Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Глава 7. Сновидение и сталкинг 9 глава




"Он сказал, что дух во многих отношениях подобен дикому зверю. Он держится на расстоянии от нас до тех пор, пока что-то не выманит его. Именно тогда дух проявляется." (VIII, 48)

"Для мага дух есть абстрактное просто потому, что он знает его без слов или даже мыслей. Он есть абстрактное, потому что маг не может себе даже представить, что такое дух. Тем не менее, не имея ни малейшего шанса или желания понять дух, маг оперирует им. Он узнает его, подзывает его, знакомится с ним и выражает его своими действиями." (VIII, 49)

Любопытной попыткой магов хоть как-то систематизировать проявления вселенского намерения явилась концепция абстрактных ядер, о которой Кастанеда рассказывает в книге "Сила безмолвия". Наверное, мы можем рассматривать ее как аллегорию, за которой, однако, стоят определенные закономерности отношений между человеком и Реальностью. Каждое абстрактное ядро ("проявление" духа, «толчок» духа, «нисхождение» духа и т. д.) в предельно обобщенной форме представляет нам решающие этапы в обращении личности к поиску свободы. На языке тоналя это — специфическая конфигурация психологических (субъективных) предпосылок и жизненных (объективных) обстоятельств, связанных в необходимом единстве, которое далеко не всегда очевидно постороннему неискушенному глазу. Невероятно трудно выявить и сформулировать законы "духовной трансформации" личности — это тема для глубокого и всестороннего исследования, в должных масштабах никем еще не предпринятого. Индейские маги едва наметили общие черты этого сложнейшего процесса и ввели интересный термин — здание намерения, подразумевая как раз те комплексы внутренних и внешних условий, что приводят к решающим переменам в судьбе духовного искателя. Дон Хуан предлагает вниманию Кастанеды целый ряд магических историй, иллюстрирующих то, как работает здание намерения в жизни искателя. Учитель напоминает, что осознание намерения необходимо для того, чтобы наиболее эффективно использовать ситуации и обстоятельства, которые часто отражают структуру того или иного абстрактного ядра.

"Ты мог бы заметить, что история нагваля Элиаса — это более чем просто перечисление последовательных деталей, из которых состоит событие, — сказал он. — За всем этим стоит здание намерения. И рассказ был предназначен дать тебе представление о том, что являли собою Нагвали прошлого. Ты должен узнать, как они действовали с целью согласовать свои мысли и действия с величественными сооружениями, которые возводит намерение." (VIII, 39–40)

Тому, кого интересуют детали внутреннего становления мага и его взаимоотношения с универсальной силой бытия в этом процессе, мы можем порекомендовать ознакомиться с восьмой книгой Карлоса Кастанеды полностью.

Нам осталось упомянуть еще об одном специфическом термине, касающемся намерения, — о связующем звене. Так дон-хуановские воины называют ту часть человеческого существа, которая призвана доводить до нашего сознания (или, по крайней мере, чувства) степень согласованности личных интенций с порядком движения энергетических эманаций вселенной. Кроме того, связующее звено с намерением позволяет магу различить знаки, предвещающие развитие событий и раскрывающие "замысел духа".

"После целой жизни практики, — продолжал он, — маги, а в особенности Нагвали, знают, получили ли они от духа приглашение войти в здание, открывающееся перед ними. Они уже научились подчинять намерению свои связующие звенья. Поэтому они всегда предупреждены, всегда знают, что припас для них дух.

Дон Хуан сказал, что прогресс на пути магов обычно является стремительным процессом, цель которого — привести в порядок это связующее звено. У обычного человека связующее звено с намерением практически мертво, и маги начинают с такого звена, которое является совершенно бесполезным из-за своей неспособности действовать самостоятельно." (VIII, 52)

Далее дон Хуан подчеркнул, что оживление связующего звена достигается при помощи несгибаемого намерения, т. е. непоколебимой целеустремленности, имеющей специфическую направленность и неистовую силу.

"Ученик — это тот, кто стремится к очищению и оживлению своего связующего звена с духом, — объяснил он. — Когда звено оживлено, он уже не ученик, но до тех пор он, чтобы продолжать идти, нуждается в непоколебимой целеустремленности, которой, конечно, у него просто нет. Поэтому он позволяет Нагвалю придать ему целеустремленность, но чтобы сделать это, он должен отказаться от своей индивидуальности. А это очень непросто.

