в пространстве: она свидетельствует об отсутствии подлинного осознания пространства. Для того чтобы мой путь определялся для меня системой пространственных отношений, я должен с самого начала как бы расположить мое исходное положение — ту комнату, из которой я выходил, — в определенном месте города, в определенном расположении по отношению к различным его частям, в частности к тем, к которым я направляюсь. Иначе говоря, не только другие части пространства должны быть определены по отношению к моему исходному положению, но прежде всего мое исходное положение должно быть определено по отношению к ним. Пространственную характеристику это исходное положение приобретает, только включаясь в единое пространственное целое л определяясь в нем пространственными отношениями. Для того чтобы человек мог так ориентироваться в пространстве, необходимо, чтобы он мог свободно перенести свою исходную точку зрения в любое место реального пространства. Без этой возможности перехода с точки зрения одного наблюдателя на точку зрения другого и понимания соответствующего преобразования системы координат не существует понимания пространства.

Собственно ориентация в пространстве может (согласно исследованию Ф. Н. Шемякина) осуществляться двумя способами. Пользуясь одним из них, человек мысленно прослеживает пройденный или предполагаемый путь, связывающий данные точки пространства, и определяет свое положение по отношению к отправной точке своего пути. Второй способ заключается в одновременном представлении всех пространственных отношений данной местности.

Обычно мы пользуемся как одним, так и другим способом в зависимости от ситуации. Однако в этом отношении наблюдаются более или менее ярко выраженные индивидуальные различия: у одних людей часто преобладает первый, у других — второй способ ориентации в пространстве. Первый способ является генетически более ранним и служит предпосылкой для развития второго.

В тех случаях, когда почему-либо получается противоречие между восприятием данной местности и представлением о ней, возникают иллюзии ориентации. Они обычно состоят в том, что мысленный план оказывается повернутым на 180°. При первом способе ориентации иллюзии возникают вследствие незамеченного поворота (например, при выходе из метро и т. д.), при втором способе — вследствие неверного определения положения данных, воспринимаемых субъектом, пунктов местности к одному из четырех основных компасных направлений[91].

Подлинное восприятие пространства, адекватно отражающее его объективные свойства и отношения, является очень сложным процессом, в котором чувственные и мыслительные компоненты даны в сложном единстве и взаимопроникновении.

ВОСПРИЯТИЕ ВЕЛИЧИНЫ

Воспринимаемая величина предметов зависит от их угловой величины и расстояния, с которого они наблюдаются. Зная величину предмета, мы по его угловой величине определяем расстояние, на котором он находится; обратно, зная, на каком он расстоянии, мы по его угловым размерам определяем величину предмета. Так, когда мы смотрим в бинокль, то, зная величину предметов, мы видим их приблизившимися, но не увеличенными. Смотря же в лупу на печатный шрифт, мы видим буквы увеличенными, но не приблизившимися.

Развивающаяся в результате опыта способность глаза сравнивать пространственные величины, направления и удаленность объекта от наблюдателя именуется глазомером.

Трехмерный глазомер, т. е. способность сравнивать пространственные формы, расположенные в трех измерениях, включает плоскостный и глубинный глазомеры (сравнение это может относиться к линиям, поверхностям и объемам). Под плоскостным глазомером разумеют способность сравнивать формы на плоскости, расположенной в направлении, перпендикулярном зрительной оси; под глубинным глазомером — способность сравнивать пространственные формы в глубину.

 

ВОСПРИЯТИЕ ФОРМЫ

Восприятие плоскостной формы предполагает отчетливое различение очертаний предмета, его границ. Оно зависит от четкости изображения, получающегося на сетчатке, т. е. от остроты зрения.

