 |
Письмо от отчима. Два лица клоуна. Гештальт в Центре материнства. (автор — Шанталь Саватье-Маскелье)
|
|
|
|
Письмо от отчима
Пятнадцатилетний Лоран недавно получил очень жесткое письмо от своего отчима, отставного военного. Отчим заканчивает свое письмо так: «Я узнал, что ты снова впутался в кражу!.. Впредь чтоб ноги твоей больше не было в моем доме! А если ты когда-нибудь вернешься, то я прижму твои грязные воровские пальцы в двери, как я уже однажды это делал... но на этот раз я пойду до конца, чтобы ты больше никогда не смог ими пользоваться... »
Лоран растянулся на кровати, лицом вниз, сжав кулаки. Он рыдает и кричит:
— Сволочь, я ему покажу!.. Ведь это не его дом! Какого черта он туда притащился, нечего ему портить жизнь моей матери... Это мой дом! И я вернусь к себе!
Лоран, во власти нервного приступа, плачет и кричит все громче и громче. Воспитатель пытается его успокоить:
— Да ну, брось! Твой отчим написал это в приступе гнева... Ничего у него не получится. Ничего он не сделает.
— Да что тебе известно! — говорит Лоран и начинает вопить еще сильнее. — Ты не знаешь моего папашу: это грязная скотина! Старый садист! Он только ждет случая: когда-нибудь он меня убьет!..
Чем больше воспитатель пытается успокоить его, тем больше Лоран нервничает, чувствуя себя одиноким и непонятым. К нему подходит воспитательница, работающая в Гештальте, и предлагает ему вести себя противоположным образом:
— Плачь сколько ты хочешь, Лоран! Ты имеешь полное право быть грустным и раздраженным. А если у тебя есть гнев, то кричи... ты даже можешь ударить!
Теперь Лоран начинает вопить во всю мочь, и как попало колотить свою подушку.
— Он сильнее меня, этот мерзавец! Но я убью его!.. Я вернусь к себе и буду защищать мою мать!.. Сволочь! Вот тебе! На, получай по роже!...
|
|
|
Воспитательница побуждает его кричать, проявлять свои чувства всем телом и голосом. Через несколько минут он успокаивается, глубоко вздыхает, а затем долго рассказывает о матери, отчиме, бурном прошлом и личных планах по скорейшему обретению автономии.
В этом примере была использована обычная техника усиления ощущений, что ведет к проявлению эмоции. Эта техника позволяет избежать преждевременного обрыва цикла и сопровождать подростка в приступе гнева, исследуя это чувство, а не подавляя его.
Два лица клоуна
«Давиду одиннадцать лет. С двух лет он живет у приемных родителей и продолжает вытворять глупости: он бьет кафельные плитки, прокалывает шины, ворует кур, поджигает колосья в полях и т. д. И он полностью отрицает все свои проступки. Его приводят на консультацию. Он сидит не разжимая рта, с насмешливой улыбкой на губах... И я в тишине рассматриваю его лицо, а затем вслух говорю о его диссимметрии. Левая сторона очень отличается от правой: большая ноздря, на губе какая-то точка... Давид улыбается:
— Да я это знаю... а еще у меня родинка на щеке! Тогда я ему предлагаю нарисовать себя. Он рисует всего себя, воспроизводя на рисунке диссимметрию своего лица, сам удивляясь, заметив, что он перенес ее на все свое тело. Он заявляет:
— А левая сторона не двигается, она некрасивая, она не может ни ходить, ни шевелить рукой... Правая сторона намного живее, она может двигаться, выходить на улицу, играть...
И на самом деле, Давид начинает «жить», только выходя за стены дома. У своих приемных родителей он не смеет пошевелиться — так же, как его левая половинка. Я ему советую снова составить при помощи ножниц, клея, цветных карандашей более гармоничное тело, в котором было бы больше единства... На своем автопортрете он изобразил себя с высунутым языком.
— Он — клоун, — объясняет Давид, — и он показывает мне язык.
|
|
|
И в самом деле, настоящий Давид словно скрыт за маской клоуна, он как будто отрицает реальность, отказываясь признаться в своих глупостях. На последующих сеансах мы будем работать с этим клоуном, а потом с совсем противоположным ему персонажем («грустной старой дамой»), а затем с персонажем, представляющим «не клоуна и не грустного человека». Он нарисует каждую из этих разных своих частей, заставит их говорить, играть, а затем прокомментирует свое собственное повседневное поведение(Van-Damme P. Gestait et psychotherapie de groupe d'enfant. Paris EPG juin 1985).
Этот отрывок иллюстрирует работу по интеграции противоположных или взаимодополняющих полярностей, которая велась с использованием креативных средств и драматического проигрывания.