Он напомнил мне то, что повторял неоднократно: добровольцев не принимают в мир магии, потому что у них уже есть собственные цели, которые делают невероятно трудным отказ от своей индивидуальности. Если мир магии требует представлений и действий, идущих вразрез с целью добровольца, то он просто отказывается изменяться." (VIII, 52)

Особое чувствование намерения в конце концов открывает магу мир безмолвного знания — весьма практического и конкретного, но совершенно невыразимого. Высшие задачи дон-хуановской магии не могут быть реализованы без привлечения этих малопонятных сил. Мироздание упорно хранит свою тайну, и ухищрения человека ведут лишь ко все более очевидному подтверждению этой тайны. Здесь бы и прийти к согласию религиозным проповедникам различных конфессий, искателям высших духовных откровений, экстрасенсам и ясновидящим. К сожалению, пристрастия и предрассудки слишком часто делают нас слепыми последователями одной-единственной интерпретации мира. Живая тайна подменяется выспренними декларациями и манифестами. Быть может, потому на Земле так мало людей, чувствующих внутреннюю связь с реальной силой подлинного бытия. Психологическая причина подобной бесчувственности, конечно, скрывается в самой природе эго. Помните замечательную формулу "Я уже отдан силе, что правит моей судьбой"? К намерению она имеет самое непосредственное отношение — ведь мастером намерения становится тот, кто абсолютно «прозрачен» для него, т. е. не имеет собственных, эгоистических установок. «Сверхъестественное» начинается именно здесь: личное намерение становится единым с намерением космическим (намерением Орла), а так как Орел — сила, ежесекундно творящая мир в пространстве-времени, жизненная игра субъекта становится столь же избыточной в своем творчестве. (Так, например, дон Хуан «творит» мышку в очках у себя на ладони.) Это неизбежный исход абсолютной безупречности — когда все установки эгоистического сознания растворяются и уходят из психики. Здесь мы вновь сталкиваемся с парадоксом: центр осознания продолжает существовать, утратив все эгоистические функции, которые поддерживали его отдельность. Собственно говоря, это и есть положение мага, так как в иных ситуациях подлинная магия невозможна. Так существо, отдавшее себя силе, что правит его судьбой, оказывается воплощением свободы. Если же идея рационального своеволия, «самостоятельности» хоть в какой-то мере актуальна для субъекта, если он считает себя независимым от Реальности, конфликт продолжается, бессмысленная борьба разрушает личность, и Время убивает нас, как всякое живое существо.

 

ГЛАВА 9. МИРЫ СНОВИДЕНИЯ

 

"Свет двигается легко, но с трудом стоит на месте. Если он достаточно долго может идти по кругу, то кристаллизуется — это и есть естественный дух-тело… Это и есть то условие, о котором говорится в Книге Печати Сердца: В молчании утром ты улетаешь вверх."

<Из даосского трактата "Тайна золотого цветка">

 

Тело сновидения

 

 

Незаметным образом мы с вами погрузились в самый невероятный мир, напоминающий даже не сказку и не мечту, а сложный галлюцинаторный бред — там, где мерещится грань безумия, где воображение приобретает черты совсем уж нечеловеческие или, по меньшей мере, слишком удаленные от нормального сознания тоналя. В общем, этого следовало ожидать. «Безумие» начинается в тот миг, когда мы допускаем реальность нагуаля, и недаром дон Хуан предупреждал о необратимости процессов, о разрушительности и непостижимости своего знания.