Константность формы по данным исследований объясняется действием как периферических, так и центральных факторов. С одной стороны, вследствие того, что восприятие трехмерных предметов насыщено глубинными ощущениями, предметы, расположенные близко, кажутся несколько меньше. Действие этого фактора компенсирует действие перспективных сокращений. С другой стороны, существенную роль в константности восприятия формы играют представления, прошлый опыт. Роль прошлого опыта рельефно выявлялась в экспериментах с псевдоскопом, которым испытуемые пользовались как биноклем[92]. Псевдоскоп ставит восприятие в условия обратной перспективы: ближние точки пространства переходят в дальние, а дальние — в ближние. Поэтому все вогнутые предметы должны были бы восприниматься как выпуклые, а выпуклые — как вогнутые. И действительно, экспонаты, формы которых не закреплены опытом, так и воспринимаются. Но человеческое лицо, например, никогда не воспринимается в обратной перспективе. Когда испытуемый смотрит в псевдоскоп на вогнутую маску человеческого лица и на выпуклое его скульптурное изображение, вогнутое изображение выглядит в псевдоскопе выпуклым; выпуклое же, представляющее обычную форму человеческого лица, и в псевдоскопе таким же и воспринимается: действие центральных факторов корригируют данные периферических раздражений; фактическое восприятие предметов обусловливается не только наличными периферическими раздражениями, но и всем прошлым опытом.

При смотрении на окружающее в псевдоскоп предметы разделяются на две категории: все, что может быть сдвинуто без нарушения основных условий осмысленности нашего опыта, сдвигается согласно периферическому видению в обратной перспективе; все, что, будучи соответственно сдвинутым, оказалось бы в противоречии с основными «устоями» нашего опыта, остается не сдвинутым, как если бы оно было дано в прямой перспективе. Эксперименты с псевдоскопом могут быть поэтому в дальнейшем использованы для определения меры прочности, с которой прошлым опытом закреплены у человека представления о форме и других свойствах различных предметов.

В восприятии глубинной, трехмерной формы, т. е. формы реальных предметов объективной действительности, существенную роль играют глубинные ощущения.

Этой ролью глубинных ощущений в восприятии формы трехмерного тела объясняется ряд закономерно наблюдающихся своеобразных зависимостей между формой предметов, отдаленностью, в которой они воспринимаются, и их видимой величиной. Так, вследствие того, что восприятие трехмерных предметов объективной действительности, находящихся вблизи от зрителя, насыщено глубинными ощущениями, объекты, расположенные близко, кажутся несколько меньше, а следовательно, и дальше[93].

Восприятие объектов, находящихся вдали, напротив, более плоскостно; поэтому объекты, находящиеся вдали, кажутся несколько больше, а следовательно, и ближе, чем это есть на самом деле.

Аналогичные явления наблюдаются и в живописном изображении на плоскости: чем больше рельефности и телесности в изображении, тем оно кажется меньше. Обратно, — плоскостные, нерельефные изображения кажутся больше и ближе. Это же явление возникает и при восприятии барельефов: чем рельефнее барельеф, тем он кажется меньше и, следовательно, дальше; обратно, — увеличение плоскостности влечет за собою увеличение кажущейся величины барельефа и его приближение к зрителю.

Далее, чем ближе к зрителю расположены объемные формы, тем сильнее становятся глубинные ощущения и потому тем глубже кажутся воспринимаемые формы. Напротив, при отдалении этих форм от зрителя глубинные ощущения делаются слабее, и вследствие этого воспринимаемая форма кажется более плоской. Так, кубическая форма вблизи кажется вытянутой в глубину, а издали — несколько сплюснутой. Если посмотреть на какую-либо аллею сначала издали, а затем подойдя к ее выходу, то в первом случае она будет казаться короче, чем во втором.

При восприятии художественных живописных изображений на плоскости возникает обратное явление. В реальной жизни по мере приближения к объемной форме отношения между видимыми размерами объективно равных дальних и ближних частей формы (перпендикулярными зрительной оси) все уменьшаются (на основе законов линейной перспективы). Обратно, — при отдалении от объемной формы на достаточное расстояние отношения между видимыми размерами объективно равных ближних и дальних частей формы (перпендикулярными зрительной оси) все увеличиваются, приближаясь (в пределе) к единице. В произведениях живописи эти отношения остаются неизменными. Поэтому при приближении к картине происходит кажущееся увеличение частей заднего плана и вследствие этого кажущееся приближение заднего плана к зрителю; обратно, — при отдалении от картины возникает кажущееся уменьшение частей заднего плана и вследствие этого кажущееся отдаление заднего плана от зрителя. Другими словами, при приближении к картине все изображенное на ней делается менее глубоким, а при отдалении — глубина изображенного увеличивается.