Гештальт в Центре материнства
(автор — Шанталь Саватье-Маскелье)
(Отрывки из дипломной работы на получение сертификата гештальт-практика в Парижской школе Гештальта).
В заключение серии иллюстраций применения Гештальта в специализированной воспитательной работе — рассказ психолога, практикующего в приюте — Центре материнства.
«В течение тех трех лет, что работаю психологом в Центре материнства, я практикую Гештальт, индивидуально и в группах, с женщинами, живущими в этом учреждении. В центре нашли приют около двадцати испытывающих трудности матерей с одним или несколькими детьми. Эти женщины, беременные матери трехлетних детей, — живут здесь в среднем от полугода до года. Большинство из них — выходцы из материально, культурно или социально неблагоприятных семей. Их прошлый опыт — это серия разрывов и расставаний. Появление ребенка, часто непредусмотренное, дает им надежду на новую жизнь. И все-таки, несмотря на свое желание, они часто повторяют со своими детьми то, что делали с ними их матери. Кстати, женщины из Центра материнства эксплицитно не просят о терапевтической помощи: они воспринимают свой приход в этот центр как пребывание в еще одном воспитательном заведении. Можно ли в таком учреждении как наше, сломать, этот замкнутый круг? Как уйти от этого механизма неизбежного повторения разрывов и расставаний? Может ли Гештальт помочь этим матерям найти другой выход? Эта психотелесная терапия — дочь психоанализа и родственница феноменологического и экзистенциального подходов — чрезвычайно адекватна данному этапу жизни женщин-матерей или тех, кто скоро ими станет. Реабилитируя телесный и эмоциональный опыт, Гештальт тем самым значительно расширяет поле деятельности терапевта. И это тем более справедливо, что я обращаюсь к людям, которые плохо или совсем не справляются с вербальным языком, к людям, у которых способность к символизации и воображению ограничена. Даже если во время сеанса ничего не произносится, то все равно что-то происходит, и внимательное наблюдение за телесными проявлениями (позы, мимика, эмоции) дает материал, достаточный для осознавания или для того, чтобы можно было начать работу. Например, Мари-Клер входит в мой кабинет, заявляя: «Мне не хочется говорить». Сказав это, она садится, ставит локти на стол, а руками закрывает глаза и лицо. Достаточно моего замечания: «Тебе еще не хочется ни смотреть на меня, ни видеть, что я смотрю на тебя? », чтобы она ответила: «Мне стыдно», и, после долгого периода замкнутости, сама завязывает долгий глубоко личный разговор, ясно выражая свой актуальный запрос. Гештальт, ставя акцент на то, что происходит здесь и теперь, оказывается чрезвычайно подходящим видом терапии для неорганизованных людей, для тех, кому сложно строить планы, увидеть себя в будущем. Общество требует от этих матерей подготовки к вступлению в профессиональную жизнь, подводит их к необходимости строить планы, строить будущее их детей. Руководящий состав Центра материнства стремится помочь им найти себя, разобраться в своих женских и материнских желаниях. На сеансе Гештальта единственная необходимая вещь — это быть здесь, внимательно прислушиваясь к самому себе, к своим ощущениям, к тому, что происходит внутри себя. Человек не ощущает себя обязанным немедленно касаться тягостных воспоминаний тяжелого детства, которые он изо всех сил старается забыть. Прошлое всплывает постепенно, из возникающей актуальной ситуации. Специфика Гештальт-подхода в том и состоит, что ситуации из прошлого или из будущего проживаются сейчас. Это ведет к ощущению спокойствия и защищенности.