Девятая книга Кастанеды "Искусство сновидения", которую нам предстоит анализировать в этой главе, хоть и не открывает читателю принципиально новых установок (предыдущие работы настолько переполнены ими, что, возможно, почти исчерпали тему), но, несомненно, отличается максимальной погруженностью во вселенную Орла — погруженностью настолько безоговорочной, что шокирует и отпугивает неподготовленное сознание. В чем-то эта книга — действительно качественный рубеж. О ней практически ничего нельзя сказать, если мы опираемся на «разумность» тонального восприятия. Одно из двух: либо это "пропуск в бесконечность" — высшее, нечеловеческое знание, волею судеб занесенное к нам из невообразимой Реальности, либо приглашение к масштабной шизофренизации и прямое направление в сумасшедший дом, где уже наверняка лечат «самодельных» нагвалей всех времен и народов. Ибо речь идет о вещах, не имеющих никаких подтверждений в мире "здравого смысла". Кое-что из предлагаемых идей разделяют и другие оккультисты, но большая их часть — новое откровение, новая и оригинальная весть, и авторство здесь целиком принадлежит Кастанеде. Мы взялись следовать за Карлосом до конца, и он привел нас в иную вселенную, где мы только удивлений хлопаем глазами и пытаемся угадать, что греза, что реальность. Однако если для нас это сфера догадок и предположений, то для самого Кастанеды — область серьезного, а подчас и довольно опасного исследования. Как бы то ни было, для описания подобных переживаний человеческий язык мало пригоден; трансформированный тональ неминуемо вынужден создавать новый язык, отражающий эту радикальную трансформацию. "Тот более изощренный и богатый язык, о котором шла речь, пишет Кастанеда, был языком магических истин, унаследованным доном Хуаном от его предшественников. Термины и понятия, присущие этому языку, не имеют под собой никакого рационального обоснования и никак не соотносятся с привычными фактами мира нашей повседневности, но являются самодостаточными истинами, совершенно очевидными для магов, способных непосредственно воспринимать энергию и видеть внутреннюю суть всего." (IX, 21)

Первая тема, которую мы собираемся затронуть в этой главе, тема тела сновидения, — для мирового оккультизма вовсе не является экзотической. Но вряд ли до Кастанеды кто-нибудь писал о данном феномене столь ясно и последовательно, и, конечно же, никто не забирался в такие глубины его практического освоения — по крайней мере, открытых текстов на этот счет мы не имели.

Описание "эфирного двойника" повсеместно распространено в мистической литературе, это явление отражено в мифах и легендах различных народов Земли, но чаще всего покрыто таким слоем нелепостей, очевидных предрассудков и неправдоподобных фантазий, что никак не может служить практическим руководством или серьезным материалом для исследований. Древние египтяне, например, верили в Ка — "вторую душу" человека, наделенную особой силой и знанием. Оккультисты уверяют, что жрецы тогда владели отлично разработанной методикой вызывания Ка, и она являлась одной из самых сокровенных тайн древнеегипетской магии. Индийские тексты, посвященные йоге, нередко сообщают, что в результате определенной медитативной практики йог может обрести способность "находиться в двух местах одновременно", и приводят различные легенды по этому поводу. Смутные, но достаточно красноречивые сведения о "выделяемом призраке" можно найти и у даосов, и у суфиев, и в античном оккультизме. Европейцы были настолько наслышаны о странствиях в "эфирном теле", что в конце концов попытались даже исследовать это явление научно. Известно, что Г. Дюрвиль в начале века ставил множество экспериментов с "астральными двойниками", о чем поведал миру в своей знаменитой книге "Призрак живых". Используя гипноз для вызывания транса, этот экспериментатор производил «раздвоение» испытуемых и наблюдал вполне «материальные» эффекты присутствия двойника. Если верить его отчетам, «призрак» был способен открывать и закрывать дверь стенного шкафа, нажимать кнопку электрического звонка, выводить из равновесия весы. Правда, скептики опубликовали затем всяческие опровержения его опытов, и сенсация незаметным образом испарилась.

Американский мистик Эдвард Пич (Офиель), которого мы уже несколько раз упоминали, может быть впервые однозначно связал технику сновидения с выделением "астральной проекции", но не смог выйти из-под влияния традиции и снабдил свои «технологии» обильной приправой из каббалистических ритуалов. Если мы уберем эти наслоения и используем более адекватную терминологию, то легко обнаружим, что Офиель предлагает нам ряд упражнений по визуализации и тренировке внимания, а его "Тело Света" есть не что иное, как некоторая форма дон-хуановского тела сновидения. (Подробнее см.: Эдвард Пич. Астральная проекция, гл. "Метод Тела Света". Русское издание: СПб., 1993.) Автор, конечно же, искренне стремился быть совершенно объективным, даже прагматичным, но, видимо, не представлял себе масштабов искажения восприятия, которые производят в нашем перцептуальном аппарате интеллектуальные и языковые условности. Тональ подвел его, как и многих других практиков-оккультистов. Однако нельзя отрицать, что его опыт косвенно подтверждает кастанедовские отчеты, указывая на определенное единство в мире оккультных явлений.

