Уж налились колосики. Стоят столбы точеные, Головки золоченые, Задумчиво и ласково Шумят. Пора чудесная! Нет веселей, наряднее, Богаче нет поры!
Легко вздохнули странники: Им после дворни ноющей Красива показалася Здоровая, поющая Толпа жнецов и жниц, — Всё дело девки красили (Толпа без красных девушек Что рожь без васильков).
«Путь добрый! А которая Матрена Тимофеевна?» — Что нужно, молодцы? —
Матрена Тимофеевна Осанистая женщина, Широкая и плотная, Лет тридцати осьми. Красива; волос с проседью, Глаза большие, строгие, Ресницы богатейшие, Сурова и смугла. На ней рубаха белая, Да сарафан коротенький. Да серп через плечо.
II. Т яжкие испытания, выпавших на долю Матрены Тимофеевны; взаимоотношения личности и государства.
А на седьмом за бурушкой Сама я в стадо бегала, Отцу носила завтракать, Утяточек пасла. Потом грибы да ягоды, Потом: «Бери-ка грабельки Да сено вороши!» Так к делу приобыкла я...
Пока мы торговалися, Должно быть, так я думаю, Тогда и было счастьице... А больше вряд когда!
Семья была большущая, Сварливая... попала я С девичьей холи в ад! В работу муж отправился, Молчать, терпеть советовал: Не плюй на раскаленное Железо — зашипит! Осталась я с золовками, Со свекром, со свекровушкой, Любить — голубить некому, А есть кому журить! На старшую золовушку, На Марфу богомольную, Работай, как раба; За свекором приглядывай, Сплошаешь — у кабатчика Пропажу выкупай.
А я не вдруг ответила. Корчагу подымала я, Такая тяга: вымолвить Я слова не могла. Филипп Ильич прогневался, Пождал, пока поставила Корчагу на шесток, Да хлоп меня в висок!
Носила я Демидушку По поженкам... лелеяла... Да взъелася свекровь, Как зыкнула, как рыкнула: «Оставь его у дедушки, Не много с ним нажнешь!» Запугана, заругана, Перечить не посмела я, Оставила дитя.
Заснул старик на солнышке, Скормил свиньям Демидушку Придурковатый дед!.. Я клубышком каталася, Я червышком свивалася, Звала, будила Демушку — Да поздно было звать!.. Чу! конь стучит копытами, Чу, сбруя золоченая Звенит... еще беда!
«Эй! женка! состояла ты С крестьянином Савелием В сожительстве? Винись!» Я шепотком ответила: — Обидно, барин, шутите! Жена я мужу честная, А старику Савелию Сто лет... Чай знаешь сам? — Как в стойле конь подкованный. Затопал; о кленовый стол Ударил кулаком: «Молчать! Не по согласью ли С крестьянином Савелием Убила ты дитя?..» Владычица! что вздумали! Чуть мироеда этого Не назвала я нехристем, Вся закипела я... Да лекаря увидела: Ножи, ланцеты, ножницы Натачивал он тут. Вздрогнула я, одумалась, — Нет, — говорю, — я Демушку Любила, берегла... — «А зельем не поила ты? А мышьяку не сыпала?» — Нет! сохрани господь!.. — И тут я покорилася, Я в ноги поклонилася: — Будь жалостлив, будь добр! Вели без поругания Честному погребению Ребеночка предать! Я мать ему!.. — Упросишь ли? В груди у них нет душеньки, В глазах у них нет совести. На шее — нет креста!
Спросили деда старого:
— Не примечал! ровна была... Одно: к начальству кликнули, Пошла... а ни целковика, Ни новины, пропащая, С собой и не взяла! —
Заплакал навзрыд дедушка. Начальничек нахмурился, Ни слова не сказал. И тут я спохватилася! Прогневался бог: разуму Лишил! была готовая В коробке новина! Да поздно было каяться. В моих глазах по косточкам Изрезал лекарь Демушку, Цыновочкай прикрыл. Я словно деревянная Вдруг стала: загляделась я, Как лекарь руки мыл, Как водку пил. Священнику Сказал: «Прошу покорнейше!» А поп ему: — Что просите? Без прутика, без кнутика Все ходим, люди грешные, На этот водопой!
Что год, то дети: некогда Ни думать, ни печалиться, Дай бог с работой справиться Да лоб перекрестить. Поешь — когда останется От старших да от деточек, Уснешь — когда больна... А на четвертый новое Подкралось горе лютое — К кому оно привяжется, До смерти не избыть!
Трубят рога охотничьи, Помещик возвращается С охоты. Я к нему: «Не выдай! Будь заступником!» — В чем дело? — Кликнул старосту И мигом порешил: — Подпаска малолетнего По младости, по глупости Простить... а бабу дерзкую Примерно наказать! —
«Ай, барин!» Я подпрыгнула: «Освободил Федотушку! Иди домой, Федот!»