Указанное явление объясняется также и тем, что в реальной жизни чем ближе объект, тем сильнее глубинные ощущения, и чем дальше объект, тем глубинные ощущения слабее. При восприятии плоскостной картины глубинных ощущений не возникает вовсе; их заместителями являются глубинные представления. Однако глубинные представления (как и перспективные соотношения отдельных частей изображенной формы) остаются на всех расстояниях неизменными. Поэтому при приближении к картине изображенные на ней формы кажутся более плоскими, а при отдалении — более глубокими.

 

ВОСПРИЯТИЕ ДВИЖЕНИЯ

Восприятие движения — очень сложный процесс, природа которого еще не вполне выяснена. Если предмет объективно движется в пространстве, то мы воспринимаем его движение вследствие того, что он выходит из области наилучшего видения и этим заставляет нас передвигать глаза или голову, чтобы вновь фиксировать на нем взгляд. Смещение же точки по отношению к положению нашего тела указывает нам на ее передвижение в объективном пространстве. Восприятие движения в глубину пространства, которое экспериментально еще почти не исследовалось, возникает вследствие смещения не вполне соответствующих точек на сетчатке вправо или влево. Таким образом, некоторую роль в восприятии движения играет движение глаз, которое приходится производить, чтобы следить за движущимся предметом. Однако восприятие движения не может быть объяснено только движением глаз: мы воспринимаем одновременно движение в двух взаимно противоположных направлениях, хотя глаз, очевидно, не может двигаться одновременно в противоположные стороны. С другой стороны, впечатление движения может возникнуть при отсутствии реального движения, если через небольшие временные паузы чередовать на экране ряд изображений, воспроизводящих определенные следующие друг за другом фазы движения объекта. Это так называемый стробоскопический эффект.

Для того чтобы возник стробоскопический эффект, отдельные раздражители должны быть отделены друг от друга определенными промежутками времени. Пауза между смежными раздражителями должна быть около 0,06 с. В том случае, когда пауза вдвое меньше, изображения сливаются; в том случае, когда пауза очень велика (например, равна 1 с), раздражения осознаются как раздельные; максимальное расстояние между движущейся точкой в двух смежных кадрах, при котором имеет место стробоскопический эффект, равно 4,5°. На стробоскопическом эффекте построено восприятие движения на кинематографических лентах. Отчасти аналогичным приемом изображения движения посредством одновременного воспроизведения последовательных его фаз пользуются также в живописи и скульптуре. О. Роден возвел этот прием в основной принцип своей теории изображения движения в искусстве.

В восприятии движения, несомненно, значительную роль играют косвенные признаки, создающие опосредованное впечатление движения. Так, впечатление движения может вызвать необычайное для покоящегося тела положение частей фигуры (поднятая нога, отведенная, как бы замахнувшаяся рука, согнутые верхушки деревьев и т. п.).

К числу «кинетических положений», вызывающих представление о движении, принадлежит наклонное положение, особенно привлекавшее внимание художников. Франкетти отмечает эффект, который дают наклонные линии в сочетании с ясно выраженной горизонтальностью и вертикальностью. След на воде от идущего парохода, след на снегу от саней (как, например, в картине В. И. Сурикова «Боярыня Морозова») и т. п., меньшая отчетливость очертаний движущегося предмета и множество других косвенных признаков служат в естественных условиях для распознания движения. Осмысливание ситуации, совершающееся на основе косвенных признаков, несомненно, играет в восприятии движения значительную роль. Однако нельзя все же толковать восприятие движения как лежащий за пределами собственно восприятия чисто интеллектуальный процесс (подсознательное «умозаключение»): впечатление движения может возникнуть у нас тогда, когда мы знаем, что движения на самом деле нет. Мы, таким образом, можем не только умозаключать о движении, но и воспринимать движение.

Значение осмысливания ситуации на основании прошлого опыта отчетливо выступает в опытах В. Кролика, который в своих экспериментах предъявлял испытуемым изображения предметов, взятых из повседневной жизни (улица, автомобиль и т. д.). При этом он при помощи проекционного фонаря создавал на экране движение тех предметов, которые обычно неподвижны (например, дома).