Итак, для одного и того же феномена в разное время был создан целый ряд терминов: "тонкое тело", "астральное тело", "эфирный двойник", "астральная проекция", «дубль» и еще множество других. Карлос Кастанеда в девятой книге вводит еще один — энергетическое тело. Пожалуй, этот термин более точен, чем предыдущий (тело сновидения), так как, во-первых, не связывает явление с одной лишь техникой его достижения, а во-вторых, подчеркивает подлинную (энергетическую) природу данного феномена.

"Что такое энергетическое тело?

— Двойник физического тела. Призрачная форма, составленная чистой энергией.

— Но разве физическое тело не состоит из энергий?

— Состоит. Различие в том, что энергетическое тело — это только форма, не имеющая массы. Являясь чистой энергией, оно способно совершать действия, выходящие за пределы возможностей физического тела.

— Например, дон Хуан?

— Например, в мгновение ока перемешаться в любой конец вселенной. Сновидение есть искусство закалки энергетического тела, искусство придания ему гибкости и координации посредством постепенной тренировки.

Практикуя сновидение, мы уплотняем энергетическое тело, пока оно не становится воспринимающей единицей. Восприятие, которым обладает энергетическое тело, — независимо, хотя и подвержено влиянию со стороны нашего обычного повседневного восприятия. Энергетическое тело воспринимает в собственной отдельной сфере. <…> Энергетическое тело воспринимает энергию как собственно энергию. В процессе сновидения оно может обращаться с энергией тремя различными способами: воспринимать потоки энергии, использовать энергию в качестве толкателя, чтобы, подобно ракете, перелетать в какие-нибудь совершенно неожиданные пространства, или воспринимать так, как мы обычно воспринимаем мир." (IX, 53–54)

Рассуждая об этих сложных и крайне тонких материях, мы постоянно должны иметь в виду условность всякого термина, взятого нами на вооружение. Что есть в действительности энергетическое тело или, скажем, тело сновидения? Невольно хочется думать, что это такая же обособленная и чуждая всему материальному сущность, как душа в традиционных представлениях религиозного космоса. Мы уже говорили, что нагуаль не знает дихотомии «тело-душа», что Реальность едина и неразрывна во всех формах своего существования. С одной стороны, нельзя не говорить об энергетическом теле как о некой отдельности, потому что в нем действует лишь часть нашей целостности, наделенная определенными специфическими качествами. С другой стороны, любое переживание энергетического тела, его опыт, умения, его развитие — все слито воедино с телом «физическим», трансформирует его самым непосредственным образом, поскольку реально никогда от него не отделялось. Вспомните, как саблезубый тигр учил Кастанеду (а точнее, его тело сновидения) "правильно дышать" в одном из странных миров его магического «сна»? Физическое тело Карлоса тут же среагировало и "стало более мускулистым". А Ла Горда научилась в сновидении летать:

"Сдвигая свое внимание в тело сновидения, я могла летать, как воздушный змей, и тогда, когда бодрствовала. Однажды я показала тебе, как я летаю, так как хотела, чтобы ты увидел, как я научилась пользоваться сновидением. Но ты не знал, что происходит," — рассказывала она Кастанеде после сеанса совместного сновидения (VI, 116). Процесс такого научения связан со сложными манипуляциями вниманием и длительным накоплением энергии. Внимание сновидения в данном случае есть прообраз второго внимания в состоянии бодрствования. Если действие, совершаемое в сновидении, вовлекает с помощью внимания некоторое критическое количество энергии, то оно может быть повторено всей нашей целостностью во втором внимании наяву.