Сбылось: пришла бесхлебица! Брат брату не уламывал Куска! Был страшный год... Волчицу ту Федотову Я вспомнила — голодную, Похожа с ребятишками Я на нее была! Да тут еще свекровушка Приметой прислужилася. Соседкам наплела, Что я беду накликала, А чем? Рубаху чистую Надела в Рождество. 2 За мужем, за заступником, Я дешево отделалась; А женщину одну Никак за то же самое Убили насмерть кольями. С голодным не шути!..
Одной бедой не кончилось: Чуть справились с бесхлебицей — Рекрутчина пришла.
Голодные Стоят сиротки-деточки Передо мной... Неласково Глядит на них семья, Они в дому шумливые, На улице драчливые. Обжоры за столом... И стали их пощипывать, В головку поколачивать... Молчи, солдатка-мать!
Послала деток по миру: Просите, детки, ласкою. Не смейте воровать! А дети в слезы: «Холодно! На нас одежа рваная. С крылечка на крылечко-то Устанем мы ступать, Под окнами натопчемся. Иззябнем... У богатого Нам боязно просить, «Бог даст!» — ответят бедные... Ни с чем домой воротимся — Ты станешь нас бранить!..»
Не знала я, что делала (Да, видно, надоумила Владычица!)... Как брошусь я Ей в ноги: «Заступись! Обманом, не по-божески Кормильца и родителя У деточек берут!»
— Откуда ты, голубушка? —
Впопад ли я ответила — Не знаю... Мука смертная Под сердце подошла...
«Да всё ли рассказала ты?»
— Чего же вам еще? Не то ли вам рассказывать, Что дважды погорели мы, Что бог сибирской язвою Нас трижды посетил? Потуги лошадиные Несли мы; погуляла я, Как мерин, в бороне!..
Ногами я не топтана, Веревками не вязана, Иголками не — колота... Чего же вам еще? Сулилась душу выложить, Да, видно, не сумела я, — Простите, молодцы! Не горы с места сдвинулись, Упали на головушку, Не бог стрелой громовою Во гневе грудь пронзил, По мне — тиха, невидима — Прошла гроза душевная, Покажешь ли ее? По матери поруганной, Как по змее растоптанной, Кровь первенца прошла, По мне обиды смертные Прошли неотплаченные. И плеть по мне прошла! Я только не отведала — Спасибо! умер Ситников — Стыда неискупимого, Последнего стыда! А вы — за счастьем сунулись! Обидно, молодцы! Идите вы к чиновнику, К вельможному боярину, Идите вы к царю, А женщин вы не трогайте, — Вот бог! ни с чем проходите До гробовой доски!
III. Нравственный облик героини.
К гробику Подвел меня старик: — Молись, чтоб к лику ангелов Господь причислил Демушку! — И дал мне в руки дедушка Горящую свечу.
Всю ночь до свету белого Молилась я, а дедушка Протяжным, ровным голосом Над Демою читал...
Всему Я покорилась: первая С постели Тимофеевна. Последняя — в постель; За всех, про всех работаю, — С свекрови, с свекра пьяного, С золовушки бракованной 2 Снимаю сапоги... Лишь деточек не трогайте!
Зимой пришел Филиппушка, Привез платочек шелковый Да прокатил на саночках В Екатеринин день, 1 И горя словно не было!
Спасаться, жить по-божески Учила нас угодница, По праздникам к заутрени Будила... а потом Потребовала странница, Чтоб грудью не кормили мы Детей по постным дням. Село переполошилось! Голодные младенчики По середам, по пятницам Кричат! Иная мать Сама над сыном плачущим Слезами заливается: И бога-то ей боязно, И дитятка-то жаль! Я только не послушалась, Судила я по-своему: Коли терпеть, так матери, Я перед богом грешница, А не дитя мое!
В Федотову каморочку, Как кошка, я прокралася: Спит мальчик, бредит, мечется; Одна ручонка свесилась, Другая на глазу Лежит, в кулак зажатая: «Ты плакал, что ли, бедненький? Спи. Ничего. Я тут!» Тужила я по Демушке, Как им была беременна, — Слабенек родился, Однако вышел умница: На фабрике Алферова Трубу такую вывели С родителем, что страсть! Всю ночь над ним сидела я, Я пастушка любезного До солнца подняла, Сама обула в лапотки, Перекрестила; шапочку, Рожок и кнут дала. Проснулась вся семеюшка, Да я не показалась ей, На пожню не пошла.
Молиться в ночь морозную Под звездным небом божиим Люблю я с той поры. Беда пристигнет — вспомните, И женам посоветуйте: Усердней не помолишься Нигде и никогда. Чем больше я молилася, Тем легче становилося, И силы прибавлялося, Чем чаще я касалася До белой, снежной скатерти Горящей головой...