Испытуемые на основе прошлого опыта воспринимали движение не объективно движущихся изображений, а объективно в данном опыте неподвижных изображений предметов, которые обычно движутся (автомобиль). При этом не имела значения ни величина предметов, ни направленность внимания испытуемых на движущийся или неподвижный объект:

вопрос решался лишь фактом осмысливания изображенной ситуации.

Теории движения разбиваются в основном на две группы. Первая группа теорий выводит восприятие движения из элементарных, следующих друг за другом зрительных ощущений отдельных точек, через которые проходит движение, и утверждает, что восприятие движения возникает вследствие слияния этих элементарных зрительных ощущений (В. Вундт).

Теории второй группы утверждают, что восприятие движения имеет специфическое качество, несводимое к таким элементарным ощущениям. Представители этой теории говорят, что, подобно тому как, например, мелодия является не простой суммой звуков, а отличным от них качественно специфическим целым, так и восприятие движения несводимо к сумме составляющих это восприятие элементарных зрительных ощущений. Из этого положения исходит теория гештальтпсихологии. Ее разрабатывал главным образом М. Вертхаймер.

Восприятие движения является, по Вертхаймеру, специфическим переживанием, отличным от восприятия самих движущихся предметов. Если имеются два последовательных восприятия объекта в различных положениях а и 6, то переживание движения не складывается из этих двух ощущений, но их соединяет, находясь между ними. Это переживание движения Вертхаймер называет «фи-феномен», оно не есть результат движения глаз или последовательных образов на центральной ямке, которыми хотели объяснить восприятие движения. В стробоскопических иллюзиях последовательные образы могут дать впечатление лишь от определенных положений предмета, но они не объясняют, почему воспринимается переход предмета из одной фазы в другую. Согласно точке зрения Вертхаймера, восприятие движения может возникать даже без восприятия предмета, который движется. Физиологическим субстратом «фи-феномена» является, по Вертхаймеру, «короткое замыкание» воли возбуждения в коре головного мозга, которое возникает вследствие первого и второго раздражения.

С позиций гештальтпсихологии было проведено несколько специальных работ по восприятию движения. К. Дункер поставил перед собой такой вопрос: в силу каких условий при изменении пространственных отношений в поле нашего зрения одни из воспринимаемых объектов кажутся движущимися, а другие неподвижными? Например, почему нам кажется, что движется луна, а не облака? По Дункеру, движущимся воспринимается тот объект, который явно локализуется на некотором другом объекте: двигается фигура, а не фон, на котором фигура воспринимается. Так, при фиксации луны среди облаков она воспринимается движущейся. Э. Оппенгеймер показал, что из двух предметов движущимся обычно кажется меньший. Движущимся также кажется тот предмет, который в течение опыта претерпевает наибольшие количественные или качественные изменения («принцип изменчивости»).

Вышеописанные опыты В. Кролика так же в сущности, как и эксперименты К. Дункера и Э. Оппенгеймера, свидетельствуют, вопреки установкам этих экспериментаторов, вовсе не в пользу гештальтистских концепций; восприятие движения фигуры на фоне, а не фона на фигуре возникает также на основе прошлого опыта, а не в силу каких-то формальных структурных закономерностей. Также на основе опыта складывается представление о том, что обычно движется меньшая фигура на большем фоне, а не большая на меньшем и что движущаяся фигура чаще изменяется, чем фон, который обычно остается неизменным. Таким образом, эти эксперименты представителей гештальтпсихологии выходят за пределы их собственных формалистических построений.

 

ВОСПРИЯТИЕ ВРЕМЕНИ

Если проблема пространства была носительницей основной психологической проблематики на рубеже XIX—XX вв., то проблема времени стала за последние годы одной из центральных проблем современной философии.

Удельный вес, который приобрела проблема времени в философском сознании современности, не могла не сказаться и на психологии; и в психологии эта Проблема начала привлекать к себе значительный интерес. Но, к сожалению, она Все же не получила еще достаточной разработки.

Жизненно очень существенная ориентировка во времени у животных совершается, как показал ряд исследо

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...