"Здесь важно прежде всего накапливать внимание в сновидении, чтобы наблюдать за всем, что делаешь во время полета, продолжает Ла Горда. — Это единственный способ культивировать второе внимание. Как только оно окрепло, стоит лишь чуть-чуть сфокусировать его на деталях, и ощущение полета усиливало чувство реальности, пока для меня не стало обычным сновидеть, что я парю в воздухе. Таким образом, в деле полета мое второе внимание было обострено. Когда Нагваль поставил передо мной задачу перемещаться в тело сновидения, он имел в виду, чтобы я включила свое второе внимание, бодрствуя. Так я это понимаю. Первое внимание, внимание, создающее мир, никогда нельзя преодолеть полностью. Оно лишь на мгновение может быть выключено или замещено вторым вниманием при условии, что тело уже накопило его в достаточном количестве. Искусство сновидения является естественным путем накопления второго внимания. Поэтому можно сказать, что для перемещения в тело второго внимания в бодрствующем состоянии надо следовать практике сновидения, пока у тебя дым из ушей не пойдет." (VI, 116–117) Однако для Ла Горды переход во второе внимание еще оставался сложной процедурой, которую она была способна выполнять лишь время от времени: "… тем не менее, я не могу летать, когда пожелаю. Для моего тела сновидения всегда существует барьер. Иногда я чувствую, что барьер снят. В это время мое тело свободно, и я могу летать, как если бы я была в сновидении." (VI, 117)

Разумеется, в умопомрачительных скитаниях сновидца участвует наиболее легкая и подвижная часть его энергетики, т. е. те формации, что в первую очередь увлекаются вниманием, провоцирующим сдвиг или движение точки сборки. Эта субстанция пластична до такой степени, что позволяет манипулировать собой и меняет форму в соответствии с намерением воина. Тонкие изменения в траектории перемещений точки сборки, чутко реагирующей на особенности нашего внимания, в значительной мере определяют конституцию тела сновидения, а она, в свою очередь, оказывает решающее воздействие на специфику восприятия. Тот же Офиель, например, предлагает практикующим такой метод тренировки внимания, который ведет к относительно точному воспроизведению схемы физического тела в "астральной проекции". В этом, конечно, есть определенный резон — физическое тело привычно для нас, на первых этапах работы его копирование должно способствовать накоплению второго внимания и развивать устойчивость восприятия. Не следует лишь забывать, что чрезмерная настойчивость в удержании образа физического тела, в конечном счете, серьезно ограничивает нас в способах интерпретации сенсорных сигналов, провоцирует перцептивные иллюзии, в которых человеческий мир с его фантазиями как бы окутывает любой воспринимаемый объект. Даже в системе дона Хуана, где очистка тоналя — предмет особой и длительной дисциплины, воин-сновидящий постоянно сталкивается с проблемами адекватности восприятия. Только исключительная безупречность может извлечь сновидца из трясины саморазвивающихся галлюцинаций. Именно с отсутствием безупречности связано глубокое падение древних индейских магов, запутавшихся в энергетической «паутине» вселенной. Дон Хуан так говорит об этом: "… он объяснил, что во время обычного сна точки сборки сдвигается вдоль одного из краев человеческой полосы. Такие сдвиги всегда сопряжены с дремотным состоянием. А в процессе практики точка сборки сдвигается вдоль среднего сечения человеческой полосы. Поэтому дремотного состояния не возникает, хотя сновидящий по-настоящему спит.

— Как раз на этой развилке и разошлись новые и древние видящие в своем походе за силой, — продолжал он. — Древних видящих интересовала копия тела, физически более сильная, чем само тело. Поэтому они использовали сдвиг вдоль правого края человеческой полосы. Чем глубже они уходили в этом направлении, тем более причудливым становилось их тело сновидения… Новые видящие поступили совсем иначе. Они старались удержать точку сборки посередине человеческой полосы. При поверхностном сдвиге такого рода… сновидящий практически ничем не отличается от любого другого человека на улице, разве что немного в большей степени подвержен воздействию эмоций, таких, как, скажем, сомнение и страх. Но стоит смещению точки сборки преодолеть определенный предел — и сновидящий, сдвиг точки сборки которого осуществляется в среднем сечении, превращается в сгусток света. Такой сгусток света и есть тело сновидения новых видящих.