|
|
|
Гештальт развивает в человеке ощущение себя как некоего единства и чувство своей самоценности. Он с уважением относится к тому, как развивался человек, и к его сопротивлениям, что особенно важно для категории лиц со сниженным социальным статусом и маргиналов. Эта терапия способствует проявлению внешне противоречивых элементов: «Я люблю моего ребенка, но когда он начинает меня раздражать, я его бью и при этом боюсь сделать ему больно» или «Я не люблю моих детей, но я не хочу от них уходить». Женщина видит, что ее слушают и принимают... даже если она отвергает своего ребенка. Игра и проживание этих противоречивых чувств посредством разных техник (игра, усиление, монодрама, психодрама, перемена ролей, самовыражение при помощи рисунка, письма... ) позволяют глубоко их исследовать и интегрировать. Проведение символического проигрывания во время сеанса иногда позволяет избежать переходов к действию, ведущих к катастрофам в реальной жизни. Моя включенность как терапевта также играет благоприятную роль: я не выказываю себя нейтральной и не отделяюсь от клиента своим знанием, а вступаю в прямые и непосредственные отношения с обратившимся ко мне человеком. Поэтому встреча проходит как возникшее между нами внутреннее взаимодействие. Некоторые из этих женщин уже бывали в разных учреждениях, в том числе и в психиатрических больницах, и они с большим недоверием относятся ко всем, кто работает в психологии и психиатрии. Они опасаются, что их снова будут допрашивать, осуждать, «разбирать». Заглянуть в мой кабинет — для них уже очень важный шаг. Я об этом все время помню и при всякой возможности стараюсь их подбодрить и похвалить. Я вспоминаю о Надин, с которой мы провели немало времени перед зеркалом, стараясь разделить то, что она сама думала о своей внешности, и то, что об этом говорили другие. Потом я решилась сказать ей, что считаю ее красивой. В идеале каждый сеанс образует что-то целостное, то, что ведет к завершению какого-то незакрытого Гештальта; цикл удовлетворения потребности (который Гештальт анализирует в несколько классических этапов) чаще всего завершается. Если же он оказывается прерванным, то работа может быть направлена на то, чтобы посмотреть, как и где он блокируется. Единичная встреча совсем не обязывает к их продолжению. И это придает большую гибкость такой форме терапии: женщина может прийти один раз, решить актуальный вопрос и больше не возвращаться, зная, что в крайнем случае она может прийти снова. Предварительная договоренность о времени встречи не обязательна, хотя она предпочтительна для тех, кто ощущает в этом потребность. Такая гибкость облегчает доступ к краткосрочной психотерапии для тех, кто приходит сюда ненадолго, для маргиналов, которые по-иному не смогли бы сделать этот шаг. На деле я провожу обязательную встречу с каждой вновь поступившей в центр женщиной. Треть из них я больше не увижу. Примерно еще одна треть будет приходить нерегулярно, от раза к разу. Примерно еще одна треть начнет регулярную работу — индивидуально или в группе (иногда — обе одновременно) — из расчета один сеанс в неделю или один сеанс в две недели. Учитывая специфику Центра материнства, особое внимание я уделяю подготовке к рождению ребенка и отношениям мать-дитя. Разрыв между воображаемым ребенком, о котором фантазирует всякая женщина, и реальным ребенком во плоти часто бывает очень заметным: переживается различие между тем ребенком, которого я хотела, и тем, который здесь со мной; или тем, которого я хотела бы в своих мечтах, и тем, который здесь со мной. В качестве иллюстрации я выбрала пример работы в группе. Если я собираю их всех вместе, то обычно предлагаю использовать какой-нибудь прием, облегчающий вступление в работу и самовыражение (вербальные ассоциации, рисунок, сочинительство, образы, ролевые игры, проигрывание разнообразных ситуаций... ). Предложенное в тот день упражнение состоит в следующем: вырезать из клейкой цветной бумаги три фигуры; одну для себя, одну для своего ребенка, одну для своей матери, и представить в виде коллажа их положение друг относительно друга: 1-е изображение — до рождения, 2-е изображение — после рождения ребенка. Вот коллаж Жанны:
|
|
|
|
|
|
На первом изображении мы находим три концентрические фигуры: Жанна включает своего ребенка в себя, а сама остается включенной в свою мать (она родила недавно — всего неделю назад). На втором изображении ребенок перекрывается с ней самой, она все еще остается внутри своей матери. Только ее ребенок пробивает брешь в материнской фигуре. Комментируя свое произведение, Жанна очень осознанно относится к появлению своего ребенка: «Теперь он — отдельный, он — сам по себе... », но она совершенно не осознает свое собственное слияние со своей матерью (скончавшейся примерно год назад). Терапевт: — «А сама ты вышла из своей матери? » Жанна (с удивлением показывая на свое собственное место на рисунке): — «Нет! Я сама все еще внутри своей матери». Она размышляет... Замечание терапевта вызвало у нее инсайт: — «Рождение твоего ребенка привело его к выходу из его собственной матери, но чем это было для тебя? » — «Моя мать была авторитарной. Я не могла от нее отойти, она контролировала все. Я была старшей дочерью. Она и моим отцом командовала... » — «Посмотри на свой второй рисунок. Какое у тебя есть средство, чтобы уйти от матери? » — «Конечно же, ребенок! Моя мать больше не окружает меня там, где есть ребенок. Я могла уйти от нее, только родив своего ребенка. Именно для этого я и вышла замуж... » Это осознавание позволит начать другую работу—над тем, какова связь между смертью ее матери и зачатием ребенка, которое произошло в разгар нервной депрессии, последовавшей за кончиной ее матери».
|
|
|