Он сказал также, что такое безличное тело сновидения в большей степени способствует пониманию и исследованию, являющимся основой всего, что делают новые видящие. В значительной степени очеловеченное тело сновидения древних видящих заставляло их искать такие же личностные, очеловеченные ответы." (VII, 469–470)

Сложности с адекватным восприятием становятся проблемой тем более серьезной, чем дальше заходит в своих экспериментах сновидящий. Собственно говоря, уже с первых шагов практики сновидения грань между сном и реальностью делается зыбкой, сомнительной, вызывает растущее недоумение и тревогу. Последний бастион разума рушится на глазах — сновидение вторгается в явь, путается с нею, и мир бодрствующего сознания теряет свою скучную, но спокойную определенность. Приближение к Реальности закономерно оборачивается субъективным чувством «потери» реальности, ибо разрушаются фундаментальные структуры, прежде безоговорочно ее обусловливавшие, исчезают границы, пропадают критерии, лишившиеся жизненно важного смысла. Как здесь отыскать опору? Воин "верит, не веря". Воин спокойно свидетельствует эффекты, не увлекаясь ими, и ждет того энергетического порога, за которым его свидетельства обретут практическую неоспоримость, но и тогда он не теряет голову, а осторожно и беспристрастно исследует явление до конца. В целом же его исследование никогда не заканчивается. Беспредельная Реальность требует от него непрерывной бдительности, так что воину суждено навеки остаться воином — впрочем, иной путь в любом случае давно уже потерял актуальность, и воин даже субъективно не имеет выбора. Движение необратимо. Единственный разумный выход — следовать за расширением воспринимаемой Вселенной и не принимать всерьез ни «реальное», ни "нереальное".

Пожалуй, наиболее впечатляющим вторжением сновидения в явь, своего рода рубиконом в магической практике дона Хуана, представляется физическая телепортация, достигаемая с помощью второго внимания в мире первого внимания. Например, Кастанеда рассказывает, как однажды непостижимым образом перенесся из Мексики в Соединенные Штаты и оказался у дома женщины-нагваля, хотя всего несколько мгновений назад, до вхождения в состояние сновидения, беседовал с доном Хуаном, сидя на скамейке в маленьком городке за сотни миль от этого места. Затем маг объяснил Карлосу, как происходят подобные путешествия:

"Ты преодолел это расстояние потому, что проснулся в удаленной позиции сновидения… Перетянув тебя через площадь с этой самой скамейки, Хенаро проложил путь, по которому твоя точка сборки смогла сдвинуться из позиции нормального осознания в позицию, где появляется тело сновидения. И в мгновение ока твое тело сновидения преодолело невероятное расстояние. Но важно не это. Собственно тайна заключена в самой позиции сновидения. Ее сила достаточна для того, чтобы перетягивать всего тебя из одного места в другое, в самые разные концы этого мира или за его пределы. Древние видящие широко этим пользовались. Они исчезали из этого мира, потому что просыпались в позиции сновидения, расположенной за пределами известного. Твоя позиция сновидения в тот день была в этом мире, однако далеко отсюда, от Оахаки.

— Но каким образом происходит такое путешествие? — спросил я.

— Это узнать невозможно, — ответил он. — Сильная эмоция, несгибаемое намерение или чрезвычайный интерес выполняют роль проводника, затем точка сборки прочно фиксируется в позиции сновидения и пребывает там достаточно долго для того, чтобы перетянуть туда все эманации, имеющиеся внутри кокона." (VII, 495–496)

Таким образом, можно сказать, что возникновение тела сновидения связано не со сдвигом, а с движением точки сборки. Мы уже знаем, в чем состоит различие между этими явлениями. Побуждаемая определенным намерением, точка сборки выходит за пределы обычной энергетической формы и собирает восприятие где-то вовне. Судя по кастанедовским отчетам, такое «путешествие» может иметь два результата: либо восприятие в какой-то области пространства нашего мира (т. е. мира, заключенного в том же диапазоне энергетических полей, что доступны нам в привычном положении точки сборки), либо восприятие некоего участка одного из параллельных миров (когда точка сборки фиксируется на эманациях за пределами «человеческого» диапазона). В обоих случаях совершенное восприятие может провоцировать полную переброску энергии в ту позицию, которую заняла переместившаяся точка сборки. В первом случае это физическая телепортация внутри нашего пространственно-временного континуума, во втором — это полное исчезновение из данного мира и переход в иную, нечеловеческую вселенную. Такие «фокусы» чересчур фантастичны и прежде не рассматривались в оккультной литературе. Между тем, с точки зрения реальности нагуаля все выглядит достаточно логично и убедительно. Здесь мы находим яркую иллюстрацию энергетическому единству Реальности, практическое осуществление монизма, о котором было много сказано мыслителями на протяжении тысячелетий. Об этих поразительных трансформациях дон Хуан сообщал Кастанеде следующее:

"Что происходит, когда точка сборки сдвигается за пределы энергетической формы? Она зависает снаружи? Или как-то прикрепляется к светящемуся шару?

— Она вытягивает контур светящегося шара вовне, не разрывая его энергетических границ.

Дон Хуан объяснил, что конечным результатом движения точки сборки является полное изменение энергетической формы человеческого существа. Вместо того, чтобы оставаться яйцом или шаром, она трансформируется в нечто, напоминающее по виду курительную трубку. Конец мундштука — это точка сборки, чашка — то, что осталось от светящегося шара. Если точка сборки продолжает движение, то в конце концов наступает момент, когда светящийся шар превращается в тонкую полоску энергии." (IX, 29)

Движение точки сборки — это именно тот «рычаг», который производит самые фантастические манипуляции со всею энергетической целостностью человека. Если описание дона Хуана соответствует действительности, то мы впервые получили хоть какое-то разъяснение механизма воздействия таких психических процессов, как внимание и восприятие, на физическую природу. То, что казалось нам предельно удаленным друг от друга (перцептивные эксперименты и «грубая» телесность бытия), здесь самым безоговорочным образом связано воедино, а потому с философской точки зрения эта структура выглядит естественной и непротиворечивой.

Если же мы попробуем понять, каким образом энергия переходит из одной точки в другую, то нам, кроме того, придется принять иную концепцию пространства — столь же далекую от мира тоналя, как и все предыдущие описания магов. Во-первых, необходимо осознать, какого рода сущность скрывается за дон-хуановским пониманием энергии. Поскольку Реальность более не является вселенной объектов или твердых тел, но и не превращается в неосязаемый вихрь из бесплотных потоков, остается только вообразить невообразимое, а именно: субстанция Реальности в равной мере представляет себя как движение и как вещество. Из движения сотканы энергетические поля, из полей — воспринимаемые объекты, ничто не может быть неподвижным, и только сложный баланс, основанный на неизвестных нам законах, позволяет сохранять временную устойчивость структур. С другой стороны, движение энергии абсолютно, оно не связано воспринимаемым пространством, поскольку само формирует пространство и является его сущностью. Таким образом, движение полностью свободно от тональной идеи «скорости». Дон Хуан говорит, что тело сновидения использует энергию в качестве «толкателя». За этой загадочной формулировкой скрывается механизм тонкий и плохо поддающийся описанию. Мы вновь имеем дело с определенным контролем внимания: когда внимание (благодаря непостижимой силе намерения) фокусируется на достижении какой-то удаленной зоны перцепции, оно автоматически «сливается» с полевой структурой пространства. Как вы помните, видящие описывали эту структуру как бесчисленное множество светящихся нитей и называли их "линиями мира". Очевидно, "линии мира" и есть то транспортное средство, которым пользуется точка сборки для движения вне «кокона». Так как "линия мира" является структурной опорой для всякого энергетического процесса, она лежит как бы вне времени. Можно сказать, что линии мира порождают время как воспринимаемую длительность, оставаясь при этом абсолютным фактом бытия, где движение — простая условность, наше ограниченное понимание одновременного существования любой точки на всем протяжении бесконечной структуры. В книге "Отдельная реальность" дон Хенаро демонстрирует Кастанеде "уроки равновесия", совершая невообразимые прыжки над водопадом. Карлос тогда не знал, что Хенаро находится в теле сновидения и перемещается, используя линии мира. Дон Хуан частично объяснил своему ученику, что происходило на самом деле, но полное понимание подобных вещей приходит лишь в результате непосредственного их переживания.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...